Из жизни массажиста

....................АНДРЕЕВ....................

Работая в военном санатории в Пуще-Водице массажистом, встретил там замечательной души человека и командира полковника Андреева Анатолия Ивановича. Это был великой и тонкой души человек, эрудит, юморист, великолепный руководитель и военный с большой буквы. Никогда у него не закрывалась дверь в кабинет, он ее специально распахивал настежь. Все вопросы решались по существу, в режиме максимального благоприятствования навстречу пожеланиям посетителя. У нас с ним сложились очень доверительные отношения в пределах допустимого. Никто не мог его подвести, за исключением парочки закоренелых негодяев. Встречаю его как-то расстроенным и спрашиваю, мол, в чем дело.

- Да вот отозвали из отпуска.

- Почему?

- Вот ты скажи, чтобы ты сделал, попав в такую историю, - и продолжает – ты же знаешь нашего начмеда (растущий, как на дрожжах, карьерист, за счет жены-массажистки у высокого начальства). Так вот, во время моего отсутствия в отпуске, одна из лечащихся в санатории дама, вызывает начмеда и отдает ему на сохранение фамильные бриллианты и кучу облигаций золотого займа. Вдруг она умирает. Приезжают родственники за телом и приходят к начмеду за ее вещами. Тот всё возвращает, кроме бриллиантов и облигаций. Так бы всё и прошло, но женщина была с хорошим жизненным опытом и дала опись драгоценностей завотделению, которую тот благополучно и отдал наследникам. Приходят они повторно и просят вернуть драгоценности хлопающего глазами, «ничего не ведающего» начмеда. Получают отказ, мол, впервые слышу. Что ж, наследники обращаются в штаб округа к члену Военного Совета. Следует грозный окрик и начмед, по частям, выдавливает, как гемморой, ценности.

- Я бы застрелился, как офицер чести! – говорю командиру.

- Так надо ж ее иметь! – отвечает дядя Толя

- А что потом? – вопрошаю.

- А ничего, пошла его жена массажистка, пользующаяся большим спросом у высокого начальства, упала в ноги и сказала, что это она во всем виновата и попутала мужа.

- И?

- Да переводят его с начмедов на должность ординатора в госпиталь. Там отсидится.

Так оно и случилось, получил «терминатор» через некоторое время своего полковника.

На должность начмеда назначили старого друга дяди Толи, которого он всегда тянул по службе за собой, помогая ему во всем. Это был вежливый, тихий, бледный и болезненный  после Афгана подполковник, вечно пьющий таблетки, Николай Шульга.

Я работал с командованием округа, их семьями, работа шла хорошо и все были мной довольны.

Как-то приходит ко мне дядя Толя и говорит:

- Всё,  едем с тобой в Сочи, мне предложили должность начальника санатория для высшего командного состава СССР, а это генеральская должность до смерти  и обеспеченная служба  до конца жизни!

Конечно, я был горд и рад за него, перспективы открывались ему блестящие, да и мне было бы неплохо.

Шло время. Но никто никуда не ехал. Спрашиваю, когда ж мы поедем в Сочи.
 
- Всё, уже вернулись мы с тобой оттуда!

- Что случилось?

- Какая-то сволочь написала кучу грязных анонимок в штаб, в Генштаб в Москву, в Политбюро ЦКПСС СССР, всюду куда можно, даже про тебя написали, что я тебя лечил после операции! Назначили туда другого.

Я стоял ошарашенный и думал, как у такого, великого душой человека, могут быть вообще недоброжелатели, не говоря о врагах. Он же никому не делал плохо! Например, когда я был у командующего, а тот, разомлев от массажа, спросил в своей грубоватой манере:

- Слышь, командир, а ты чего таскаешься ко мне в кабинет? Чтоб все думали, что ты ногой ко мне двери открываешь?

- Да нет, товарищ командующий, я должен присутствовать по долгу службы и контролировать процесс – вежливо, сразу вспотев, ответил дядя Толя.

- Да ладно, не переживай, это я так, для острастки, чтоб понимал что к чему… А скажи, мне, подполковник, какого ты мнения о таком-то командире…

- Отличный командир, прекрасный семьянин и политически грамотный…

- Хватит, хватит, а то расплачусь от умиления!

Идем мы назад по бесконечным коридорам украинского Пентагона, а я и говорю:

- Шеф, а чего Вам стоило сказать, что это говно, а не командир, к примеру? А он бы всю жизнь ломал голову, а почему у него не сложилась карьера, а? А потому, что он когда-то не поздоровался с Вами, к примеру!

- Да, такое в жизни часто бывает, но ты же знаешь меня, я лучше промолчу в таком случае…

В очередной раз я восхитился порядочностью дяди Толи.

Не раз он мне давал повод восхищаться им. Очередной раз это произошло, когда мне понадобилась сложная операция порванных ранее правой коленной крестообразной связки и мениска. Операция прошла успешно, а вот выздоровление – ужасно. Нас спортсменов резали  и бросали выкарабкиваться самостоятельно, мол, здоровые коблы, и так выздоровеют…

После операции проснулся я от чего-то горячего на лице. Открываю глаза после дурмана наркоза  и вижу лицо своей невесты, Маши, плачущей надо мной. Все длинные зимние вечера она до последнего трамвая просиживала у меня в спортивном диспансере. Ночью выручали сестрички.  А у меня - двустороннее воспаление легких, нога распухла как синее бревно, из-за того, что не сняли вовремя гипс. Провалялся я месяц, как недорезанная собака, чувствую - ВСЁ, что смогли – врачи сделали, теперь очередь за организмом. Но в условиях «больничного комфорта» мне долго придется выздоравливать. Звоню я дяде Толе:

- Шеф, если вы меня не забыли, забирайте меня с этого кладбища отрезанных конечностей!

- Всё будет в порядке, не волнуйся, только надо подготовить обстановку, поговорить с членом Военного Совета.

Пришлось подождать еще недельку. Особенно были мучительны походы в общественный туалет с негнущейся ногой в гипсе. Я был похож на «старого солдата не знающего слов любви» со скрипучей ногой, как у Казакова в фильме «Здравствуйте, я ваша тетя». Спасало величайшее терпение моей невесты Маши, помощь товарищей по несчастью, их шутки и розыгрыши.   Привезли к нам одного еврея, страшно похожего всезнающей самодостаточностью испорченного радио на Гарика Каспарова. Треп стоял целый день, он никому не давали открыть рот.

Что делать?

Приходят бывалые пацаны, не раз лежавшие в ненавистном диспансере и говорят:

- Гарик, завтра у тебя операция, а тебе надо сделать  обязательно клизму, мы уже договорились с сестричкой…

- А без клизмы нельзя?

- Тю, ты шо, а если уср…шься во время операции?

Делать нечего, идет Гарик в клизменную, подставляет тухлых глаз симпатяшке медсестричке и заголя жопу, несется в туалет, типа «сортир». Да не тут то было. Все кабинки заняты заранее пацанами. Говорун Гарик туда – занято, сюда – занято, к бабам в туалет – занято. Бегает он по этажам, как в жопу раненная рысь и боится кашлянуть. Вся травматология с персоналом угорала, встали даже лежачие... Остановился Гарик у туалета и давай рыдать белугой:

- Пустите парни, говно уже к гландам подступило!!!

Сжалились, открыли кабинку, но Гарик еще потом долго отстирывал штаны…
Потом после операции, ему подсунули испорченный градусник, который мгновенно показывал 39,5;. Померил Гарик температуру и в крик:

- Сестра! Мне плохо, умираю.

Пришлось откачивать валерьяной.

Когда мне стало совсем плохо, не падала температура 41,5 градусов сутки, пацан с Чоколовки по кличке «Грузин» бегал ночью по району, просил жаропонижающее в других больницах, т.к. никакое лекарство не сбивало температуру. Я уже рассказал невесте, какие мои стихи написать у меня на могиле. Грузин-то меня и спас, принеся жидкий морально устаревший пирамидон. Я вернулся из астрала в рай полета над гнездом кукушки. Я навсегда благодарен этому спортсмену, босяку с Чоколовки за его отзывчивую душу. И как мне было больно увидеть его возле метро КПИ. Смотрю, идет Груня, но как-то странно, вмазанный, что ли…

- Привет Груня!

Смотрит на меня, не узнавая, странным взглядом.

- Груня, это ж я, что  с тобой?

- А привет. У меня эпилепсия…

- Да ты что!!!!  С чего бы это?

- А после нескольких операций в спортдиспансере под общим наркозом. Я теперь всегда с собой ношу паспорт и записку о своей болезни.

Видимо проворонил анестезиолог парня. Некоторые просыпались дебилами после кислородного голодания мозга, а Груня – эпилептиком.  Чем я ему мог тогда помочь? Это сейчас, спустя 20 лет я знаю врача, который бы ему помог, да следы Груни затерялись, а адреса я его никогда не знал!

Через неделю приехала правительственная чёрная волга и забрала меня в санаторий под уважительные взгляды персонала и товарищей. Первое, что спросил меня солдатик, вынимая из машины, глядя на одноногого Билли Бонса из Острова Сокровищ:

- А она хоть сгибаться будет

- Будет, даю слово.

Жил я в санатории три месяца, со мной жила моя Маша, ходил ночью в сауну и бассейн командующего, врачи ухаживали за мной, я же, непрерывно разрабатывая ногу, испытывая животный ужас, как бы новая связка не порвалась, просил Господа:

- Господи, дай согнуть эту кочергу, хоть на 90 градусов!

Господь дал, а остальные 90 градусов я разработал после.

Дядя Толя  ушел на повышение на полковничью должность в центральную поликлинику. А у меня - всё наперекосяк пошло. Не дают работать, выжимают из санатория, а я в то время работал с командованием округа и никто меня не трогал, а тут зажали во всем, даже в постельном белье для пациентов стали зажимать. Пошел я к Шульге, другу дяди Толи, ставшему к тому времени начальником санатория и сказал:

- Выжимают меня из санатория, кому-то я мешаю, всё забрали, давят по режиму, не смотря, на то, что я не гуляю, а езжу к члену Военного Совета, к его жене и родне домой делать массаж и пр. Подождите немного, уволюсь сам, уйду к дяде Толе!

- Я ничего не знал, о твоих проблемах и буду за тебя бороться, не отпущу, - сказал Шульга.

- Да мне что с тех членов… мне все равно, буду я с ними работать, или нет…

Верхушка власти жила очень замкнуто, имела на положенном уровне власти всё и меня сразу предупредили, чтоб с просьбами не обращался, выгонят в три шеи, мол, сами спросят, «чаво надобно старче?» Я так  и не дождался их вопроса. А было что спросить! Легче было решить вопросы с порученцем, дядей Толей. Максимум, что верхи делали, это могли накормить. Даже транспорт я оплачивал сам, пиликая по полтора часа на перекладных  трамваях-троллейбусах на Печерск.   И это понятно, они привыкли отнимать и делить, а не прибавлять и умножать, плюс их военный синдром государственного захребетника «на шару, плиииз!». Но наподдавать мне жару на шару могли без проблем...

Захожу я,  как-то, в кабинет члена Военного Совет Арапову и вижу, что любезный политдемагог сидит чернее тучи за столом, что политработникам не было свойственно, они-то умели прятать свои мысли под лысинами. Сделал молча ему массаж, а он мне и жалуется:

- Вот, выскочил герпес, да не на губе, а на лысине…, болит, зараза!
Посочувствовал я ему и удрал поскорее. А в приемной смешливый порученец:

- Ну, как он?

- Беда, чернее тучи!

- Ну, ладно, мне тут на доклад к нему, так я запущу к нему парочку, другую полковников задом вперед, давно просящихся на прием, он их отпялит во все дыры, выпустит пар, тогда и уж я войду…

А командующий округом генерал-полковник Осипов, тот вообще зверел, когда видел возле себя прихлебателей, кричал:

- Какого хера за мной бегаете? Что, работы нет? Так я найду - на Сахалине!
Приехал я как-то к нему на массаж, а за мной куча дворцовых офицерюг пхается в кабинет, чтоб на повороте яйца заносить, выслуживаться. Дядя Толя посмотрел на эту свору и говорит:

- Всё, кина не будет!

- Почему?

- А ты щас увидишь…

Выходит квадратный невысокого роста Осипов, мрачно осмотрел двустволкой  глаз на  лизоблюдов и рявкнул с двух стволов:

- К еб…ной матери все! А ты, брат, извини, массажа не будет!

Зато, когда приехал на замену командующего Громов из Афгана, тот даже в в общую офицерскую столовую стал ходить кушать, чем вызвал колоссальное смятение у офицеров. Однажды, выходит он из кабинета во внеурочный час, а в приёмной денщики с порученцем в дурака режутся…. Вскочили они бедняги, трясутся, как осиновые листья, понимая, что ушлют их сейчас на Кушку, самую южную точку Союза навсегда, да еще и понизить в звании могут. Стоят, трясутся, лязгая челюстями… А Громов:

- Ну, кто дурак? – улыбнулся и и пошёл спокойно к  выходу.

Зато его вторая жена, попавшая из грязи в князи, могла оторваться во весь рост на подчиненных при нем, да так, что Громову приходилось ее успокаивать.
Забрал меня дядя Толя к себе. Но потом забрали его насильно на каторгу в медуправление округа, выгребать авгиевы конюшни за другими. А в поликлинику пришел следом Шульга. Куда конь с копытом, туда и рак с клешней! Поработал я под ним и опять повторяется история, давят меня, не дают работать. Я к Шульге:

- Дайте спокойно доработать, сдержите псов из госпиталя, я ухожу вскоре на частную практику, делаю сейчас патент.

- Ну, обещать могу только месяц их сдерживать, на боле сил не хватит - сочувственно…

На том и порешили. Ушел я на частную практику и зажил нормально, ни от кого не зависимый. Ушел и дядя Толя из, уже украинской, армии. Как он сказал, фамилия у него была русская, хотя он сам коренной хохол из Гадяча Полтавской губернии. А это не проходило у национал-шовинистов. Было их время пенного дерьма на унитазе политики. Какой-то старшина Мулява стал гетьманом украинского казачества и генералом всего за полтора года. А лучших офицеров выдавливали, освобождая место жополизам. Даже полковник, которого судили судом офицерской чести за контрабанду в гробах из Афгана, карьера которого была закрыта при Союзе, стал генералом-майором.

И многое стало ясным.

Как рассказал мне дядя Толя, анонимки писал на него лучший друг Шульга, освобождая себе место, как Брут, отблагодарив за всё… И стало мне понятно, почему меня выпирали с моей должности - туда все время толкал свою жену Шульга, чтоб крысятничать у командующего.