Это - Сеть часть I - история любви

… Он просто сидел. День. Почти зима. Бросил взгляд в окно. Снег. Он невольно поежился и подумал, что как же хорошо все-таки, что дома тепло и уютно. Что можно вот так, просто взять сигарету, закурить, затянуться глубоко, выпустить дым под потолок и бездумно смотреть, как, поднимаясь к потолку, он растворяется в воздухе и исчезает. Как мечты.
Он просто сидел…
Его взгляд неподвижно был устремлен в монитор. На рабочем столе был открыт только Windows Media Player. Он как обычно поставил играть то, что он любил. Он сам создал библиотеку музыки, в которую занес только самое любимое из музыки, из тех 4,75 Гбт, музыки, которые у него были записаны на винчестере. Он не видел и не слышал ничего. Музыка звучала где-то вне сознания. Он просто сидел…
Положил пальцы на клавиатуру. Он не знал, что писать, открыв новый документ Microsoft Word, уставившись на чистый лист бумаги. Он знал, что ему надо что-то написать, он хотел написать. Но он не знал – что…


… Она просто лежала. Поздний вечер, почти ночь. На улице совсем темно, день прошел как всегда. День, повторяющийся так методично так долго (около года) и не принесший в жизни ничего, кроме усталости. В постели было тепло, но она почему-то мерзла. Одеяло не могло согреть. Она подумала о том, что как же все-таки несправедливо устроен мир, в котором даже просто согреться невозможно. Потому что согреться телом – не сложно. Можно укутаться еще в одно одеяло, одевшись потеплее, нырнуть под него с головой, поджав под себя колени, свернуться клубочком, обняв себя руками, замереть, согреваясь. Вот только голова остается холодной, мысли леденят кровь, пробегая дрожью по всему телу и, замирая где-то в ногах, опять возвращаются к голове – и все по новой.
Она просто лежала…
Она не могла уснуть. Сон не приходил. Уставшее тело требовало покоя – она дала ему покой, но мысли не оставляли ее. Нет, все-таки, что-то изменилось в ней в последнее время. Появился он. Она легко улыбнулась, представляя его. Какой же он все-таки… маленький. Смешной, наивный. Она еще раз улыбнулась. И стала думать про него. Обычно, такого не было. Уйдя из сети, она неизбежно окуналась совсем в другой мир. Мир, в котором не было места мечтам и нежностям. Мир, в котором надо было мыть посуду, ходить в магазин, убираться дома, стирать, проверять уроки у детей, готовить еду детям и мужу, ходить, спать, просыпаться, уставать… Мир, в котором надо было просто жить. Так, как живут другие. А так жить она уже не могла. Вся жизнь ее разделилась надвое. Одна часть ела, спала, дышала, умывалась, писала, сидя с закрытыми еще глазами по утрам на унитазе. Другая часть ее жила в другом мире. В мире призраков и фантазий, слов и иллюзий, повального вранья и метаний, брожения по именам, которых нет, новых знакомств и разочарований. И снова и снова поиск новых жертв, без которых уже неинтересно жить. И болтовня со старыми знакомыми, женские сплетни и интриги, победы над новыми мужчинами, перемена имен, порою, только для того, чтобы проверить лишний раз свое умение выкручиваться, чтобы, не подвергая себя сомнению знакомых и подруг, опять заловить кого-то в свои сети, поиграться в любовь и секс и бросить, видя, что опять развела и победила (как же просто развести мужчину! Надо только кинуть несколько откровенных фраз про секс, фривольно поговорить с ним, сделать вид, что заинтересовалась, что нехотя, под его давлением сдаешься, отдать ему инициативу, вовремя поправляя его и направляя в нужное русло разговор, стараясь не переиграть, чтобы не спугнуть и не дать ему почувствовать, что он – просто марионетка в ее умелых руках дрессировщика)…


… Он начал писать письмо ей. Как всегда, начиная со слов о любви. К ней. И задумался. Последнее время стало сложно с ней говорить. Все пошло совсем не так, как он думал. Он вспоминал себя, когда 4 мес назад пришел в сеть взрослым ребенком, не зная законов сети и думая, что в ней все так же, как в жизни. Как же он ошибался! Ему потребовалось много времени, чтобы понять это. До чего-то он доходил сам, что-то подсказала ему она. Не все, только малую часть, вершину айсберга, уходящего глубоко вниз. Но и от этого он содрогнулся, ему и этого было пока более чем достаточно. Каким же наивным остолопом он себя чувствовал! Маленьким мальчиком, стоящим у края футбольного поля, на котором играли взрослые дяди. Он так хотел играть вместе с ними. Он думал, что сможет играть уж как минимум не хуже их. Только он не знал, что кроме просто умения играть в футбол существует еще множество неписаных законов игры. И без знания их он обречен на поражение. А он наивно завидовал этим взрослым дядям, весело бегающим, пинающим мяч, смеющимся, довольным и счастливым. Он вдруг почувствовал себя чужим. Чужим в этой жизни, в этой игре. Он так не умел. Он привык жить честно, прямо смотреть в глаза, любить и ненавидеть, горе и радость, счастье и беда – все наружу, все в открытую. Он много и часто был бит в жизни именно за это – за открытость свою, за откровенность, за по-детски наивный прямой и честный взгляд, за открытые нервы, которых он позволял касаться грязными руками. А потом он плакал ночами от боли и обиды, когда опять и опять оказывалось, что он ошибся. Что все мечты его, стремления растоптаны, осмеяны, убиты. Тогда он замкнулся. Он закрылся от всего мира стеной, которую сам же и возвел. И, размахнувшись изо всех сил, далеко выбросил ключ от единственной двери в этой стене, крепко заперев ее. Он все-таки оставил эту дверь, пусть запертой, но оставил. На всякий случай, на авось. Он знал, что если понадобится когда-нибудь, он прорвется сквозь эту дверь, разбивая в кровь голову, руки, тело, но прорвется. Потому что просто так сквозь нее не пройти, физически ее не уничтожить никогда. Только если (он даже боялся думать про это тогда) кто-то поможет ему. Поможет снаружи. Теплом, лаской, нежностью, любовью. Он не верил тогда в это. Поэтому он и выбросил ключ. И стал жить. Как все…


… Она думала о нем. Она не могла понять, что с ней творится. Как смог он пробиться к ней сквозь весь тот эфир, сквозь весь опыт ее, нежелание сближения. Она боялась такого. Она не хотела такого. Она не была готова к такому. А ведь все начиналось как обычно. Милый взрослый мальчик, такой наивный и смешной, что так легко было играть с ним, так легко было заманить его, влюбить в себя, поиграться и бросить, чтобы искать себе новую жертву и снова забавляться с ней. Но что-то пошло не так. Она не заметила этого момента, она упустила его, махнув рукой и думая, что все это – ерунда, что даже интересно, чем же может закончиться дело. Он пел ей дифирамбы, писал ей сказочки и стихи – ей льстило это. Он был изобретателен в мечтах, он интересно писал, он затрагивал в ней какие-то струнки – ей было приятно. Он был неординарен, откровенен и совсем не глуп. Она улыбнулась своим мыслям. Конечно, он был наивен, но не глуп. И она поддалась. А когда очнулась, увидела, что происходит, она ужаснулась и испугалась. Все пошло совсем не так, как она хотела. Она стала привыкать к нему, ей стало не хватать его, она заметила, что готова говорить с ним в сети часами, что больше ей стало не интересно ни с кем общаться. Она перестала приходить в чат, где они встретились – она не хотела терять времени на пустые разговоры с другими, на вечные интрижки, слушая от подруг то же самое, что слышала раньше. Ей было интересно с ним, он стал заводить ее одними словами. Он много пытался выдумывать, и она уже стала искренне подыгрывать ему. Ей нравилось, как он говорил и что. Она влюблялась. Она влюбилась. Произошло то, чего она так боялась и чего так не хотела. Но она ничего не могла с собой поделать. Незаметно он покорил ее – не игрой, не интригами – правдой, откровенностью – она видела, что он не юлит и не играет. Вот тогда она всерьез испугалась. Испугалась за то, куда это все могло привести. А привести это могло только к одному – к краху. Она не верила в реальность всего, что происходило в сети. Она привыкла здесь жить другой совсем жизнью, отдельной от реальной. И она четко проводила границу между реальной жизнью и жизнью в сети. А тут… тут все начало переплетаться, усложняться неимоверно, потому что она почувствовала, что сети ему будет мало. Что все у него очень серьезно, что он готов повернуть по-другому свою жизнь, свою реальную жизнь ради нее. Но она была не готова к этому, она не хотела этого.
И тогда она ушла. Она сослалась на правдоподобную отговорку – она не хотела делать ему больно, она жалела его и по-своему любила. Любила тут, в сети. Не в реале. Но разрываться она больше не могла. Лучше уж порвать сейчас, пока это еще возможно, чем позволить себе довести дело до реальных отношений и тогда уже пришлось бы рвать все с кровью и мясом. А она не сомневалась, что будущего у них нет. Слишком уж разные они были, слишком далеко были друг от друга территориально, слишком много проблем вставало, проблем чисто реальных, бытовых, мелких и крупных. Она знала, что это – замкнутый круг, из которого нет выхода. И не может его быть. Невозможно любить на расстоянии. Любить так, как это понимают себе все люди, потому что любовь в сети – это совсем другое, этого не понять людям, которые не знают, что такое сеть и как там бывает. Поняв все это, она ушла. Не смотря на его отчаянные попытки вернуть ее, на его крик души, на его плач по ней – она ушла…


… Так он и жил. Если только это можно назвать жизнью. У него была семья, дети. Он не любил их. Жена, дети, родители, брат, родственники, друзья – все стало для него пустым местом. Он жил один, в своем мире, придуманном им же самим, как на необитаемом острове, будто бы кругом – ни души, а только одни фотографии людей, которые должны бы быть ему близкими, но не были таковыми. А были просто снимками на бумаге, пожелтевшими от времени и от частого употребления по поводу и без, просто, когда он обращался к ним по необходимости, когда не мог справиться с какими-то мелкими бытовыми проблемами – тогда он вспоминал про тех людей, кто были вокруг него, кто должны были быть близкими ему.
Он не видел смысла в жизни. У него не было цели. Он просто жил, просто плыл в потоке времени, растворяясь в нем и незаметно старея. И не приходили ему в голову мысли о том, что больше так нельзя. Он с усталой усмешкой вспоминал иногда (очень и очень редко) того себя, которым он был раньше. Он забросил далеко на антресоли свои стихи, написанные много лет назад в юности, свою повесть, которую написал тогда же (он так и не нашел ее потом – она просто потерялась – окончательно и навсегда). Он почти не вспоминал тот момент, когда лежал с открытыми глазами в ванной, глядя, как из порезанной от несчастной любви вены вытекает кровь, смешиваясь с водой, окрашивая ее сначала в бледно-розовый, потом в красноватый, потом уже совсем в красный цвет, когда он уже поплыл в мыслях, когда до спасительного небытия оставались считанные минуты. Только чудо спасло его тогда от ухода. Он уже не вспоминал это. Он просто жил. Как все. И был всеми.
Он дожил до возраста, который принято называть переходным для мужчины. 40 лет. Кризис переходного возраста. Он не верил в это. Он смеялся над мыслями о такой ерунде. Он не понимал этого. Он допускал, что, может быть, у других и может произойти такой кризис. У других, не у него. И незаметно он перешагнул ту черту, за которой начался этот кризис. Нет, это случилось не в день его рожденья. Тогда все было обыденно и спокойно. Это случилось позже, весной (день рожденья у него 29 января). Началось все с пустяка. Он поехал к другу, чтобы полазить в Интернете и найти там нужные драйвера. Времени это много не заняло. Потом они поискали порнуху, посмотрели ее, просто так, ради прикола. А потом он предложил другу зайти в сеть. В сеть людей. Туда, где можно поговорить и пообщаться – в какой-нибудь чат. Другу это было неинтересно, он не ходил в сеть, он не видел смысла в чатах, но он уступил желанию гостя. Они нашли первый попавшийся на глаза чат, зашли в него, долго выбирая и придумывая себе ник, но, так и ничего не придумав, взяли первые буквы его ФИО. Сначала они просто понаблюдали. Потом он бросил какую-то фразу и все ждал, ждал на нее ответа, но так и не дождался. Тогда он попробовал еще раз. Безрезультатно. Никто из тех, к кому он обращался, не хотел говорить с ним или просто не обращал внимание на него. Наконец, ему удалось перекинуться парой фраз с кем-то, но разговор так и не состоялся, постепенно затухнув сам собой. Он просто привыкал, молча наблюдая за чатом.
Через несколько недель он снова приехал к другу уже с определенной целью – поговорить в чате. Теперь он уже поздоровался, когда зашел. Кто-то ответил ему. Он пытался поговорить, он пробовал влезть несмело в разговоры, опасаясь получить грубый отпор, но этого не было. Или его не замечали, или отделывались дежурными фразами. Он попытался поговорить с кем-то в личной беседе, еще не зная даже, что означает надпись «обратиться лично». Он видел на мониторе, что при таком обращении надпись предваряется словом «лично», но что это значит он не знал, а объяснить ему было не кому, а спросить он стеснялся, боясь выдать в себе новичка. И, все же, ему удалось завести разговор с одной женщиной. Больше того, она оказалась из того же города, что и он. Больше того, он даже уговорил ее взять у него телефон и позвонить ему прямо сейчас (друга телефон, естественно). И она позвонила. Они недолго поговорили. Договорились созвониться на следующий день. Конечно, она не позвонила. Он пробовал позвонить ей – безрезультатно. Но он понял другое. Он увидел перспективу. Возможность найти себе кого-нибудь…


… Она была в смятении. Она сначала подумала, что сделала все правильно, что другого просто не дано, что другого выхода нет и не может быть. А потом ей стало казаться, что она потеряла что-то очень дорогое, очень родное и близкое. Она страшилась этого чувства, не хотела верить и прислушиваться к своим желаниям, поставив умственный барьер перед собой. Но сквозь этот барьер предательски просачивалась душа. Она ее заталкивала поглубже внутрь, прятала, отвлекала себя работой и семьей. Но ничего не помогало. Ум ее говорил ей одно, душа разрывала на части и требовала другого – быть с ним. Она хотела его – такого милого, нелепого, страстного и искреннего, не испорченного еще сетью, не знающего про сеть ничего – ни его темных углов, ни лабиринтов, в которых гибли лучшие чувства и люди, ни закулисных интриг и драк за место под солнцем, за свежее мясо и души, ни поголовного вранья и историй, леденящих душу, ни мерзости и фальши, ни холодного цинизма ударов исподтишка, в спину, ни выпотрошения душ из живых еще тел. Он ничего этого не знал. Но знала она. Знала, потому что столкнулась с этим не раз и не два, и на собственном опыте знала все это. Она не верила, что он такой, она знала, что и с ним можно поступить так же, что и его это ждет в будущем – этого никто не может избежать – нельзя жить в городе, полным прокаженных, и не заразиться этим. А она видела первые симптомы этой болезни у него. И не хотела видеть, как на ее глазах он будет медленно, но верно разлагаться, пока душа его не исчезнет в лабиринтах сети.
Она не могла этого вынести. Поэтому и ушла. И потому еще, что почувствовала, что такие отношения, как в сети, ему не нужны. Что ищет он себе женщину, что нужна ему реальная теплая и живая женщина, чтобы жить с ней и любить ее. А она была не такая. Она погрязла в сети, она не могла из нее выбраться, она жила в сети – сеть для нее стала даже первым домом, а не вторым, первой жизнью, главной – только в ней она чувствовала себя живой, только тут она была своей, она знала сеть лучше реального мира, который страшил ее. Мира, в котором она и не жила, который просто был переходной ступенью перед сетью. Она стала виртуальной. Только в виртуальности она жила. Но она все равно хотела его – вот именно такого, каким он был. Но хотела его в сети. Она согласна была на все, на любые отношения, на любой секс, на все, что угодно – она готова была продать душу дьяволу – то, что осталось от ее души, только чтобы быть с ним. Она не могла без него.
Через неделю она впервые появилась в чате. Она не меняла ник. Она хотела видеть его. Видеть его реакцию, его поведение. Она не заговаривала с ним, а он не говорил с ней. Он просто написал через несколько минут, бросив слова свои ни к кому, в пустоту, в сеть. Он написал, что не может оставаться в чате. Что ему больно. Что он не вынесет этого, не может вынести. Она спросила тогда, тоже бросив фразу в никуда, но, зная, что он поймет, к кому это обращено, что, может, ей просто уйти, раз так. Но она поняла, что опоздала – он уже ушел. На следующий день она опять пришла в чат. Он молчал. Он вдруг сразу прекратил говорить со всеми и просто молчал, будто бы готовясь нажать на кнопку «выход», но, еще не решаясь и ожидая чего-то, медлил. Она попыталась кинуть так же фразы, обращенные к нему. Он молчал. Что-то шевельнулось у нее в груди; может, она почувствовала, что теряет его, может, разозлилась на него и на себя. Она обратилась к нему лично. Первая…


… Он увидел вдруг перед собой перспективу, реально открывающуюся перед ним. Перспективу что-то изменить в своей жизни, что-то исправить, найти кого-нибудь, если повезет. Сначала он думал только о сексе. Столько лет он был лишен нормального, человеческого секса, что поначалу это было для него важнее всего. И он взялся за дело быстро. Когда это надо было лично ему, он отбрасывал цепи лени, он становился деятельным и упорным, он шел к цели сквозь все препятствия, ему ничего не страшно было, никто и ничто не могло остановить его. Он купил модем, карточку провайдера и подключился к сети. Он медленно, но упорно постигал  науку общения в чатах. Он стремился познакомиться со всеми сразу, всем быть приятным собеседником, флиртовать одновременно с несколькими дамами, разговаривать со всеми и отдельно с некоторыми. Он разрывался на части, он не успевал, он вспоминал расположения букв на клавиатуре, чтобы печатать быстрее, чтобы успевать читать все сообщения, чтобы ничего не пропускать и всем отвечать. У него не всегда получалось, что естественно, но он старался, он был упорен в своем желании. Не сразу, совсем не сразу, но труд его стал приносить свои плоды. Все больше и больше ширился круг его знакомств, все больше и больше женщин (а в основном, конечно, он старался общаться с женщинами) он узнавал. Потом он понял, что нет возможности просто физически запомнить всех. Тогда он завел себе список всех своих знакомых, в которых напротив ников писал основные данные о человеке. Те, с кем он знакомился ближе, и кто больше запоминался, уже не нуждались в ежечасном обращении к этому списку. Но многие женщины бывали польщены, что, даже после мимолетного знакомства, он запоминал их имена, место жительства, еще какие-то подробности. Многие покупались на это, и он пользовался этим.
А потом появилась она. Вернее, она была там и раньше, просто они не пересекались раньше. Все началось как обычно – ничего незначащая болтовня, потом переход на личную беседу, знакомство, обмен фотографиями. Тогда он попросил у нее другую, потому что на той, которую она прислала, не было видно ничего. Она прислала. Он посмотрел и подумал еще тогда, что она вполне даже ничего. Тем более, что у него уже были фотографии других женщин, от которых он был отнюдь не в восторге. А тут… нет, она, конечно, не писаная красавица, но вполне симпатичная. И в течение, наверное, месяца они просто общались, в основном шутя и подтрунивая в разговорах, - ничего серьезного, ничего, что бы предвещало чего-то большего. Он уже не помнит тот момент, когда что-то изменилось в его отношении к ней. Они уже испытали то, что называется виртсексом, ему нравилось говорить с ней, нравилось то, как она говорит и что, нравилась ее открытость в виртсексе, смелость и отсутствие комплексов. Но когда случился переход от просто симпатии к более глубокому чувству, он не понял, да и сейчас он не знает…


… Ее задело, что он не говорит с ней. Она обратилась к нему еще раз. Он ответил. Они заговорили. Она вернулась. Она знала, что возврата к прошлому уже не будет. Она знала, что теперь он поведет себя совсем по-другому. Она чувствовала, что он хочет ее реально увидеть, встретиться, любить не в сети только – любить в реальной жизни. А она боялась этого. Боялась и не хотела. Она хотела его любить здесь, в этом выдуманном виртуальном мире, в который не может ворваться жестокой правдой безжалостный быт, в котором не надо было бы рвать все то, что годами привычно было – семья, дети, дом, жизнь. Она не против была даже встретиться с ним. Встретиться реально, любить его то немногое время, которое было бы им отпущено. Любить, чтобы потом расстаться еще на неопределенное время до следующей возможной встречи – может, через год, может, раньше чуть, может, позже. Она мило улыбалась ему, ласково принимая его ухаживания, его слова, его стихи, которые так трогали ее своей красотой и искренностью. Она любила его. Он был ей очень дорог, он стал ей заменой всей сети. Она больше не ходила в чат, она не хотела разговаривать ни с кем, кроме него. Она могла говорить с ним часами и не уставать от этих разговоров. Только ей не очень нравилось, что он все больше и больше пытался свести все к реальности. Так или иначе, но во всех их разговорах эта тема теперь неизменно присутствовала. Она вяло отбивалась, ей не хотелось разубеждать его, пугать, отталкивать. А он…


… Он влюбился. Как мальчишка. Он писал ей сказочки с сексуальным уклоном. Он посвящал ей стихи, он страницами исписывал ей письма – он любил. А когда он смог увидеть ее, он окончательно пропал. У нее была вебкамера. И она решила показаться ему. А потом, когда он уже привык видеть ее, ставшее родным и любимым, лицо, она предложила ему устроить секс через эту камеру. И, к его несказанному удивлению, она сделала это. Он видел, как она ласкает себя, он видел ее обнаженное тело, он вглядывался в каждую ее черточку. Для него это было настоящим шоком. Он что-то писал ей, не соображая ничего, находясь в полном ступоре, в прострации от того, что видел. Наверное, он писал ей что-то не то, потому что она быстро оделась и прекратила ласки. А на следующий день она простилась с ним. Он пытался ей что-то объяснить, он пытался достучаться до нее – все было бесполезно. Она ушла. Он позвонил ей по телефону. Долго разговаривал, долго упрашивал и, вроде бы, даже уговорил подождать, не спешить. Но на следующий день, придя в сеть, он увидел письмо от нее. Он все понял. Он долго сидел, он не мог прочесть его – ему просто было страшно. Когда же он решился, то понял, что не ошибся. Она просила его отпустить ее. Он опустил голову и заплакал. Нет, он не рыдал. Просто слезы стояли в его глазах, застилая все перед собой. Он не видел стол, монитор, клавиатуру – ничего не видел.
Он не ждал такого удара. Он не был готов к этому. Ему вдруг показалось, что жизнь окончена. Что именно сегодня она кончилась, что он больше не живет, что он умер. Умер вместе с ней. Жизнь кончилась. Тогда он закурил и вышел на балкон. Он посмотрел вниз. Второй раз в жизни он был близок к суициду. Близок, как никогда. За несколько минут он выкурил одну за одной почти полпачки сигарет. И, перегнувшись через перила, все смотрел и смотрел вниз. Он не мог оторваться от черной ночной глубины с высоты восьмого этажа; она манила и притягивала его, звала в свои объятия. Наверное, от безумного шага его спас собственный сын, когда тронул его за плечо. Он вздрогнул и обернулся. Оказывается, сын несколько раз позвал его, а он просто не слышал. И не видел. Ничего вокруг, кроме этой черноты у себя под ногами. Он не помнил уже, что спрашивал тогда его сын, но понял главное: если бы не он, неизвестно, чем бы все могло кончиться.
Он впервые зашел в чат под другим ником и устроил там настоящий дебош. Он матерился, как сапожник, он обзывал всех подряд, он приставал грязно и хамски к знакомым и не знакомым женщинам, пользуясь тем, что его никто не знает. Ему не стало легче. Тогда он попытался напиться. Но не смог – это было не его призвание. Он пожалел, что у него не было травы, что он не мог накуриться до одурения. А через неделю он увидел ее в чате. Сердце его так подпрыгнуло, руки так задрожали, что он не мог печатать. Он просто сидел и смотрел на монитор. Выискивая глазами ее ник, ее фразы. Он видел, что она написала фразу, обращенную к нему, хотя конкретно ни к кому не обращалась. Но он-то знал, что это было ему. Он не мог ответить. Когда она написала еще раз, он больше не мог смотреть на это, написав ни к кому не обращаясь, но зная, что она поймет, что это – ей. Написал, что больше не может видеть и оставаться тут. И он ушел. На следующий день все продолжилось. Она настойчиво пыталась поговорить с ним. Он молчал, пока она не обратилась лично к нему. Тогда он не выдержал и ответил ей.
И все закрутилось по новой. С одной только оговоркой. Теперь он уже не был согласен на виртуальную жизнь. Теперь он хотел реальной. Он хотел увидеть ее, потрогать, поцеловать, заняться с ней любовью. Он хотел ее. Как никого, как никогда. Он стал старше еще на одну любовь. А она пыталась уйти от этих разговоров. Он снова и снова говорил ей про то, что они обязаны просто встретиться, он строил планы, он прикидывал возможности, он рассказывал ей о том, как он себе представляет их встречу. Он стремился сказать ей так, чтобы она не смогла отказаться. Но он помнил, что может случиться, если он сделает что-то не то. Он знал, что она в любой момент может уйти. Он страшно боялся этого. Потому что теперь это уже была не просто влюбленность. Он любил ее. По-настоящему…


… Разговор, который произошел у них, был неизбежен. Все шло к этому. Она так не хотела начинать его, а он, сам того не понимая, все приближал и приближал его. И они поговорили. Она лишь слегка приоткрыла перед ним занавеску, пытаясь, щадя его чувства, не бить его слишком сильно, когда показала через маленькую щелочку то, что было сетью. Она знала, что он не готов еще адекватно воспринять то, что она скажет. Она и сказала немногое. Но ему и этого хватило. Когда до него начал доходить смысл того, что она говорила (а доходить начало не сразу), у него был еще один шок. Он хотя и думал, что все в сети не так уж и просто, но не думал, что до такой степени. А ведь он понимал, что сказала она ему далеко не все, что могла бы сказать. Он понял, что она была права – он не созрел еще для правды. Он мог воспринять лишь малую часть ее, дозировано выданную ей ему. Она жалела его. Она понимала, чем может закончиться такой разговор, если обрушит на него все сразу. Она не решилась на это и по его реакции поняла, что была права.
Он тогда снова заговорил о встрече. Уже даже не просто о встрече. О той встрече, после которой уже не расстаются. Он говорил, что хочет жить с ней. Она сопротивлялась. Она приводила доводы против, он пытался опровергнуть их. Они так и спорили, пока дело не зашло в тупик. Тогда они пришли к тому, чего оба боялись. Он знал, что не сможет жить с ней только в сети. Она думала, что они не созданы для реальной жизни. Что, прежде всего, она не создана. Что слишком много реальных препятствий между ними. Прежде всего – это те тысячи километров, разделяющие их. Это семьи, которые были у каждого из них. И много еще чего. Она знала, что ничего у них не получится. Слишком много примеров у нее было перед глазами, слишком горький опыт вот таких виртуальных отношений был у нее. Но у него горели глаза.
Он не хотел слушать и слышать ее возражения. Он просто слишком хорошо знал себя, знал, на что он способен в жизни ради своего же собственного счастья. Знал, что может горы свернуть, перешагнуть через все, все преодолеть на свете. Он знал это, потому что подобная ситуация была у него много лет назад. Ситуация, когда он в одиночку пошел против всего мира, против всех людей и мнений, против всех фактов и через все препятствия. Он выиграл тогда, он победил всех – один против всего мира. Он знал, что если потребуется, он готов снова и снова пойти против всех. Потому что теперь настал именно такой момент. Так ему казалось. Только не мог он это ей передать словами – не верила она в слова. Она видела, чувствовала его желание быть с ней. Она сама хотела быть с ним. Он сделал то, что не смогли сделать многие другие – он покорил ее. Она сдалась, она упала в любовь, она грелась и нежилась в ней, она расслабилась душой, она любила. Но продолжала сопротивляться ему, когда речь заходила о том, чтобы жить вместе. Слишком это важный шаг в жизни. Шаг, который не сделаешь в сети. Шаг, который можно сделать только в жизни…


… Они хотели встретиться. Оба хотели. Они хотели взглянуть в глаза друг другу, почувствовать прикосновение рук и вкус губ. Они хотели заниматься любовью в жизни. Только тогда можно было хоть что-то сказать, хоть на что-то решиться. А пока все, что у них есть в жизни – это просто строчки на экране. И ее изображение в маленьком окошке монитора. И редкие телефонные разговоры.


… Это все, что у них пока есть. Только время рассудит, кто из них более прав. А, может, они оба правы. А, может, оба не правы.

Время покажет. Время рассудит…


28.10.2003 23:26:27 Москва.


* * * *