Визит

Начало: http://www.proza.ru:8004/2004/08/02-20

Все-таки свой телефон я когда-нибудь разнесу молотком вдребезги, а прах рассею на ближайшей клумбе, пусть на него дождик каплет и солнышко светит. Или мелодию поменяю. Нахрен. Переделанный Менсоном и подобранный мной в звуковом редакторе юритмиксовский «Свит Дримз» рвался из маленького безбасового динамика и всверливался через ухо прямо в мозг. Я с трудом нашарил скользкое телефонье тельце и взглянул на экран. На нем весело подмигивала  жизнерадостная надпись «Приват колл». Никакого привата, мы люди публичные, подумал я, надавил на сброс и перевернулся на другой бок. А это что за бурое пятно на подушке? Кровь? Точно! Воспоминание о вчерашнем вечере нахлынули на меня мутным потоком.
Щенки (я свесился с дивана и заглянул в панамку, собаки мирно посапывали, но под ними натекла небольшая, остро пахнущая лужа), перекошенные лица подростков (меня поневоле передернуло), опускающийся на мою голову ржавый обрезок водопроводной трубы (я тактильно и мысленно ощупал организм и с некоторым удивлением убедился, что в нем ничего не сломано и даже практически ничего не болит), рассеченная бровь (рана уже подсохла) и девушка... Да, девушка была неплоха, не красавица, но очень привлекательная, этакая «рыжеволосая зеленоглазка», ростом почти с меня, неглупая (мужской шовинизм)  и добрая, что среди неглупых девушек редкость. Они, умные эти, все больше стервозного склада случаются.
Осторожно, чтоб ненароком не зацепить какое-нибудь незамеченное при первичном осмотре повреждение, я вылез из кровати и в утреннем костюме — трусы и шлепанцы — подобрал и бегло осмотрел кинутую на стул футболку вчерашней свежести. Она оказалась порванной в нескольких местах и заляпанной кровью. Правый рукав болтался буквально на ниточке. Мда, такую только на выброс, но не сразу, а только после того, как поработает вместо половой тряпки. Жаль, подумал я, хорошая была футболочка, и кинул ее в лужу. Затем, брезгливо отвернув нос и подставив руку, поволок в ванную подтекающую панамку. Напузырил в таз теплой воды на два пальца и вытряхнул туда собак. Звери радостно завозились, пофыркивая, повизгивая и стуча по днищу розовыми коготками.
Я бросил в этот импровизированный банно-прачечный комбинат кусок детского, не щиплющего глаза, мыла и занялся собой. Аккуратно смыл засохшую кровь с раны, поежившись, плеснул холодной водой на синяки и полез под душ. Организма у меня не так много, так что человеко-помойка заняла, от силы, минут пятнадцать.
Выскочив из ванны, я в пару движений обтерся большим полотенцем, обернул его вокруг живота  и занялся псами. За это время они успели наиграться с мылом и даже сгрызть кусок, развести много пены и, возясь и обтираясь боками друг о друга, отлично отмыться. Выловив скользкий обмылок я поочередно беря зверей за шкирятники, прополоснул в воде, завернул всех трех в снятое с себя полотенце и отнес на диван.
Откинул простыню и, положив их подальше от края, двинул на кухню. Надо было хлебнуть кофейку для прояснения все еще замутненного сознания, и, уже проясненным, — подумать, что дальше делать со зверями. Раздать по знакомым? Только на вскидку что-то никто не припоминается, кому один из моих спасенышей подойдет.  Поехать на птичий рынок и продать? Это пожалуй еще сложнее, там таких дворняг… Одного, в принципе, можно и оставить, размышлял я, наливая в чашку раскаленной «арабики», давно хотел собаку завести, да все не получалось, а тут сам бог… Но оставить можно одного, а  еще двух куда девать? А пока до раздачи дело дойдет, их еще чем-то кормить надо, ковер с пола убрать, а то загадят весь. Не было забот…
Мои размышления прервал звонок в дверь. Вот черт, кого с утра принесло, сайентологов небось каких-нибудь, или адвентистов? Что-то повадились последнее время в выходные по утрам приличных людей будить. В квартиру я их конечно не пускал, но ан лестничной площадке любил за Шиву поговорить. Как правило, эти ребята сами плавали в своей религии и кроме пары псалмов или мантр ничего и не знали, только твердили их кивая головами как китайские болванчики. Я над ними откровенно потешался, а иногда даже и издевался задавая вопросы, на которые человечество уже тысячи лет ответить пыталось. Ребята этого не знали и честно пытались отвечать, в конце концов садясь в такую лужу… Но этим вообще не буду открывать, не в настроении я сейчас религиозно-сектанстские настроения вести — тем более, что на мне из одежды только тапочки. Или прямо в таком виде и открыть — сами нарвались. И мобильник опять зазвонил. И снова «Приват колл». Отказать. Да что ж это за такое… Оставьте ж вы меня в покое!
Звонящие за дверью, кажется, вяли моему крику души и на кнопку жать перестали. Однако труба  зазвонила снова. Похоже, покой нам будет только сниться. Придется ответить, а вдруг кто из друзей номер поменял или с другой мобилы звонит?
— Алло.
— Привет, это Полина.
Я быстро перебрал в памяти всех своих знакомых девушек, благо их не так и много, и искомого имени не обнаружил. Похоже, номером ошиблись.
— Полина? Извините, среди моих знакомых девушки с таким именем не числится. Вы, наверное, номером ошиблись.
— Коротка у вас память, господин рыцарь. И вообще, откройте дверь, держать даму на лестничной площадке невежливо.
— Ты? Иду! Сейчас!!!
Полина? Вчерашняя спасительница. Вот ведь… Нашла. Пришла. И как номер узнала, думал я, с трудом засовывая мокрую ногу в узкую джинсовую штанину.
Звонок снова зашелся противной трелью… на досуге надо переориентировать ему свистульку.
— Иду, иду.
Пинком забросив валяющиеся шмотки под диван и бросив кружку в раковину, я бросился к двери. От волнения – непонятно, с чего я так разволновался, — пару раз крутанул ключ в неправильную сторону и наконец открыл дверь, переминаясь босыми ногами и приглаживая влажные волосы.
Это была она. В светлой блузочке, строгой черной юбке и классических туфлях. Тщательно, волосок к волоску, причесанная, с очень строгим макияжем. В руках большой бумажный пакет.
— Здравствуйте рыцарь.  Как ваше драгоценное? Не болит ли какая конечность?
— Привет! Да нет, кажется. А ты чего… Как меня нашла, как узнала телефон, зачем…
— Притащилась?
— Ну это… Да. Только не подумай что… Я не то…—  я засмущался окончательно.
— Вижу что не то. В квартиру-то пустишь? А то неудобно через порог разговаривать.
— Конечно, проходи, — посторонился я, пропуская ее в квартиру.
— Ну что, сначала туфли снять и пакет на кухню, или сразу на вопросы отвечать?
— А давай параллельно, — немного пришел в себя я.
— Давай, — протянула она, скидывая туфли, — я тут работаю недалеко, на дежурство иду, вот, решила зайти, проведать того болезного, которого я вчера тебя до дверей дотащила. К слову сказать, ты на мне висел как стираный половичок на плетне и признаки жизни подавал соответствующие.
— Бодро колыхался? — вставил я.
— Нет, тихо сползал и ложился под ноги. Еды собакам принести опять же... Да и тебе, небось, как всякому холостяку, есть совсем нечего?
— Как сказать. В холодильнике две сосиски лежат и банка варенья. Вишневого, — я решил не  заострять внимания на обидной метафоре. Нет, все-таки доля стервозности в ней присутствует :(.
— И о собаках не подумал?
— Нет.
— Мужчина…
— А мобильник? Ты моей трубе ковырялась? — неожиданно догадался я и сам, в какой уже за это утро раз, удивился тому, как неприятно поразило меня это открытие. Информацию в телефоне и e-mail я считаю святой и неприкосновенной. А кто пытается к ней прикоснуться…
— Упаси меня бог. Я просто с твоей трубы на свою позвонила.
— А почему твоя в приватном режиме? — на этот раз я поразился глупости и неуместности вопроса. Тут бы о другом надо, а я про «мобильные предпочтения» расспрашиваю.
— Привычка. А что у тебя так вкусно пахнет? Кофе?
— Ага. Только сварил, там еще на пару чашек есть. Хочешь?
— Не откажусь. Тем более я там к чаю торт принесла. Только давай сначала зверей накормим. По моим прикидкам, они уже больше суток не ели.
—Давай.
— Можно? — она ловко выудила из сушилки красноватую глиняную миску, помахала ей в воздухе и, не дожидаясь моего утвердительного ответа, стала ловко открывать какие-то извлеченные из пакета баночки и вытряхивать туда их содержимое.
— Что это?
— Тушенка китайская, мелкого помола и детское питание. Думаю, им будет как раз. Неси хищников.
— Несу?  — я быстро смотался в комнату и торжественно вынес на полотенце благоухающих апельсиновым мылом псов на кухню. — Вот, собственно.
— Ой, какие милые, я их не рассмотрела даже толком. Ты их что, даже  помыл?
— Ну да, а то лужу напустили и сами там… И вообще... Скоро бы псиной пахнуть начало.
— Им до этого еще далеко конечно, но ты меня удивляешь, — произнесла она, в гибком полупоклоне ставя миску на пол.
— Чем? — спросил я, осторожно опуская псов с полотенца.
Смешно переваливаясь на больших, нетвердых лапах они доковыляли до миски и засунули туда лобастые головы, а один даже влез передними ногами. 
— Любовью к чистоте. Квартира явно холостяцкая, а в общем не хлев.. В раковине грязной посуды одна чашка, только что видимо использованная, а чистая отмыта хорошо, без грязной каймы. И носки грязные, насколько я успела заметить, по углам не валяются, и тарелки с трехдневными объедками у разобранной кровати не стоит.
— Ну, кровать-то я убрать не успел, — прокряхтел я, извлекая из миски лапы не в меру  активного едуна. —  А что, раз мужчина один живет, должны грязные носки по углам валяться и объедки у изголовья тухнуть?
— Не должны, но стоят частенько. Мне, по долгу службы, частенько приходится в разных местах бывать, так всякого насмотрелась. А подобную чистоту видела один раз. В квартире у одного гомосексуалиста-педофила.
— То есть ты хочешь сказать, что я тоже гомосексуалист  и педофил?! — обиделся я.
— Да нет, извини, просто к слову пришлось. Ты как раз на нормального мужика похож. В совокупности с любовью к чистоте и порядку… Редкий в наше время типаж.
— Спасибо. Хотя… Для того чтоб считаться мужиком, надо не только мыть посуду и вовремя стирать носки.
— Не поспоришь. Но это условие недостаточное, но необходимое. Ну и самому еще мыться.
— Да уж, — пригладил я свои еще не высохшие волосы, — слушай, а с чего ты решила в гости зайти?
— Да как тебе сказать. Послушала я про твои вчерашние подвиги, посмотрела на тебя… Потянуло.
— Хм. Первый раз встречаю девушку, не убоявшуюся подобных своих желаний. А от кого послушала? — насторожился я.
— Да от тебя  и послушала. Ты бредил там в сквере. Недолго, но очень живо и образно. Все пытался собак от водопроводной трубы телом закрыть, прям как Александр Матросов. Я тебя еле удержала. А сегодня, наверное, еще и в сводке почитаю.
— Говорят, Матросов хотел пулемет за свтол выдернуть да не удержался на скользком скате. Так в низ и… Погоди…В сводке? Дежурство в выходной? Ты часом не в милиции работаешь?
— Нет, не в милиции. В прокуратуре, следователем.  А ты чего так напрягся? Не думай, я тебя не арестовывать пришла. Даже наоборот.
— Что наоборот? — признаться, мне стало совсем нехорошо.
— Если я с тобой поближе познакомлюсь и пойму, что человек ты честный и благородный, а на тебя заведут дело, возьму его себе в производство.
— Блин, неприятно все это как-то. И вообще… Я думал, ты ко мне по любви, по дружбе, а ты пришла на будущего подозреваемого посмотреть?
— Ладно, не устраивай мелодраму, я из лучших побуждений. Правда. И говорю сразу, чтоб потом не выплыло неожиданно и не стало препятствием. Ну, рыцарь, оцените мою честность.
— Угу, — промычал я, — ладно, пойдем кофе пить, а то остынет совсем. А холодный кофе (мужской род, единственное число) — это гастрономический нонсенс.