Ухмылка Клио Ответный удар республики

УХМЫЛКА КЛИО.
(«Ответный удар республики».)
Почти историческое эссе на избитые темы.

О времени …
Если положиться на достоверность «Книги Бытия», написанной косноязычным пас-тухом Моисеем, год в котором произойдёт большая часть вышеописанных событий, был 4719 годом от сотворения мира иудейским богом по имени Яхве (Иегова). Для эл-линов это был первый год 74 Олимпиады. Пол уверениям же самих эллинов, эти спор-тивные состязания основаны неким Геркулесом, который скорее всего являлся, потом-ков одного из ангелов, того же Бога Иеговы ( скорее всего Юпитера, он же Зевес) и смертной женщины Алкмены (см. Книга бытия, гл. 6, ст.1-5, изд. РБО, Москва 1998 год). Город Рим основан, примерно за 304 года неким Ромулом, потомком мигранта из Турции (территории современной Турции, сказать вернее). До рождения будущего царя Македонии Александра III, оставалось неполных 124 года. Именно с этой даты, впо-следствии будет вести свой официальный календарь Византийская империя, которой ещё предстоит появиться после падения Рима. Впрочем «падение» это буде вторым по счёту. А первое Вечному городу предстоит пережить уже скоро. Через каких-то там 106 лет, когда в его пределы ворвутся кельты под командованием какого-то Бренна. До рождения же в пределах территории подвластной Ироду, вассалу будущей Римской им-перии, мессии по имени Иисус, планете Земля вокруг солнца осталось описать 480 кругов. С этого листка календаря ведёт отсчёт своего времени современная цивилизация Запада. Пройдёт чуть более 1100 лет, и погонщик верблюдов, некто Муххамет, пересе-лится на постоянное место жительство из арабийского местечка Мекка, в такое же за-холустье под названием Медина. И этот факт послужит точкой отсчёта времени по ко-торому, в современном мире живёт почти миллиард магометан.
А вот для поданных арийской империи, интересующий нас год явился 6 годом правления царя царей (шах-ин-шаха) Ксеркса ( Кэй-Ашахра). Именно в этот год, Бог (или боги, если они конечно существовали), раздув щёки, дыхнул  во все лёгкие на пе-кучие угли войны. Войну эту, с поправкой на историческую условность, можно назвать Первой Мировой Войной, более менее зафиксированной анналами человеческой циви-лизации. Здесь, и далее, под понятием «цивилизация», автор прежде всего имеет ввиду цивилизацию Запада. Эту войну, а точнее череду войн, продолжавшихся 150 лет, при-нято называть «греко-персидскими».
О некоторых терминах.
Это ведь была не только «первая Мировая война». И даже не столько это. Это была война Запада и Востока. Запад есть Запад. Восток им и остался. Это война между за-падной демократией и восточным деспотизмом. Война «поданных» и «граждан». Зву-чит красиво. А так ли это? Что есть по большому счёту вышеупомянутый «деспотизм»? да и благо ли есть «демократия»? А ведь и наша история современность, медленно, до-вольно подло, от нас независимо, становится историей. В замутнённой пузырьками “спрайта” сознании неорусских тинейджеров «эра генсека Брежнева» отделена от вре-мён фараона Аменхотепа IV довольно зыбкой гранью. Мирную историю скучно читать, но в ней уютно жить.
С Востока свет. С Востока сила.
И к вседержательству готов,
Ирана царь, под Фермопилы,
согнал стада своих рабов.
Но дар бесценный Прометеев,
Элладе был не зря отдан.
Толпа рабов бежит бледнея,
пред горстью доблестных граждан.
Такие строки написал в конце позапрошлого века русский версификатор Мережков-ский.
А ведь вполне возможно, что в ущелье Фермопилы столкнулись отнюдь не граж-данская доблесть жителей свободного полиса и рабская покорность поданных шах-ин-шаха, а эгоистические амбиции вполне конкретных индивидов, за которые заплачено сотни тысяч человеческих жизней.
Когда всё это началось можно сказать довольно точно. А именно, когда конные разъезды первого арийского императора Куруша II, достигли западной границы Азии, и копыта скакунов иранских кавалеристов  омыли «виноцветные» воды Эгейского моря. А вот когда закончилось? Да и закончилось ли вообще?
А начиналось всё довольно мирно и относительно «радужно». Полисы (города) Восточного побережья признали власть шах-ин-шаха без боя и продолжили процветать, платя довольно умеренные налоги в имперскую казну. В тот период эти поселения яв-лялись сосредоточением эллинской культуры. Фалес, Гомер, Пифагор, Эвклид, Алкей, Сапфо, Арилох – жили и творили именно в Милете, Эфесе, Галликарнасе и на островах Эгейского архипелага.
Последующие события истории конфликта деяттка крошечных поселений с гигант-ской империей «Ариэн-Вэнджа», подробно и даже местами весьма объективно описаны в исторических опусах античных авторов. На этих хрониках Геродот заработал себе ти-тул «отца истории». Почти все действующие лица этих событий стали персонажами нарицательными, не только для нас, но и для нарицательных лиц дальнейшей истории.
Гай Цезарь Калигула подражал Ксерксу. Мост строил где-то в Италии, по размерам превышающий аналогичную переправу арийского императора через пролив Дарданел-лы (Гелласпонт).* За что от свободолюбивых квиритов (сограждан своих), получил прозвище «Ксеркс в тоге»(звучало тогда, примерно как сегодня – «Путин в ермолке»). Московитский  ке-царь Иоанн Васильевич по кличке «Грозный», как умел подражал Калигуле (даже род свой вел от «римских августов»). О пламенной любви «геноссе» Джугашвили к потомку вероломного викинга Рюрика говорить излишне. Ну а любите-ли «стального» товарища Джугашвили неистребимы как мухи, живучи как крысы, и всегда своевременны как тараканы на столе с объедками. Начать можно с киногероя урки «Антибиотика», (сериал «Отмороженный Ленинград») а закончить неудачливым претендентом  на кремлёвскую кормушку доктором Зюгановым (не путать с доктором Геббельсом), со всем его «красно-коричневым» электоратом.
Неудачливый парижский адвокатишко Макс Робеспьер, стоявший во главе «коми-тета общественного спасения», не очень любил. Когда его именовали «кровавый», за это авторы дальнейших эпитетов, к этому прилагаемых (типа «пёс» и «свинья»), обыч-но объявлялись «врагами народа». Поступали с остроумцами соответственно «остро». Но Макс просто обожал «погоняло» «неподкупный», ассоциативно ассоциируя себя с афинским сенатором Аристидисос, носившем титул «Справедливый». Его коллега по гильотине Дантон, даже за очень большие деньги не смог добиться прозвища «непод-купный». Вороватый был французишко. Либил с похмелья приложиться к бутылочке марочного «бургунского» и заесть эту прелесть карибскими лангустами, а по вечерам заняться любовью (по-французки) с дворяночками из фамильного кодекса королевства. Этот синоним росийского «получубайса», вполне считал свою личность адекватной стратегу Фемистоклосу, которому в свою очередь так и не удалось отмыться от клейма «коррукционер», но вместе с тем накрепко прилепиться  к званию «спаситель отечест-ва».
В данной работе предлагается взглянуть на общеизвестные события античности под несколько иным углом зрения. И если действительно имеет смысл постулат, что угол падения равен углу отражения, то события прошлых веков предстанут в несколько ином свете. И не обязательно «белое» должно стать «чёрным». Если оно, «белое», вдруг станет «голубым», или того хуже «красным», то это, как полагает автор будет весьма занимательным для пытливого ума ( и не только тинейджеров). Заниматель-ность, вот собственно говоря цель данной работы. Но «занимательность». Основанная исключительно на фактах и здравом смысле.
А всё же, почему речь пойдёт о временах столь давних, о событиях столь вроде бы известных, о личностях, давно превратившихся в абстрактные понятия?
Ну во-первых: история не столько повторяется, сколько движется вперёд, но по спирали, и фарс превращается в трагедию с завидным постоянством.
Во-вторых: многим (и автор не исключение) осточертело заниматься исследования-ми, скажем, на тему кем был Владимир Ленин (да и Адольф Гитлер заодно) – евреем или дегенератом? Или к примеру каким педерастом является Егор Гайдар – моральным (как кажется автору)? Пассивным (как полагает большинство электората)? Или актив-ным (как прозрачно намекает «СПС»)?
В-третьих: Всё это настолько же занимательно, сколь и поучительно.
Итак, вернёмся во времена за полтысячелетия до рождения Господа нашего Иисуса Христа, пасынка Иосифа из колена Давида ( а если точным быть совсем колено сие происходит от Иуды, потомка Иакова и т. д.)
1) Так кто с кем воевал в действительности? Восток с Западом? Эллины с варвара-ми? Демократия с тоталиторизмом? Низшая раса с высшей? Или …
2) Кто они, герои и полководцы, сокрушившую военную мощь арийской державы? Афинский сенатор Аристидис, генерал Мильтиад, адмирал Фемистоклос, лакон-ские генералы Павсаний , Леонтихид, адмирал Эврибиад, вожди ионийских ин-сургентов Гестигей и Аристогор, и наконец герой из героев спартанский баси-левс Леонидос? Почти все они (за исключением Леонидоса) обвинены совре-менниками (после своих блистательных, и не «столь», побед) в предательстве, трусости, глупости, коррупции, некомпетентности, преступной халатности. Причём в большей своей части подные обвинения были предъявлены на откры-тых процессах, с соблюдением всех признанных в то время норм юриспруден-ции, а не особыми тройками НКВД, или же «судом Линча». Что сие? Слепота судей? Зависть соратников? Чёрная неблагодарность сограждан? Злой рок? Или …
3) В чём заключается истинный смысл доблести лакадемонца Леонидоса? В том что он с семью тысячами греков, в течении двух суток отбивал атаки миллион-ного полчища азиатов и, до конца выполнив долг офицера, сложил голову в без-надёжном жестоком бою? А может быть как раз в том, что пошёл наперекор не писанным (да и писанным)  традициям своего государства, его законам? ( Всё хорошо – что хорошо для Спарты.) А может быть этот подвиг есть не столько подвиг воинский, сколько подвиг гражданский? И басилевс нашёл в себе муже-ство подняться выше понятия «гражданин и офицер Лакадемона». Или …
4)  А 300 спартанцев? Железная гвардия Леонидоса, павшая вместе со своим гене-ралом в ущелье Фермопил, все до одного … Не до одного же ведь. Ещё один миф. Ещё одна ухмылка Клио, музы истории. Имена большинства из трёхсот ге-роев, скрыты под её подолом, а имена двух уцелевших счастливчиков, зафикси-рованы в хрониках. Впрочем, счастливчиков ли? Или …
Вспомним, кстати, что героеев-панфиловцев, сгинуло у разъезда Дубосеково отнюдь не 28. Так получилось. Уцелевший после побоища под Москвой 28-ой, продолжил свою службу, сначала в Малоросси (гау Украина) в полиции третьего райха, а затем 2хлеборезом» на «зоне» под Магаданом (СССР. Северо-Восток). Он был жив в конце 80-ых. Писал мемуары. Требовал возвращения на грудь жёлтоё звезды героя. А так же восстановления собственной головы на бронзовый бюст на родине (ныне столица од-ной из центрально-азийский деспотий Бешкек). А голову приказали отменить тогдаш-ние коммунистические( теперь  «правоверно-демократические») власти, когда стало известно, что герой (без кавычек) жив.
   В «четвёртых, пятых и шестых» «или», будут проанализированы многие любопыт-ные, хотя и известные факты.
   Что бы собрать этот «кубик Рубика», не без пользы для гибкости ума, не будем  выса-сывать что либо, из чего либо, а просто совершим хронокруиз по трудам классиков, тех же Геродота, Фуккида, Ксенофонта, Псевдоксенофонта, Плутарха, Ариана, Транквилла, Эсхила и многих других полагаясь лишь на логику и здравый смысл. Древние авторы были не глупее нас, а мы не честнее их.*
Итак…
За 500 лет до рождения Христа мир, который принято считать цивилизованным, не ши-рокой, но длинной полосой опоясывал материк Евразия от Адриатики до Тихого океа-на. Самая широкая часть находилась в междуречье Хуанхэ и Яндзы, и ломанным тре-угольником ползла на Запад от реки Сырь-Дарьи (Окса), пересекая Каспий(Гриканское море), Кавказский хребет, Чёрное море (Понт Эвсквинский), проходя по нижнему тече-нию Дуная (Истра) и до юга Франции. Это на Севере. На Юге, с запада на Восток это: побережье теперешнего Магриба (Нумидия, Карфаген), дельта Нила, Левант, Иранское нагорье, плоскогорье Декан, далее по нижнему течению Меконга, в долину Яндзы, и к океану. За этими условными границами – дикость. Конечно же, обитатели степей лесов и болот с деревьев давным-давно слезли, передвигались вертикально, по своему духов-ному развитию находились где-то между гуронами Квебека времён войны «за Испан-ское наследство», и современными ичкерами, обитающими на развалинах Дудай-колы ( Грозного). В Китае ещё был жив Кон-Фу-Цзы. В Индии ещё не состарились те, кто имел возможность лицезреть принца Гаутаму (он же Будда), а гуси спасут Рим от орд галла Бренна, только через 120 лет …
  А сразу за рекой Инд начиналась империя Ариэн-Вэнджа, держава арийцев (персов). Она впитала в себя весь остальной цивилизованный мир, за исключением небольшого кусочка Европы, населённой племенами эллинов. Они говорили между собой на одном языке, но причисляли себя к двум разным народностям: дорийцев и ионян.
  Почему все завоеватели обычно стремятся покорить страны цивилизованные и равно-душно взирают на голодную свободу диких племён? Тот же фюрер начал расширение своего «жизненного пространства» со стран Европы, а не, скажем, Африки, как сделал его незадачливый коллега дуче, «покоритель эфиопов». Ответ очевиден. Грабитель, не состоящий на учёте у психиатора, преложит все свои преступные таланты, что бы зара-ботать срок за ограбление банка или маркета, а не сиротского приюта.
   Ксеркс, царь царей, царь четырёх стран света и т. п., по крайности к началу своего правления, являлся личности вполне адекватной и даже несколько утончённой. Он был, пожалуй, одним из первых деспотов, который решил, такому понятному стремлению нормального человека «ограбить ближнего» (а если тот противится, то глотку от уха до уха перерезать), предать некоторое морально-идеологическое обоснование. Проблема (для него) несколько упрощалась тем, что Ксеркс мог молвить о своей персоне: «Госу-дарство – это я!», с большим резоном, чем некоторые «людовики». А так как до рожде-ния иудейского мессии Иисуса бен Иеговы оставалось довольно много времени, царь, к своим многочисленным азиатским прозвищам, ничтоже сумняся, добавил ещё одно – «Соашотиль», в вольном переводе «Спаситель человечества». Кстати, титул «царь иу-дейский», имелся в номенклатурном реестре кличек «великого царя», но в силу своей мелочности, на фоне прочих обычно не упоминался.
    В чём же заключалась суть спасения обитателей Ойкумены (мира)? Если коротко, то в следующем. Все они, двуногие эти самые, должны стать поданными арийского импе-ратора, а главное платить налоги в казну государства (она же казна правящей династии Ахменидов, в лице своего законного представителя Ксеркса). Налог представлял из се-бя десятую часть доходов. В те далёкие времена, такой процент считался не только тя-жёлым, но и обидным, унижающем человеческое достоинство налогоплательщиков. А главное, поданные, с надлежащим рвением, и даже радостью, должны исполнять все указы, исходящие из имперской канцелярии в Сузах. В большей своей части, указы эти самые, были направлены на то, что бы эти самые налоги взыскивались с большим тща-нием и аккуратностью. Были конечно вердикты касающиеся и идеологических, то бишь религиозных проблем. В частности, с одной стороны подчёркивалась патологическая веротерпимость повелителя арийцев, со стороны другой, поданным настойчиво реко-мендовалось считать истинным доброго духа Ахурамазду, а не каких нибудь там Ам-мона, Иегову, Зевеса, Ваала и прочих богов, типа египетского быка Аписа, не говоря уже о злобных дайвах, одноглазых духах гор и прочей нечисти. Пророк же Ахурамазды Заратуштра, был объявлен единственно правильным пророком, по крайности самым прозорливым, до которого, ох, как далёко, всем этим: даниилам, иеремиям, фениксам, мопсам, калахасам и тем более безымянной жрице в Дельфах. Заветы Заратуштры, Ксеркс и решил неукоснительно воплощать в жизнь. Эти самые заветы-инструкции За-ратуштра, якобы лично поведал Ксерксу, явившись к нему во сне. Священный синод империи (состоящий из белобородых магов, крашенных хной, и жриц, крашенных бас-мой, и занимающихся священной проституцией) всем своим составом побожился, что сон царя вещий, и воля Ахурамазды именно в этом и заключается …
     Древний культ зороастрийцев не отличался особой экзотичностью на фоне быто-вавших в те времена религиозных нравов. Его почитатели поклонялись «священному огню» (или его тотему в виде свастики, если в «вечным огнём» перебои). Ему же при-носились жертвы. Но не не своих соплеменников, как семиты Ваалу – а четвероногих друзей, но не собак, которых персы считали священными, а лошадей (понятно, отслу-живших своё, старых кляч).
   Покойников в землю не закапывали как скифы, не делали из них чучела, как египтяне из своих фараонов (или большевики «среднего царства» из своих генсеков), не креми-ровали на больших кострах, как греки или индусы – а оставляли на корм стервятникам в укромных местах. Но зато у арийцев (ир-анцев), как уже говорилось, отсутствовали человеческие жертвоприношения, что по тем временам (да и по нынешним) выглядит весьма прогрессивно. И уж совсем экзотичным выглядит такой завет Заратуштры, как запрет лгать. Если полагаться на Геродота, персы ему следовали. Правда, такие умиль-ные отношения, существовали лишь между соплеменниками.
  Единственное что смущало членов братской семьи народов империи (именно брат-ских, без кавычек, так как царь царей для них всех, поданных своих, являлся именно отцом – строгим, но справедливым), это то что маги, не знакомые с основами генетики, не только поощряли, но и весьма настойчиво рекомендовали сексуальные отношения между близкими родственниками. Гомосексуализм на Востоке (в отличии от Запада) уже тогда преследовался довольно рьяно. Империи было необходимо «мясо для убоя», а произвести его могли только женщины, не без помощи мужчин понятно.
   Эллины обитавшие на гористой оконечности Балканского полуострова, не являлись такой уж драгоценной жемчужиной в ожерелье спасаемых народов.
       Но во-первых, своим независимым существованием по непонятным для Востока законам, раздражали императора иранцев, не говоря уже о том, что греки и не думали делиться своими скудными доходами с имперским казначейством.
       Во-вторых. 10 лет назад в 490 году до р. Х., они, эти самые эллины, обидели отца Ксеркса, шах-ин-шаха Дариавуша I, который послал своих дипломатов Датиса и Арта-ферна, вместе со 100 000-ми головорезов, что бы установить с жителями Аттики доб-рые отношения.
   Многие историки сходятся на том, что Геродот слегка преувеличил численность иранского воинства – может в два, а может в три раза. Но не приложен тот факт, что 11-ти тысячам афинян и платейцев, противостояла армия превосходящая их по числу, если не на порядок – то в разы.
    Афинянами командовал стратег Мильтиад.
Титул «стратег» у греков условно соответствовал званию «генерал». Полемах – пол-ковник. Илиарх – майор, и т.д. Архонт, с той же долей условности, соответствует поня-тию чем-то среднему между сенатором и министром.
    Своего противника Мильтиад знал хорошо, так как за 15 лет до Марафонского по-боища состоял на службе (по контракту) у императора Дариавуша, когда последний вторгся в Европу и попытался «разобраться» с племенами скифов, обитавших в при-черноморских степях. Собрав весь свой скарб, и всё своё золото (то самое, которым Дариавуш предлагал с ним «поделиться»), скифы ушли на Север. Где благополучно пе-реждали пока оголодавшая орда арийцев уберётся восвояси из безводных степей. Вой-ска шах-ин-шаха дошли чуть ли не до устья Дона (Танаиса), но не дошли до скифов.
    У Марафона Мильтиад командовал всего один день. 10 стратегов афинян руководили армией поочерёдно. В день побоища, 12 сентября, жребий выпал архонту Калиаксу (впоследствии павшему в бою). Но Мильтиад, при поддержке Аристидиса, убедил ус-тупить ему жезл командующего, и как потом оказалось лавры сокрушителя арийской мощи … Но о Мильтиаде, Марафонской победе, и кое-каких причинах вызвавших на-шествие, чуть позднее. А закончилось всё так. На Марафонском поле осталось 192 афинянина и 6400 азиатов. Афиняне захватили неприятельский лагерь и 7 боевых ко-раблей. На остальных 593 (!) персидское войско отправилось восвояси.
… Каждый день, перед ланчем, евнух бил в гонг, и напоминал Дариавушу: «Шах-ин-шах, помни об афинянах!» Царь помнил и без этого, но подобный ритуал производил неизгладимое впечатление на поданных, а главное наполнял понятие «всевидящее око владыки» каким-то зловеще-реальным смыслом. Воплощение в жизнь гения великого царя, мол, так же неотвратимо как, к примеру, восход солнца.
   На 40-ом году своего правления Дариавуш ушёл в «страну вечной охоты». На престол взошёл его старший сын Ксеркс.
«Говорит Ксеркс-царь. Мой отец Дарий. Отец Дария был Виштаса по имени. Отец Виштасы был Аршма по имени …
      Говорит Ксеркс-царь. Меня хранит Ахурамазда и моё царство. И что мной сделано. И что сделано моим отцом. Это тоже Ахурамазда пусть хранит …». Таково было жела-ние императора, при восшествии на престол. Но у Ахурамазды были очевидно какие-то другие соображения. Геродот показывает Ксеркса достойным правителем, не лишён-ным мужества и благородства. Коллеги попрекали «отца истории» за подобные абзацы в его трудах. И даже не за то, что он часто писал о благородстве «варваров» и частой «нечистоплотности» эллинов, а за то что делал это искренне, и считал полезным для общественной морали.
 Ксерксу было немного за 30-ать. Он был не глуп. Достаточно образован. Мания вели-чия (без наличия которой трудно представить себе любого восточного правителя) ещё не перешла зыбкую грань психической ненормальности. Ему были не чужды здравый смысл и трезвый расчёт. И главное он вполне искренне считал, что если в состав импе-рии, вверенной ему лично богом, войдёт ещё несколько провинций, то для людей в них обитающих, это явится высшей формой счастья, или по крайности великой удачей. Всё вышесказанное лишено какой-либо доли иронии. Чувство юмора не является наследст-венным качеством восточных деспотов ( в отличии от известного шутника Джугашви-ли, повелителя страны претендующей на звание «европейской»).
   Ксерксу досталась держава следующих размеров. Вот что говорит о границах «Ари-эн-Вэнджа» Дариавуш: «Дарий царь великий, царь царей, царь Страны, сын Виштасы, Ахменид. Говорит Дарий-царь. Вот царство которым я владею. От страны саков по ту сторону Согдианы – до Эфиопии. От Индии до Лидии, царство которое даровал мне Ахурамазда, величайший из богов. Меня хранит Ахурамазда и мой дом. Я  - Дарий царь великий, царь царей, царь многоплемённых стран, перс, сын перса, ариец из арийского рода. Вот страны которые захватил я помимо Персии, я над ними властвую, они мне платят дань, то что мною говорится они выполняют, они держатся моего закона: Ми-дия, Элам, Парфия, Ариана, Бактриана, Хорезм, Драгиана, Арахосия, Саттагидия, Ги-дарна, Индия (насчёт Индии, царь немного увлёкся), Саки Хаумварга, Саки Тигрхауда, Вавилон, Ассирия, Аравия, Египет, Армения, Каппадокия, Лидия, Ливия, Ионийцы, Саки, которые живут за морем, ионийцы шлемоносные, фракийцы, Тир, Сидон, Эфио-пия, Нубия, Мачия, Кария …»
  Незадолго перед смертью, императору присягнул на верность царь Македонии Амин-та, прапрадед Александра Великого, сокрушителя державы арийцев.
    Без сомнения империя персов, которой правили цари из рода Ахмена, являлась на тгот момент времени сверхдержавой. Что бы уточнить представление о её размерах и потенциале перечислю современные страны, почти целиком вписавшиеся в её границы. Итак: Македония, Болгария, Турция, Русское Закавказье (Армения, Южная Грузия, Азербайджан), Сирия, Иордания, Ливан, Израиль, Египет, Ливийская джамахерия, Ирак, Иран, Кувейт, бывшая русская Центральная Азия (Узбекистан, Таджикистан, Киргизия, Туркмения и юг Казахстана), Афганистан, Белуджистан, Пенджаб и запад-ный Пакистан.
  Империя делилась примерно на 20 провинций-сатрапий, которыми управляли губер-наторы-сатрапы, назначаемые именным указом великого царя. Губернаторы обладали почти неограниченной властью над поданными. Суть слова «почти», заключалась в следующем. Власть сатрапа имела одно ограничение – гнев правителя верховного. Сат-рапы могли вводить и отменять налоги ( насчёт «отменять», автор пожалуй погорячил-ся), казнить, миловать поданных, вторгаться с дружиной головорезов в соседние стра-ны. Сепаратистские замашки сатрапов сдерживали две вещи. Ненависть налогопла-тельщиков и гарнизоны имперских войск во главе с комендантом, назначаемым из цен-тра. И всё же бунты случались. Самый большой в период междуцарствия Камбиса, вто-рого императора арийцев, и Дариавуша. Подробнее, ниже, будет рассмотрен лишь один, произошедший во второй половине правления отца Ксеркса, так называемое Ве-ликое Ионийское восстание, послужившее поводом к вторжению арийцев в Европу, и явившееся первой фазой греко-персидского противостояния. А пока приведу, для на-глядности, свидетельства, как молодой император Дариавуш расправился с сепарати-стами, в самом начале своего правления.
   Это запечатлено в каменной летописи на Бехустанской скале в Иране.
522 год до рождества Христова.
« … говорит Дарий-царь … когда я убил Гаутаму-мага, человек по имени Ассина ска-зал: Я царь Элама … Элам восстал. Я послал в Элам войска. Тот Ассина связан был и приведён ко мне. Я убил его …
   … после я отправился в Вавилон. По воле Ахурамазды я взял Вавилон. Я захватил Надинтайбаду, провозгласившего себя царём Вавилона. Войска его я разбил. Его умертвил.
  … некто Фраваритиш провозгласил себя царём Мидии. Я послал войска. По воле Ахурамазды Фраватиш был разбит. Его привели ко мне. Я отрезал ему нос, уши и язык. Выколол глаза. Его держали в оковах у ног моих. И весь народ видел это. Затем в Эка-бантах я посадил на кол. Людей его распял …»
    То же самое было проделано с неким Чиссатахамой, объявившим себя царём Саттар-дии. И с его людьми понятно. И с Вахизадом и его людьми, поднявшими мятеж в Бак-триане … И с армянином Архасджаном, взбунтовавшим войска в Парфии (он был, правда, просто посажен на кол, без отрезания носа и ушей) … и с ещё 9-тью мятежны-ми сатрапами и их людьми … И наступил покой в государстве. Воцарился закон и по-рядок. Законом же для сатрапа являлась воля и прихоть царя царей. Так же точно как, для поданных дух и иероглиф закона воплощали собой воля и прихоть сатрапа.
  Империя Ахменидов обладала сетью добротных дорог. Дорог, охраняемых, и безопас-ных для путников и торговцев. С почтовыми станциями, на которых курьеров импера-тора всегда ждали свежие кони. Как указывает Геродот, царские гонцы с указами и фирманами, от Сард (город расположенный почти на  Восточном побережье Эгейского моря), до Персеполиса (город в центральных областях Ирана) передвигались «со скоро-стью летящих журавлей», т.е. со скоростью современного пассажирского экспресса по железной дороге.
  Валюта империи являлась надёжной и конвертируемой. Персидский «дарик» содер-жал 8,4 грамма чистого золота и являлся универсальным платёжным средством, свое-образным «баксом» Древнего Востока. Его принимали к оплате и на базарах Патали-путры на берегах Ганга, и в Анкоре на берегах Меконга, и китайские чиновники «цар-ства Сунь», так же получали взятки в виде персидских «лучников»( на монете был изо-бражён стрелок).
  Годовой бюджет империи(точнее его сальдо) в точности не известен. Однако статья «доходы», имперской канцелярией зафиксирована точно. Ежегодный доход империи составлял около 600 талантов чистого золота (один талант 20,7 кг), т.е. около 7 тонн звонкой монеты. В переводе на империалы Российской империи один талант равен 24 рубля 25 копеек золотом – т.е. 8 000 000 николаевских червонцев.
 Население Ариэн-Вэнджа составляло до 50 000 000 человек. Во всей Ойкумене, вместе с дикарями обеих Америк, тогда проживало по большинству оценок, не более полу-миллиарда обитателей. Таким образом каждый десятый землянин являлся поданным шах-ин-шаха. Кстати, ни в Китае, ни в Индии, в те времена не существовало единой империи, охватывающей всё субпространство этих цивилизаций.
 В распоряжении царя царей имелся океанский флот с искушёнными финикийскими адмиралами. Это они, по приказу повелителя и, движимые так присущей семитам жаж-дой наживы, достигли «столбов Мелькатра» и туманного Альбиона, возможно обогну-ли Африку за 2 тысячи лет до Васко да Гама, а капитан Скилак, по указу Дариавуша, предворил знаменитые путешествия семитского капитана Синдбада. Возможно его ко-рабли добрались до устья Ганга и даже берегов Суматры …
  Арийскую империю основал Кир, или Куруш II, во второй половине VII века до рож-дества Христова. Его отец Куруш I, был вассалом мидийского деспота Астиага (Ишувегу), своего тестя. Куруш поднял против мидян мятеж. Удача улыбнулась пер-сам. Мидийцы перешли на службу к новому, молодому хозяину. Кир посадил родного деда в клетку, и стал сколачивать свою  великую империю. Кстати, с родственником император поступил весьма гуманно, если не забывать о нравах эпохи. Вспомним как Дариавуш поступал с захваченными в плен врагами. Да и Астиаг был ещё тот фрукт. В детстве, чисто случайно Куруш, избег рук убийц, подосланных дедушкой, чуявшим «недоброе». А мидиец Гапарг, ставший верным соратником Куруша, сдал свои войска персам, так как наверное не смог забыть, как своё время был накормлен Астиагом мя-сом собственных родственников, за какую-то мелкую провинность.
    … Сначала были покорены, родственные арийцам по крови народы Туркестана и Бе-луждистана. Затем пало сытое и богатое Лидийское царство. Царь Крез, до поры счи-тавший себя счастливейшим из смертных, оказался в такой же клетке как и Астиаг. На-конец армия Куруша завоевало Халдейское царство. Великий Вавилон пал. А ведь ещё полвека назад империя Новохудоносора казалась  вечной, впрочем, как и Ассирия, ра-зодранная халдеями, у правителей которой Дариавуш, судя по всему учился обраще-нию с сепаратистами. Распятие. Кол. Сдирание кожи заживо. Это всё порождение буй-ной фантазии правителей Неневии, типа Саннехериба и Ашшурбанибалла.
    Куруш погиб во время войны с восточными скифами. После, фатального для арий-цев, побоища в степях Турана, скифская царица Томирис погрузила отрубленную голо-ву Куруша в бурдюк с кровью, предложив ему утолить жажду славы. Воистину, как го-варивал семит Эклизиаст: «Имидж ничто – жажда всё».
   Однако, обескровленные войной скифы были вынуждены признать себя вассалами потомков Куруша. Были возвращены персам и останки их первого императора. Ещё при Реза-шахе, к мовзолею Кира водили туристов.
525 год до рождества Христа. Сын Куруша, Камбис близ города Мемфиса разбил вой-ска египтянина Псаметиха II. Тысячелетняя история фараоновского Египта кончилась. Фараон попал в плен, и спустя год был казнён за подстрекательство к мятежу против оккупантов. В результате несчастного случая Камбис погиб. Его двоюродный племян-ник Дариавуш (незадолго до смерти император убил свою беременную жену и младше-го брата) огнём и мечом усмиривший сепаратистов, занялся благоустройством вверен-ной ему империи и конечно же, расширением её границ.
 520 год до рождества Христа. Поход Дариавуша, вместе с полководцами Горбией и Мегабазом  против восточных скмфов-массагетов, или саков. Казалось бы верный рас-чёт императора и его советников – окончился крахом. Пастух Ширак, взявшийся быть проводником стотысячной орды арийцев, завёл имперские войска в безводную пусты-ню. Почти вся иранская армия сгинула в песках Кара-Кумов. Дариавуш спася чудом. Ненависть к непокорным скифам огнём выжигала ему душу.
513 год до рождения Христа. Великий царь начинает войну против западных скифов. Полчища арийцев вторгаются в Европу. Персидская армия форсирует Дунай и, подобно огромной волчьей стае, три месяца рыскает по причерноморским степям. Поход против западных скифов окончился не столь трагично, как против скифов восточных, но столь же бесславно. Здесь мы вместе с Дариавушем знакомимся с его будущими заклятыми врагами. Понтонный мост через Дунай для иранской армии, возводят искушённые в подобных делах греческие инженеры. Эллинские же вассалы были оставлены для охра-ны переправы, пока иранцы гонялись за скифами. Среди них можно встретить и Миль-тиада, сына Кимона, афинского наместника в небольшом полисе на полуострове Хал-кида, в будущем недалёком отца Марафонской победы. А так же Гестигея, сына Лиса-гора, тирана цветущего Милета, его зятя Аристогора, сына Мальпогора, будущих орга-низаторов великого ионийского восстания против шах-ин-шаха, положившего начало греко-персидских войн. Войны, предсказанной ещё придворным астрологом Новодуха-носсора семитом Даниилом. Войны, которой по большому счёту никто не хотел …
Грекам, живущем на материке, и в голову не приходило выступать против азийского могущества арийцев. Императора Дариавуша европейская Эллада просто не интересо-вала в силу своей нищеты и малости. Это во-первых. Во-вторых царь царей был полно-стью поглощён своими «разборками» со скифами, именно их считая главными врагами империи. Ведь даже арийское вторжение в Европу было первым этапом грандиозного замысла Дариавуша по завоеванию всех скифов Ойкумены. Из придонских степей им-ператор собирался добраться до Волги и Северо-Восточного побережья Каспия, и отту-да ударить в тыл ненавистным массагетам и сакам, сгубившим две арийские армии (его и Куруша), и никак не желавшим покорятся, а если конкретнее, то делиться своим имуществом. Рэкет профессия не менее древняя чем проституция …
 Пока щах-ин-шаха преследовали неудачи. Но он был настойчив. И скорее всего был полностью поглощён подготовкой очередной грандиозной военной авантюрой, цель которой – победа над скифами.
  Но в 500 г. до р. Х. восстал Милет. Второй народ Ойкумены (после скифов) бросил открытый вызов мощи арийского императора.
… Как такового понятия «Греция» в те времена не существовало. Юг Балкан и побере-жье полуострова Малая Азия за полтысячелетия до рождения Христа населяли племе-на, говорящие на понятных друг другу диалектах, строящих добротные поселения, и на хрупких морских судах добравшихся до берегов Тавриды и Сицилии, не теряя при этом из виду береговой линии. Друг с другом племена эти воевали с лютостью не меньшей, чем Дариавуш со скифами. Предки этого народа создали высококультурную цивилиза-цию бронзового века. Развалины Микен и Тиринфа поражают воображение людей ХХ века после рождения Христа. Нравы и обычаи ахейцев (по другому данайцев) довольно подробно описаны в Гомеровских эпосах. Апогей ахейского могущества приходиться на XII век до рождения Иисуса. Если подходить к вопросу чисто формально, то война между Западом и Востоком началась именно в те времена, когда союзная армия ахей-цев под предводительством басиливса Агамемнона, сына Атрея, десантировалась в Азию. После десятилетнего кровопролития, штурмом была взята столица Троянского царства Иллион. К этом у времени относится и закат хеттской империи, союзной тра-янцам, и соседствующей с владениями Приама. Впрочем кое-кто, не без оснований, ас-социирует троянское государство с хеттским. За несколько десятилетий до европейско-го вторжения, хеттские цари на равных соперничали с египетскими фараонами XIX ди-настии (Рамзес II), за обладание Левантом. Крушение хеттов произошло явно не без участия ахейцев. Не боящиеся морских просторов предки древних эллинов, возможно под руководством родича Агамемнона, Менелая совершили пиратский набег на могу-щественный Египет (Так-Амет). В хрониках фараона Менеса, есть упоминание об упорной борьбе египтян с «народами севера» или «народами моря». Однако, по причи-нам до конца не ясным государства ахейцев на полуострове Пелопоннес и острове Крит пришли в упадок и стали лёгкой добычей северных дикарей – дорян. Племена за не-сколько столетий смешались. Настолько, что бы иметь один общий язык и похожий ре-лигиозный культ, но не настолько что бы забыть «кто кого завоёвывал». Великая Белая Богиня древних критян, превратилась в стервозную Геру, похотливую Афродиту, фри-гидную Артемиду и прочих эллинских богов и богинь, которыми верховодил тупова-тый самец Зевес, вместе с самовлюблённым Аполлоном  и другими членами Олимпий-ского прайда.
   Часть ахейцев, вытесненная с Балкан, колонизировало западное побережье современ-ной Турции, соответственно уничтожив обитавших в этих местах киммерийцев, осно-вав города Милет, Эфес, Галликарнас и прочие. Часть же другая ахеян, та что отбила дорийское нашествие на материке, закрепились на полуострове Аттика, с главным го-родом Афины. Именно эти люди именовали себя ионянами. Доряне же, завоевав пло-дородный Пелпоннес, основали там свою твердыню – Лакадемон. Или Спарту, по ахей-ски. В Средней Греции опорой дорийского могущества стала область Беотия, с глав-ным городом Фивы. Дважды доряне штурмовали эту ахейскую твердыню, в результате почти все аборигены были практически уничтожены. Фивы стали извечным соперни-ком и соседом Афин. Впрочем, куда менее заклятым чем Спарта.
   Именно Спарта стала воплощением «железного» дорийского духа. Ведь именно до-ряне, не умевшие писать, но знающие тайну изготовления железа, научили ахейцев секретам получения этого смертоносного металла. В государствах которыми правили легендарные Агамемнон и Минос, железо приравнивалось к драгметаллам и стоило до-роже золота. И уж понятно никому не приходило в голову изготовлять из него нако-нечники для стрел и копий.
   Спарта воплотила в себе ровно половину того, что впоследствии будет названо «бли-стательной цивилизацией эллинов». Воплощением второй половины явились Афины. Именно эти два государства, являвшиеся антогонистами во всём, находящиеся в со-стоянии пермаментной войны друг с другом, и бросили вызов всесокрушающей мощи арийского императора.
   Спарта располагалась в долине реки Эврот, области Лакония. Её жители существова-ли в соответствии с кодексом законов – «ретр», которые разработал некто Ликург, за 8,5 столетий до рождения Христоса.
             Спарта не имела стен.
              Никогда.
Её солдаты были надёжней любых фортификаций. А все полноправные граждане Лака-демона являлись солдатами. Любой другой труд, кроме ратного, для спартиата считался позорным. Солдат выращивало государство в специальных питомниках-инкубаторах, куда помещались мальчики с пяти лет. Из девочек воспитывали здоровых самок, про-изводящих «мясо для убоя», и гордящихся этой своей миссией. Всё недорийское насе-ление Лаконского государства было обращено в крепостных. Илотов. Население Спар-ты около 200 тысяч человек. Из них полноправными гражданами являлись около 50 тысяч человек, мужчины после 30 лет. Страной управляли два царя, ведущие свой род от потомков легендарного Геркулеса. И геруссия, совет старейшин то есть. Геруссия назначала эфоров. Что-то среднее между современными прокурором и судебным ис-полнителем, которые следили за соблюдением законов Ликурга, как царями, так и гра-жданами. В Спарте все граждане были равны перед законом. Только закон не был ра-вен для всех.
   В Лаконском государстве полностью отсутствовали денежные отношения (драгме-таллы были запрещены к ввозу ещё Ликургом). Из прелестей культуры присутствовала лишь музыка. Милитаристские марши под флйту и свирель. И частично поэзия. А именно тексты для боевых гимнов, славящие мощь Лакадемона, и доблесть его солдат. Подробнее о государственном устройстве Спарты можно прочесть в Плутарховой био-графии Ликурга.
   Свой образ жизни спартанцы осуществляли без принуждения, и званием «гражданин Лакадемона» гордились не меньше, чем арийский император титулом «царь царей». Они считали себя людьми свободными и свободу эту ценили превыше всего. Основным гарантом этой ценности являлось государство. А потому суть лаконской политической морали была такова: «Всё то хорошо, что идёт на пользу Спарте, и способствует не-зыблемости её устоев». Гражданин Лакадемона считал свою личность самой свободной личностью Ойкумены.
   Афины полный антипод Лакадемона. Во всём. Кроме одного. Жители Аттики считали самыми свободными людьми именно себя.
   К началу V века до рождества Христова, афиняне жили по конституции, которую на-писал Солон, признанный одним из семи главных мудрецов эллинского сообщества. Конституцию Солона, хоть и с оговорками, можно признать демократической.
За столетия бытия аттического государства, формами его существования были: мо-нархия ( самый известный из Афинский царей это Тесей, соратник легендарного Герку-леса); олигархическая диктатура, едва не преведшая афинян к гражданской войне (типа годов правления небезызвестной клики Мегакла и ему подобных); прямая тирания (Ти-ран Драконт  прославился жестокостью своего уголовного кодекса. «Смерть самое лёг-кое наказание за любое преступление, более тяжкого я выдумать не могу» – так говари-вал этот «юрист». И тиран Писистрат, правление которого обернулось для Афин куль-турным и экономическим подъёмом. И его сына Гиппия. К сожалению на потомках та-лантливывх людей природа зачастую отдыхает.); и наконец демократия. Архонт Клис-фен усовершенствовал «Солонов основной закон», и ввел подобную форму правления.
Отдавая должное милитаристскому воспитанию своих граждан, тем не менее, афи-няне считали что высшей добродетелью гражданина не только, и даже не столько воин-скую доблесть, сколько знание толка в философских концепциях, изящных искусствах и владению ремеслом и финансовыми навыками. Своё благополучие аттические жите-ли предпочитали строить не на прямом завоевании и натуральной эксплуатации чужих земель, а на развитии торговли финансов и ремесел. Большинство граждан делились примерно на три одинаковые группы: мелкие фермеры; ремесленники, торговцы всех мастей и калибров. Имелась и тонкая прослойка аристократии, из которых вербовались проффи-политиканы, манипулирующие интересами какой-нибудь из социальных групп, понятно, не без пользы для собственных закромов. До времён Периклоса госу-дарственные должности не оплачивались, и их обычно занимали люди не бедные, обу-янные честолюбием, жаждой наживы и славы. Наиболее обеспеченные граждане несли основную часть налогового бремени. На их средства содержались военно-морские си-лы, ремонтировались дороги, строились общественные и религиозные сооружения, комплектовалась полиция.
В полицию, кстати, набирали наёмников скифов, или даже рабов. Афинский граж-данин считал ниже своего достоинства нести псовую службу по охране общественного порядка. Он предпочитал быть арестованным «рабом-мусором», чем самому лишать свободы, либо стегать кнутом свободнорождённых граждан. К тому же  подобных слуг закона невозможно было подкупить, так как они люто ненавидели, презирающий их, охраняемый контингент, а по сему предпочитали лишний раз стегануть плёткой право-нарушителя, чем  в лучшем случае получить взятку в пару оболов на кувшин вина, а в худшем место за веслом галеры или кайло рудокопа-каторжника.
Государство обеспечивало начальное образование. Афинские юноши, эфебы, обу-чались не только метать копьё и прикрываться щитом, но ещё и читать, играть на флей-те, многие помнили наизусть гекзаметры Гомера. Малоимущим, а попросту говоря люмпенам и неудачникам, государство выплачивало пособие, обеспечивающее прожи-точный минимум, и даже возможность посещать знаменитый афинский театр, заме-нявший в те времена все виды современного искусства. И расчёт законадателей оказал-ся верен. Именно из среды голодных, но уверенных в завтрашнем дне бомжей и паупе-ров, вышел Сократ, прославивший вскормившее его государство не меньше чем Пе-риклос, Фемистоклос, Кимон, да и пожалуй больше чем все адмиралы и генералы вме-сте взятые. Впоследствии, такой же бомжара Иисус смог обойтись без помощи госу-дарства, так как имел крутейшую из «крыш» во всех смыслах этого слова. И только по этому.
Население Аттики по численности не превышало население Лаконии, процент пол-ноправных граждан был таким же. Но инородцы, метеки, в сравнении с илотами, били абсолютно свободными людьми. Они были лишены права голоса и возможности зани-мать административные должности. Уголовное же право являлось одинаковым для всех постоянных жителей, как граждан, так и нет. Кроме рабов и полицейских.
О торговле.
В Греции не хватало практически всего. И хлеба, и денег. Эллада импортировала практически всё. И зерно. И руду. И корабельный лес. И лён. Всё это не могли произве-сти скудные почвы Балкан. И всё это было просто необходимо для физического выжи-вания. Предметами экспорта являлись три вещи: оливковое масло; ремесленные изде-лия; и … люди. Две породы человеков были главными статьями эллинского экспорта. Грамотные инженеры и вымуштрованные солдаты. Только греки умели быстро и на-дёжно возводить понтонные переправы через многоводные реки, по которым конные полчища азийских владык вторгались в соседние страны. Греческие механики соору-жали хитроумные штурмовые машины для взятие стен вражьих городов. Они служили врачами в гаремах владык и архивариусами имперских библиотек, переводчиками и толкователями снов. Конечно, египетские жрецы и финикийские мореходы знали гео-метрию и астрономию не хуже, а возможно и лучше эллинов. Но они хранили свои знания, как куски золота в тайном схороне. Греки же превращали злато своих знаний в звонкую монету и пускали её в оборот по странам и весям. Эллины не стыдились про-слыть невеждами, но они боялись прослыть людьми не стремящимся к знаниям, и в не-вежестве своём воинствующими.
Греческие солдаты-наёмники, единственные, кто в сомкнутом строю могли отразить атаку дико визжащей азиатской конницы. Эллины, единые из тогдашних воителей, кто мог синхронно выполнять команды начальника, и во время сражения организованно наступать и отступать, не превращаясь при этом в стадо обезумевших животных в слу-чае победы или поражения. Эллинские офицеры были знакомы с правильной тактикой и плановым ведением боевых действий. Азиатские же генералы обычно уповали на во-лю богов и козни демонов, так же собственные хитрость и коварство.
Греческие солдаты проходили стандартное обучение. Каждый умел метать копьё, прикрываться щитом, в строю фаланги работать пикой, а в ближнем бою мечём. Они умели держать строй и шагать в ногу. Безумная, пенобрыжущая храбрость азийских воителей основывалась на двух причинах: страхе перед гневом владыки и пепелящей жажде наживы. Впрочем, последнего у эллинов было не меньше. Но европейцы жажда-ли жить, а азиаты страшились жизнь потерять.
Эллинскими воителями руководили здравый смысл и чувство превосходства сво-боднорождённого человека над «варваром», с молоком матери впитавшего чувство от-сутствия человеческого достоинства.. Азиаты считали за счастье быть сытыми рабами шах-ин-шаха, и молили своих рабов не о свободе, а о добром хозяине. Эллины же про-давали царям и фараонам свои мозги и руки – но не души. Впрочем, весьма глупо идеа-лизировать общественную мораль эллинского сообщества. Выпустить кишки ближнему и ограбить слабого, для большинства греков было так же естественно, как справить ма-лую нужду. Любовь к свободе и призрение к «варварам», били скорее всего неосознан-ным способом чисто биологического выживания в жестоком мире. От азиатов, что бы сохранить свой этнос, подобных качеств просто не требовалось. Для строительства ка-налов и пирамид требовались тысячи покорных поданных, а не индивиды разглаголь-ствующие об абстрактных ценностях, и готовых защищать эти ценности с оружием в руках. А главное умеющих это делать. Толчком невиданного расцвета Эллады послу-жили голод, нищета и зависть к богатым соседям.
Именно измена греческих наёмников позволила императору Камбису разбить фа-раона Псаметиха. Хроники рисуют Камбиса правителем не только жестоким но и не дальновидным. Насчёт жестокости спору нет. Он и жену свою, Роксану, убил в припад-ке ярости( беременную, ударом ноги в живот), и быка Аписа велел прирезать, того са-мого, кого жрецы Аммона считали святым, да и самого фараона приказал придушить, после годового содержания в подвале. А вот насчёт недальновидности … Заметим, у второго арийского шах-ин-шаха вполне хватило трезвости не бросать своих конников на копья греческой фаланги, а просто подкупить эллинского генерала. Кстати, кон-трактники, что бы доказать свою преданность фараону, перед строем прирезали детей изменника. Смишали их кровь с вином и пустили чашу по рядам … Не помогло. Гоно-рары арийцев потушили боевой пыл воспламенённый подобным способом.
Греки служили императору Дариавушу во время его скифских компаний. Служили не только как наймиты, но и как верноподанные арийской короны. Автором понтонной переправы через Дунай являлся мастер Мандрокл, с острова Самос.
И вот Ионийское восстание …
Экономических, социальных и политических предпосылок для него не было ника-ких. Кроме, так называемого человеческого фактора. Фактора конкретного, вполне конкретного человека. И человек этот не злой гений, и не совсем конченный подонок. Типах этот воплотился во многих личностях. Имена этих личностей зафиксированы в хрониках. А если обобщить – то это эллинский аристократ, считавший что величайшая мировая несправедливость заключается в том, что он родился гражданином свободного полиса, а не скажем наследником престола, если уж не фараона Египта, то хотя бы ка-кого-нибудь захудалого царства в Азии, где бы смог удовлетворить своё пекучее често-любие и ненасытную жажду власти.
Как правило, от забот о добыче куска хлеба насущного, эти индивиды обычно были избавлены. Не было (да пожалуй и нет) такого борца за свободу, который в тайниках души не взлелеивал бы мечту, добыть себе диадему деспота, или хотя бы стать полно-властным и любимым сатрапом этого деспота.
И если император Дариавуш и ему подобные, заявляли о своих вожделениях без ханжества, ссылаясь лишь на волю божию. То эти человечки, порой небесталанные, для воплощения в реальность своих потаённых желаний, были вынуждены прикрываться либеральной идеологией, и прикрываться заботой о благе общества, и конечно же без-ответной любовью к свободе и демократии. Свободолюбивые эллины не столько нена-видели восточных владык за их деспотизм, сколько завидовали их несметным сокро-вищам, удачливости, и возможности творить со своими поданными всё что угодно, не ограничиваясь писанными законами и моралью. Хотя здесь европейцы не правы. Если закон не понятен, то это не значит, что он не выполняется. А пословица гласящая что «гильотина есть профессиональная болезнь королей, точно так же как гонорея есть профессиональная болезнь проституток» верна во все времена, как на Западе, так и на Востоке. Примером, для тех кто служит для пурр-тинейджеров, иллюстрацией борцов за свободу, служат обычно эти самые тираны и сатрапы.
Это только ведь изнурённое каждодневным. Ненавистным трудом быдло, завидует правителю, за то что он имеет возможность объедаться деликатесами, спать до обеда, совокупляться со смазливыми шлюшками, а главное безнаказанно присваивать продук-ты чужого труда. Существо же человекоподобное, чуть поднявшееся над уровнем воющей от голода биомассы, имеет такие же, вполне естественные чувства ненависти и зависти к ближнему и дальнему, но вызваны чувства эти миными причинами. Им этим «высшим», этим «поднявшимся», люто желается видеть и чуять каждой частичкой сво-ей кожи, воплощение в жизнь своей прихоти, своего волеизъявления. Заметим так же, не всегда эта воля есть злонамеренной. Вспомним того же Писистрата.
А ведь века не изменили суть человеческой природы. Нео-русский пахан-урка, едва «откинувшись» из мест, где ему самое и место, только ведь по началу скупает парную «девчатину» на Тверской, и обжирается девственной ягнятиной с Черкизовского. А по-том, в мозги, от которых отлила сперма. И нефтяным фонтаном ударила моча, прихо-дит шальная мысль. А не податься ли ( с таким то опытом)  в законодатели, к примеру? Ибо плох тот коммунист, который не мечтает стать нефтяным шейхом или банкиром. Ибо тот вор и подонок, подонок не конченный, если не мечтает стать губернатором или президентом (Росси или там Сейшел каких-нибудь). Нормальным людям подобные мысли в голову обычно не приходят … Причём вся эта крысья суета отмороженных политиканов не обходится обычно без разглагольствований о благе России, Украины, Верхней Вольты( или о не переходящих ценностях ислама и демократии). Без раздачи дежурным бомжам живых лангустов, калекам памперсов, детишкам сникерсов, жен-щинам тампаксов. И конечно же жертвованием тугих пачек банкнот на восстановление православных храмов, в которые на джипах приезжают откормленные «батюшки», и проповедуют обворованному охлосу христову мораль, предлагая возлюбить воров и подонков, а главное простить им всё. Для обворованнго и обречённого на голодную смерть честного человека «ворюга» ничуть «не милее кровопийцы». Конечно же уми-ляет наивность паханов земных, желающих попасть на приём к пахану небесному (за-бывая, что все и так там будем), минуя при этом лубянскую канцелярию пахана крем-лёвского … все там будем. Не в кремле или Лубянке, понятно – на небе …
Нищие эллины несколько столетий находящиеся в контакте с блистательными дво-рами азийских владык, не могли не пропитаться жлобской мечтой о роскоши, согнутых спинах сонма безмолвных рабов, гаремах с сотнями прекрасных одалисок, утончённы-ми питьем и кормом. И главное что поражало до глубины самой, это то, как выполня-лась малейшая прихоть повелителей. По шевелению брови на сморщенной морде, вы-жившего из ума маразматика, строились сады Семирамиды. Вавилонская башня, пира-мида Хефрена, Великая китайская стена … Не-эт, с гражданами разглагольствующими на агоре об «абстрактных моральных ценностях» «чудес света» не сотворишь … да и не поживёшь в сласть. Лучшие люди страны люто ненавидели Элладу, именно за то что её простые граждане всерьёз восприняли экзальтированные речи вождей о свободе и де-мократии, и самое страшное уверовали в эти ценности искренне. Примерно теми же принципами руководствовалась коммунистическая номенклатура от Ленина до Ельци-на, ненавидя капиталистов и презирая свой народ.
Фалес из Милета, как и Солон признанный одним из семи мудрейших мужей ойку-мены, говаривал как-то: «Я благодарен богам за то, что я мужчина а не женщина, сво-бодный а не раб, эллин а не варвар». Гестигей, правитель Милета, пожалуй согласился бы родиться варваром, при условии, что вместо небольшого, хоть и цветущего полиса, ему бы досталась власть над каким-нибудь захудалым царством. А пока Гистигей ( в 500 году до рождества Христова ему было немногим за 40) для достижения своих целей видел один путь – верная служба Дариавушу. Он, кстати, как и большинство граждан Милета, с воодушевлением воспринял намерение императора переправиться в Европу. Для милетских менял и торгашей, война Дариавуша на соседнем материке, означала появление новых рынков сбыта и зон свободной торговли. А для гистегея лично, воз-можность отличиться и добиться новых милостей шах-ин-шаха. Тиран служил персам, как верный пёс. Он полностью оправдал высокое доверие царя царей. Именно Гистией, вместе с другими вассалами был оставлен Дариавушем стеречь переправу через Дунай, пока иранцы гонялись за неуловимыми скифами. Именно благодаря собачьей предан-ности Гистиея (или верности  ещё «не старого Фирса»?) армии арийцев удалось избе-жать катастрофы, подобной какра-кумской, когда потрёпанные иранские полчища уб-рались восвояси через, сохранённый сатрапами, мост. Именно Гистией категорически отказался разрушить переправу, когда послы скифов, опередившие иранские авангар-ды, прибыли в дунайский лагерь с подобным предложением. Впоследствии, Гистией не преминул «сдать» своему сюзерену Мильтиада, который предлагал последовать совету скифов, дабы навсегда избавить Европу от арийской угрозы. Скрежеща зубами, послы скифов уехали  ни с чем. Персы спаслись. Дариавуш умел быть благодарным. Он пода-рил Гистиею одну из завоёванных на материке областей. Сбылась мечта честолюбца. Он принялся энергично обустраивать своё новое владение, лелея далеко идущие планы. Что  из себя представляли эти замыслы, нетрудно предположить с учётом дальнейшей деятельности этого человечешки. Какая-нибудь очередная военная авантюра, прикры-тая пропагандисткой компанией о защите общечеловеческих ценностей, конечная цель которой явилось бы удовлетворение конкретных эгоистический амбиций данной лич-ности.
Воистину, суть короля - есть его свита. Дариавуш умел подбирать себе советников, которые, во-первых умели разбираться в людях, во-вторых не боящихся своему патро-ну неприятные вещи. Мегабаз, наместник царя царей в Македонии и Фракии, вместе с императором воевавший ещё против восточных скифов в Туране, был именно из  таких людей. Во время инспекционной поездки по завоёванным в Европе территориям, он посетил места, где Гистией обустраивал свои новые владения …
Смотрел Мегабаз на строительство мощных фортификационных укреплений, на склоны гор, на которых люди тирана рубят корабельные сосны, на шахты, из нутра ко-торых рабы добывают руду, из металла которой кузнецы в мастерских правителя изго-товляют, отнюдь не скобяные изделия, на сытых и хмурых наёмников, проводящих время в милитаристских упражнениях, на угодливого Гистиея, рассыпающего жемчуг похвал о справедливости,  Мегабаза, и мудрости Дариавуша, и его, Гистиея преданно-сти престолу Ахменидов. Мегабаз кивал головой, цедил сквозь зубы неразбавленное вино и, щурясь пытался заглянуть в бегающие глаза говорящего. Он в них узрел всё что хотел.
… После доклада Мегабаза императору, Гистией был вызван в одну из столиц пер-сидского царства Сузы, получил титул «друг царя», хорошую пенсию, дачу, охрану, ко-торая кроме всего прочего следила что бы неудачливый сатрап не покидал пределов царской резиденции. Дариавуш являлся грамотным политиком, и бунты, по возможно-сти, старался предотвращать, чем подавлять. К тому же, очевидно, натуре царя проти-воречило наказывать человека на основе одних лишь субъективных подозрений. А бу-дучи тонким знатоком человеческой натуры, царь понимал, что нет более жестокого наказания для честолюбия, пожирающего душу, чем сытая ссылка, издевательски по-чётная, причём. Впрочем, видимо император недооценил утончённую подлость своего пса с человеческими мозгами, поставленного на грань бешенства. Бешенная собака опасна. Зверь тихо помешенный, но не утративший инстинкта самосохранения, опасен вдвойне для окружающих, втройне для хозяина. Из рук которого жрёт корм, и в четве-ро для стаи в которой обитает …
После сытного обеда за столом шах-ин-шаха и надоевших ласк смуглокожих на-ложниц, в подлую голову Гистиея пришла мысль: «А почему бы не побороться за сво-боду и независимость отчизны, если её не удалось продать по сходной цене? В итоге длительных размышлений за кратером вина и кальяном с семенами дикой конопли (ку-рить коноплю персы научились у массагетов), он разработал дьявольский план. Суть заключалась в следующем. Подбить на мятеж против имперской власти своих сограж-дан. И не только жителей Милета, а всей Ионии. А затем предоставить свои услуги для его подавления. Свою верность Дариавушу этот пройдоха считал доказанной, и вполне возможно царь царей (для которого поданные делились не по национальному или рели-гиозному признаку, а исключительно по степени преданности) поставит его во главе карательного корпуса, а там … Подлость расчёта заключалась в следующем: возможно на помощь землякам придут остальные эллины с материка и начнётся большая война, плодами которой Гистией намеревался воспользоваться независимо от её исхода. Если победа будет склонятся на сторону имперских войск, то Гистией рассчитывал принять самое активное участие в «умиротворении земляков», и получить за это из рук шах-ин-шаха награду, например вожделенное губернаторство над всей Ионией, а там … там уже можно и против арийского благодетеля поинтриговать. В этом варианте развития событий, Гистией намеревался скрыть своё участие в подготовке сепаратистского мя-тежа.
… Вспомним, кстати, небезызвестного самозванного муфтия «всея Ичкерии» некое-го Кадырова. В превую чеченскую войну призвавшего соплеменников к джихаду про-тив «московских собак», а через пару лет получив из лап этой самой «собаки» Путина сахарную кость, в виде поста имперского наместника, превратился в «цепного пса гяу-ров» и обозвал своих бывших соратников по газзавату «ваххабитскими свиньями» не понимающими толк в «апельсинах общечеловеческих ценностей …*
Вариант второй, если военное счастье будет клониться на сторону эллинов, то Гис-тией, скорее всего, объявил бы себя вдохновителем и организатором великой победы, и тогда уж кому как не ему возглавить правительство свободной Ионии, а возможно и всех эллинов. Свою же песью службу арийскому повелителю Гистией представил бы как «подвиг разведчика» в самом сердце «иранского райха». Тем более, он скорее всего не упустил возможность продать вверенные под его начало имперские легионы штабу мятежников, и это выглядело бы как апогей деятельности патриота … своего народа. А если всё наоборот, то как подвиг патриота ... империи, сохранившего ни смотря ни на что, верность присяге. Воистину – патриотизм профессия негодяев.
Для воплощения в реальность подлых замыслов Гистиея всё складывалось весьма благоприятно. Вместо него мэром Милета стал его двоюродный брат и зять Аристогор, сын Мальпогора. Этот субъект уступал своему родичу в живости ума, но не в подлости натуры. Свою верность персам он доказывал не с меньшим рвением, чем увеличивал личное достояние.
Вполне возможно, что он бы и сдал своего родственника имперской контрразведке за соответственный гонорар, а более из страха перед карой за измену. Вспомним неза-дачливых Гаутаму, Ассину, Фраватиша, Чиссатахаму и прочих, за короткие месяцы возможности именовать себя «нэзалэжными» правителями, заплативших собственными ушами, языками и прочими гениталиями. Но … получилось так, что Аристогор, вля-павшись в очередную политико-финансовую авантюру, оказался причастен к растрате казённых, т.е. имперских средств. Дариавуш к экономическому здоровью, вверенной ему Ахурамаздой страны, относился с ни меньшим тщанием, чем к сохранению её тер-риториальной целостности, а потому с расхитителями казённых средств и коррукцио-нерами, поступал так же как и с сепаратистами. Таким образом правитель Милета, са-мой судьбой был поставлен перед небогатым выбором. Возглавив мятеж, и в случае его успеха, Аристогор получал шанс не только сохранить свою кожу и наворованное, но и заработать политический капитал. И тут как раз подоспело предложение, от которого, проворовавшийся –мэр Милета, не имел сил отказаться. И инструкции.
Если кто сомневается, смог ли Гистией сохранить своё инкогнито, как перед одной, так и перед другой стороной грядущего конфликта, приведу пример изощрённой фан-тазии этого человека, а именно, то как он передал своё послание из имперской столицы Сузы, где благоденствовал под домашним арестом, в город Милет своему соучастнику, тоскливо ожидающему результаты финансовой ревизии, которую производили хмурые инспектора из центра, в сопровождении судебного пристава, он же палач, мусоливший чистый пергамент с приговором, в который оставалось только вписать имя ворюги. Не забудем. Что дело происходило 2,5 тысячи лет тому назад а расстояние между Сузами и Милетом 1,5 тысячи километров. А в случае попадания подобного документа в руки имперской контрразведки продолжительность жизни посланца, адресата и получателя зависела исключительно от рвения дознавателей. Так вот, Гистией велел своему верно-му слуге остричься наголо, и на блестящей под азиатским солнцем лысине выкарябал послание. С месяц подождал, и велел гонцу отправляться в путь. Получив столь экзо-тическое послание Аристогор решился.
Точный текст того, что вытатуровал опальный губернатор неизвестен, но несомнен-но, что вороватый мэр Милета, просчитал для себя и худший вариант. Когда на терри-тории восстания, появятся ведомые Гестиеем карательные войска, то Аристогор имел бы возможность раскаяться и сдать своих будущих соратников по национально-освободительной борьбе, тем самым заслужить прощение сентиментального шах-ин-шаха. И конечно же во всей этой заварухе забудутся его шалости с казёнными финан-сами. К тому же появится блистательная возможность шантажировать тестя, который наверняка будет в большом фаворе у императора. И вот Аристогор, который ещё не-сколько месяцев назад вместе с персами, и весьма ретиво, участвовал в походе импер-ского флота против, населённого соотечественниками свободного острова Наксос (во время этой экспедиции он, кстати и проворовался, заведуя армейской казной), издал манифест. В нём довольно толково объяснялось, что он, Аристогор никакой ни колла-борант – а патриот, никакой не коммунист, тьфу ты, - тиран, а демократ, и с раннего детства мечтает о свободе и демократии для многострадальной отчизны. Персов же, а особенно их сатрапов, просто ненавидит, считает никакими не благодетелями и защит-никами свободы торговли - а угнетателями, грязными варварами, дикарями, глубоко чуждыми высокому духу эллинской культуры. Он призвал граждан, а главное персид-ские богатства, нажитые неправедным путём, отнять и поделить, если уж не поровну, то по справедливости. Призыв побезпредельничать во имя свободы и демократии, раз-дающийся из уст должностного лица, тусующегося в высших эшелонах власти, во все века находил должный отзыв в душах просвещённого электората. В этом отношении 5 век до рождества Христова, ничем не отличается от века 20-го после этого самого рож-дества, ни ото всех прочих времён. Главной удачей Аристагора и его кливретов, было то, что им удалось подбить к мятежу флот и армию Ионии, находящихся под его фор-мальным командованием, но присягнувших на верность императору. Помимо ритуаль-ной болтовни о ценностях свободы и демократии, солдатам и офицерам было обещано: значительная прибавка к жалованью и нарисованы заманчивые перспективы возмож-ных трофеев, собственно говоря ради которых наёмники (контрактники) и подались на службу к шах-ин-шаху.
Осенью 500 года до р. Х. против власти арийского императора восстал эллинский иностранный легион. Именно его кадры и составляли экипажи и абордажные команды имперского флота, базирующегося в Греческом (Эгейском) море и гарнизоны портовых городов. Потом Аристогор отказался от своей тирании, и призвал всех ионян к свободе. Все чиновники эллины, сохранившие верность короне, были схвачены и отданы на рас-терзание взбунтовавшемуся охлосу.
К январю 499 года до р. Х. всё побережье Эгейского моря было свободно от власти иранцев. Узнав об этом, Дариавуш назначил своего родича Артаферна сатрапом Лидии и Ионии, и начальником карательной экспедиции против мятежников. Гистией же, в Сузах, по прежнему продолжал исправно получать свою пенсию и считаться «другом царя» и «истинным арийцем». К восставшим присоединился остров Кипр. Однако ко-ренное население полуострова Малая Азия, лидийцы, остались верны престолу Ахме-нидов, а без их поддержки поход в глубь материка был бессмысленным. Еще не умерли те, кто помнил войну между лидийским царём Крезом и императором Курушем, кон-чившуюся покорением Лидии (агрессором, кстати, выступил Крез). Лидийцы, не в пример ионянам, оказали завоевателям остервенелое сопротивление, и помнили все ужасы нашествия и ту мягкость с которой Куруш обошёлся с побеждёнными. Без союза с Лидией отражение ответного удара империи было обречено на крах. Пока же он тща-тельно готовился, Анаскагор был вынужден отправиться на материк в поисках союзни-ков. Он прибывает в Спарту и обращается за помощью к обоим царям, Клеомену и Ди-марату, и к эфорам, и к геруссии. Он употребил всё своё красноречие льстивого царе-дворца, что бы убедить спартанцев прежде всего в выгодности войны за освобождение соплеменников. Он представил арийцев этакими богатыми трусами, которых сам Зевес велел пограбить. Аристогор использовал неотразимый уже в те времена аргумент, мол, ограбить «ирода» не грех. Весь глобализм заключается в степени безнаказанности за подобное деяние. Анаскагор с пеной у рта доказывал спартанцам, что им, как сверхче-ловекам, как прирождённым воителям, не составит особого труда разгромить нестрой-ные орды азиатов, и затем заслуженно насладиться прелестями жизни, которыми обла-дают пока  варвары-недочеловеки, в силу глупого недосмотра проведения, который им. Истинным эллинам просто необходимо исправить силой оружия. Он показывал царям, геруссии (это что-то на подобии политбюро в советской России времён красного генсе-ка Брежнева) медную доску, на которой была вырезана картографическая схема иран-ского царства. Эта была первая карта, которую видели лакадемонские старцы, покры-тые рубцами, заработанных в результате грабительских походов в соседние области. Как ни странно, подобная «бразулетка» произвела неизгладимое впечатление на спар-танских бонз, рассматривавших искусно вычеканенную модель страны, наполненной несметными сокровищами и населённой недочеловеками. Вожди уже явственно видели себя этих сокровищ владельцами, а их прежних обладателей, варваров – илотами, гну-щими спины на лаконских латифундиях. Члены герусси с удивлением глядели друг на друга, искренне поражаясь, почему такая простая мысль о расширении жизненного пространства не пришла раньше в их убелённые сединами головы, а пришла на ум ка-кому-то второсортному ионийцу с тёмной анкетой ( с ним, кстати, потом можно будет «разобраться», если будет путаться под ногами). Верховный Совет Спарты уже было собрался издать указ, что бы цари занялись подготовкой экспедиционного корпуса, для оказания интернациональной помощи братскому народу Ионии. Но тут проходимец допустил  одну непоправимую оплошность. Когда Аристогор был спрошен о том долго ли добираться лаконским маршевым ротам до имперской столицы Сузы, где находи-лись сокровища Ахменидов (и продолжал благоденствовать Гистией) то пройдоха от-ветствовал: «Месяца три». Спартанцы ужаснулись размерами державы на которую их натравливал Аристогор. Трезвый расчёт и страх пересилили все прочие эмоции. Это всё одно, если бы ибн Ладен предложил банде Хаттаба (который учебник географии считает кникгой написанной под диктовку шайтана) отправиться на завоевание Пари-жа, разрисовав, к примеру, радостные перспективы «оттяжек» в «Лидо» и «Максиме». А при этом ещё оказать помощь единоверцам арабам, которых жестоко угнетает фран-цузская дорожная полиция во главе с де Фюнесом. Вполне возможно, отморозок боро-датый и в поход собрался бы. Разве что, какой-нибудь соратник, кончивший в своё время восьмилетку в Учьхой-Мартане, объяснил бы муджахеду, что с его свинным ры-лом нечего соваться на Елисейские поля, а лучше продолжить свой маленький, но при-быльный джихад на месте, продолжая оставаться «неуловимым» для борзой своры «ле-гавых русских собак». А войну Америке, той же Франции или скажем марсианским ма-сонам, вполне можно обьявить из какого-нибудь бандитского притона, благо интернет и спутниковая связь исправно работают …
Спартанцы повелели Аристогору оставить свои земли до захода солнца, мол, бере-женого Зевс бережёт. Время «до захода солнца» неудачливым «спасителем отечества» было использовано следующим образом. Он явился к царю Клеомену и попытался под-купить его.
Как уже говорилось выше, Ликург запретил лаконским гражданам владеть золотом. Но деньги как таковые, запрещены не были. До этой, простой как презерватив, идеи дошёл верный ленинец Пол Пот, когда спустя две тысячи лет попытался построить коммунистическую «валгаллу» в устье Меконга. Однако валюта Спарты была абсо-лютно неконвертируемой, хотя и в корне отличалась от, скажем «деревянного совет-ского рубля», хотя бы тем что была железной, без кавычек. Вместо звонких золотых дариков и серебренных аттических драхм, в Лаконии находились в обороте металличе-ские бруски, по форме похожие на гантели. За эти деньги на территории Спарты можно было купить кое-какие сельхозпродукты, которые граждане обычно отнимали у илотов бесплатно, да грубые ремесленные изделия, которые в других областях Эллады не были нужны и задаром. Исключением являлась лаконская мебель, пользующаяся популярно-стью за свою дубовость во всех смыслах этого слова. Подавляющая часть граждан Ла-кадемона, на протяжении столетий, была равнодушна к деньгам. Простых граждан. Не то цари и члены их прайдов. И прочие мелкие и крупные номенклатурные бонзы, имебщие возможность посещать соседние страны не только в строю маршевых баталь-онов. Туризм, мягко говоря, не поощрялся правительством Лакадемона. Долгое время, покинувшие страну без вердикта эфоров спартанцы, лишались гражданства, объявля-лись вне закона, и попросту казнились. Но «лучшие люди» Спарты своими глазами ви-дели власть денег и возможности, которые давало их обладание. Власть эти люди лю-били. Она была смыслом их бытия. А что за власть без «презренного металла»? Не смотря на то, что обладание валютой в границах Спартанского государства было не только бессмысленно, но и опасно (примерно так же как обладание долларами в Ста-линской России) люди владеть златом жаждали неутолимо (примерно так же как фар-цовщики и валютчики в Брежневско-Хрущёвской России, писали в штаны от жгучего желания владеть «баксами»). А по сему процесс коррупкции в пуританской Спарте протекал не менее бурно, чем в торгашеских Афинах (дело царя Леонтихида, дело ге-нералов Клеандрида и Гилиппа, дело эфора Лиссандра, и наконец скандал с главкомом ВС Эллады маршалом Павсанием, о котором будет рассказано  во второй части данной работы). А по сему прохиндей Аристогор знал что делал, когда предлагал царю Клео-мену взятку в 10 талантов серебра, за то что бы последний убедил правительство при-нять участие в ионийской авантюре. Царь с гордым видом отверг предложение, от ко-торого нашёл в себе силу отказаться. Однако Аристогона не прогнал, ожидая что ж бу-дет дальше. А дальше было предложено 20 талантов … затем 30. Царь отказывается, но продолжает милую беседу об общеэллинских ценностях. Тут была названа сумма, от которой тяжело отказаться даже высокоморальному аристократу – 50 (!) талантов се-ребра. Сумма превышающая бюджет нищего лаконского государства …
В России один порядочный политик, да и тот Явлинский. Но и он за десяток другой миллиардов баксов в купюрах по 10 и 20 долларов, пожалуй вступил бы в КПРФ. Ну а Макашов с Зюгановым сделали бы себе обрезание и публично пописали на вяленую мумию Ильича. Впрочем нет, все эти индивиды безнадёжно неподкупны. Они бы взя-ли, да кто ж им даст.
И гордый спартиат сдался бы, если бы не банальная случайность. Дочь Клеомена по имени Горго играла в комнате, где происходил исторический торг, из-за малолетства или из-за того что она не мужчина, на неё просто не обращали внимания, как скажем, на кошку. Однако, дети тоже люди. И люди умеющие говорить и не умеющие лгать. Горго оторвалась от кукол и, с детской непосредственностью воскликнула: « Отец! Этот чужеземец подкупит тебя, если ты не прогонишь его!»
Даже некоторые торгаши-плебеи, как тараканы запонившие блошиные рынки Но-вой России, найдут в себе силы отказаться от баснословной прибыли, если в качестве процентов потребуется их кожа на барабан. Клеомен был аристократом, и ему было что терять. В Спарте коррупция наказывалась не менее сурово, чем в арийской империи, хотя и не столь изощрённо. Ворюгу и взяточника (будь он хоть царь, хоть герой) тихо прикалывали, или в пропасть сбрасывали, правда без отрезания конечностей и генита-лий …
Через 10 лет эта девочка станет женой спартанского басилевса Леонидоса, а ещё че-рез 10 лет вдовой героя. Чьё имя до сей поры питает доблесть воителей. Ей, уже взрос-лой женщине принадлежит фраза, ставшая крылатой. Когда подруга-иноземка удиви-лась тому, как много мужчины в Спарте позволяют своим женщинам, Горго ответила: «зато мы, спартанки, и рожаем настоящих мужчин». Здесь она оказалась права, его супруг Леонидос и 1100 его соратников доказали, что один настоящий мужчина, стоит сотни озверелых варваров-азиатов …
Из Лаконии Аристагор направился в Аттику. В Афины. Здесь он был счастливее. Афиняне послали адмирала Милонтиоса во главе эскадры в 20 кораблей на помощь мя-тежникам. Таким образом, признав их официально воюющей стороной, а не бунтовщи-ками, восставшими против законного правительства. Мотивы этого деяния очевидны. Во-первых Милет, во времена смутные, дорийского нашествия, был основан выходца-ми из Аттики. Эти два народа являлись родственны по крови и языку.
А во-вторых причины чисто экономического характера. Всё те же рынки сбыта, зо-ны свободной торговли и т.п., в общем всё то чего добьётся афинская архэ через пол века в золотую эпоху Периклоса … ну понятно не обошлось без пламенных речей о защите свободы. К инсургентом присоединились и жители города Эритрея на острове Эвбея. Окрылённые посулами Аристогора они снарядили эскадру в 5 кораблей.
Весной 499 года до р.Х. начались полномаштабные боевые действия. В гаван  горо-да Эфес высадилась афинская морская пехота и, после соединения с контрактниками шах-ин-шаха, изменившими своему сюзерену, и милетскими добровольцами. Эллины двинулись в глубь Азии. Для полпреда императора на территории современной Турции это стало полной неожиданностью. Иранский генерал не ожидал от инсургентов такой прыти. Карательный корпус, посланный Дариавушем только-только подходил к реке Галлис. Артаферн был вынужден оставить Сарды, и отступить на соединение с импер-скими легионами. Инсургенты взяли штурмом столицу Лидии и разграбили её. Резуль-татом этой победы явилось то что лидийцы, не только сохранили верность короне, но и присоединились к персидским войскам. Покуражившись  в варварских храмах, греки были вынуждены отступить к побережью. Следом методично и неотвратимо двигалась армия генерала Артаферна. Около предместий Эфеса произошло решительное сраже-ние. Победа осталась за арийцами. Эфес без боя открыл ворота перед Артаферном. Афиняне эвакуировались, бросив союзников. Тем временем из Средиземного моря прибыл имперский флот числом в 600 кораблей. Это были суда Финикии и Египта. Флот ионийских союзников состоял из 353-ех судов. Не смотря на численное превос-ходство врага, эллины имели все шансы на успех, благодаря качествам своих судов и выучки экипажей. Напомним, что в великом сражении в Саламинском проливе, где греки одержали одну из самых блистательных викторий в истории морских сражений, эскадре Ксеркса в 1000 кораблей противостояло 200 греческих триер, правда там не было изменников. Морская баталия случилась близ острова Лада, недалеко от Милета, последнего оплота восстания (за месяц до этого иранские морские десантники возвра-тили остров Кипр в имперское лоно). В самый жаркий момент сражения грекам изме-нил генерал Эак, командующий эскадрой в 49 кораблей. За это Артаферн назначил его вице-губернатором острова Самос. Арийцы и на море одержали решительную победу.
Весной 496 года до р.Х. имперские войска обложили мятежный Милет с воды и с суши. Он держался до лета 495 года до р.Х., пока не пал после яростного приступа. От цветущего полиса осталось пепелище. Уцелевших жителей ждало рабство в глубинах Азии. В продолжении 496 года до р.Х. все греческие города на азийских берегах Эгей-ского моря признали власть шах-ин-шаха, но большая часть их была опустошена и ли-шена населения. Процветание Ионии одним ударом было уничтожено на всегда.
… Аристогор бежал на третьем году восстания, как только безошибочным чутьём политикана, понял чем дело кончится. Он оставил свои честолюбивые притязания, и попытался скрыться в каком-то медвежьем углу во Фракии, с единственной целью, спа-сти свою подпаленную шкуру. Это ему не удалось. В 497 году до р.Х. он был случайно убит во время какой-то мелкой разборки по поводу дележа скудных трофеев.
Извилистей был конец цветастой карьеры Гистиея. В том же 497 году до р.Х. он всё же убедил императора послать себя в Малую Азию. Однако Дариавуш, против ожида-ний подонка, не поставил его во главе карателей, а назначил лишь советником Арта-ферна, который медленно но верно додушивал мятеж. А вот что из себя представляет «советник» полпред императора понял довольно быстро. Он так же, как и недавно умерший покоритель Македонии Мегабаз, ни йоту не поверил слащавым проектам Гистиея, и его клятвам в верности престолу Ахменидов. Он проник в намерения хитро-го изменника и сказал ему в лицо: «Ты сщил башмак, Аристогор лишь надел его». По-няв что разоблачён, Гистией в  ту  же ночь  сбежал на остров Хиос. Хиосцы заковали его в кандалы как агента шах-ин-шаха и коллобаранта. Остров находился в состоянии войны с Империей. Именно в подобном жалком состоянии подонку и пришлось разыг-рывать свой вариант «омега». Он ничто ничтоже сумняся объявил себя организатором национально-освободительного движения, приведя при этом доказательства. Которые показались убедительными для Хиоского повстанкома. Первое, что сделал Гистией, из-бавившись от кандалов, это нанял киллеров для покушения на Артаферна.
… Покушение не удалось …
Гистией отправился в Милет, надеясь убедить сограждан капитулировать, и тем самым оправдать высокое доверие императора. Его даже не пустили в город. Почему то никто не любит предателей … А по следам бывшего правителя уже шли наёмные убийцы, по-сланные Артаферном, не любившем оставаться в долгу. На территории Ионии он был полновластным хозяином, и сатрапу не требовался имперский вердикт, что бы перере-зать кому-то глотку. А Гистией, очевидно на сэкономленные от подачек деньги, добыл себе несколько боевых кораблей, и начал войну против всех. То есть занялся морским разбоем, пиратствуя как против персов, так и против греков. Это продолжалось до тех пор, пока неудачливый губернатор не попал в западню, любовно и терпеливо сплетён-ную Артаферном. Азиат ничего не забывал. И, тем более, не прощал.
… Гистией умирал долго. В полном сознании. Отчётливо осознавая суть происходяще-го процесса, а главное чувствуя каждой частичкой своего тела, распятого на корабель-ной мачте. Его заспиртованную голову Артаферн отправил Дариавушу, вместе с рапор-том о подавлении мятежа.
… Скифы достали Дариавуша до мозга печени. К концу своего царствования он похоже понял тщетность своих попыток их цивилизовать (то есть заставить платить налоги в имперскую казну). Ему было просто необходимо найди достойный повод, который бы позволил царю царей отвлечься от охоты за «неуловимыми», при этом сохранить сытое лицо, когда вместо плова с бараниной, пришлось похрумкать вялеными финиками. Этот повод и предоставили шах-ин-шаху греческие муджахеды, обрекшие свой этнос на тяжёлые испытания, а тысячи соплеменников на безвременную гибель от гнева и железа императора арийцев … Нерусское, неевропейское слово муджахед (муджахед-дин) в переводе с фарси (новоперсидского языка) означает «борец за свободу». Хоро-шее словосочетание. Не негативное по крайности. Автор не спроста проименовал им героев данного сюжета. А почему? Словцо то на языке. И именно современные деятели именуя себя подобным титулом, превращают понятие «борец за свободу» в синоним понятия «подонок». Кровь пролитая тысячи лет назад – не кажется свежей. На подобии засохшего вишнёвого сока. Но это обманчивое впечатление. А что бы не обманываться нужно внимательно читать историю. Разве не близнецы братья есть подонки,  изменни-ки и коллаборанты древние греки Гистией и Аристогор и современные ичкеры Дудай и Масхад? Обе эти свиньи, а что бы не оскорблять религиозные чувства читателей-басурман*(магометан иудеев и кришнаитов) назовем этих деятелей «собаками», кото-рые с верностью песьей (не меньшей, чем их эллинские «коллеги» служившие иран-скому императору) служили русскому генсеку. И те и други обласканы имперскими властями. Дудаев дослужился до звания русского генерала. А Масхадов до полковника. Дудаев командовал авиацией в русской сатрапии «Эстония», а Масхадов был коман-дующий артеллерией в сатрапии «Венгрия». Теми же языками, которым они мусолили суры из священного Корана, они были с радостью готовы вылизать задницы атеиста Брежнева и его последышей. Из тех же глоток, из которых раздавались призывы  не-счастных, диких чеченов к джихаду и соблюдению законов шириата, исходил вонючий перегар  коньяка «Вайнах» и водки «Московская особая», выпитых во время застолий в честь вечной дружбы с Великой Россией и за преданность идеалам коммунизма. Руко-водствуясь исключительно эгоистическими амбициями, честолюбием и природной ази-атской подлостью, эти индивиды ввергли своих дикарей-соплемнников в неблагодар-ную войну с могучей империей непобедимых гяуров. Ответный удар русской империи, как всегда, оказался испепеляющим, не смотря на разъевшую её язву коррупции, поте-рю огромных жизненных пространств из-за прямой измены проворовавшихся сатрапов красного генсека, типа небезызвестного маразматика Ельцина, бендеровского оборотня Кравчука, и целого тараканьего сонма повелителей окраинных провинций, на подобии трижды изменника и коллаборанта битого молью «лиса» Шеварнадзе … А эти две, вы-шеупомянутые, магометанские иуды, возможно сами того не желая, разбудили в душах горцев, дремавшие до поры, низменные, воровские инстинкты, и обрекли их на брезг-ливое презрение всего цивилизованного мира (за исключением группок воинствующих русофобов). Только оставаясь под властью скипедра русской империи, кровожадные дикари имели шанс стать часть цивилизации. Язык метрополии, ставший для «гуронов» родным, приобщил их к великим имперским культурным ценностям. С тех пор, как звероподобные предки современных ичкеров попали в эфир власти «белого царя», Че-чения проделала огромный путь к прогрессу. Теперь же (на втором году третьего тыся-челетия новой эры), из-за амбиций своих кровавых гуру, ичкеры, в значительном боль-шинстве вернулись в состояние «бронзового», а кое-где и «каменного» века.
   … Император Дариавуш решил в корне изменить направление своей внешней поли-тики. В Сузах, в 491 году до р.Х., об этом было объявлено на госсовете. Царь благо-склонно выслушал доклад Артаферна об итогах ионийской компании. Он пришёл в не-описуемую ярость, когда ему доложили, что какие-то там афиняне посмели выступить против имперских войск и вмешаться во внутренние дела любовно сколачиваемого им государства. Шах-ин-шах, не без оснований счёл участие афинских и эретрейских эс-кадр в войне на стороне повстанцев актом не спровоцированной агрессии против иран-ской державы. Под властью императора находились десятки стран, сотни народностей, тысячи городов и, вполне естественно он имел весьма смутное представление о каких-то там афинянах.
«Кто они такие?» – вопросил царь царей. Эксперты услужливо объяснили Владыке Востока, что афиняне это простые эллины, которые отличаются от прочих находящих-ся в имперской коллекции шах-ин-шаха, лишь двумя параметрами. Первый – это не-слыханная наглость. Второй – это то, что они не платят налоги в казну Дариавуша, так как ещё не осчастливлены высоким званием «поданный императора». Дариавуш при-нимает решение. Простое и естественное с его точки зрения. А именно, проучить этих самых афинян, потом облагодетельствовать их, милостиво разрешив впредь именовать-ся поданными арийской державы. И, понятно, честным и неустанным трудом увеличи-вать капиталы, хранящиеся в закромах новой родины. А  так как афиняне есть эллины, шах-ин-шах решил не мелочиться и распространил своё намерение на всех эллинов Ойкумены.
  Император назначает полпредом в Европе генерала Мардония, своего зятя. Мардоний был не стар и честолюбив, в силу чего император вполне мог положиться на его вер-ность и рвение.
  В 493 году до р.Х. из Гелласпонта двинулись армия и флот. Однако блицкриг не удал-ся. В дело вмешалась суровая Балканская зима. В январе 492 года до р. Х. морская ар-мада империи попала в страшный шторм у мыса Афон. Потонуло 300 боевых кораблей и погибло 20 000 солдат на них. На суше корпус Мардония ввязался в локальные бои с фракийским племенем виргов и понёс значительные потери. Сам главком Мардоний был ранен. И только заступничество его супруги Артозастры (дочери царя) спасло его от суда военного трибунала. Мардоний попал в опалу и был отстранён от командова-ния. В 491 г. до р.Х. Дариавуш начинает новую компанию. Но не военную а пропаган-дистскую и дипломатическую, при этом не забыв и о чисто милитаристских приготов-лениях. Все приморские города Иранской империи получили приказ готовить боевые корабли и транспортные суда для переправки лошадей. А во все города Греции были направлены  дипломатические миссии с требованием «земли и воды» – так звучала формула покорности императору. Эллада признала власть арийской короны. Вся. Кро-ме Афин и Лакадемона. Мало того, в обоих полисах дипломатический протокол был нарушен самым свинячим образом. На предложение от которого нельзя отказаться, в Спарте было отвечено по всем канонам чёрного юмора той эпохи. Послы, не смотря на дипломатическую неприкосновенность были брошены в колец, где представителями лаконского МИДа и было рекомендовано сами взять и землю, и воду. Менее остроум-ные, но такие же экспансивные афиняне (по наущению уже известного нам Мильтиада) сбросили посланников императора в пропасть Варафрон. Так в Афинах поступали с уголовными преступниками, к коим и были приравнены чрезвычайные и полномочные послы.
 И вот на стыке Европы и Азии 2,5 тысячи лет назад началась война цивилизаций. Вой-на спровоцированная глупостью и подлостью цивилизации Запада и чванством и само-уверенностью цивилизации Востока. Запад есть Запад, Восток есть Восток, и им не сойтись никогда … А так ли? Сходились ведь. И обычно в кровавой схватке не на жизнь, а на смерть. И первый раз это произошло в сентябре 490 года до р.Х., когда мор-ская армада иранской империи, по приказу Дариавуша I  взяла курс к берегам Европы. На бортах находилось 100 000 головорезов, из них примерно 40 000 тысяч конников. В основном саков, восточных скифов, в конце концов признавших протекторат царя ца-рей, и оплачивающих верность присяге мясом своих солдат. Конечным пунктом экспе-диции были Афины … для начала …
 Теперь когда известен результат похода персидского войска, во главе с генералом Ар-таферном (сыном полпреда шах-ин-шаха в Ионии) и лидийцем Датисом, годами верной службы заслужившем доверие императора – всё это названо авантюрой, закончившейся полным фиаско на Марафонском поле. Однако тот, кто имеет хоть некоторое представ-ление о воинской стратегии и тактике, должен по достоинству оценить стратегический план и милитаристскую красоту замысла. Удайся блицкриг, и он бы вошёл в учебники истории, как образец блестящей тактики, наряду с переходом семита Ганнибала через Лигурийские болота, когда пуниец вышел в тыл легионам консула Фламиния у Трази-менского озера, или даже с блестящей передислокацией воинства Боунопарте из Бу-лонского лагеря на берегах Па-де-Кале под Вену, перед Аустерлицким побоищем. Ин-тендантская же операция по переправке через море такой массы конного войска, вооб-ще не имеет себе равных. Суть плана заключалась в следующем. Не вести войска кружным путём через горные теснины на материке, где стратегическая инициатива уподоблялась скользкому обмылку в бане (именно так поступит Ксеркс 10 лет спустя), а одним блестящим манёвром, со свежей армией, не измотанной долгой переходом и локальными, оказавшись в самом центре вражеской территории, у стен её столицы, в одном генеральном сражении разгромить врага и окончить компанию. Не похож этот блестящий замысел на тяжеловесную стратегию азиатов, основанную обычно, на дос-тижении подавляющего численного превосходства (хотя и этот элемент присутствовал, «войну кровью не испортишь»). Против 100 000 азиатов афиняне и их союзники пла-тейцев, смогли выставить лишь 11 000 бойцов. Но и здесь есть нюанс. Блеск расчёта в том и заключался, что союзники спартанцы, со своей непобедимой пехотой, просто не успеют прийти на помощь. Так и произошло, кстати. Здесь чувствуется живой ум евро-пейцев. И кто же были те эксперты, которые помогали арийским штабистам разрабаты-вать столь блистательный план покорения Эллады? План коварный, не менее чем бли-стательный. И собственно говоря, не Эллады, а только не покорившихся Афин и Спар-ты.  Да конечно же сами эллины. И не просто сами эллины, а конкретно представители Афин и Спарты. И не просто представители, а индивиды в недалёком прошлом зани-мающие высшие государственные и военные должности в вышеозначенных государст-вах. А именно отставные правители Афин и Спарты - тиран Гиппий и басилевс (царь) Димарат. Совесть обоих, с их точки зрения была абсолютно чиста. Помогая вторжению арийцев в родные пенаты, они полагали что это деяние, способствует отнюдь не завое-ванию родины чужеземцами, восстановлению попранной исторической справедливо-сти. Конкретно – возвращению Димарату престола в Лакадемоне, а Гиппия правитель-ственных апартаментов в афинском кремле (акрополе). За это они были готовы при-знать себя вассалами персидской империи, не видя в том ничего зазорного, а скорее даже пользу для своих вечно воюющих друг с другом государств. Но не будем слиш-ком мудрствовать. Конечно же Гиппием и Димаратом в первую очередь руководили; ущемлённое честолюбие, обида на неблагодарных соотечественников и неутолимая жажда власти. План Дариавуша был обречён на успех … вроде бы. Ещё бы! Предста-вим себе, что в разработке плана «Барбаросса», наряду с фон Паулюсом, участвовали Жуков и Рокоссовский, а в обозе вермахта, рвущегося к русской столице, находились бы Молотов, Берия и Каганович (вообще-то насчёт Кагановича, вопрос спорный). Или так. Какой-нибудь Бурбулис с Чубайсом и Черномырдиным, обиделись на Ельцина за очередную отставку, приняли бы ислам, и подались советниками к басмачу Масхадову, надеясь с помощью чеченских душманов, вернуться к своим кремлёвским кормушкам.
   Огромный персидский флот (600 транспортных судов под охраной конвоя) с острова Самос, через Кикладские острова, двинулся в сторону Аттики. Дариавуш напутствовал своих генералов: «Идите в Грецию, поработите этих упрямцев и приведите их ко мне». Да-а … на афинян царь царей был зол уж никак не менее, чем на своих мятежных сат-рапов.
       Первой, ответный удар империи, испытала Эритрея, город на острове Эвбея, тот самый. Который послал в помощь ионянам эскадру в пять кораблей.
 Шесть дней армия шах-ин-шаха штурмовала городские стены. Эритрейцы мужествен-но сопротивлялись. Что творят озверелые штурмовики во взятом городе, грекам было более чем известно. Все с детства штудировали Гомера, учась грамоте на гекзаметрах «Илиады» и «Одиссеи». Режут всех без разбора. Такой исход дела явно не устраивал мэра Эритреи Эврота и вице-мэра Филагра. Они предпочитали индивидуальный под-ход. С тоской наблюдая, как сограждане отбивают бешенные атаки азиатов, аристокра-ты принимают решение … на седьмой день, благодаря измене, Эритрея была взята.
   В первых числах сентября арийское войско десантировалось на побережье Аттики. Гиппий лично руководил высадкой. Природу родного края он знал хорошо, да и дея-тельность свою считал вполне законной … Вспомним, ведь не называет же Карамзин в свой истории русского государства иноземной агрессией, тот эпизод, когда князь Свя-тополк вместе с нанятой польской конницей, попытался возвести себя на великокняже-ский престол в стольном граде Киеве, на который имел куда более законные притяза-ния, чем младший братан Ярослав. И удайся предприятие, то возможно именно узурпа-тор бы и получил прозвище «окоянный», а ловкие «несторы» и «бояны» состряпали бы лихой сюжетец, что именно Ярослав порешил как святого Глеба, та и не менее святого Бориса.
   … Гиппий пришёл к власти в Афинах 30 лет тому назад, после смерти своего отца тирана Писистрата. Формально, с юридической точки зрения, его даже тираном назвать нельзя. Само теперешнее понятие «тиран», не несло в сознании древних греков тепе-решнего негативного оттенка. Тиран мог быт хорошим. Например Периандр, правив-ший Коринфом 40 лет, при котором город пережил свой «золотой век». Или тиран Ми-телены Питтак, единственный добровольно отказавшийся от власти. Да тот же Писист-рат. Примеров «плохих» тиранов – масса.Начиная от талантливого проходимца повели-теля Самоса Поликрата, и кончая мрачным садистом Феагеном, тираном Мегары. Та-ким термином греки именовали правителя, пришедшего к вершине государственной власти не в результате демократических (или псевдодемократических) выборов, и не в результате династической преемственности, как басилевс, а любым другим путём, кро-ме двух вышеупомянутых. Гиппий же стал правителем по праву наследования. Он яв-лялся уже не тираном, а полуцарём, что ли. Он был образован и не был самодуром. Пи-систрат с юности готовил наследника к управлению страной. В его намерения явно входило оставить добрую память о годах своего управления страной. Именно при Гип-пии Афины начинают становиться торговым и культурным центром эллинского мира. В Аттику стекаются поэты и философы со всех стран. Именно по воле брата и соратни-ка Гиппия, Гиппарха (поэта между прочим) были впервые записаны целиком и литера-турно обработаны как «Илиада», так и «Одиссея». Именно с этих редакций деоали свои переводы как Гнедич, так и Жуковский. Проявлялась забота об общественной морали. На перекрёстках дорого и базарах устанавливались транспаранты с содержанием такого типа: «Воровать плохо». И подпись.
«Сказано Гиппием». Впрочем, эффект был похожим на тот, который производили пла-каты «Миру мир», в эпоху Брежнева. Строились храмы и дороги, которые в них вели. Формально соблюдался уголовный кодекс Солона. Гиппий даже как-то явился в суд по обвинению в коррупции. Правда прокурор и судьи куда-то сбежали. И присяжные за-седатели (они же личная охрана тирана) бесполезно прождали начала процесса. Да вот ещё статьи бюджета, в которых предусматривались расходы на проведение выборов, экономились, и отправлялись в госказну, между которой и своим карманом правитель не видел большой разницы. Гиппий лично руководил войсками, когда однажды «брат-ский спартанский народ» вторгся в Аттику. Он пережил несколько заговоров и поку-шений, в результате одного из которых был убит родной брат тирана Гиппарх. На это Гиппий ответил организацией, своеобразных «эскадронов смерти». Это происходит в 514 году до р. Х. Впоследствии, убийцы Гиппарха, Гармодий, и его сподручный Ари-стогитон, были объявлены тираноборцами и борцами за свободу. В 510 году до р.Х. оппозиция, её  возглавил, Ксантипп, будущий победитель персов при Микале и отец знаменитого Периклоса, обратилась за помощью к спартанцам. В бущем недалёком у Лакадемона не будет более заклятых и последовательных врагов, чем род Алкменоидов (из которого происходил Ксантипп) и примкнувший к ним Фемистоклос. Спартанцы вторгаются в Аттику. Ими командует «неподкупный» Клеомен. Однако принудить Гиппия к отказу о власти, удалось только после того, как люди Клеомена захватили в заложники малолетних детей тирана, и царь пригрозил что поступит с ними как с чле-нами семьи врага народа и демократии.
  Вот каким образом Гиппий очутился в Сардах, в резиденции имперского наместника Артаферна …
   Кстати, в 80-ых годах ХХ века от рождества Христова, африканские сепаратисты за-хватили в плен членов семейства марксистского правителя Советской сатрапии Эфио-пия Менгисто Хайле Мариама, и стали торговаться с ним по политическим мотивам. Угрожая жизни родственников, то Менгиста, проявил воистину Сталинскую твёрдость, предложив врагам революции зажарить живьём и сожрать собственных родичей …
    Похожим, в общих чертах, способом оказался оказался при дворе арийского повели-теля и экс-царь Спарты Димарат …
 Как известно, согласно кодекса Ликурга, в Спарте было два царя. Таким образом зако-нодатель, очевидно, попытался избежать единоличной узурпации власти. На протяже-нии 600-от летней истории независимого существования Спарты этот расчёт оправдал-ся полностью. Всё делов том, что цари обладали полнотой исполнительной власти, только во время боевых действий, как правило за границами Лаконии и в собственном войске. Решения цари, согласно конституции, должны были принимать коллегиально, и поэтом у все свои честолюбивые устремления обычно устремляли на выяснение того, кто из двух первее, а не обдумывали планов узурпации.
   Димарат, не уступавший своему соправителю Клеомену в честолюбии, во времена так называемого «эгинского кризиса», провернул против соратника довольно ловкую ин-трижку. Ответ не заставил себя долго ждать. Клеомен подбил Леонтихида (будущего победителя персов при Микале* , а в дальнейшем уголовного преступника, скрывшего-ся от правосудия за коррупцию) близкого родича Димарата, и ближайшего наследника в царском роде Проклидов, к отрицанию законности рождения последнего. Клеомен, не без оснований рассчитывал, что молодой соправитель станет игрушкой в его руках ловкого политического шулера. Леонтихид  принял предложение, так как ненавидел своего родственника, за то что тот в своё время отбил у него невесту.
   По спорным вопросам греки имели обыкновение обращаться к дельфийскому ораку-лу. Предсказатели, хотя и претендовали на то что вещали голосом бога Аполлона, но оставались людьми, и деньги любили не меньше тех, кто с богами непосредственно не общался. Поэтому ответ на конкретный житейский вопрос, а именно является ли Дима-рат сыном покойного царя Аристона или нет, зависел от вполне конкретной суммы, ко-торую предложит одна из вопрошающих сторон. Клеомен оказался более кредитоспо-собным ( а Зевес его занет, может чего ему и перепало от милетца Аристогона), и в ито-ге Димарат был лишён престола на вполне законном основании. К подобным шалостям жрецов греки относились весьма снисходительно, так как услугами пифии-предсказательницы пользовались все. В бюджете греческих полисов, с молчаливого со-гласия граждан, даже существовала специальная тайная статья на подкуп оракула, чью волю охлос считал священной. Великий демократ Периклос набрался смелости (или наглости) и этот пункт бюджета официально узаконил. Она так и называлась «расходы на нужное дело». К тому жертва лучезарному Аполлону, была для древнегреческих чи-новников прекрасным способом отмывки сворованных средств госсбюджета. Все боги Олимпа не сказали бы сколько все эти архонты, тираны, басилевсы получили от жрецов в качестве «отката». Тем более на благословенном Кипре офшора ещё не придумали (там хозяйничали мытари шах-ин-шаха), а Канары и Багамы ещё не успели открыть.
    Упоённый своим успехом Леонтихид, добил Димарата тем, что во время праздника Гипподинамий (там спартанские призывники состязались, кто больше выдержит уда-ров кнута, не закричав) нанес ему публичное оскорбление, на которое Димарат не имел возможности ответить. Он уже стал частным лицом, а его обидчик, как никак помазан-ник божий. Под крысиный смешок сограждан Димарат покинул народное гуляние. Ки-пя от ненависти и обиды он поехал в Элиду. Потом на остров Занкиф. Возможно экс-царь ещё колебался. Однако Верховный Совет Спарты понял какую ошибку он допус-тил, позволив носителю высших государственных тайн покинуть границы родины-мачехи. Зная повадки своих соотечественников, Димарат покинул Спарту под благо-видным предлогом, выяснить кое-чего у того же оракула. По закону в этом ему не мог-ли отказать. А когда спохватились – было поздно. «Птичка улетела». За бывшим главой исполнительной власти была послана погоня во главе не то с судебным исполнителем, не то с киллером. Занкифяне отказались выдать беженца, попросившего у них полити-ческого убежища. У Димарата пропали любые иллюзии относительно своего будущего. Никто уже не будет разбираться, замышлял он политическую измену, или нет. Удар на-ёмного убийцы ждал его в любом случае. В целях профилактики. Ради высших госу-дарственных интересов. Он прекрасно понимал, что находясь на месте Леонтихида и эфоров, сам отдал бы подобный приказ. У русского генерала Власова был хотя бы вы-бор – застрелиться или сдаться в плен, а если и сдаться, то …(его соратник генерал-полковник Кирпонос, попав в котёл под Киевом застрелился). Спартанец Димарат по-добного выбора не имел. Мало того, что его официально объявили ублюдком, но и ещё предъявили обвинение в измене, которой он пока не совершал. Самоубийство? С какой стати?! Он теперь простой гражданин ... простой … да пропади всё оно пропадом. Ди-марат отправляется в Азию. Если бы автор и кинул в него камень, то нетяжёлый, и ми-мо …
   Дариавуш отнёсся с пониманием к политэмигранту. Димарату выделили на прокорм доходы с небольшого городка в Лидии. Это конечно не царский престол, но всё же … Дариавуш рассчитывал на благодарность изгнанника. И не ошибся в своих расчётах.
    О том как басилевс переживал своё унижение от сограждан свидетельствует сле-дующий эпизод. Когда много позже шах-ин-шах Ксеркс спросил димарата, какую на-граду он желает получить за оказанные услуги престолу Ахменидов, спартанец попро-сил о следующем: разрешить ему проехать в имперской короне по Сардам. «Под этой тиарой, нет позга» – пошутил тогда генерал Артаферн, дотронувшись пальцами до зна-ка государственной власти на голове честолюбца. Возможно к тому времени (15 лет спустя) Димарат тронулся умом, но в 490 году до р.Х. он находился здравом уме и твёрдой памяти. А в памяти этой хранилось не мало секретов генштаба Лакадемона. А рассудок являлся умом вышколенного вояки. А спартанские генералы и офицеры на тот момент времени, являлись лучшими в мире. Это показал весь ход дальнейших со-бытий.
   А спартанский царь Клеомен жестоко ошибся насчёт кротости своего коллеги. Моло-дой, да ранний Леонтихид, явно тяготился «покровительством» своего «старшего това-рища» и, в лучших традициях «чёрного пиара» он организовывает «слив» информации о том, как Клеомен изжил Димарата. За эту провокацию, приведшую к измене кто-то должен был ответить. Народ жаждал наказания. Этим «кем-то» и оказался Клеомен. Он был предан суду, но бежал из-под стражи. Сначала в Фессалию. Потом в Аркадию. От-туда шантажировал геруссию и эфоров, что взбунтует аркадян против Спарты. И это в то время. Когда вся эллада жужжала о приготовлениях шах-ин-шаха. Верховный Совет Спарты, зная подлый нрав своего главы исполнительной власти, шантажу поддался. И поступил мудро. Не в пример членам Горбачёвского политбюро, когда те просто поку-ражились над опальным Ельциным, когда тот на 8 партконференции умолял о реабили-тации и, чуть ли не «под пидоп» клялся в своей собачьей верности идеям, хоть мар-ксизма, хоть ленинизма. Лишь бы опять к кормушке. Уважили б тогда коммуняки (вти-харя жрущие в ложах вяленую осетрину) вопль своего «голодного» подельника, гля-дишь бы и «Союз нерушимый» не шибко бы порушился. А поставь кто будущего пре-зидента, обгрызанной крысами России, на место геноссе Лигача, то ить не было бы у вяленной мумии Ильича более верного продолжателя его уголовного дела.
   … Но как только Клеомен вернулся на престол, он то ли от радости, то ли боги пока-рали – сошёл с ума. И в припадке безумия совершил суицид. Царём Спарты стал Лео-нидос, двоюродный брат Клеомена, женатый на его дочери Горго, будущий герой Фер-мопил.
    Но вернёмся на Марафонское поле в сентябрь 490 года до р.Х. Несомненно и Гип-пий, а тем паче Димарат приняли участие в разработке плана этой компании. Однако, император не посчитал возможным назначит главкомом над своими полчищами своих азиатов не-арийца, да ещё эллина. После дела Гистиеея, он имел все основания не до-верять грекам, пусть даже конченным изменникам. Судя по всему Гиппий не пользо-вался доверием ни у Датиса, ни у Артаферна. В глубине души они наверняка презирали предателя. Сами же персидские генералы были не только малоопытны, но и невежест-венны. С легкомысленным самодовольством они полагались исключительно на чис-ленное превосходство своего полчища, на мощь доселе непобедимой скифской конни-цы, орду которой столь блистательно удалось переправить в самое сердце Эллады, из-бежав перехода через горные тесны Северной и Средней Греции. Всё было на стороне азиатов. И время. И местность. И численное превосходство. И законы стратегии и так-тики … Как скорее всего, верно рассчитал Димарат, узколобые члены геруссии, под благовидным предлогом отказали афинянам в скорой помощи, видя в них зло, лишь чуть меньшее чем персы. Они с вожделением ждали, когда афиняне мясом своих сол-дат ослабят азийскую мощь, что бы потом, отбив арийское нашествие, подчинить раз-давленного союзника своему тотальному влиянию.
   Отношения между Афинами и Срартой походили чем-то на отношения между Ста-линской Империей и Империей Британской в 30-тых годах ХХ-го века после рождения Христа. То есть всё те же «ответы Чемберлену» и «ультиматумы Керзона». Грань гло-бального конфликта. Англию и Россию помирил Гитлер. Афины и Спарту – Ксеркс. Но до его прихода к власти остаётся ещё пять лет.
   Мы уже знакомы с итогами Марафонского побоища. В блестящей победе эллинского духа, над духом азийским, приняли многие из героев дальнейшего повествования. Это и Аристидис, и Ксантипп, и Фемистоклос. Их вклад в победу очевиден и непререкаем. Но лавры отца великой виктории  и потомки и современники, однозначно присуждают Мильтидату, сыну олимпийского чемпиона Кимона,  и родителю генерала Кимона, окончательного сокрушителя арийского могущества.
   Но и потомки и современники не оспаривают того факта – великая. Блистательная победа, прославленная в веках, одержана не только. И даже не столько стратегическому гению афинского полемаха, а в не меньшей степени из-за глупости. Невежества и не-компетентности иранских генералов, упустивших 100% шанс одним ударом уничто-жить эллинскую гордыню. Не подвергается сомнению лишь одно. Беззаветная доблесть афинских и платейских гоплитов, безоговорочно выполнив приказ своего главкома и, в количестве 11 000 бойцов. Бросившихся в безрассудную атаку на 100 000 (или сколько их там было) азиатов. Арийский десант был сброшен в море. Формально катастрофы не произошло. Из стотысячной орды на Марафонском поле осталось лежать 6,4 тысячи трупов. Из 600 кораблей, афинянам в качестве трофеев достались лишь 7. Сразу же по-сле эвакуации, Датис с Артаферном предприняли попытку захватить беззащитные Афины, обогну в на кораблях Аттический мыс. Впрочем. Это было сделанно так же бездарно. Как и руководство сражением. Вспомним. Во время похода дариавуша про-тив восточных скифов-массагетов, из Черных песков вернулось не более 5 тысяч из 100 тысячного войска. Во время похода против скифов западных из, так же 100 тысячной армии из причерноморских степей, выбралось чуть больше половины азиатов. Эллины же одержали главным образом великую морально-идеологическую победу. Всей Ойку-мене было доказано, что в открытом, честном бою можно противостоять гневу и силе одного из самых могущественных владык. Рядом с могилой павших героеев, до сей по-ры возвышается мраморный памятник со следующей эпитафией, сочинённой поэтом Симонидом:
     «Здесь на марафонском ристалище, защищая свободу Эллады, афиняне сломили гордую силу Азии».
  В тот год Мильтиаду исполнилось 60 лет. Фемистоклосу – 35. Аристидису – 50. Пав-санию – 23. Леонидосу – 40. Ксантиппу под 50. Периклосу –10. Дариавушу – 59. Его сыну Ксерксу – 25. Генералам арийцев Мардонию и Гидарносу около 30.
    Мильтиад стал первым человеком в Афинах. Его имя, как фанфары, гремело по всей Элладе. Но для его доброго имени и уже немолодого тела, было бы лучше, если бы он пал на поле сражения. На поле этом. Марафонском, он получил неограниченную власть полководца. Его душу охватило лютое желание сохранить этот призрачный трофей. Он потребовал у народного собрания что бы в его распоряжение было предоставлено пол-ное командование над армией и флотом. Он говорил что хочет предпринять дело, кото-рое сделает Афины могущественными и богатыми, но суть его замыслов должна ос-таться в тайне.
    Ни нам, поверившим аморальному честолюбцу Ельцину и гипернапёрсточникам Чу-байсу и Мавроди, удивляться тому, что афиняне поверели таланту и счастью организа-тора великой победы, и вручили ему командование над флотом из 70 кораблей, не спросив что он имеет ввиду и куда поплывёт. Все с вожделением надеялись услышать о великих последствиях предприятия. Весной 489 года до р.Х., Мильтиад вышел в море. Опустим подробности военной авантюры, предпринятой пожилым человеком, опья-нённом удачей и честолюбием. Через 26 дней он вернулся с пустыми кораблями, в трюмах которых находились гробы с солдатами, павшими в неудачном сражении. Сам адмирал находился в полубессознательном состоянии, страдая от раны в бедро.
   Политические соперники, сердца которых разъедала кипучая смола чёрной зависти, не замедлили воспользоваться неудачей вчерашнего кумира. Архонт Ксантипп обвинил его в том, что он злоупотребил народным доверием и обманул государство. За подоб-ные преступления в афинах полагалась смертная казнь. Если бы подобные законы дей-ствовали на территории эР эФ, то россиянам пришлось бы каждый месяц вешать по ка-кому-нибудь «чубайсику» или «ельцёнку».
  Граждане приняли суд на себя. Герой марафона был на носилкам внесён на агору (площадь для собраний и базаров). Вокруг подвывала от возбуждения экзальтирован-ная чернь … Испокон веков подмечено, нет ничего сладостнее для тараканьего эго ох-лоса. Чем публичное унижение личности, перед которой толпа ещё недавно пресмыка-лась и с панибратским улюлюканьем подталкивала к деяниям, за которые теперь готова растерзать, что бы через некоторое время пустить крокодилью слезу о незаслуженно наказанном благодетеле. Вся беда и трагедия подобных личностей в том, что они доби-вались успеха благодаря стечению обстоятельств и воле рока, а приписывали удачу ис-ключительно своим талантам, которые зачастую весьма посредственны.
   Безнаказанность, к примеру, российских ворюг всех мастей, есть ведь отнюдь не во-площение божьего промысла, а продукт того, что легион ворюг менее удачливых про-сто боятся ворошить эту кучу дерьма человечьих душ, а люди нормальные – брезгуют.
    Мильтиад находился в полубеспамятстве. Он не мог говорить. Его защиту взяли на себя друзья. Наивные, они призывали учуявшую запах крови толпу люмпенов, вспом-нить о том добре которое сделал для них всех и всего государства в целом. О том, что завоевал остров Лемнос, и покорил города в Халкиде, и конечно же о Марафонском спасении отчизне. Мильтиада ждала та же яма, куда по его наущению, два года назад бросили несчастных иранских дипломатов. Клио ухмыляется над своими любимцами обычно подобным образом.
   Но оппозиционеры, отнюдь не желали кончины Марафонского героя, настолько же глупой, настолько же мученической. Они жаждали прежде всего его унижения и унич-тожения, как политического деятеля. К тому же Фемистоклос и Ксантипп прекрасно знали переменчивость нравов своих сограждан. И хорошо понимали, что через некото-рое время их самих вполне может постигнуть подобная участь. К примеру, за то, что они подстрекали народ к убиению Марафонского героя, который после смерти обяза-тельно станет любимцем толпы. Народ любит своих героев мёртвыми.
 Суд подтвердил обвинения против сенатора в преступной халатности и нецелесооб-разном использовании госсредств. Для погашения военных издержек он был присуж-дён к штрафу в 50 талантов. Будучи человеком далеко не бедным, подобной суммы Мильтиад не имел, и был заключён в долговую тюрьму. А попросту посажен в яму, на-крытую досками. Где вскоре умер, облепленный блохами и жужелицами, скорее всего не от старости, а от гноящейся раны, нанесённой ему в бедро азийской пикой, а в душу неблагодарностью сограждан, но dura lex …
   Ксантипп и Фемистоклос торжествовали. Своей удачной интригой они расчистили себе полигон для кипучей политической деятельности. Впереди их ждёт успех. Победы ещё более блистательные чем Марафон. Слава. Неслыханные почести. Упоение вла-стью. Высшие государственные должности. И … та же самая чёрная неблагодарность соплеменников. Суд. Опала. Эмиграция. Жалкая смерть на чужбине.  И самое неприят-ное пятно изменников в памяти потомков. Уж чего-чего а обвинений в умышленной измене против Мильтиада выдвинуто не было. За видвижение ложных, бездоказатель-ных обвинений, люди их предъявившие карались, не менее сурово чем обвиняемые. Правда и Мильтиад поводов не давал, в отличии от тог же Фемистоклоса. Хотя вполне возможно, у старца просто не хватило живости натуры, так присущей его коллегам по полит подиуму.
    А Дариавуш и не отказывался от своих намерений покорить Грецию. Сделаны были ещё большие приготовления. Вся милитаристская машина империи запущена на пол-ные обороты. Армия уже готова к походу. Правда с церём уже не было его испытанных полководцев … Горбии, который ещё вместе с Курушем сокрушал царства древнего Востока и, благодаря змеиной хитрости которого, молодому императору удалось вы-браться из  безводной пустыни, после неудачи массагетского похода. Мегабаза, усми-рившего Туранских сепаратистов, и покорившего для царя в Европе Македонию и Фра-кию. Отанеса, ещё с буйным Камбисом сокрушавшем мощь фараонов, подавившего мятеж в Маргиане, и доказавшего свою преданность во время похода против западных скифов. Уже не тот, уже стар Артаферн, усмиритель ионийского восстания. Из него по-лучился неплохой администратор, но как генерал он посредственность. Неплох моло-дой Гидарнос, друг наследника престола. У него нет боевого опыта, хотя амбиций хва-тит на пять Курушей и Камбисов вместе взятых. В покоях дворца отирается опальный Мардоний … Что ж. За одного битого двух небитых дают. Он ранен в бою. Смел. Мо-жет лично, во главе конной лавы, броситься на копья фаланги. К тому же, не так он уж и виноват. Видимо тогда боги эллинов услышали их молитвы и устроили непогоду. К тому же он всё же придвинул границы империи к Фессалии. Есть ещё командующий конницей халиарх Масистий. Пригодится и осторожный  Артабас, сводный брат импе-ратора. Флотом, пожалуй можно назначить командовать Ахеменеса … Люди есть. А может кого из иноземцев приобщить? Из тех кому уже некому изменять. Под присмот-ром того же Артаферна. История с Гистиеем подтвердила верность и проницательность сатрапа. Голову изменника царь велел похоронить с почестями, а не скормить собакам, как намеревался поначалу. И не только  потому что он оказал арийцам услуги во время второй скифской войны. А и от того, что царь понимал, что уже вошёл в аналы исто-рии, и ему хотелось выглядеть в глазах грядущих поколений не только грозным импе-ратором, но и благородным человеком. Довольно милостиво он обошёлся и с уцелев-шими пленниками после падения Милета. Жители мятежного полиса не были сгноены в рудниках, а отправлены в глубь империи на вольное поселение. В Ампу, городок рас-положенный не вдалеке от устья реки Тигр.
   Надо полагать император был знаком с книгами иудейских мудрецов и из их текста сделал вывод о том что мучения людей на чужбине есть весьма изощрённое наказание. Возможно там же в библии, черпал своё вдохновение и недоучившийся семинарист Джугашвили. Чья страсть к переселению народов выглядит изуверской, но отнюдь не «ноу хау».
   Итак, если иноземцы, то кто? Неудачник Гиппий умер вскоре после Марафонской ка-тастрофы. При дворе отирается его сын – Писистрат младший. Выклянчивает подачки. Божится в верности престолу. Пустой человек. В данном деле пока бесполезный. Разве что назначить его мэром Афин … того что после них останется. Ха! Достойный удел для внука великого тирана. Кто ещё? Димарат. Вот кого следовало бы послать вместе с молодым ослёнком Артаферном, вместо безвольного, хоть и преданного Датиса … Возможно за этими размышлениями императора и застала весть о мятеже в Египте. Там, какой-то очередной проходимец, назвался внуком казнённого Псаметиха, и объя-вил себя фараоном Верхнего и Нижнего царства. Заскрежетав зубами от ярости, импе-ратор отдал приказ уже отмобилизованным войскам изменить направление главного удара. Вместо Эллады иранские полчища вторглись в страну пирамид. Это произошло в 487 году до р.Х.
   Дариавуш скончался через два года, так и не дождавшись усмирения египтян.
   На «львиный трон» Ариэн-Вэнджа взошел сын его любимой жены Атоссы Ксеркс.
    В 483 году до р.Х. молодому императору донесли что восстание в Египте подавлено. Анатомические подробности наказания здесь приводить не будем.
       В наследство от своего великого отца, помимо громадной империи, Ксеркс получил так же неутолимую ненависть к эллинам всех мастей, и пекучую жажду свершения ве-ликих деяний. В том же году Ксеркс, в древней столице арийцев Персеполисе собрал госсовет империи. Здесь, помимо прочих присутствовали: Артабан, дядя нового шах-ин-шаха, шурин Ксеркса Мардоний, возвращённый из опалы друг детства повелителя, сводный брат царя адмирал Ахеменес,  брат царя Аминий, он будет командовать им-перской конницей. Гидарнос получит пост префекта преторианцев, 10-ти тысячного корпуса «бессмертных». Такое название имперские гвардейцы получили за то, что в любых перипетиях. Всегда сохраняли свой реестровый состав.
Выбывший из стоя гвардеец, сразу же замещался кандидатом, истинным арийцем, прошедшим жестокий конкурсный отбор. «Бессмертным» была доверена охрана особы шах-ин-шаха. В состав корпуса входили воители, храбрые как барсы, и преданные пре-столу душой и телом. В лице Гидарноса Ксеркс видел своего будущего наместника в Европе. Было там ещё немало знатнейших мужей иранской империи. Удостоились этой высокой чести и некоторые иноземцы. В частности спартанский экс-басилевс Димарат и царица Карийского города Галликарнас Артемисия. Случай сам по себе безприцен-дентный со времён времён Семирамиды  и царицы Савской. Роль этого незаурядного существа весьма примечательна. Геродот сквозь зубы повествует о доблести карийцев в морской баталии у Саламина. А ведь за всю историю людей, одной из эскадр военно-морского флота империи предводительствовал, и предводительствовал успешно, адми-рал в юбке. Адмирал женщина. Подобно гадюке под вилами, она извилась в бурным военных перипетиях, поражая изощрённостью ума, воистину змеиной живучести, и храбростью загнанной в угол дикой кошки. Артемисия станет, пожалуй, единственной представительницей не менее прекрасного пола, за чью прекрасную головку сенаторы афинской архэ, ареопаг в полном составе, объявят награду в 10 000 серебренных драхм. Сенаторов просто взбесило, что женщина, пусть даже царица, рискнула противопоста-вить доблести мужчин свои боевые искусства. И не без успеха. Конечно, сумма невесть какая. Голову Фемистоклоса Ксеркс оценит в 200 талантов, то есть 1 250 000 тех же драхм. Однако бюджет иранской империи в те времена превосходил бюджет иранской империи на два порядка. Во вторых Фемистоклос всё же являлся личным врагом сверх-державы. А представим себе во сколько бы оценил сенат США бородатый подгузник ибн Ладена, если бы он ещё ко всему прочему устроил новый Пирр-Харбор 7 флоту? А? Нечто похожее сотворил Фемистоклос с ВМС арийской державы в Саламинском проливе.
О, если бы Ксеркс поступал согласно советам Артемисии, мнением которой всегда живо интересовался, в отличии от мнения своих 132 жён, которые словно пищащая секс-масса, копошились в своём гареме, возможно бы Геродот описывал истории не свободной Эллады, а сыто урчащей персидской сатрапии.
Итак в чём же заключался план императора Ксеркса, изложенный им своим спод-вижникам на совете в Персиполисе. План этот отличался глобальностью, но отнюдь не гениальностью. Завоевание Эллады в стратегическом замысле перестало быть главной целью. Нет, конечно греки станут первыми на кого обрушиться меч владыки полумира. Но мысль Ксеркса простиралась куда дальше. Цель будущего великого похода заклю-чалась в следующем. Распространение владычества персов на весь «эфир Зевса». То есть покорение Запада.
 Впоследствии, такая же мысль-мечта пекучими углями будет тлеть в раскосых гла-зах кагана Аттилы, заиграет  огненным румянцем на скулах хана Бытыги, заискриться в оливковых зрачках халифа Аль-Мамуна и султана Сулеймана Великолепного. Если вульгарно следовать постулатам семита Фрейда, то цыганообразным представителям Востока, зачастую считавшим, что умываясь по утрам они смывают с лица вместе с ко-ростой и грязью воинскую удачу, всегда представлялась сладко-манящей благоухаю-щая кожа нежных европеек. Точно так же как флегматичных мужланов Запада всегда прельщали пылкие сексуальные ласки раскосых азиаток, безропотно подчинявшихся только одному – всепроникающей мужской твёрдостью и терпению дрессировщика ди-кой кошки. Ради этого  конные орды пенили пыль на просторах Евразии, а железные легионы европейцев развеивали в прах несметные полчища азийских владык. О, если бы всё так было просто.
Итак, арийцы решили покорить Запад. Под западом подразумевались европейские земли от Балкан до «столбов Мелькатра» (Гибл-Эль-Тара) и северная Африка, т.е. бу-дущий Французский Алжир, а ныне владения Карфагена и Нумидийское царство (Ма-рокко). В результате этого Великого похода, Средиземное море должно было превра-титься в Персидское озеро. Таким образом Ксеркс вознамерился стать в один ряд с соз-дателем иранской империи Курушем и оказать неоценимую услугу всему прогрессив-ному человечеству.
Конечно же, скифы обидели его отца Дариавуша не меньше чем горстка эллинских наглецов, но с точки зрения Ксеркса, были противником слишком неудобным для дос-тижения над ними победы, долженствующей принести бессмертную славу, а так же на-родом народом многочисленным и практически неуловимым в своих степях. К тому же восточные скифы (саки и массагеты) в большинстве своём, были вынуждены признать свою зависимость от арийского престола. После того как эти народы отбились от наше-ствий, сначала Куруша, а потом и Даривуша, их вожди поняли – третьего раза может и не получиться. Благополучие же скифов западных, строилось исключительно на буй-ном развитии торговли с оседлыми народами Балкан и Аппенин. Таким образом поко-рив Запад (точнее Юго-Запад), Ксеркс наносил ощутимый удар и по заклятым врагам империи. Отрезанные от рынков сбыта своих товаров (зерно, кожи, руда) и поставок эллинских (продукция металлургии, текстиль), рано или поздно  скифы будут вынуж-дены признать власть империи.
Ксеркс заявил, что лично возглавит командование своей армией, а своих многочис-ленных братьев назначил комкорами. Мардоний активно подстрекал шурина к войне, и не мог скрыть своего удовлетворения. Ему, как имеющему боевой опыт в Европе было поручено командованием авангарда великой армии. Он, что то тихо мурлыча, поглажи-вал окладистую бороду, крашенную хной по мидийскому обычаю, и настороженно ко-сился на чеканный профиль Гидарноса, видя в нём конкурента на должность полпреда императора в Элладе. Впрочем, если всё пойдёт так, как говорит «молодой хозяин», то завоёванных земель хватит на всех, а что бы кусок добычи был пожирнее, необходимо славными победами войск, находящихся под его началом, заслужить милость владыки.
Димарат, так же побуждавший императора к войне, получил назначение личного советника Верховного главнокомандующего. И хотя под его командованием не нахо-дился ни один солдат, все кто имел представления о хитросплетениях протокола им-перского двора, понимал – должность сия весьма значима.
Единственным кто возразил против вторжения в Европу был генерал Артабан, брат покойного императора: Йунаны (так персы называли эллинов) будут яростно сопротив-ляться нашей армии. И они умеют это делать. И у них есть, хоть и не большой – но шанс. К тому же наше государство достигло пределов своих географических границ. Если пузырь надувать до бесконечности, то он может просто лопнуть …» На что Ксеркс возможно ответил: « Тогда я соберу такую армию, которой не сможет сопро-тивляться не один народ ойкумены. Я сказал.». Вопрос был исчерпан.
 Император взялся за дело дотошно и методично. С 483 года до р.Х. он принялся за организацию: великого похода, великой армии, великой войны. По масштабам взбала-мученных людских в мировой истории имелись лишь два прецедента в истории двуно-гих. Это нашествие «Великой армии» Бонапарта в Россию в 1812 году после р.Х., и аг-рессия вермахта против той же России в году 1941 после р.Х. Однако, если «Великая Армия» Наполеона I превосходила русские ВС в 2-3 раза, номинальная численность вермахта была сопоставима с РККА, то полчища арийского императора соизмерялись со всем взрослым мужким населением Эллады.
Вспомним, что на первом этапе войны, в конфликте с Ариэн-Вэнджа находились только Афины и Спарта, чьи граждане составляли примерно 20% населения материко-вой Греции. По Геродоту численность имперских войск составляла 1 700 000 бойцов. Это только пехота. Общая же численность сил вторжения равнялась 5 283 000. Живший 80 лет спустя, при дворе шах-ин-шаха Артаксеркса Мнемона, греческий историк Кти-сий, имевший доступ к имперским архивам, называет число 800 000 человек, без учёта авангарда, уже оккупировавшего Фракию и Македонию. Большинство экспертов счита-ет эти цифры явно завышенными, и полагает что с Ксерксом в поход отправились от 150 000 до 300 000 солдат. Тоже, кстати, не слабо. Именно с такой ордой хан Бату до-шёл от Волги до Адриатики за два сезона, да так, что русские, до сей поры, смотрясь в зеркало, находят в своих лицах татарские черты.
Однако, вспомним, что население арийской державы составляло около 50 000 000 человек. Согласно, проверенных веками мобилизационным планам, при проведении всеобщей мобилизации, численность армии может равняться до 10% от населения страны. Так что чисто теоретически, количество персидских воителей могло соответст-вовать цифрам указанным Геродотом. Приводиться так же следующий аргумент. Элла-да просто не могла прокормить такие массы людей, оказавшихся на её территории практически одномоментно. Это не совсем верно. Во-первых имперские интенданты сработали на совесть (и за страх понятно). На пути великой армии была расположена сеть прекрасно укомплектованных продовольственных складов. За воинством следова-ли бесчисленные стада крупного и мелкого рогатого скота. К тому же флот, из 1500 ко-раблей, который до поры хозяйничал на море, подпитывал армию провиантом. Косвен-ным подтверждением громадной численности иранской армии, явилось то, что Ксеркс отказался перевозить её в Европу на кораблях, не смотря на наличие огромной морской армады. По воле императора, через пролив Дарданеллы было воздвигнуто два великих моста. По ним люди, во второй раз за свою историю, перешли по морю, «аки по суху». И здесь обошлось без вмешательства бога Иахвэ. Конечно же, 5 000 000 миллионов это есть вряд ли та цифра которой измерялось количество солдат иранской армии. Наибо-лее вероятным объёмом вооружённой бимомассы, переправившейся на европейский материк, является один миллион двуногих обитателей Азии. Это с интендантами, мар-китантами и прочими обозниками. Что ни говори, а сила внушительная во все времена. А за 480 лет до рождения Христа, мало кто сомневался, что такой громадине можно со-противляться.
Все греческие государства дали послам шах-ин-шаха «землю и воду».
Все.
Кроме Афин и Спарты.
Впрочем туда царь никого и не направлял, а намеревался явиться сам. Он собрал со-брал контингенты своих народов, входящих в его империю. От Дуная до Инда. От предгорий Памира до пустыни Сахара. Это: мидяне и персы в войлочных шапках и че-шуйчатых панцирях, вооружённых короткими мечами, копьями и луками; ассирийцы в медных шлемах, с дубинами, щетинишимися  железными гвоздями; парфяне и хорез-мийцы; согдийцы и скифы; бактирийцы с луками и секирами; арабы в подпоясанных плащах, с длинными луками; индийцы с луками из буйволиных рогов и стрелами из тростника; эфиопы в львиных и барсовых шкурах. Вооружённые копьями из рога анти-лопы; фракийцы в обуви из козьей кожи, с дротиками и лёгкими щитами; ливийцы в одежде из кож, с копьями обозжжёнными на огне; фригийцы; пафлогоняне; каппадо-кийцы в плетёных шлемах, с дротиками и мечами; армяне и колхи, в шлемах украшен-ными бычьими ушами, с кожанными щитами и короткими мечами и копьями …
Не все части разномастного полчища были равноценны. И уж понятно, не многие в открытом поле смогли бы противостоять удару лаконской или аттической фаланги. Не все. Но были те кто мог. Прежде всего это есть имперские преторианцы. 10 000 «бес-смертных». Эти солдаты были вооружены оружием из железа. Их тела защищали дос-пехи из маргианской стали. Надёжным был так же корпус из персов и мидян, представ-ляющих имперскую метрополию, и имеющих самый крупный процент трофеев после доли щах-ин-шаха. Их было тысяч 100. Вооружение: дротик, лук, стрелы, кинжал. Чис-ло конницы вряд ли превышало 60-80 тысяч. Несомненно, лучшими из этой орды явля-лись эскадроны восточных скифов (саков и бактрийцев, предков современных «душма-нов»). Эти всадники славились мастерством джигитовки и умением метко стрелять из лука на полном скаку. Скифы и бактрийцы не имели тяжёлого вооружения. Те же лук, стрелы, лёгкий дрот, секира на короткой рокояди. Конницу дополняла сотня серпонос-ных колесниц. Неплохи были так же наёмники-индийцы. Их с Ксерксом шло тысяч 10. А так же гоплиты из коллаборантов и ионийцев, спешивших доказать свою предан-ность новому хозяину и искупить грех недавнего мятежа. Их число было 50 тысяч. Та-ким образом фактически правы те. Кто говорит что под рукой у шах-ин-шаха находи-лось около 200 000 солдат. С одной поправкой. Это было самое надёжное, самое бое-способное войско. А помимо них тысячи, десятки тысяч: армян, арабов, евреев, асси-рийцев, эфиопов, бушменов, готтентотов и прочих племён, чьё имя навеки бы сгинуло в тумане вечности, если бы они не попали в реестр народов, которые император вел на покорение Запада. Вместе с армией шли десятки тысяч коз, овец, проституток, верблю-дов, коров, торговцев, ослов, дервишей и прочего вьючного, съедобного и говорящего скота.
Размеры персидского полчища продиктовали простой, как апельсин, план военной компании 480 года до р.Х. Перейти через Дарданеллы, и всем скопищем людской про-топлазмы пройтись по Элладе огнём и мечём, от северных отрогов полуострова Халки-да, до южной оконечности полуострова Пелопоннес. Казалось духи, сожженных в Ил-лионе троянцев мстят потомкам Агамемнона и Улисса. И месть эта обещал стать испе-пеляющей.
 По приказу основательного Ксеркса, позади Афонского мыса, где погиб флот Мар-дония, был прорыт канал. Теперь, даже если греческие боги внемлют молитвам элли-нов и вновь нашлют бурю, она будет нестрашна арийской непобедимой армаде. От по-бережья Гелласпонта до границ Фессалии строились продовольственные склады. После покорения Эллады в планы арийского генштаба, надо полагать, входила высадка десан-та на юге Италии или в Сицилии, захват городов Тарента и Сиракузы. Свои варварские легионы шах-ин-шах намеревался послать через Иллирию на север Аппенин, против галлов. Обе части имперской армии должны были встретиться в центре полуострова, в районе какой-нибудь деревушки, типа Вей или Рима. А дальше … дальше нашествие в южную Галлию и Иберию, что бы потом замкнуть кольцо имперских владений под стенами Карфагена. А там можно уже и о восточном направлении подумать … напри-мер Индия, судя по товарам, которые доставляют оттуда бойкие торгаши, страна бога-тая, и вполне достойна стать жемчужиной в короне арийской империи … Так, или воз-можно примерно так, размышлял Ксеркс. Но сначала ему необходимо было раздавить кучку наглецов греков, бросивших дерзкий вызов могуществу шах-ин-шаха.
В два года все приготовления к нашествию были закончены. Своей ставкой Ксеркс выбрал Сарды. Обугленные стволы священной рощи, которую сожгли ионийские ин-сургенты 19 лет тому назад, будили в душе молодого императора соответственные чув-ства: мести к обнаглевшим святотатцам, и то что война, которую он начинает, есть не просто грабительский поход, а справедливый, испепеляющий ответ на не спровоциро-ванную агрессию горстки, взбесившихся от безнаказанности проходимцев. Морские армады империи швартовались в гаванях Ким и Фокеи.
К весне было завершено строительство двух великих мостов через Дарданеллы. Это было чудо и для современных технологий понтонных переправ. Мосты были плавучи-ми. Северный состоял из 360 судов поставленных борт к борту. Южный из 340. Суда были стянуты крепкими льняными канатами. Поверх канатов балки и доски. Сверху грунт. По обеим сторонам мостов высокие брустверы, что бы кони и верблюды не ви-дели моря и не пугались его. Мосты строили египетские и халдейские инженеры, имеющие за собой опыт предков, возведших пирамиды и Вавилонскую башню.
Когда Ксеркс в поход собрался, буря сорвала оба моста. Инженеры были казнены тут же, на берегу, у обломков своего творения. Тяжело вздохнув, повелитель приказал шустрым эллинам, восстановить сооружение. В конце концов именно их земляков им-ператору предстояло «осчастливить».
Повелитель предпринял так же идейно-пропагандистскую демонстрацию такого ро-да. Он приказал опустить в вероломный Понт (море) две крепкие цепи и наказать его 300-ми(!) ударами бича, этот поступок был отнюдь не признаком тихо начинающейся шизофрении, а вполне осознанным просчитанным актом. Цель - продемонстрировать своим многочисленным ордам (часть которых, только что «слезла с деревьев», а часть стащена оттуда «призывными комиссиями» императора) продемонстрировать неотвра-тимость наказания за нарушения воли царя царей. И если уж море покарано, а оно для большинства дикарей являлось существом одушевлённых, то чего уж там говорить о простых смертных. И к тому же, после экзекуции, Понт подозрительно успокоился.
И вот, по мановению длани великого повелителя, полчища двинулись в Европу.
Нашествие.
Семь дней и семь ночей, при свете солнца, луны и факелов, продолжался переход по обеим мостам. Надсмотрщики кнутами подгоняли нерадивых людей и перепуганных животных. Вдоль побережья параллельным курсом двигался  великий флот. 1200 бое-вых кораблей (экипаж состоял из 50-150 гребцов, матросов и солдат) и 3000 транспорт-ных судов с продовольствием и амуницией.
В Дориске, крепости с имперским гарнизоном ( Фракия, она же юг Болгарии) шах-ин-шах провел генеральный смотр своего воинства и предпринял попытку его пересчи-тать. Отряд в 10 000 человек был обнесён изгородью, а потом этот загон заполняли но-вые воины. По геродоту эта процедура повторилась 170 раз.
Во время смотра имперская контрразведка выловила двух спартанских лазутчиков. Как поступают с диверсантами схваченными в прифронтовой полосе – известно. Одна-ко здесь император проявил себя утончённым мастером пропагандистской интриги. Шпионы казнены не были. Им дали до конца досмотреть захватывающее зрелище па-рада имперских легионов, а потом отпустили к своим боссам, с излишним напоминани-ем рассказать о том что видели.
Вторжение началось.
Ужас пришёл в Элладу.

Ответный удар республики.
Что же делали греки ввиду наступления такой всесокрушающей силы?
Большая часть и не помышляла о сопротивлении. Македонский царь присягнул ещё Дариавушу. Его приемник, Александр II подтвердил присягу Ксерксу. Правители Фес-салии из рода Алевадов, с радостью даже признали власть персов, надеясь с помощью нового сюзерена удержаться на шатком княжеском престоле. Власть империи признала Беотия. Фиванцы со скрытым злорадством вожделели, когда орды азиатов превратят в пепел их извечных соперников афинян. Соотечественников-соседей они ненавидели куда больше, чем иноземных завоевателей, котоорые ведь когда-нибудь рано или позд-но уберутся  обратно, в глубины Азии.
   Во-общем, если подходить статистически, то большая часть эллинов находилась в ря-дах азийских войск.
   Представим себе такую ситуацию на фронтах Второй Мировой Войны, если бы Рус-ская Освободительная Армия генерала Власова, по числу превосходила Рабоче-Крестьянскую Красную Армию маршала Сталина?!
   Если бы не скопище азиатских корпусов и арийское верховное командование, то вой-ну эту можно вполне назвать греко-греческой. Гражданской. Междоусобной. Такой, которая начнётся пол века спустя, и получит название «Пелопоннесской».  Действи-тельно, в Элладу вторглась армия, в которой, кроме десятков тысяч греческих солдат и матросов, находился бывший глава исполнительной власти Лакадемона экс-царь Дима-рат, наследник престола Афин Писистрат Младший, Македонский царь Александр II, представители законных правительств Фив и Фессалии, да и много кто ещё.
  По совету Димарата, Ксеркс послал в Дельфы богатые дары, и теперь, на все свои за-просы о грядущем, Афины и Спарта получали апокалиптические ответы. Все острова Эгейского моря, Северная и Центральна я Греция, а так же Эпир, Фракия, Македония, признали власть арийцев. Потенциальные союзники скифы, побросав свои стойбища, ушдли на север, к Тавриде, справедливо полагая, что наказав греков, император навер-няка пошлёт какого-нибудь отличившегося сатрапа разорить их родовые гнёзда.
   Что могли противопоставить Афины и Спарта силам вторжения?
На суше:
           Проведя тотальню мобилизацию Лакадемон мог выставить до 30 тысяч прекрас-но обученных и вооружённых гоплитов. 10 тысяч афиняне. Кое в чём аттическая тяжё-лая пехота уступала спартанцам, но за плечами афинян был бесценный опыт Марафон-ской виктории.
   10 лет тому назад, Лакадемон всё же прислал в помощь союзникам 2-ух тысячный корпус, однако маршевые роты спартанцев прибыли на Марафонское поле, спустя два дня после побоища.
   Ещё 10 тысяч могли предоставить союзники, решившие сопротивлятся. Итого. Мил-лионному полчищу азиатов афиняне могли противопоставить около 50-60 тысяч бой-цов.
    На море:
              Ещё 10 лет назад, по инициативе Фемистоклоса Афины начали лихорадочно строить военно-морской флот. К 480 году до р. Х. под афинскими штандартами нахо-дилось 120 новеньких триер, снабжённых носовыми таранами и полностью укомплек-тованных экипажами. В команду судна входил абордажный взвод из 14-ти гоплитов и 4-ех стрелков из лука. За вёслами сидели не прикованные  к скамьям рабы, а свободные граждане, получавшие за труд по 2-3 обола в день (60 оболов=10 драхмам=1 мине= 1/60 части таланта. 4 обола стоила овца, 5-6 мин – раб).
 Традиционалист-почвенник Аристидис, противившийся строительству флота, был объявлен  сенатом и народом врагом демократии и выгнан как собака из пределов го-сударства. Вся власть сосредоточилась в руках Фемистоклоса и Ксантиппа. Спарта в те времена флота практически не имела. Её Пелопоннеские союзники располагали эскад-рой в 80 кораблей. Ещё два десятка кораблей прислали эллины из Сицилийской и Ита-лийской диаспор. Итого 220 кораблей против поуторатысячной имперской армады. Причём финикийские капитаны, являлись мореходами не менее искушёнными, чем греки.
  Фемистоклос относился к Спарте и её правителям, примерно так же как Уинстон Чер-чилль к Советской России и её демиургу Иосифу Джугашвили. Когда пронырливые журналюги попрекнули британского примьера в сотрудничестве с Совдепией в начале 40-ых годов, то архитектор "«железного занавеса» ответствовал: «Если бы Адольф Гитлер вторгся в ад, то я бы заключил пакт с сатаной».
  Примерно теми же мотивами, надо полагать, руководствовался Фемистоклос, предла-гая всем, кто решил сопротивляться персидской агрессии на конгресс в районе Ко-ринфского перешейка, невдалеке от священной Олимпии. Кроме афинян и спартанцев на рандеву прибыли платейцы и феспийцы. Вся остальная Эллада, её основная часть, затаилась. Спартанцы остались верны себе. Персов они боялись примерной в той же степени, в какой ненавидели своих союзников по антиарийской коалиции. План оборо-ны Лакадемона был изощрён и эгоистичен. Он заключался в следующем:
                Построить на Истмийском перешейке, отделяющим Пелопоннес ото всей остальной Греции, мощные фортификационные сооружения, стянуть туда все сухопут-ные войска, и навязать персидским полчищам тяжёлые позиционные бои, на узком уча-стке этого фронта. Флот в данном варианте должен играть чисто вспомогательную роль, прикрывая тылы от возможных морских десантов. Спартанские генералы счита-ли, и вполне резонно, что закалённые лакадемонские гоплиты, смогут довольно долго отбивать нестройные атаки азиатов, и к наступленю холодов, оголодавшие орды убе-рутся восвояси.
   Этот план никак не мог понравиться Фемистоклосу.
Во-первых он считал что с захватчиками следует сразиться на море. Во-вторых пре-красно понял коварство лаконского замысла. Даже если персов удастся отогнать, его родная страна, её столица – превратиться в пустыню, после того как по ней (туда и об-ратно) протопчутся озверелые толпы арийцев. Результат может быть только один – Афины превратятся во второстепенный полис,ь полностью зависимый от пелопоннес-цев (чего собственно они и добивались). С жаром и вдохновением афинский архонт принялся убеждать собравшихся в пагубности подобного замысла.
    Во-первых:
                Если оставить варварам основную часть Эллады без боя, то к ним, независи-мо от воли (а скорее всего по воле доброй), присоединятся фессалийцы, с их лучшей на Балканах конницей, и фиванцы, чьи гоплиты мало чем отличаются по выучке от спар-танских. И несомненно тот же  Димарат, или хитрый Артабан посоветуют Ксерксу их первыми бросить в бой, что бы чужой кровью добыть деспоту власть над Элладой.
   Во-вторых:
                Кто поручиться, что если в этом году удастся отбросить варваров, то в сле-дующем, уязвлённый император, не предпримет ещё одну попытку с более внушитель-ными силами и с ещё более ужасными последствиями. Арийцам необходимо нанести решительное поражение, которое навсегда отобьёт охоту у Восточных владык желание превратить свободную Элладу в сатрапию своей державы. Союзники с изумлением слушали азартную речь этого человека, не убоявшегося гнева повелителя полумира и его миллионного полчища, которое он призыват разгромить. И только лаконский баси-левс Леонидос не выражал эмоций, а молча кивал головой, покрытой рубцами и пятна-ми седины. Он был полностью согласен с мнением красноречивого афинянина.
    Далее Фемистоклос предлагал вспомнить природу родного края. А зачем собственно городить стену на Истме? Ведь боги и природа сами позаботились о выборе позиции для обороны, позволяющей свести на нет численное превосходство неприятеля. Фесса-лию от Фракии отделяет узкий Темпийский проход. Если доблестные спартиаты и их союзники займут этот стратегический рубеж, то там можно с тем же успехом, что и на Истме сдерживать натиск азиатов. А если не удастся устоять на этой позиции, то есть ещё одно прекрасное место для ристалища. Почти копирующий Темпийскую теснину, другой горный проход, отделяющий Фессалию от Беотии – это Фермопильские горные ворота. А если враг прорвётся и там, вот тогда уже измотанную боями арийскую армию можно встречать и на Истме.
   С предложением Фемистоклоса трудно было спорить, однако спартанцы колебались. Уж больно им хотелось разорить соперника и умыть при этом руки, даже не испачкав их. Тогда Фемистоклос достал из рукав (точнее из-под полы хитона) «козырную карту» предложив лакадемонцам, учитывая их военную доблесть, верховное главнокомандо-вание – причём не только над сухопутной армией, но и над флотом.
   Он был прагматиком до мозга костей, и понимал, что по большому счёту это верное решение.
   Сто лет спустя, на подобном же совещании, когда пелопоннеские союзники Спарты, возражали против верховного командования Лакадемона в войне против Фиванского союза, аргументируя тем, что резервисты из их государств в союзной армии составляют большинство. Тогда басилевс Агесалий, председательствующий на совещании, пред-ложил встать всем торговцам. Они встали. Потом всем фермерам. Потом ремесленни-кам. Потом … В итоге сидеть осталась только спартанская делегация, так как никакого другого занятия кроме воинской службы граждане Лакадемона не знали. «Так кто же, друзья,  всего больше поставляет солдат?» - вопросил тогда царь.
 Наглядный пример для Фемистоклоса не требовался. Он прекрасно знал цену спартан-ским воителям. Как и то, что после победы над варварами, именно с ними афинянам придётся вести борьбу за будущее господство над Элладой. А раз так, то чем больше спартанских солдат и генералов сложат свои головы в боях с азиатами, тем лучше для Афин. Но сначала нужно победить персов. Цель – победа. Победа оправдает всё. Побе-дителей не судят (ухмылка Клио превращается в оскал, судят, да ещё и как, того же Фемистоклоса …)! Он был пожалуй самым честолюбивым политиканом за всю исто-рию Античности. И одним из самых умных. У него хватило ума смирить честолюбие, хотя себя, в глубине души, считал солдатом и генералом не худшим, чем любой спар-танец. И имел к этому основания. Десять лет назад, он во главе своей филы (рода) бес-страшно шёл на вражеские копья. И гнал после воителей Артаферна. И в полном воо-ружении совершил марш-бросок длинной в 42 километра от Марафона до Афин, что бы отразить возможный морской десант потрёпанной орды арийцев. А пока … лакадемон-цу Эврибиаду присвоенно звание адмирала, и он становится во главе союзного флота, практически лично организованного Фемистоклосом. К союзной эскадре присоедини-лись и корабли италийских греков, которые, надо полагать просчитали планы импера-тора.
   Главкомом сухопутных сил стал Леонидос.
Однако спартанцы подстроили Фемистоклосу ловушку. По их инициативе беспокой-ный афинянин получил назначение, от которого не смог отказаться. А именно. Вместе с лаконским полемахом Эвенетом, во главе 10-го корпуса был послан в Темпийское уще-лье, встречать иранские полчища. Однако у архонта были свои планы. Родину он лю-бил. Но, не без оснований, считал что вышел из возраста «героев-павших-за-отчизну-в-неравном-бою». Для этого есть молодёжь, не верящая в существование царства мрач-ного Аида. Он уже стал политиком. Вождём масс. И как трезвый практик понимал, что его голова куда важнее для родины, чем … Во общем, за ту награду, в которую Ксеркс впоследствии оценит его голову, вполне можно содержать дивизию профессиональных наёмников. Оказавшись на передовой, он с тем же жаром принялся доказывать союз-ному командованию в пагубности выбранной позиции. И аргументы, которые он при-вел, выглядили весьма внушительными.
   Вот их суть.
Первое:  в тылу союзной армии находились фессалийцы, давшие щах-ин-шаху «землю и воду». В случае малейшего неуспеха союзников, коллаборанты могли ударить им в тыл, что бы выслужиться перед новым владыкой.
Второе: существовал, хоть и трудный, но весьма вероятный путь обхода Темпийского оборонительного рубежа, через гору Олимп.
Третье: Нельзя исклоючить высадку морского десанта в тылу союзного корпуса, кото-рому изменники-фессалийцы мешать не станут, а флот в открытом море воспрепятст-вовать не сможет. У берегов Фессалии нет узким проливов, способных финикийца по-мешать использовать всю мощь своих армад.
   Не входя в соприкосновение с, надвигающемся подобно саранче противником, элли-ны оставили Темпийский рубеж. Фемистоклос отправился к флоту. Афиняне доверили ему командование своей эскадрой. Спартиаты же, с одной стороны не желая отступать от намеченных планов, с другой склоняясь к защите у Истмийской стены, приняли по-ловинчатое решение. На защиту Фермопильского ущелья был отправлен лично главно-командующий Леонидос, однако под его начало были отданы совершенно незначи-тельные силы.
    Лев на охоте.
Однако Леонидос, который до костного мозга был офицером и лакадемонцем, уже ав-томатически включился в программу, заложенную в гены каждого спартанца на протя-жении муштровки 20 поколений. Он получил приказ. Перед ним был враг. Сила и чис-ленность врага уже не имеют значения. Враг должен быть остановлен. Разбит. Рассеян. Уничтожен. С раннего детства, каждый спартанец готовился к героической смерти по приказу на поле боя … если конечно будет нужно. Сейчас это стало просто необходи-мым.
   С Леонидосом отправилась его личная гвардия – 300 гоплитов. Это были лучшие бойцы Лакадемона. А так же 1000 пириеков, солдат навербованных в Спарте из граж-дан не имеющих полных прав ( в Афинах такой статус имели метеки, они были обязаны платить муниципалитету за право жить и торговать в столице Аттики. В «лужковской Москве» подобный статус имеют граждане РФ, не имеющие в паспорте штампа о мест-ной прописке). Из пелопоннеских союзников с Леонидосом отправились: 2000 аркадян, 1000 фокейцев, 400 коринфян, 200 филутцев, 80 микенцев. В Средней Греции к полку Леонидоса присоединились 700 феспийских добровольцев и несколько сотен локров. Подойдя к Фивам, леонидос увеличил число своего войска ещё на 400 бойцов. Но это были не добровольцы – а заложники. Фиванцы дали персам «землю и воду», и их гоп-литы шли на поле боя против своей воли. Однако противиться леонидосу никто не ре-шился. Все в Элладе хорошо знали. Лаконский лев, вышедший на охоту – на расправу крут. Таким образом, в Фермопильском ущелье миллионному полчищу азиатов проти-востояли 7200 солдат. Но ими командовал лучший в мире генерал.
    Итак август 480 года до р.Х. Фемистоклос с Эврибиадом, во главе союзного флота ждут армаду шах-ин-шаха в проливе у мыса Артемисий, между материком и островом Эвбея. А Леонидос готов померятся силами с самим арийским императором.
  Узнав об этом, Ксеркс был поражён до глубины души. Никто никогда не бросал мо-гуществу арийцев такого смелого и открытого вызова с такими ничтожными силами.
  Что представляла из себя позиция у Фермопил? В самом проходе дорога сужается, так, что по ней может проехать всего одна повозка. Слева отвесные скалы. Справа не-проходимые болота, переходящие в морской берег. Между северными и южными воро-тами час ходу. На половине этого пути бьют тёплые источники, в честь которых мест-ность и получило своё имя «ф(т)ермо» - «тепло». С севера на юг проход преграждали полуразрушенные фортификации, сложенные из бутового камня. Их возвели фокейцы много лет тому назад. Леонидос расположился лагерем у селения Альпиноя, близь под-ножия горы Иты. Здесь он и ожидал подхода арийских полчищ …
Вот и они…
И вот, с лежащего чуть ниже, горного хребта, в долину перед Фермопильскими воро-тами, стали спускаться неисчислимые вереницы азиатов, одетых в цветастые одежды. Вот передовые отряды персов форсировали реку Спмрхей и стали строить лагерь. А с Севера, до самого горизонта извивался Великий Змей, состоящий из тысяч и тысяч сверкающих металлом воителей, каждый из которых жаждал жизни и наживы.   
Вид надвигающихся толп азиатов, вселил трепет в сердца союзников. Но когда Лео-нидос объявил, что если они покинут позицию, то он один с верными спартанцами, го-тов бросить вызов вражеским ордам, союзники устыдились. Никто не хотел прослыть дезертиром в суровое военное время. Что бы успокоить солдат, Леонидос послал в Спарту специальное зашифрованное послание, скиталу, с просьбой о подкреплении.
Скитала изготовлялась так. Бралисд лва абсолютно одинаковых цилиндра. Один ос-тавался у адресата, другой у отправителя. Отправитель наматывал на цилиндр тонкую ленту папируса, и совершал на ней надписи. Получить вразумительный текст послания, можно было только намотав ленту на цилиндр, находящийся у адресата.
… Лаконский генерал в душе понимал, что не эфоры, не геруссия помощи не по-шлют. Намерения верховного командования ему были известны, лучше чем кому либо. Вспомним основной принцип спартанской политики. «Всё хорошо, что хорошо Спар-те». В данном случае, для Спарты было бы лучше, что бы Леонидос, сославшись на об-стоятельства, отступил бы без боя, сохранив себя и своих гвардейцев для боёв на Ист-ме, и тем самым открыл азиатам прямую дорогу на Афины. И вряд ли кто посмел бы его попрекнуть подобным стратегическим изыском. Уж слишком неравны были силы.
Спустя почти сто лет, подобным образом поступит, вышеупомянутый басилевс Аге-салий. Он вёл успешные боевые действия в Азии, протв иех же персов, и имел все шан-сы предварить многие из деяний Александра, сына Филиппа. Однако, получив из Лака-демона скиталу, где было приказано покинуть фронт, и принять участие в междуусоб-ной войне против фиванцев, он оказался от блистательных перспектив, бросил союзни-ков, заключил позорный мир с практически поверженным противником, и вернулся. Таковы интересы его Спарты, на тот момент времени. Уже будучи в отставке, в возрас-те 80-ти лет, он подался наёмником к очередному мятежному фараону Таху. Этого тре-бовали политические интересы Спарты. Потом, без колебаний, предал своего нанима-теля. Этого тоже требовали интересы его государства. Подобные поступки, тем же мо-ралистом Плутархом, преподносятся в его биогафи, как высшая доблесть и образец во-инской дисциплины.
Генерал же Леонидос нашёл в себе силы и разум стать выше узколобых интересов родного города и осознать интересы всех эллинов, как единого народа. Оставаясь доб-лестным воителем, милитаристом до дна печени, он при этом смог совместить в себе несовместимое – стать человеком. Космополитом. Интернационалистом, если угодно. Для началом, хотя бы космополитом своего народа. Но за эти титулы (как и за всё) не-обходимо платить. И платить жизнью. И не только своей. Но и своих солдат. Но он был готов к этому. На то он и генерал. На то они и солдаты.
За несколько дней до сражения, в лагерь добрался один из очевидцев арийской мо-щи. Он прибыл из Трахиса, где император разбил свою ставку. Этот человек сказал спартанцам, что число вражеских лучников таково, что масса их стрел, выпущенных одновременно, способна затмить свет солнца. На что один из соратников Леонидоса ответил: «Это для нас весьма кстати, значить мы будем сражаться в тени». История со-хранила имя храбреца-остроумца. Геродот называет его Дииник. Это имя, и имена ещё нескольких соратников Леонидоса, остались в памяти потомков. Но все они вместе имеют славный титул – «300». Хотя на самом деле его имеют право носить лишь 298. А так же, порою несправедливо не упоминаемых 700 феспийских добровольцев, и … как ни странно 400 фиванских коллаборантов. Но это отдельная история, сюжетные пери-петии нам предстоит проследить ниже.
Ксеркс расположил свою ставку в посёлке Трахис. Ему доложили, что какие-то су-масшедшие отморозки заняли дорогу, и вроде бы решили противостоять непобедимой мощи арийцев. Были высланы лазутчики. Возвратившись, они доложили, что какие-то вооружённые люди заняли проход. Они оттачивают уроки фехтования, бегают напере-гонки, украшают головы венками из полевых цветов. Во главе этих безумцев, како-то генерал Леонидос, вроде спартанец. Царь царей призвал своего эксперта по лаконским делам Димарата, и спросил, что бы это значило?
Всё дело в том, что Димарат лично знал Леонидоса и, сложись обстоятельства по иному, вполне мог оказаться на его месте и, скорей всего проявил бы себя похожим об-разом. Он, возможно, ответил царю следующее: «Эти люди, повелитель, пришли сюда, что бы оспаривать у тебя проход, и стяжать себе славу победителей арийцев. У них есть обычай украшать свою голову, перед тем как подвергнуться смертельному риску (кстати, спартанцы, будучи не меньшими милитаристами, чем теперешние «ястребами» всех народов, не носили стрижку «а-ля полукбокс», так обожаемую фельдфебелями всех времён и народов. Лакадемонские гоплиты не брили бороду и носили волосы до плеч, следуя заповеди своего вождя Ликурга, мол, густая длинная шевелюра, красивого человека делает ещё красивей, а сверепого воителя ещё более ужасного для врагов. Кстати душманские отморозки, воюющие против федеральных отморозков в Чечении, вряд ли читавшие что либо, кроме корана, трамвайного билета и инструкции к сотово-му телефону, следуют подобному имиджу чисто инстинктивно. Впрочем, можно по-нять русских и прочих интендантов, экономящих моющие средства. Они вполне обос-нованно полагают, что бритьё на голо лучшая профилактика от вшей. Хотя тем же скинхедам это не помогает. Насекомые у них внутри голов. Но продолжим слушать ла-конского «власова» Димарата) … знай шах-ин-шах, если ты победишь этих людей, и тех кто в Спарте, то не будет на свете больше народа способного противостоять арий-скому могуществу, а сейчас тебе придётся сразиться с людьми мужественными и ис-кушенными в ратном деле. Когда наши жёны и матери провожают своих мужчин на войну, то говорят им – «со щитом, или на щите». Они пердпочитают быть женами и матерями, либо павшего героя, либо героя победившего – но не  живого труса. Одна спартанская мать убила своего сына, когда после неудачного сражения он вернулся до-мой, раненным в спину». Сказанное с трудом умещалось в обуянной гордыней душе императора. Геродот говорит, что Ксеркс ещё три дня ждал когда греки, устрашённые видом его полчищ, уберутся восвояси.
Не дождался.
Возможно император ожидал известий от своих морских армад. Царю царей был хорошо известен принцип своей власти. Её сохранения. Правитель его масштаба имеет права на ошибку, но не имеет права на неудачу. Возможно в планы верховного главно-командующего входила высадка десанта в тыл наглецам, хотя в глубине душе он не сомневался, что его воители приведут к подножию трона этого самого Леонидоса с ар-каном на шее, лишь только получат соответственный приказ.
Но подобный стратегический изыск был давно просчитан генштабом союзников.
Шах-ин-шах не ведал, что сутки назад, эллинские эскадры, ведомые Фемистоклосом и Эврибиадом атаковали у мыса Артемисий армады адмирала Аменхотепа. И что уже второй день, в узком проливе между Амфетой и Артемисием, 235 аттических и пело-поннеских судов ведут неравный бой с полутысячей кораблей финикийцев, египтян и ионян. И исход сражения не ясен …
Утром следующего дня. Ксеркс послал к грекам парламентёров с ультиматумом – «Сдать позицию».
… Помимо всего прочего, каждый человек рождается на свет, для того что бы про-изнести самые важные слова в своей жизни. Для кого это – «Я знаю, что ничего не знаю». Для кого – «Я люблю Тебя». Или – «Государство – это Я!». Для басилевса Лео-нидоса наверняка этими словами стали, те которые деспот получил в ответ на своё предложение –
«Приди и возьми».
    Сам император, понятно, никуда не пошёл. Он приказал сделать это отборной ди-визии мидян, числом никак не менее 20 000. Против них, по приказу Леонидоса, стали 2000 пелопоннеских союзников Лакадемона.
Вооружение греческого пехотинца (гоплита) состояло из следующей амуниции: щит, оббитый медью и кожей деревянный круг в диаметре около метра; поножи из ме-ди, защищавшие голени и колени; панцирь-кираса из меди, реже бронзы, каска из тех же металлов, иногда с забралом, украшенная конским хвостом или гребнем. Орудиями убиения служили: два копья; одно лёгкое, метательное, другое с кизиловым древком и наконечником из железа, предназначенное для ближнего боя в строю фаланги, длинна копий до 2,65 ярда ( ярд – 0,89 метра); а так же меч с железным клинком, обычно без желобка для стока крови, предназначенный для колюще-рубящего удара, с сечением клинка в виде вытянутого ромба, ширина до 2 футов (фут – 4,2 см), длинной до 10 фу-тов. Поножи и кирасы украшались часто чеканными изображениями голов львов, Ме-дузы Горгоны или Химеры. На щитах рисовались изображение скорпиона, извиваю-щейся гадюки и т.п. На спартанских щитах обычно эмблема в виде буквы «» (лянда), что означало «Лакадемон». Гоплиты строились в шеренги до тысячи человек по фрон-ту, и до десяти в глубину. Несколько шеренг составляли фалангу. Сближаясь с врагом, фалангиты, сначала метали лёгкие копья, затем прикрывшись стеной из щитов, и още-тинясь пиками, в сомкнутом строю, атаковали неприятеля.
В таком же, немного усовершенствованном строю, впоследствии македонцы, а за ними римляне научились отражать атаки конных лав степных владык. Самым ярким примером является побоище на Каталунских полях, когда легионы «последнего из римлян» Аэция, остановили человеческое цунами Аттилы в 452 году после рождения Христоса … Когда пики ломались, в дело шли мечи. В строю фаланги каждый боец знал своё место, и выполнял единый маневр строго по команде начальника. Такой бое-вой порядок впервые был применён именно в Спарте. 400 лет спартанцы были непобе-димы, пока за 350 лет до Христа, сначала фиванец Эпаминонд, а потом македонец Фи-липп, усовершенствовав фалангу, смогли одолеть лакадемонцев в чистом поле. Фалан-ге обязан своим рождением и непобедимый римский легион. При помощи боевого рим-ского порядка консулы Тит Фламиний и Эмилий Павел одолели, до селе несокруши-мые фаланги царя ФилиппаV и его сына Персея.
… В эллинских боевых порядках имелись и легко вооружённые воители. Они осы-пали приближающегося противника свинцовыми и глиняными шарами из пращей. Имелись и лучники. Не греки не славились, как искусные стрелки в сравнением с пер-сами, не говоря уже о скифах.
… Пехота иранского императора строилась в неровные квадраты. Мало у кого имелся кожаный панцирь. Основное наступательное оружие: лук, стрелы, лёгкий дро-тик. Для рукопашного боя: узкий бронзовый кинжал, палица с шипами и боевой топор. Азиаты времён Ксеркса дрались с дикой храбростью, пьянея от запаха крови, забывая обо всём на свете, кроме резни …
На нешироком плацдарме, близь северного выхода из ущелья, численное превос-ходство мидян было бесполезным.
… По команде офицеров греки синхронно рухнули наземь, спасаясь от бронзового роя, жалящих мидийских стрел. Как слепой дождь забарабанили оперённые тростинки о металл щитов и панцирей. Шум этот заглушил истошный боевой вопль азиатов. А эл-лины тут же синхронно поднялись и твёрдым полубегом ринулись в атаку. Дело дошло до рукопашной. После получасовой резни мидийцы были не просто отброшены, а в беспорядке бежали, оставив на поле боя несколько тысяч убитых и раненных, кото-рых греки методично добили.
Император с возвышения наблюдал за побоищем, восседая на своём львином троне (ножки седалища в виде звериных лап, а подлокотники в форме гривастых голов, всё отлито из чистого зерафшанского золота). Он раздражённо велел повторить атаку. Приказ был выполнен. Результат тот же. Потом ещё раз. Потом ещё …
 Эллинская фаланга, словно живая мясорубка, перемолола  отборную иранскую ди-визию. Император так был удивлён подобным исходом дела, что даже позабыл отдать приказ казнить оставшихся в живых офицеров за невыполнения приказа – приволочь к ногам шах-ин-шаха связанного спартанского генерала. Он повелел дивизии кассиян сменить мидийцев.
Кассияне слыли народом воинственным и на добычу падким. Через полтора столе-тия, именно эти племена оказали остервенелое сопротивление непобедимым фалангам Искандера-Зуль-Карнайна.
Леонидос сменил пелопоннесцев на феспийцев и фиванцев, разбавив тем самым патриотов коллаборантами. Но это не изменило сути произошедшего. После часового кровопускания, кассияне отхлынули, подобно набежавшей морской волне, оставив по-сле себя груды шевелящейся человечены в цветастых тюрбанах и халатах. Бешенные атаки азиатов продолжались до позднего вечера. Кассиян сменили бактрийцы. Бак-трийцев ассирийцы. Ассирийцев инды … Итог одинаков. Горы стонущего мяса арий-ских воителей. Темнота остановила бешенные атаки арийских воителей. Царь царей бросил, при свете факелов, бросил быстрый взгляд на стоящего рядом Димарата. Тот отвёл глаза. Шах-ин-шах, вдруг понял что прячет экс-базилевс на дне своей мутной от измены души. Непроизвольную гордость за то, что он тоже спартанец. Плоть от плоти. Кровь от крови. Тех самых спартанцев, которые только что сломали о колено гордую мощь Азии. Что окажись он по сторону фронта, то противостоял бы арийцам не с меньшим боевым искусством и с тем же упорством. Царь царей с трудом удержал себя от желания отдать приказ перерезать глотку Димарату. Ведь это был, пока единствен-ный житель Лакадемона, находящийся в его власти. Царь вопросил своего эксперта и советника: «И что же делать дальше? … Завтра …» Взглянув исподлобья, Димарат от-ветствовал скорее всего следующее: « Повелитель. Я есть твой верный слуга. Но я рож-дён свободным человеком, в свободной стране, а по сему скажу тебе то что думаю. Пошли завтра в бой своих «бессмертных». И не жалей их. Только они имеют шанс до-биться успеха на этом ристалище. Если же ничего не получиться – возвращайся в Азию. Ибо, если ты пригонишь сюда хоть ещё один миллион, хоть два миллиона вои-нов – они не пройдут Фермопилы. Впрочем на всё воля богов. Они благосклонны к владыкам. Молись». Ксеркс с трудом подавил вспышку ярости. У него хватило ума оценить смелость ответа Димарата. Однако холодный пот высыпал на лбу владыки, ко-гда он осознал, что слова коллаборанта есть истина. И что ему действительно придётся отступить, если завтра не удастся уничтожить эту горстку безумцев, бросивших вызов року и воле азийских богов.
Гидарнос, префект преторианцев шах-ин-шаха, явился в шатёр повелителя без вы-зова. Он был не глуп, а для того что бы предвидеть следующий этап противостояния военную академию оканчивать не требовалось. Главнокомандующий и его лучший ге-нерал поняли друг друга без лишних слов.
Жрецам (магам) было приказано молиться за победу арийского оружия, и не ску-питься на жертвы доброму богу Ахурамазде … а хоть и его злому брату Ахреману, да пусть даже одноглазым дайвам Мазендерана – лишь бы толк был.
А в лагере греков в Альпиное царило воодушевление. Эллинские солдаты осознали, что могут достойно противостоять несметным полчищам варваров, и даже сокрушать их. Свидетельством чему были азиаты, при свете факелов, утаскивающие своих това-рищей с поля боя. Леонидос отдал приказ не мешать азийским похоронным командам, не только из чувства врождённой милитаристской доблести,  но и из пропагандистских целей, дабы противник ощутил цену своих атак.
Эллины не были утомлены боем. Леонидос сменял фаланги после каждого азиат-ского штурма. Для удержания фронта хватало тысячи бойцов. У него их было 7200. Почти все остались в строю. В лазарете находилось лишь несколько больных. Леонидос приказал накормить всё войско спартанской «чёрной похлёбкой», выставить караулы и трубить отбой.
Кстати, «чёрную похлёбку» ели в Лакадемоне и в царском дворце и в трапезной простых граждан. Она, лепёшки из муки грубого помола, иногда мясо жаренное на уг-лях и сырые овощи были пищей спартанцев и в будни и в праздники, и на войне и в мирное время. Пищу спартанцы, как и все греки, запивали виноградным вином, на две трети разбавленным водой. Пить вино неразбавленным считалось варварством. Нераз-бавленное вино пили скифы. Поэтому употребление напитка не купажированного во-дой – называлось «пить по скифски».
Между прочим, многие богатые люди Эллады, пресыщенные утончёнными лаком-ствами, выписывали себе лаконских поваров, специально для приготовления этого блюда. «Чёрная похлёбка» была своеобразным кулинарным символом Лакадемона, так же как и спутанная цепями статуя Арея (бога войны) в его же храме, символизирующая непобедимость его солдат, или спартанские кормилицы (нянки) никогда не пеленаю-щие младенцев, из которых вырастали эти солдаты. Чёрная похлёбка варилась пример-но так : в свежей свиной крови, разбавленной уксусом или вином, кипятились куски мяса, чаще ливера, с добавлением толчёного чеснока, лука, соли, жгучего перца, укропа иногда листьем молодой капусты.
… С восходом солнца битва возобновилась. На греческие позиции двинулась им-перская гвардия, лучшие полки Азии, 10 000-ый корпус «бессмертных», под личным командованием лучшего имперского генерала Гидарноса. Против этой всесокрушаю-щей мощи Леонидос выставил своих спартанцев. Теперь пришёл их черёд. Главком сам занял место в строю. В первой шеренге. Спартанские гоплиты прекрасно знали свой манёвр и им не требовалось дополнительное руководство извне. А император, воссев на золотой трон, вознамерился созерцать, как его гвардейцы растопчут, растерзают, «порвут» этих дерзких.
«Бессмертные» по приказу Гидарноса разбились на 10 отрядов, по 1000 человек в каждом и решили по очереди атаковать спартанцев, которых Леонидос построил в три шеренги по 100 гоплитов в каждой, перед самым входом в ущелье. В тылу у них нахо-дилась стена, преграждающая проход.
На преторианцах шах-ин-шаха были металлические доспехи: железные чешуйчатые панцири и остроконечные каски. Всё отделано золотыми и серебренными клёпками и завитушками. Поверх доспехов чёрные шёлковые накидки, шитые орнаментом золотым орнаментом в виде знака огня (свастики). На спартанцах, были плащи красного цвета (что бы противник не видел крови своих врагов). Оружием «бессмертных» являлись короткие железные мечи, легкие копья, а так же боевые топорики и бронзовые кинжа-лы. В руках арийцев  плетёные щиты, которые, не смотря на свою ажурность, служили хорошей защитой от стрел и дротиков. «Бессмертные» наступали ровными каре, свер-кая в лучах солнца драгоценностями. Пряжки плащей и шлемы украшали индийские самоцветы и золотые пластины с изображением священной птицы Симург. Имперские гвардейцы шли в атаку с улыбкой. Они знали шах-ин-шах наблюдает за их маршем лично, и в душе благодарили Ахурамазду, за то что он предоставил им шанс отличить-ся перед взором владыки …
Со скрежетом и лязгом сошлись в смертельном поединке лучшие бойцы Азии и Ев-ропы.
Первую когорту персов спартанцы перемололи, как костодробилка кусок парной го-вядины. Вторая была отброшена пикам второй шеренги. «Бессмертные» не смели от-ступать. Позади строя с окаменевшим лицом стоял Гидарнос. У него дёргалась щека от страха и ярости. Он не рисковал оборачиваться в сторону, созерцающим за побоищем императором.
Лишь мелькают лица. Кровь течёт ручьём.
Блеск клинков как молния. Стук щитов как гром.
Смерть, смерть там и тут.
Сотни рук её несут.
И за всем по пятам,
Она ходит тут и там.
Третья когорта двинулась на штурм Фермопил. Тогда по знаку Леонидоса, спартан-цы сымитировали бегство. С победными воплями, забыв о всякой дисциплине, «бес-смертные» ринулись через ворота в стене. Когда масса торжествующих азиатов запол-нила собой пространство между отвесными скалами и болотом, спартанцы синхронно развернулись. И обрушили на, визжащие от мнимого успеха стадо арийцев, удар своих страшных пик и мечей. Храбрейшие из «бессмертных» были уничтожены на месте. Масса азиатов сначала дрогнула … потом уменьшаясь на глазах. Вскочившего с трона Ксеркса, попятилась, и … обратилась в бегство. Ксеркс закрыл лицо руками. Бежали «бессмертные», до селе, на протяжении трёх поколений иранских императоров, не знавшие ни ужаса поражения, ни позора отступления без приказа. Лакадемонцы, все 300, преследовали их. Кого прикалывали мечами. Кого загнали в болото на верную смерть. А раненные и споткнувшиеся персы были просто затоптаны. Беглецы остано-вились лишь у носков сапог своего генерала… Развернулись и бросились в новую атаку …
… Атаки повторялись ещё не раз.
Но с тем же результатом, пока над ухом, так и не обернувшегося Гидарноса, раздал-ся шипучий голос посланца императора: «Царь царей велит прекратить». Клацнув ме-чом в ножнах, генерал обернулся. Трон на холме был пуст. И снова взор Гидарноса об-ратился на поле брани. Там лежала половина его гвардейцев.
Ксеркс не повесил Димарата, и не разжаловал Гидарноса по двум причинам. Казнь коллабаранта вызвала у спартанцев только положительные эмоции, доставлять которые врагам император не собирался. А во-вторых Гидарноса и Димарата просто неким было заменить. Они были лучшими из тех, кто служил повелителю. Что делать? Кто вино-ват? Думать повелителю мешает траурный вой, стоящий над лагерем. Азиаты справля-ли тризну над своими павшими соратниками.
… О, Ахурамазда! Кучка наглецов, во главе с каким-то там салдофоном Леонидо-сом, главой карликовой армии, карликового государства непреодолимой стеной стала на пути осуществления великих замыслов повелителя Востока.
В шатёр царя, воспользовавшись своим правом входить без доклада, ввалился Мар-доний. Лицо его сияет.
- Царь царей! Я принёс тебе победу.
- Что, йунаны бежали?
- Нет! Но им не укрыться от твоего гнева.
- Но как?
- Мы пойдём другим путём. И путь нам укажет вот этот человек.
- Покажите, покажите мне его!
Я хочу видеть этого человека!
 … Этим человеком оказался некто Эфиальт из Малеи. Он, в надежде на достойный го-норар, обещал показать войскам шах-ин-шаха обходной путь через гору Иту, что по-зволит персам ударить в тыл защитникам Фермопил.
   Благодаря Эфиальту, житель села Трахис, некто Афенодон, в следующем году станет состоятельным человеком. Он прирезал малейца из ревности. Но спартанцы мелочить-ся не стали и выплатили ему награду, обещанную за голову предателя.
  Кстати, персы так же не страдали отсутствием размаха, и 15 лет спустя, наследник Ксеркса, шах-ин-шах Артаксеркс I, выплатил награду в 200 талантов, обещанную от-цом за голову Фемистоклоса, злейшего врага империи. Вручена она была лично Феми-стоклосу. Он прибудет к царскому двору, и как бы примет эстафетную палочку измены из рук надоевшего Димарата. Был ли афинский сенатор изменником? Об этом постара-емся разобраться во второй и третьей частях этого повествования.
   А пока он, во главе афинской эскадры, отражает третью попытку флота адмирала Ахеменеса прорваться через пролив, что бы высадить десант в тылу греков, третьи су-тки оборонявших Фермопилы. К вечеру следующего дня Фемистоклос получит извес-тие, что Леонидос пал, а песы прорвались, морское противостояние потеряло смысл и эллинские эскадры удалились к острову Саламин.
 … А пока ночь. Леонидоса разбудили. Лазутчики принесли роковую весть. Персы об-ходят гору. Заслон из фокейцев и локров отброшен и рассеян. Завтра Гидарнос, вместе с «бессмертными» (вновь обретшими реестровый состав) окажется у него в тылу. Обо-рона Фермопил утеряла смысл. Окружённый эллинский корпус ждёт неминуемая ги-бель. Напрашивается единственное верное решение. Отступить. В Спарту посланы вес-товые басилевса Аристодим и Понтиат за помощью. Они пока не вернулись. А если и вернуться с приказом отойти – то будет поздно. Впрочем, даже конченный маразматик не попрекнёт Леонидоса за отступление без приказа. Но отступающие в пешем строю фаланги необходимо прикрыть. Персы не настолько глупы. Ксеркс по следу, как волков за оленями, пустит свою конницу. На открытой местности орды всадников окружат греческий отряд. Растопчут его копытами своих скакунов. Из луков перестреляют. Их стрелы действительно затмят свет солнца … Можно рассеятся и отступить в беспоряд-ке … как шакалы по случаю потрепавшие персидского тигра … нет … К тому же, пока только его солдаты знают, что варваров можно и нужно бить. Остальная Эллада трепе-щет. В сердца всех эллинов необходимо вселить мужество и доблесть, в сердца захват-чиков ужас и смятение. Пусть так. Леонидос принимает решение. Он отдаёт приказ об оступлении.
    Всем.
Элладе нужны их мечи и доблесть для грядущих битв. Греки отступили без шума. Со-храняя порядок в шеренгах, а в сердцах уверенность в грядущей победе.
  Леонидос со своими гвардейцами остался прикрывать отход.
  В строю осталось 297 человек.

Вестовые, Аристодим и Понтиат, ещё не вернулись с вестью о том, что помощи не бу-дет. Третий Эврит был болен. Из-за гнойного конективита он практически ослеп. Было велено остаться и фиванцам. И полковник Лаонтиад не посмел возразить, однако в ду-ше он принял твердое решение при первой возможности перебежать к персам. Почему то предатели никогда не хотят умирать.
  Приказ Леонидоса отказался выполнить только Демофил, полемах феспийцев. «Мы пришли с тобой, Леонидос, не по твоему приказу. Не по твоему приказу и уйдём».
  Подумав немного, Леонидос ответил, возможно следующее: «Ты плохой солдат, Де-мофил, так как не умеешь подчинятся приказам. Но ты хороший патриот, так как не хо-чешь подчиниться приказам. Вам не превзойти спартанцев в доблести воинской, но в доблести гражданской первенство за тобой и твоими людьми. Оставайтесь».
  Приказ Леонидоса отказался выполнить ещё один человек, так он считал себя лицом гражданским. Это полковой капеллан, жрец Мегастиас. Именно он, по потрохам жерт-венных животных, предсказал Леонидосу, что утром их ждёт смерть. Тем самым он подтвердил предсказание дельфийской пифии, о том что Спарте предстоит праздновать победу, но оплакивать смерть одного из своих царей. Священник нашёл себе мужество умереть вместе со своей паствой, и тем самым подтвердить правильность своего про-гноза. Он взял пику и встал в строй рядом с Леонидосом.
  В 10 утра, Ксеркс с Гидарносом условились ударить на спартанцев с тыла и с фронта. Однако, Леонидос не стал ждать пока «бессмертные» обойдут гору и, с 1400 храбрецов стремительно атаковал миллионное полчища азиатов.
   Сдавленная густотой рядов, варварская биомасса не имела вожможности не бежать ни отступать. Тем более, Ксеркс велел выставить заградительные отряды. Отступаю-щих, гнали обратно бичами, а если не помогало, то одуревших от животного ужаса, бу-дущих покорителей Европы, резали как баранов.
  Удар эллинской фаланги, состоящих из бойцов решивших умереть – был страшен.
   Храбрейшие из азиатов были на месте истреблены лаконским железом. Бежавшие в сторону – сгинули в болоте. Бежавшие назад, попадали на копья заградотрядов. Гораз-до большее количество было раздавлено заживо своими же. Затоптано и размазано.
   Когда пики спартанцев и феспийцев сломались – они пошли на персов с мечами. По-сле героической борьбы пал Леонидос и многие из его гвардейцев. За каждого из спар-танцев персы заплатили не менее дюжины своих людей. Два комдива иранцев, сводных брата императора, взбесившись от ярости лично возглавили полки и пали от рук спар-танцев. Около тела павшего лаконского главкома произошла страшная рубка, пока гре-ки не отбили труп своего генерала у сонмов сбесившихся азиатов. Четыре раза храбрые эллины обращали в бегство отборные полки арийцев. Персы отползли подобно гадюке с отрубленной головой. Храбрецы были истреблены, остальных, даже бичи не могли погнать на поредевший строй героев. Однако отступать спартанцам и феспийцам было уже некуда. В тыл защитникам Фермопил вышел Гидарнос с отборным, ещё свежим корпусом «бессмертных». Тесно сомкнувшись, горсть греков, через ворота в стене, по-шла в атаку на преторианцев шах-ин-шаха.
   Злоба «бессмертных» против храбрецов была безмерна. Они бросились в бой, ведо-мые лично Гидарносом. Началась страшная рубка, без правил, без поправки, что в ней сошлись не звери а люди. Копья и мечи греков были изломаны о кости и доспехи вра-гов. Они дрались обломками пик и рукоятками мечей. А когда  и они превратились в обломки – кулаками и зубами.
   Но и «бессмертные» не смогли сдвинуть храбрецов ни на шаг. Между тем, основное войско персов, гонимое бичами и гневом владыки, разломало стену и ударило в тыл. Утомлённые до смерти остаток героев, расположился на маленьком холмике вокруг трупа своего командира, окружённая со всех сторон тысячами тысяч, подвывающих от страха и ненависти противников. Но даже близкий к безумию Ксеркс не решился от-дать приказ о последней атаке в рукопашную. Он повелел, чудом уцелевшему в рубке Гидарносу, кончить дело стрелами. Десятки тысяч стрелков спустили титиву. Персы умертвили всех героев до одного … всех …
Не всех.
Фиванцы, под началом полковника Леонтиада, сражались с персами, пока им в спины упирались пики спартанцев и феспийцев. Когда главные силы Ксеркса проникли в про-ход, они бросили позицию и своих соплеменников рубящихся с «бессмертными», и пошли на встречу иранцам с распростёртыми объятиями. Бросив мечи и щиты. Однако их кирасы были забрызганы литрами арийской крови. Персов они резали на совесть, используя всё своё мастерство солдат, что бы уцелеть. Теперь коллаборанты кричали, что сражаться были принуждены, а их город верен царю как цепной пёс. Но этим они мало выиграли.
   У Ксеркса и его генералов на губах пузырилась бешенная пена. Первым из дезерти-ров персы перерезали глотки от уха до уха. Дальнейшую резню шах-ин-шах велел пре-кратить. Играя желваками, он выслушал клятвы беотийцев в верности престолу, а по-том, успокоившись, выцедил сквозь зубы, примерно следующее: «Женщине нельзя быть наполовину беременной, а наполовину девственной. Мужчине нельзя быть напо-ловину героем, наполовину холуем. Нужно выбирать. Даже если выбор труден. Вы вы-брали». Он приказал, что бы всем сдавшимся, начиная с Леонтиада, выжечь на лбу клеймо царских рабов и отправить на рудники …
  Шах-ин-шах отправился осматривать поле боя. Словно тени за ним следовали Мардо-ний и Гидарнос. Вот «бессмертные» за ноги притащили труп Леонидоса. Приказ вы-полнен. Непокорный предвстал перед взором владыки. (Кстати, кто опознал героя? Ди-марат? Клеймённый Леонтиад?) теперь на него можно и аркан надеть. Смотря на зали-тое кровью лицо, император никак не мог уяснить … зачем это упрямство?  Этот геро-изм? Это самопожертвование?  Это же самоубийство! Это безумие! Глупость… А глупцов, упрямых глупцов, нужно наказывать … вот только как? Но если даже море не избежало кары царя, то … А в ухо уже сочиться ядовитый шёпот Мардония, совет как наказать непокорного. Для греков  самым ужасным святотатством считалось непогре-бение трупа. Пусть будет так. Леонидосу отрубают голову и скармливают её царским охотничьим гепардам, а тело, распяв на кресте, оставляют на корм стервятникам.
 Ровно через год, Мардоний, предоставит спартанцам возможность вернуть ему дол-жок. Труп главкома арийцев окажется во власти лакадемонского маршала Павсания, победителя персов у Платей … Но это всё ещё будет, а пока азийские полчища, хлыну-ли всёсметающим потоком в Аттику, на беззащитные Афины.
    В конце первой части этого повествования расскажем о судьбах трёх их трёхсот.
   Трое из 300-от.
Аристодим не успел вернуться из Спарты с ответом, что помощи не будет. В дороге ему стал известен исход Фермопилского побоища. Он возвратился. В Спарте он под-вергся бесчестию и поруганию. Его открыто называли беглецом и трусом. Ни один че-ловек не брал у него огня и не разговаривал с ним. Такая же участь постигла и Понтиа-та, посланного с рапортом к Фемистоклосу и не успевшего вернуться в строй. Была ли в чём вина этих несчастных? Ведь даже суровые эфоры вынесли вердикт: перед зако-ном они чисты. Формально. Юридически. … Вина их была в том, что они были двумя из «300-от» оставшимися в живых.
   Понтиат, не выдержав позора, через месяц повесился.
Аристодим, как истинный спартанец, дождался своего часа. В битве при Платеях, он был молчаливо признан храбрейшим из павших. Не его имя, но имя его потомков было очищено от позора.
   Остаётся ещё 297-ой. Эврит. Он всё же вошёл в число (без кавычек) бессмертных  «300-от». Узнав, что персы обходят гору и его товарищи пошли на смерть, он, слепой, велел своему оруженосцу вести себя на поле сражения. Успел. Успел, перед тем как быть изрубленным вонзить свой меч в глотку «бессмертного» преторианца шах-ин-шаха.
… На холме, где пали последние из греков, спартанцы воздвигли своему царю кенотаф (пустую гробницу), в виде стоящего на постаменте льва из камня. Симонид Кеоский составил эпитафию на памятник.
«Из зверей я самый сильный. Из людей самый сильный тот, кого стерегу я на этой гробнице здесь».
   Спатанцам, павшим вместе с Леонидосом, на том месте, где они сражались и были погребены, на могильной плите была сделанная такая надпись.
     «Путник, поведай гражданам Лакадемона о нашей кончине. Верны законам своим, здесь мы костьми полегли».
   Всем грекам, павшим у Фермопил (даже фиванцам) сделана следующая эпитафия.
     « С трёхмиллионным войском сражались здесь некода, четыре тысячи пелопоннес-цев».
  Своему другу Мегастиасу, Симонид посвятил следующие строки.
«Здесь могила Мегастиаса, которго умертвили мидяне* на реке Сперхее. Славный про-рицатель хорошо предвидел приближающуюся смерть, но не покинул спартанских ге-роев».
                Январь 2002.