Legenda N

Написано к дню рождения
Сестры Алевтины,
Которой исполняется 16 лет.

На чёрном, как волосы цыганки небе блестели золотые бусинки звезд. Чуть ниже, висела луна; под ней простирался город, мрачный и угрюмы, замкнутый в себе город, вот уже не одну сотню лет пытавшийся избавится от своих обитателей то мором, то войной а то и вестью о сазочный заморских богатствах. И люди уезжали; молодые парни и девушки отправлялись в дальние плавания в надежде найти славу, золото, любовь… и никогда не возвращались; жители города пыталь узнать вести у  моряков, но те говорили на непонятном языке, похожем на собачий лай, и были всегда в усмерть пьяны. И в городе остались лишь немощные, не способные уехать да те, кто был сродни ему, такие же угрюмые и замкнутые. Лишь изредка новые лица мелькали в нём, но вскоре исчезали; никто не знал как: то ли они в спешке покидали город, то ли находили свою смерть от рук его жителей…
Иногда здесь проходили цыгане, но они редко пели свои весёлые песни. С ними не было детей и у самого молодого из них смоль волос потускнела, а местами была цвета пепла. Цыгане заходили в лавки и молча закупали еду, одежды. Всё ночь они сидели у костра, и те, кто проходил мимо, говорят, что они тихо плакли. Когда лучи солнца окрашивали серые крыши домов медью цыган уже не было.

Говорят, что у города была история – красивая и древняя. Говорят, что у города были могучие короли и они вели долгие бытвы с другими королями за земли, которых никто не видел, за честь о которой уже давно забыли. Даже самы старые в этом городе ничего не ведают о тех времена; от них осталась лишь башня с часами на главной площади, руины некогда могучего замка и легенда, единственная легенда, которую знают местные жители. Её, ненароком, вплетаю в разговор старушки, провожающие солнце в заросшем сорняками садике; её пересказывают друг другу мужики в шумных трактирах, и, если у кого-то рождается ребёнок, то её читают на ночь заместо сказок.

Это было много лет назад, когда город был столицей некогда могущественной империи… тогда у города были вельможи, и они носили убранства из золота и перла; король, имя которого забыто под пылью воспоминаний, встречал народ на своём белогривом коне, и жители приветствовали его, и были рады ему, как рады ребятишки, откопашие под толстым слоем снега ещё не замёрзший цветок. Благородные рыцари бились за руку прекрасных дам, влюблялись, и, усевшись под балконом любимой, забыв об отваге и силе, пели серенады. Город славился своими ремеслениками; воистину прекрасны были их творения! Они передавали своё исскуство от оца к сыну, от матери к дочери. Везде цвели сады; диковинные деревья, кусты и цветы свозили на кораблях с белыми, словно летние облака парусами.
Прекрасен был и замок короля, возвышавшийся над черепичными крышами домов. Шёлковы флаги-недвижимое воинство, висели на могучих стенах. Мраморнная колоннада вела ко литым воротам. Внутри была сотня комнат, и каждая убрана различными драгоценными камнями; люстры и канделябры были сделаны из золота, а полы устилали расписные ковры. Трон был сделан из гороного хрусталя и сапфиров, и на нём восседал король. Но он был одинок.
Долго пытался он найти свою суженную: устраивал роскошные балы, весть о которых разносилась по всему свету, но сердце его было чужду вычурности придворных дам; он странствовал по своим владениям, но натыкался на непонимание и неотёсаность обитателей. Многие сватовались к королю, но никто не был достоин его чувств.
Однажды мимо проежали цыгане. Их весёлый табор остановился на городской площади и со всего города сбежались ребятишки поглядеть на дрессерованных медведей, на обезьянок и на другую диковенную живность. Зеваки толпились вокруг, привлечённые плясками и жонглёрами. Когда наступила ночь, казалось, что воздух воспламенился от обилия факелов.
Многие цыганские красавицы танцевали под звуки бубнов, и их чёрные волосы развевались на ветру. Но была среди них одна, чьи волосы горели, как лучи восходящего солнца. Когда-то, цыгани нашли её, совсем ещё малютку, брошенную в лесу и взрастили её вместе со своими детьми. Как прекрасна она была! И как была горделива. С презрением смотрела она на своих сверстниц, и, бывало, пропадала из табора на долгие дни, а когда возвращалась ни чего не говорила, как буд-то онемела. И теперь она танцевала при мятежных языках пламени, и многоие мужсчины города зачарованно смотрели на движения её тела. Среди них был король.
На утро он послал гонцов в циганский табор и пригласил её в свой замок. Она пошла, оставив табор, ни с кем не попрощавшись; её зелёные, как морские волны глаза, смотрели так же непокорно, так же бурлило в них страсть и вместе с тем холод. Долго гостила она в замке у короля, и не было дня, что стол не в её опочевальне не ломился от явств, не было часа, что бы король не одаривал её роскошнейшими богатствами. Король одевал её в шёлка, и забросил всё мирские дела, дабы услаждать желания своей избранницы. Но с каждым днём она всё больше отдалялась от него, и вот однажды, когда пришёл циганский табор, она привела в замок молодого цигана, и сказала, что он её избранник.Тогда король упал к её коленям и молил не уходить, но ответом ему была холодная усмешка. Она сказала королю, что богатства не могут дать любовь, лишь покорство, а она не покорна никому. И она ушла, и больше никогда не возвращалась, напрасно искал её король среди циган, входящих в стены города.
Однажды, говорят шёл сильный дождь, король вышел в походной одежде на площадь. Немнго минуло с тех пор, как потерял он свою возлюбленную, но волосы его поседели, а глаза всегда слезились. Он вышел на площадь и поднявши руки к небу, проклял свою страну, проклял циганский табор, который стал причиной роковой встречи, но более всего он проклял город, город, забравший у него жизнь, город в котором он потерял любовь.
Страна осталась без короля, и беспокойные слухи стали гулять по улицам. Кто-то говроил о кознях соседних государств, кто-то о мятеже, но праздно сидели придворные, а короли соседних государств ещё боялись нападать на некогда могучего соперника. Замок постепенно приходил в запустение, некому было убирать пыль с прекрасной мебели, больше не раздовалось гулких шагов в роскошных залах. Однажды, кто-то похвастался в трактире, что украл золотой подсвечник из замка, пробравшись туда ночью. Вскоре все драгоценности были разобраны.
Потом началась война, потом другая, а за ней третья. В безумстве носились вороны над полями битв, но никто не насытил их утробу. Города здавались один за другим, ибо некому было больше защищать страну. И вскоре остался лишь один город, проклятый город, отделённый от всего остального мира выжженой землёй, и древним проклятием.

Сонце клонилось к закату и ласковые лучи еле пробивались сквозь вспенившееся облака. Закаты всегда преятнее рассветов, краски на небе теплее, спокойней, они убаюкиваю, успокаивают. Они говорят, что всё прошло и былого не возвратить. А потом всегда наступает ночь. Она вселяет надежду тем, кто был несчаслив днём, она кроет в себе множество тайн, но ещё больше разгадок.
Луна освещала пустынные улицы города, лишь посвистывание ветра, да мяукание бездомных кошек, да тусклый свет в подвале одного из домов напоминали о том, что в этом городе ещё теплится жизнь. В полупустом трактире музыкант томно играл на скрипке. На липких от грязи столах стояла недопитая кружка с брагой, обняв которою мерно похрапывал старик. Трактирщик уныло смотрел в маленькое тёмное пятно, в котором виднелось ночное небо, и кто-знает, не убегал ли он в своих мыслях из этого города. Всё здесь было обыденно, много лет один и тот же распорядок времени и вещей царствовал в этом заведение, но эту ночь была не похожа на прошлые. Двое чужеземцев сошлись в этом трактире: странник с молодым лицом, но седыми волосами, как буд-то он пытался сжеч все свои воспоминания, но те осели пеплом на его голове, и тпродолжают терзать его душу; и молодая девушка, волею судьбы пришедшая в этот город в поисках своих снов. Они смотрели друг на друга, а потом заговорили, и их разговори лился в такт скрипки. А над городом по-прежнему блестела луна.
Город спал, но то и дело он вздрагивал во сне, и в одном из домов да и загорался в окне тусклый свет, и сонные глаза пытались различить два силуэта, две тени, шагавшие по ночной улице, две тени, которые были светлее города. Чужестранцы осторожно ступали по мостовой, и их движения, их дыхание, всё в них было полно страсти, всё было полно желания. Возле замка был заброшенный сад. Когда-то там цвели розы и били фонтаны; на ветвях деревьев пели птицы, павлины расхаживали по дорожкам, вымощенными белым камнем. Теперь здесь всё поросло сорной травой, вс заросло, и густые кроны деревьев скрывали маленькую беседку от любопытных глаз. Здесь уединились два сердца.
Утром ночь забирает свою вуаль с небосвода, и зефир, ещё не тронутый лучами солнца, освещает все последствия ночной жизни. Осторожные лучи солнца пронизывают небо, и вот приходит пора просыпаться. Чем жарче горит огонь, тем быстрее он гаснет, хотя каждому пламени суждено когда-нибудь погаснуть…
Прошла неделя, и странник и девушка жили счасливо, но вскоре чувства стали охадевать. Однажды ночью, когда небо вспыхнула миллиардом звёзд, странник посмотрел в глаза девушки, и увидел в них море, волны которого лаского перекатывались гонимые ветром, но в этом море не было скроби, не было бури. Тогда он прошептал её, что много лет он странствует по свету в поисках любви, и когда-то этот город принадлежал ему, он сказал, что в в далёких странах, где пески правят ходом времени, он постигал тайны жизни и смерти, тайны бессмертия. Он сказал, что он узнал о вечной любви, и понял её смысл. И потом он добавил, что покуда она будет любить его, она будет всегда прекрасна, и ничто не омрачите её лика; покуда она будет рядом с ним она всегда будет молода, чем дальше она будет тем более страой она будет.
Потом они ушли из города, оставив его самому себе. Он отплыли на корабле, торговавшим вином, и больше никогда не возвращались. Потом они узнали, что город сгорел, и никто не выжил в губительных языках пламени. Но мир стал лишь тенью для них, лишь воспоминанием. Огонь их чувств некогда не гас, ибо питался их желанием, их любовь была вечной.