Петров и намерения

Петров сел за стол, взял ручку и стал думать. С виду Петров думал так, как будто бы он сочинял стихи: Петров грыз ручку, закатывал глаза, чесал голову, что-то быстро записывал и опять чесался. Вошла Иванова и спросила:
– Ты, Петров опять сочиняешь?
– Да! – ответил гордо Петров и вновь что-то записал на листочек.
– Ты, наверное сочиняешь стихотворение, чтобы признаться мне в любви? – предположила Иванова.
– Нет! – крикнул Петров. – Любовь меня больше не занимает. Я отказываюсь понимать суть этого слова. Меня интересует Бог, смерть и евреи. Послушай, Иванова, какую закономерность вывел я:
Умер – потому что жил.
Жил – потому что родился.
Родился – потому что охи, вздохи наполнили мир и деваться было некуда, – родился!
Каково!
– Так при чем же тут евреи? – поинтересовалась Иванова.
– Этого я пока не знаю! Ты послушай, что я вывел еще из опыта моей горькой жизни.
– Слушаю тебя внимательно, Петров, ведь ты проницателен и умен.
– Да, – согласился Петров, – я умен. Я умен и поэтому открыл, что в году 365 дней. Я это знал и раньше, но открыл только недавно. Из этих 365 дней я, примерно, 100 дней – несчастен, 100 – не счастлив и  не несчастен, а так себе, еще 100 дней – пребываю в полусонном состоянии и только 65 дней с натяжкой можно назвать счастливыми. Бедный, я бедный, – и тут Петров сжалился сам над собой и зарыдал горючими слезами. – Вот и опять я несчастен, узнав, какой я несчастный человек!
– Не плач, – сказала Иванова, – ведь я тебя люблю.
– Тогда я отнесу этот день к самому счастливому в моей жизни, потому что я люблю тебя тоже, – сказал преображенный Петров и они продолжили выводить закономерности вдвоем. В этом что-то было.