Второй мир

                I.

Сколько раз она вот так же, как сейчас, поднимала глаза, и сверху с таким же неподкупным безмолвием белым парусом нависал потолок. Всегда один и тот же: ровный, спокойный, с белёсыми бликами фарного света, ползущего стремительной волной от одного угла до другого. В такие моменты мысли отделялись от скорлупок шума и цвета и скорым экспрессом уносились вместе с ней подальше от той жизни, которая утром снова заставит влиться в ее монотонные потоки. Но только утром… А до утра ей удавалось загнать назойливую жизнь в анабиоз, приручить ее страшные законы одиночества и быть во власти собственной свободы. В эти минуты она жила в другом, совершенном мире, без страха быть узнанной и раскрытой, без боли однобокой любви, без томления холодного ожидания. Она жила в себе, отдавая бесконечность терпких, выдержанных ощущений тем людям, чьи образы наполняли ее душу испанским трепетом и облачной мягкостью. Десятки лиц и характеров… Зрелый, мужественный разоблачитель маньяка в бунтарской, пленительной упаковке; не знающий покоя ангел-хранитель с будоражащим эхом в голосе; утонченный дрессировщик стиля, вкуса и футбольного поля; нежный-нежный медвежонок с подушечкой в руке… Утром они оставались за гранью чувственного восприятия, на расстоянии мечты и надежды, столь же недосягаемой,  насколько не признавали друг друга её ночь и её утро. Утро всегда рисовало собственное отражение на настенных часах или голосило: «Шесть часов, тридцать минут, плюс двадцать три градуса». И жизнь наливала веки свинцом, а голову – шумом воды и разбуженного чайника. Щелчок, поцелуй скважины с ключом, и ловушка нового дня снова улыбалась захлопнувшейся пастью.
И рано или поздно ловушка стала бы системой, а система – ее жизнью, но она пела, пела по вечерам, вторя кому-то из-за грани. Она пела для себя, но голос ее, сильный, упругий, низкий звучал не одиноким соло в пустоту и холод – в нем говорил ее ночной, неосязаемый, теплый мир… И те немногие, кто наблюдал ее пение, улавливали тонкие, шелковые нити томящихся, свернутых комочком и готовых распуститься, живых эмоций, пропитывавших воздух. Она пела всем телом: голос, руки, глаза… В глазах читался тот, кому она пела, для кого в тот момент жила, и все звуки, казалось, отходили на второй план, их суть, словесный смысл, который они несли – все бледнело, сиял только огонь в глазах, уходивших в бездну ее другого мира.

                II.

Все случилось как-то само собой. Быстро, молниеносно. Как будто сменили декорации. Вместо маленького, уютного городка поставили огромный мегаполис, где большинство живет с мечтой о прописке; вместо библиотечных залов – концертные; вместо автобусов по утрам – самолеты… И люди, люди… Сотни лиц, любопытных, заискивающих, старых, молодых… Неизменным оставался лишь потолок – ровный, спокойный, холодный… И хотя многие ее мечты оделись постепенно в реальность, а расстояние уже не пугало тысячами километров, ее ночной мир жил и пополнялся новыми лицами и характерами, а вместе с ними – светом, без которого она не могла… Не могла впустить пустоту и темноту в душу… И ее глаза по-прежнему пели вместе с голосом, грустные глаза пели вместе с грустным голосом и пытливо блуждали по зрительному залу, всегда аккуратно вымеряя лица… Странно, люди ловили нити ее голоса и сплетали из них каждый свой узор, слышали слова, и каждый переводил их на свой внутренний язык, вспоминал свою давно забытую историю, оставшуюся следом губной помады на портрете в заднем кармане портмоне.

Он позвонил также неожиданно, как когда-то исчез, только-только   начав проявляться на негативе ее юных мыслей и жизни.
- Привет, это ты? – она не узнала слегка хриплый голос, но почувствовала какую-то тень воспоминания. На этот раз вспоминала она, а не зрители. Сердце гналось за пульсом, телефонная трубка набрала в весе.
 - Да, это я, а кто это?   
 - Я тебя не сразу заметил… Началось все как-то нелепо, даже смешно сейчас. Я изо всех сил старался выдавить из себя саму невинность, а под полой куртки положил руку тебе на бедро. Думал… Что же я думал? Нет, думать сил не было, моя рука стала проводником чего-то, чего я никак не ожидал… Даже не по себе стало…
Она с трудом сдерживала дыхание. Казалось, еще секунда, и лёгкие устремятся прямо в трубку… Сознание плясало во всех направлениях сразу, раздваивалось, расстраивалось… Сердце подступало ко влажным глазам.
- Ты только не вешай трубку. Я так долго набирал этот номер. Ты тогда нарушила все мои стандарты. Мне всегда хотелось чего-то легкого, незамысловатого… А ты… Мне было страшно … Я не мог тебя понять … И этот академ тогда…
Голос в трубке не говорил, он дышал словами, и ей было жарко от этого дыхания…
- А тогда, помнишь… Ты сидела такая напряженная, в костюме… Я заглянул, зашел… Я искал тебя глазами… Нашел… Знаешь, мне всегда казалось, что ты выбежала за мной……….. Я много слушал твои песни, снова и снова, не мог остановиться… И теперь мне не страшно, теперь я тебя понял…
- Как? – она едва узнала свой собственный голос.
- Я понял, потому что теперь я тоже мечтаю.
Она все ждала звона будильника, но он молчал и улыбался пятью часами дня, ждала, что вот сейчас откроются глаза и…Но глаза были открыты. Ей казалось, что она вошла в комнату из света, большую, без стен и потолка, только свет и тепло. И у источника света был его голос, мчавшийся  к ней по проводам. Казалось, ее ночной и дневной мир вдруг соприкоснулись в этой телефонной трубке и впустили друг друга. Теперь она знала все, что должна была… Она стала богаче на целый мир…


                25.01.04.