Я ненавижу Новый год

Я ставлю точку в истории своих скитаний. За все эти годы мне ни разу не удалось убежать от себя. Ни единого разу. Каждое мгновение, секунду, миг, я помнил всё, что со мной произошло, начиная с того дня, как я начал всё вспоминать.
     Ни тогда, ни сейчас, я всё еще не знаю, случилось ли это со мной наяву, или было только лишь кошмарным сном. Дело всё в том, что семена этого сна дали всходы в реальности, которую я безвозвратно утратил, навсегда потерял.

     …Красная пыль. Берется прямо из воздуха и оседает на мебели, на вещах, и на полу. Все стены в этой странной красной пыли. Больше ничего не помню.
     Искаженное ужасом лицо. Огромные мухи, летающие вокруг. Они повсюду, облепили всё тело, которое потом от меня спрятали, убрали. Потом была земля. Она мне сыпалась за шиворот, попадала в нос, в глаза, в рот, а я отплевывался, а вкус ее все равно оставался, и я долго еще его помнил. Всю жизнь. Да и проснулся от своего крика, и подумал, что всё – только сон. Откинул одеяло – а в постели была земля. И на полу была. Словно кто-то заживо меня похоронить хотел.
     Однажды я его видел. Ночью. Днем он никогда не приходил; вечером, если был где-то рядом, поблизости – не показывался. Похожий на… Ни на кого не похожий. Нет на свете слов таких, что ему бы подошли. Увидев его впервые, я месяц ни слова не мог сказать. Я спать боялся. Я оставлял на ночь свет. Он пытался меня убрать, убить. Почему именно меня, почему из всех людей на свете он выбрал меня – я не знаю.
     Фиолетовые вздохи снова относили меня к сладким мечтам моего детства, а в гостиной снова стояла ёлка, украшенная игрушками и гирляндами. И меня под ней точно ждал подарок. Я еще не знал, какой.
     31 декабря – это день моего рождения. В полночь. А он родился 31 октября. Тоже в полночь. Значит, он старше меня. Я сужу по месяцам, я не знаю, сколько ему лет.
     Мама закричала, и я услышал, как она сказала про меня что-то нехорошее. Как она так могла, моя мама, ведь я был примерным мальчиком весь день, чтобы мне позволили увидеть Деда Мороза! Пришел отец и отхлестал меня ремнем. В ванной все было в крови. Там лежала наша кошка. Ее внутренности были уже не внутри, они свешивались из ванной, как сосиски, связанные друг с другом. Они подумали, что это сделал я. Но я этого не делал.

     Я был единственным ребенком в семье. После того случая, они решили больше детей не заводить – испугались, что и они тоже будут психами.
     Я не был психом. Но они никогда мне уже не поверили. После истории с пуговицами, отрезанными везде, где только было можно, и изрезанной в лохмотья одеждой, они стали меня по-настоящему бояться. Из одежды целой осталась только моя. Лезвие они нашли под моей подушкой, а пуговицы – в моей копилке. Но я никогда бы не положил себе под подушку лезвие, я же знал, что это опасно!
     Меня отправили в больницу, и он стал приходить ко мне чаще. Он принимал образ врача, и его пропускали везде, пропускали ко мне.
     Однажды умер мой сосед по палате. На его шее были отпечатки чьих-то пальцев. Подумали, что это я сделал с ним такое. Сам он не мог задушить себя, а в палате нас только двое было. Знаю, он убил его, потому что я всё ему рассказал. Этот парень был единственным моим другом. Так что, я все равно что задушил его своими руками.
     Красный свет. Манит куда-то вглубь, темнота становится какой-то прозрачной, тонкой. Она раздвигается. Я вижу ад. Мне никто не верит. Они ждут, что я попаду туда. Никому нельзя верить. Он найдет меня везде. Никому нельзя говорить. Он придет и заберет мои слова обратно. Выпотрошит их внутренности.
     Я молчу. Мне снова дают таблетки, чтобы я хорошо себя вел. Меня переводят в другую больницу. Я снова сплю по ночам. Он дает мне передышку.
     Дальше я не помню, как прошло целых семь лет. Не знаю, где я был всё это время и что происходило со мной. Я очнулся и обнаружил себя в поле. Я был там один. А поле было маковое. И повсюду цветы эти красные, красные, красные… У меня закружилась голова, я лежал и смотрел в небо. Оно тоже было красным, словно в нем отражалось поле, как в зеркале. Потом увидел свои руки – свои красные руки, перепачканные кровью и землей. Я думал, что умру. Но кровь была не моя. Тело лежало рядом. Тело красивой девушки. Она улыбалась. Улыбка была нарисована бритвой на ее лице. Я не мог никуда уйти. Я не находил в себе сил. Они окрестили меня маньяком. Сказали, что я – дьявольское отродье. За эти годы, сказали они, я убил около двадцати. Около. Их, наверняка, было больше. Они схватили меня, избили, снова затолкали в больницу. Я снова здесь. У меня снова свой личный врач, который ведет со мной долгие беседы. Он применял ко мне гипноз. Он, наверняка, знает, где я ходил все эти семь лет, но он мне еще не рассказывал. Он обращается со мной по-дружески, но я не считаю его своим другом. Иначе он тоже умрет.
     Приезжали мои родители. Мои постаревшие мама и папа. Они заходили ко мне в палату. Я не хотел бросаться на нее. Я не хотел ее убивать. Я не брал эти ножи. Я не знаю… всю исполосовал.  Не помню. Я уже сомневался, что я такой уж нормальный, каким хочу себе казаться.
     Никого не хочется видеть. Он мне стал как вторая кожа. Он думает мои мысли. Вчера застрелился мой отец. Он оставил записку. Там было что-то о том, как он ненавидит меня. Он проклинал тот день, когда я появился на свет.
     Вводил иголки под кожу лежачему больному. Наверное, он кричал от боли, не знаю. Не помню.
     Другого выкинул из окна. Он не мог ходить сам и ездил в кресле для инвалидов. Она забавно переворачивалась, пока он падал. Кровь забрызгала всю лужайку. Все ромашки стали красными. Как маки.
     Я ничего не помню. Совсем ничего не помню. Мне сказали, что это такая болезнь, но я не верю им. Все они заодно. Все против меня.
     Стащил бритву и сейчас перерезаю свои вены. Надо успеть, пока не настала ночь. Кровь течет и заливает бумагу, на которой пишу. У крови соленый вкус и одурманивающий запах.
     Больше не могу так жить. Больше не могу убивать. Лучше бы я никогда не рождался. Сегодня 31-ое декабря, мой день рождения.

     …Да, да, это я убил их всех. Я. Всегда это знал и всегда об этом помнил. Я не забывал никогда, помню смерть каждого из них во всех  подробных подробностях…

     Всё заливает кровь. Всё становится красным. Идет красный снег…


Рецензии
Тут надо было священника вызывать на подмогу: парень-то внутри добрый!
Спасибо. Сказка правда страшная.

Жолтая Кошка   24.11.2007 22:17     Заявить о нарушении