Лелла

2003 год.


«Ненавижу дождь… А еще этот город, провались он прямо сейчас вместе со мной…И себя ненавижу, себя… Как же паршиво, до рвоты паршиво…Что той твари не хватает, так сложно дать человеку возможность заработать на хлеб, не на дозу или выпивку, а на еду… Еду... Черт, спички промокли… Да, да, к нему все…»
Лелла стояла под навесом автобусной остановки, скрываясь от дождя, который был на столько силен и холоден, что капли били по телу причиняя боль. Дождь застал девушку минутой раньше того момента, когда она нашла укрытие, но шестидесяти секунд с лихвой хватило для того, чтобы вся ее одежда каждой своей ниточкой впитала ледяную влагу.
Улица была нема, существовал лишь глухой грохот ливня, среди которого стояла Лелла…
Ее взгляд был направлен на грязный бурлящий поток, бьющийся о бордюр тротуара и проваливающийся во мрак, за решеткой водоотводной канализации. Страшная бездна тоски и одиночества была в этом взгляде, только безмерная усталость и отчаяние в ее больших измученных глазах. «Усталость? От жизни? Но ей всего, наверное, девятнадцать! » - подумал бы всякий, кто проходил бы в тот момент мимо. Но улица была нема…
Ей действительно было девятнадцать. Сильно вьющиеся пламенно-рыжие волосы, от дождя потемневшие и потяжелевшие, потеряв блеск и упругость, бессильно ложились на плечи. Совсем легкий мужской плащ, неспособный защитить от воды, девушка свернула и зажала между сложенных рук. Леллу медленно окутывал озноб, из плаща текла невыносимо холодная вода. Впрочем, и черные сильнообтягивающие, подчеркивающие прекрасные формы девушки, джинсы и футболка тоже были мокры. Лелла сильно вздрогнула, и без того промокший коробок спичек предательски вывернулся из слабых объятий тонкой красивой руки и грустно заметался в хаотичном потоке воды.
Через шум дождя стал медленно пробираться какой-то посторонний звук, вскоре в стене воды показались пятна мутного света фар автомобиля. Такси остановилось в шаге от Леллы, и из него вышла девушка. Она забежала под навес и встала рядом с Леллой. Они встретились взглядом. У девушки из такси было симпатичное лицо и неплохая фигура, красивые лепестки губ... Очень красивые, но жаль, что верхняя губа была рассечена - кровь еще не запеклась, а в глазах царила пугающе совершенная пустота.
Пустота та была от тяжелой ненависти, которая переполняла ее. Сложно сказать на кого она была направлена, может на этот дождь, может на улицу, может на Рэма – сутенера или на клиента, разбившего ей губу, а может на Леллу. Последняя недвижно стояла и с презрением смотрела на свою подругу, с которой с того дня, как Джанкарло увезла скорая, делила крохотную комнатушку в подвале здания, расположившегося неподалеку.  «Шлюха… - чуть не произнесла в слух Лелла, и тут же пришла в голову замечательная мысль,- А может у нее есть прикурить…» От этой мысли, как показалось девушке,  на секунду стало теплее. Но в тот же миг ее подруга, будто проснувшись, сорвалась с места, и ее фигура растворилась за шумной шторой ливня. «Шлюха!» - крикнула Лелла, вложив в это слово всю ненависть, все презрение на которые была способна. Ее крик, едва сорвавшись с губ, был прибит свинцовыми каплями дождя и, беспомощно разбившись об асфальт, захлебнулся в реве стихии.
Очень красивая высокая девушка с печальными глазами совершенно одна на всей улице стояла под навесом, скрываясь от дождя, и держала в  руках свернутый легкий плащ. Она смотрела под ноги, на асфальт, чернее которого казались  лишь ее судьба и тучи. На лице ее дрожало несколько капель, соленых и горячих, совсем не таких, как от обычного дождя. Шум ливня, к которому она успела привыкнуть вновь стал давить на мозг, но, несмотря на всю свою мощь и тяжесть, он совершенно незаметно медленно растворился в абсолютной тишине, которая  оказалась еще более тяжелой и вязкой, еще более давящей…
Лелла присела на корточки, в голове уже давно мешались мысли, как две капли воды похожие друг на друга, смысл которых был прост, но от общей усталости стал медленно расплываться: «Спички... Как же хочется курить, до смерти хочется… Курить…» Лелла дрожащими руками достала  из мятой чудом непромокшей пачки  сигарету и, сильно сжав ее губами, зажмурила глаза. «Ненавижу эту боль, ненавижу».
Если б кто-то тогда проходил бы по той улице, он обязательно обратил бы свое внимание на эту одинокую девушку. Он удивился бы ее красоте и, подойдя поближе, услышал, что она плачет. Если бы он взглянул на ее лицо, то непременно заметил бы, как из носа поползла струйка густой  и густо-темной крови, он захотел бы предложить девушке свою помощь, но тут же увидел бы, как сигарета, зажатая дрожащими губами, без видимого присутствия спичек, зажигалки или любого другого источника огня, сначала испустила белую струйку дыма, а затем обозначилась оранжевым кругом тлеющего табака. И вряд ли тот человек поинтересовался бы самочувствием девушки, скорее, испугавшись, он ушел бы прочь. Впрочем, даже если поверить в его человечность и чуткость, стоит вспомнить, что улица, на которой стояла Лелла хранила молчание и была совершенно пуста.
«Джанни, почему ты не со мной»,- тяжко всхлипнув, прошептала Лелла.
Было, наверное, очень поздно, во всяком случае ни один солнечный луч не способен был пробиться через неотбеленный бетонный потолок туч. Свет редких фонарей, отражаясь в многочисленных лужах одной из улиц Милана, больно резал по глазам медленно идущей Леллы. Она шла, не обходя эти самые лужи, которые, как многое другое и многие другие в этот день причиняли ей боль, впрочем, кроссовки уже давно неприятно хлюпали. Накинув на плечи мокрый плащ, втиснув ладони в карманы джинс и слегка ссутулившись, Лелла брела не куда-то, а просто по немой улице и думала: «Теперь я совершенно одна, без работы, уже почти без дома, без подруги и точно без будущего, во всяком случае, в этом городе... Но что дальше, что значит без будущего? Будущее есть: гнить шлюхой, как Изабелла, но я лучше… Бред… Должен быть выход, Джанни, ты всегда так говорил, где он, подскажи. Ведь все в мире конечно: и беды... И жизнь... Нет, я не смогу... Не смогу... Бред... Тетя! Может уехать на юг, к ней, у нее небольшое сельскохозяйственное угодье, я знаю, дела у нее идут не лучшим образом, но я могла бы устроиться у нее работать за крышу над головой и кусок хлеба, она помнит меня еще крохой и обязательно поможет мне, я могу хоть раз в жизни попросить помощи, тем более у своей родни... Наверное... Да, точно, вот он выход, да, Джанни, вот он! К тете... Деньги...»
В десяти шагах от девушки стоял банкомат. Лелла на минуту замерла, уставившись в железный ящик, потом  оперлась на него, закрыла глаза и изо всех сил стиснула зубы. Через несколько секунд бесчувственная машина с единственной доступной ей эмоцией- с презрением выплюнула несколько зеленых бумажек...
Лелла очнулась, на холодном мокром асфальте, шел дождь, совсем не такой сильный, как раньше, впрочем, на это девушка не обратила внимания, просто не смогла. Она с трудом поднялась, сбросила на землю мокрый плащ, и, смяв купюры, стараясь не смотреть на них, на жалкие бумажки, которые достались ей ценой адской боли и нескольких минут бессознательного состояния, сильно шатаясь из стороны в сторону, медленно пошла... Просто пошла. Куда? Ей было трудно вспомнить…
Из черного переулка, где-то впереди послышались звон разбившейся бутылки, грязный смех и ругань. Шум быстро приближался. Тишина, так присущая сегодня этой улице подобно стеклянной бутылке разбилась о громкие голоса, вскоре из-за дома показалось пятеро человек. Эхо их голосов врезалось в голову Леллы и на миг заставило ее остановиться. Она собралась с силами, чтобы сделать шаг, но вдруг была словно оглушена страшным голосом, страшным, потому что знакомым и так нежеланным в эту минуту:
- Лелла! – окрикнул девушку один из пятерых – высокий и статный блондин, с приятным, хоть и нетрезвым голосом.- Лелла, куда шатаешься в такой час, неужели меня ищешь?
Девушка хотела что-то сказать, но не нашла в себе сил. Она пошла по другой стороне улицы, уставившись себе под ноги.
- Ты куда это, от меня?- крикнул блондин и, перебежав улицу, преградил ей дорогу.
-  Пусти - через боль, почти прохрипела Лелла, горло которой воспалилось может от постоянной сырости и холода, может после банкомата.
- Пусти! Вы слышали! – блондин схватил ее за плечи и поцеловал – Куда? К себе в постель?
От перегара и громкого смеха в глазах Леллы потемнело, она пошатнулась, но блондин ее поддержал.
- Что здесь хочешь? Прямо сейчас?
-Лучано, отстань, прошу,- почти со слезами прошептала Лелла.
Но блондин не унимался, он горячился, целовал ее и все крепче сжимал в руках, так, что Лелле стало тяжело дышать.
- Пусти! – уже крикнула Лелла.
-Куда? Давай поиграем, ночь располагает. Если хочешь, познакомлю со своими друзьями, они тоже жаждут близкого знакомства. Да мужики!? – после этих слов блондина раздался гром смеха и одобрительной ругани.
- Лучи, прошу, отпусти, - со страхом произнесла Лелла.
- Плохо просишь, - ответил блондин и судорожно стал расстегивать ее джинсы.
- Уйди Лучано! Уйди,  убью! Нет! Слышишь, убью, Лучано! – изо всех сил кричала Лелла.
Последнее «убью» она почти прорычала, после чего Блондин вдруг пошатнулся и отпустил девушку, он схватился за свое горло и захрипел, изо рта и носа пошла кровь, он, сильно шатаясь, бросился бежать от Леллы, но, едва сделав десять шагов, он свалился на землю, ударившись головой о бордюр тротуара.
- Лучи, - еле слышно прохрипела Лелла ...
Первое, что ощутила Лелла, когда очнулась, - это сахарное тепло и отсутствие сырости, потом отсутствие боли и невероятное бессилие, потом яркий, горячий свет. Она не открывала глаз – не было сил. Вскоре свет куда-то уплыл…
Лелла еще находилась в реанимационной палате, хотя давно пришла в себя и могла говорить, что, впрочем, не желала делать, приводя в бешенство медперсонал, который почти всем составом переживал за состояние молодой и очень красивой девушки. Через некоторое время в палату впустили офицера полиции, он что-то долго и терпеливо говорил, но Лелла не могла сосредоточиться на его речи. Когда неисчерпаемое терпение офицера подошло к концу, Лелла, к великому удовольствию карабинера, произнесла:
- Лучано… Что с Лучано?
Этот вопрос крайне удивил офицера, который более получаса пытался получить ответ на этот вопрос от человека, задавшего его сейчас.
- Он скончался при странных обстоятельствах… - и обнадеженный  неожиданным оживлением девушки офицер начал свой допрос с самого начала все с тем же нудным терпением, но на этот раз Лелла  не слышала даже его голоса.
Лелла закрыла глаза, и горячие слезы прочертили кривой след на ее бледных щеках...

О, если б кто-то тогда, в дождливый день, проходил бы по той улице, он обязательно обратил бы свое внимание на одинокую девушку. Он удивился бы ее красоте и, подойдя поближе, услышал бы, что она плачет, может быть, он  непременно предложил бы ей свою помощь… Может бы... Бы...
Ночью у молодой девушки  произошло кровоизлияние в мозг. Смерть, которая месяц назад посетила ее тетю, живущую на юге, которая несколько дней назад отняла единственного человека, которого она любила больше жизни, смерть, которая еще через день забрала Лучано, стояла где-то рядом, сгущая воздух своим тяжелым дыханием… Но все закончилось хорошо, именно так, как хотелось Лелле – врачи были бессильны…


***
…Грязное красное небо еще не предвещало дождя, но редкие сильные и холодные порывы ветра беззвучно кричали о надвигающемся ненастье. А в белой, в очень белой палате еще хранилась капелька тепла и надежды. Лелла сидела рядом с постелью брата и первые пять минут смотрела в окно на закат, смотрела и молчала. Расплывающийся в горячем дыме фабрик медный диск залил унылый городской пейзаж новой краской: грязной и неприятной. Оранжевое было всюду: на небе, на асфальте, в окнах высоток. Оранжевые огни окон не таили в себе ни тепла, ни света, были безжизненны и противны.
--А ведь еще утром нежно светило и грело, а сейчас.- неожиданно произнесла Лелла- А сейчас оно холодное, презрительно бросает на нас свой бессердечный взгляд… Да, ты прав, откуда у миланского солнца сердце…А у нашего, в провинции, там где наш настоящий дом… Нет не перебивай, я знаю, что там больше нет дома, я знаю, что изрядно надоела тебе воспоминаниями о нашем прошлом, так далеком от столицы эгоизма, ненависти, нищеты и унижений. Джанни, ты не можешь поспорить с тем, что настоящий дом -не сырая нищая подвальная комнатушка в промышленном районе Милана, не грязная обувь прохожих и мусор в узком оконном просвете, а чистый воздух, мои любимые горы, которые вырастали за окном каждое утро, когда я открывала глаза… Да, ты прав настоящий дом там, где тебя ждут и любят, да, там нас никто не ждал, но здесь, здесь кто нас ждет, кто? Зря, зря мы уехали от туда, сколько чудесных дней мы провели в том лоне природы и свободы, которыми мы совершенно бесплатно могли наслаждаться и день и ночь, а здесь, здесь все продается и все покупается, здесь нужно платить за сон, за жизнь, платить деньгами, благополучием, здоровьем, дружбой… Если бы мы остались там, ты никогда бы не заболел. Нет, плевала я на учебу, что мне она, если ты болен, если нужно работать, в этом городе некогда учиться, надо бороться за жизнь, за место под солнцем, впитавшем пот, дым и прочую мерзость этого города, от которой не только дышать, но и видеть тяжело! Прости, Джанни мне не стоило тебя беспокоить, врачи обычно просят не волновать больных…
Во все время разговора Лелла не отрывала глаз от безжизненных бронзовых стекол здания, росшего из асфальта напротив. Медные кривые зеркала здания бросали холодные отблески призрачного света на проезжающие у него под ногами машины.
--Джанни, не передать, как я устала, порой мне кажется, что на мои девятнадцать лет выпало слишком много…Всего…Джанни, в последнее время я все чаще думаю о наших родителях, и недавно я с ужасом обнаружила, что портрет моей матери в моем сознании стал крайне размытым. В тот миг мне стало от чего-то страшно, очень страшно… Раньше она всегда была со мной в душе, где-то рядом с сердцем, а теперь я не чувствую ее присутствия, мое сердце опустело, там стало очень неуютно. Я знаю, я в этом не виновата, но все равно мне стыдно, что я могла забыть ее... Как я могла... Джанни, а ведь я отца совсем не помню… Ты один у меня остался, ты стал моим лучшим и единственным другом, ты заменил мне родителей, мне страшно даже представить, как тебе было тяжело, но ты выдержал, и сейчас ты выстоишь, ты просто обязан остаться, ты не можешь уйти, не имеешь права… Ты обязательно поправишься и у нас все получится, все что когда-то не получилось… Все, даже… Помнишь?
Губы Леллы задрожали, и лицо ее странным образом исказилось. И никто и никогда даже не предположил бы, что так может выглядеть самая обыкновенная улыбка. Через миг девушка тихо, почти беззвучно заплакала, но вскоре вытерла слезы, стараясь, чтобы никто не заметил ее плача, и с трудом произнесла:
--Помнишь, как мы запускали змея? Помнишь, как ты старательно его мастерил, специально для меня? А потом мы поднялись на самый высокий холм, с которого были видны вся наша деревня и наш домик на самом ее краю, а еще чудесная неглубокая речка, с чистой и ледяной водой. Ветер был тогда сильный сильный, он нес тяжелый аромат летнего ливня, а конструкция твоего змея оказалась не рассчитана на порывы такой силы. Едва взмыв в воздух, змей сложился и с ужасающей скоростью ударился о землю. Мне тогда стало так смешно, что я повалилась на землю и стала хохотать, без остановки, как сумасшедшая. Не знаю, что тогда со мной случилось, я впала в истерику и не могла остановиться. А ты почему-то очень обиделся, не стал ужинать, а ведь я, чтоб как-то искупить свою вино приготовила что-то вкусненькое… Ты долго не хотел со мной говорить, а я из-за этого очень мучилась, мне было стыдно и даже страшно… Всю мою сознательную жизнь ты был единственным близким мне человеком… Ты просто не имеешь права … Я погибну одна в этом мертвом городе…
Последние слова Лелла произнесла так тихо, что вряд ли кто-то их расслышал бы. Девушка наконец оторвала свой взгляд от бронзового пейзажа, окислявшегося все сильнее с уходом солнца за горизонт, на встречу к густой окровавленной туче.
--Джанни, ведь все будет хорошо? Джанни, почему ты все время молчишь? Ответь что-нибудь…
--…но не могли бы вы освободить палату. Вы слышите, уже поздно.
--Что, Джанни?
-- Простите, я все понимаю, но вы уже давно сидите здесь. Вы выглядите очень усталой, я принес вам успокоительного, ступайте домой и примите не более двух таблеток, вам необходимо выспаться… Простите меня… Мне очень жаль…
Лелла резко обернулась и впилась взглядом в молодого врача, просившего ее освободить палату. Ее лицо было бледнее смерти, даже губы ее полностью лишились краски. Через минуту она опустила глаза, освободив врача от тяжелого, напуганного взгляда, напряжение, выраженное в неподвижной позе, медленно спало, Лелла тихо поднялась и, не произнеся ни слова, почти так же тихо - шепотом- ушла.
Молодой врач проводил ее взглядом, он не осмелился побеспокоить девушку второй раз, чтобы отдать таблетки, он просто боялся тревожить ее в этот миг. С минуту врач смотрел на пустую больничную койку, на которой мгновенье назад сидела очень красивая и такая же несчастная девушка, днем ранее на этой постели скончался ее брат. «Жаль, что нельзя было ее не будить», - подумал доктор и тоже медленно удалился из белой палаты, белой как смерть…
Если б Лелла была в состоянии всмотреться в лицо врача, то, возможно, его некоторые черты напомнили бы ей об одном человеке: высокий и очень стройный, с правильной формой головы, тонкими пальцами…
***

…С тонкими губами и с большими карими глазами.
--Джанни, - крикнула Лелла, осматривая незнакомца, стоявшего перед ней,- к тебе кто-то пришел.
Незнакомец оказался лучшим другом Джанкарло, правда, в последний раз они виделись на выпускном в школе, прошло уже шесть лет, и друзьям было о чем поговорить. Лелла сразу же отправилась на кухню -приготовить что-нибудь для редкого в этом доме гостя, впрочем гости вообще были большой редкостью, так школьные подруги, работники из соцзащиты. А тут кто-то новенький. «…К тому же такой красивый…»-вертелось в голове у девушки.
-- Прошу к столу,- объявила Лелла и поспешила удалиться.
--Постой, -окрикнул ее Джанкарло,- Лука, моя сестра и есть то самое дело, для которого мне и понадобилась так срочно твоя помощь.
«Так он приехал ко мне, то есть для меня, и зовут его Лука…» - подумала Лелла и почему-то смутилась. Лицо ее залилось легкой, но заметной краской, от чего стало еще более нежным и приятным. По всей видимости, это заметил и незнакомец, то есть Лука. Он улыбнулся ей и сказал:
-- Шесть лет назад ты была совсем крохой, а сейчас расцвела, стала уже взрослой и, надо отметить, симпатичной девушкой. Да, Джанкарло, как же давно я здесь не был, город ужасно утомляет и почти никогда не отпускает из своих ледяных бетонных рук.
Краска еще сильнее тронула щеки Леллы после слов Луки, но столь резкий переход в его речи к брату даже обидел девушку. Она хотела было уйти, но в голове снова прозвучал сладкий голос Луки: «Девушкой…симпатичной…».
-- Так вы будете кушать, брат, гость наверное устал в дороге, проголодался.
-- Подождите. Лелла стой здесь, я сбегаю за гвоздями.
-- Зачем?- почти в один голос произнесли Лелла и Лука.
--Покажем гостю фокусы,- ответил Джанкарло.
--Не буду, зачем это, слышишь, не ходи,- вполне сердито произнесла Лелла, хотя тут же подумала, что было бы здорово удивить Луку.
-- Лелла, опять ты за свое, мы же все обсудили, или ты до сих пор не поняла, что Лука врач?
-- Как врач? – удивилась и расстроилась Лелла.
«Получается, что он приехал не ко мне,»- думала Лелла.
-- Давай быстрее, остывает,- огорченно произнесла девушка.
В этот миг Джанкарло уже исчез из комнаты.
-- Лука, ты из Милана?  - первой уронила в тишину Лелла.
-- Да,- сухо ответил после долгой паузы Лука, он выглядел тяжело-задумчивым.
-- Там наверное очень здорово?
-- Только если находиться здесь, ни разу не побывав там.
Эта  фраза показалась Лелле странной и непонятной, но зато очень красивой. Девушка хотела задать еще вопрос, но Лука ее опередил:
-- Заранее прошу прощения, я не должен спрашивать об этом, тем более у тебя, но я очень ценю твоего брата, беспокоюсь за вас, как … как он держится, один, у вас нет проблем, ну с деньгами или…
Лелла опустила голову, любопытство, которым она светилась все это время, сменилось тенью.
-- Он не один, у него есть я, проблем у нас нет, мы не нуждаемся в милостыне…
-- Ты меня не поняла…
-- Нет, нет, я поняла, я благодарю Вас за заботу о брате, мы действительно живем хорошо, правда…
-- Почему ты замолчала?
-- У него на работе какие-то проблемы, он не говорит мне, но я знаю, вижу, что что-то не так.
-- А вот и гвоздь,- шумно вошел Джанкарло.
Лелла снова повеселела и сказала:
-- Приступим.
-- К чему? – спросил Лука, но ему никто ничего не ответил.
Лелла села в кресло, а брат ее встал в центре комнаты, напротив Леллы и так, чтобы Лука хорошо его видел. Джанкарло поднял руку, двумя пальцами он держал огромный гвоздь.
-- Готова? - спросил у Леллы Джанкарло.
Девушка коротко кивнула головой.
-- Последний гвоздь в доме такого размера,-  улыбнувшись, обратился Джанкарло к другу.
В следующий миг произошло то, что повергло гостя в ужас. Его друг отпустил гвоздь. Железный предмет, как и полагается, стал двигаться к земле, точнее к деревянному полу. Затем, пролетев половину пути, он на секунду замер- застыл в воздухе, а потом, сильно ускорившись, полностью ушел в доску пола, даже шляпка оказалась несколько глубже, чем обычно, то есть при использовании молотка. Лука очень испугался, что сильно отразилось на его лице. Через миг он вскочил и бросился к месту, где чернела шляпка гвоздя. Он коснулся ее и воскликнул.
-- Он теплый! Это фантастика! Нет, этого не может быть!
Страх постепенно растворился, на лице появилась улыбка, Лука явно прибывал в смятении, в шоке. Эффект, произведенный на гостя, очень порадовал Леллу, а его поведение даже рассмешило ее. Вместе с ней расхохотался и Лука.
-- А когда я это увидел в первый раз, мне было не до смеха, недовольный реакцией друга сказал Джанкарло.
-- Извини, но это… это слишком нереально, чтобы отнестись к этому спокойно, господи… Лелла, как давно у тебя это…эта способность, дар, ты можешь делать еще что-нибудь, а с другими предметами… Кошмар! А что ты чувствуешь, когда делаешь… это…
-- Постой друг, переведи дух.
-- Все вопросы только после обеда,- наконец успокоившись, сказала Лелла и убежала на кухню…
-- Джанкарло, это потрясающе! Но для чего ты меня звал? Вряд ли я смогу тебе объяснить все, что происходит с твоей сестрой,- спросил Лука, когда Леллу наконец удалось спровадить на улицу( так она не хотела оставлять гостя).
-- Я думаю, что возможности Леллы никто не объяснит. Дело в том, что однажды сестра устроила целое представление: она забивала гвозди, кипятила сок в стакане, перемещала небольшие предметы. Но когда она попыталась сдвинуть с места  стол, она неожиданно закричала, схватилась за голову, а через миг упала на пол. Я позвонил местному врачу, которому мы естественно ничего не сказали, сам знаешь, как опасны слухи в деревне, нас и без того сторонятся. Доктор прописал сильных лекарств, чтобы снять адскую головную боль. Он никак не мог объяснить причину страшной мигрени , которая держалась у моей сестры до вечера того дня. С тех пор я запретил ей увлекаться … этим. Господи, я даже не знаю, как все это назвать. Лука, думаю, ты понимаешь, что об этом ни в коем случае нельзя никому говорить, Леллу замучают, если все зайдет дальше слухов, поэтому, надеясь на тебя, как на честного и достойного человека, я доверяю тебе судьбу моей сестры, рассказывая обо всем, и я надеюсь, ты понаблюдаешь за ней, как хороший врач… Я слышал, что ты знаменит?
-- Знаменит..- задумчиво сказал Лука,- ей нужно в город на серьезное обследование…
-- Нет, я не могу этого допустить! – поднял тон Джанкарло.
-- Да, да. Я понимаю. Можешь рассчитывать на меня. На следующих выходных я привезу что-нибудь для элементарного обследования, но вряд ли я смогу чем-то помочь.
-- И все же, друг…
-- Ну а как ты? Лелла сказала, что у тебя проблемы на работе.
-- Откуда она знает, ведь я ей не рассказывал ни о чем.
-- Она очень чуткий человек и очень тебя любит…
-- Вскоре я могу лишиться работы…
Остальную часть разговора Лелла не хотела подслушивать, это было бы очень мучительно, больнее, чем та самая мигрень. Лелла сидела у веселой неглубокой речки с ледяной прозрачной водой, она уже не думала о проблемах брата, все ее внимание впервые было обращено не на любимого брата: « Я чуткая… Но он старше меня на шесть лет… Но ведь я уже не девочка! Он сам так сказал…Как здорово, что он будет у нас часто… А какие у него красивые глаза…»
Когда Лелла вернулась домой, Лука уже уехал, это очень огорчило девушку, тяжелые  и глупо-наивные сомнения бестолково копились в ее голове: «Уехал, не дождавшись меня… Неужели я его ни капли не заинтересовала… Неужели только гвозди могли его восхитить…» Каждые будни были полны пустотой и глупыми мыслями связанными только с Лукой, Лелла стала молчаливой, беспокойной, чего не мог не заметить Джанкарло, привыкший к ее вниманию, к веселому ее смеху, ставшему главным убранством дома, но все менялось, когда Лука приезжал: Лелла снова смеялась и шутила, была любезна и внимательна к брату и особенно тепла к его другу. Лелла сильно менялась, Джанкарло даже стал понимать, по какой причине, но ему совсем не хотелось верить в то, что его маленькая сестренка может серьезно влюбиться, а мысль о том, что она влюблена в Луку, даже не приходила в голову.
Через месяц после описанных выше событий Лелле исполнялось семнадцать лет, в честь чего она не отказала себе настоять на приглашении Луки на ее праздник. Естественно, что Лелла была счастлива узнать, что Лука именно с удовольствием приедет поздравить ее…
Ночное небо было совершенно свободным от облачных теней, звезды играли со светом, как льдинки на солнце, вот только свет звезд был много чище, чем цвет луны. Воздух был очень холоден и чист, от чего было даже тяжело его вдыхать, несмотря на непривычно холодную погоду, окно в комнате, в которой ночевал Лука, было приоткрыто.
--Лука, можно зайти?- послышался шепот из-за двери.
--Лелла? Что-то случилось? Сейчас открою.
Лелла вошла в комнату, она была в черном вечернем платье, в котором провела весь день рождения. Это же платье месяц назад Лука и Джанкарло купили в Милане.
--Ты еще не ложилась? – спросил Лука.
--Что-то не спится,- ответила девушка.
--Мне тоже… Здесь очень красиво. Лежу, любуюсь чистым небом, горам, купающимися в лунном свете. Как не хочется завтра уезжать отсюда.
--Правда? А почему? – робко спросила Лелла.
--Не хочу в город.
--Но почему, неужели так плохо быть горожанином?
--Что такое быть горожанином? Ты наверное и не знаешь. Быть горожанином, значит являться лишь одним из миллиона людей, которые выглядят совершенно одинаково, у них нет ни личности, ни лица, ни надежд, ни желаний. Есть лишь одна цель, свойственная мертвым людям - выжить. Раньше, я любил, шагая по улице или передвигаясь в метро, рассматривать лица прохожих, пытался разглядеть или услышать их мысли, особенно любил разгадывать симпатичных девушек. А сейчас все лица для меня стали одинаковы, а гул мыслей слился со всепоглощающим бесконечным звуком бесконечных улиц. Каждый человек, попадая в Милан, лишается своего лица, своих мыслей, он приобретает мысли города, а если кто-то пытается сохранить хоть часть себя для себя же или тем более для других, тот скорее всего погибает…
-- Ты очень устал от него?- спросила Лелла.
--От кого?
--От города.
--Может быть, но пусть лучше это не так, в Милане нельзя уставать, уставших также охотно топчут, как и восставших. Но что это я, не слушай моего бреда, это тоже влияние города. Все будет хорошо. Так для чего ты пришла?
--Я… Лука… Не знаю как решиться… Я пришла, чтобы сказать… С того дня, как в первый раз тебя увидела… Я… Я только и думала об… об этой ночи…
Ровно сутки Джанкарло не отходил от сестры, ночью с ней второй раз случился  сильнейший приступ головной боли.
--Джанкарло, ей сейчас намного лучше, она уже может спать, скорее всего, когда она проснется все уже пройдет,- послышался голос Луки, -Друг, тебе надо отдохнуть… И мне… Мне пора домой. Послушай моего совета, ей необходимо пройти серьезное обследование в городе. Я не вижу ни смысла, ни пользы в том, что я сюда приезжаю. Потом сейчас у меня стало больше работы и… у меня просто не будет возможности навещать вас… Я больше не приеду. Друг, я был счастлив снова увидеться с тобой… Передай сестре, что она очень добрый и чуткий человек, извинись за меня, я с ней не попрощаюсь. Да и если что случится, не дай бог, пообещай, что обратишься ко мне, я всегда помогу тебе и сестре. Ну ладно, прощай.
Джанкарло ничего не ответил. С тех пор друзья уже никогда не встретились.
Лелла тоже никогда не рассказывала брату о том, как Лука поступил в ту ночь, о том, что он очень осторожно попытался объяснить влюбленной девушке неосторожность ее мыслей и действий. Тогда Лелла в слезах убежала  к себе в комнату, она пыталась понять, что же случилось, почему сложилось не так, как должно было быть в настоящей сказке про любовь, про счастье. Позже, сидя рядом с постелью, на которой умер ее брат, Лелла поняла, что в мире, где идет борьба за жизнь, а не за любовь нет места сказке про счастье… Но ведь все закончится хорошо… Закончится так, как угодно будет и Лелле, и городу…
***
В небольшой клинике под Миланом после тяжелых продолжительных родов на свет появилась очаровательная девочка. Нет ничего на свете чище, прекраснее и ярче, чем дети, любовь и счастье. Счастье и любовь переполняли в тот день родителей, назвавших своего  ребенка Леллой.