Любовь из топора

Любовь из топора

Юбилей без гостей, что карась без костей: на столе густо, а на душе пусто. И правда, что за дата, когда ты один поддатый? Юбилей тем и хорош, что много знакомых рож, хвалят тебя, поздравляют и денежки твои пропивают. А имениннику все ни почем: ах, как здорово, когда жизнь бьет ключом!

А Людка Гриценко вообще вся такая: ей бы каждый день ее дни рождения отмечать. Не боится Людка ни состариться, ни чужому понравиться. Да что там понравиться - каждый раз собираясь в баню иль ванную, она б с охотой брала с собой кого-нибудь попариться. Ведь счастье, когда тебя обожают, а не тогда, когда на тебе, как на дудке, играют.

Имениннице все ни почем... А мужу именинницы, ха, как ни странно, - тоже. Год и три месяца прошло с той субботы, как Серега Гриценко выдал дочку замуж, пять с половиной месяцев назад он уже и дедом стал, но так и не остепенился, так и не прочувствовал свою роль и за ум так и не взялся. Четыре года осталось за дверью, на зеленых улицах и в прокуренных рюмочных, эх, четыре уж года кануло, как уволили его, матерого кузнеца, с завода; с тех пор кочевал он по фирмам, нигде долго не задерживался, безуспешно пытался ковать счастье, но вместо этого наживал долги по зарплате да вдогонку проклятья. А пошли они, злыдни, сами, куда нам, справжним мужикам, ходить заказано!

Зато Гриценко все так же, как в молодости, верил в свою звезду и безумно любил семью. И жену, и дочку, и крошечку внучку. Внученьку Дашеньку Серега-дед обожал за четыре звука, которые она научилась говорить: "де-дя" и "се-га". Зятя Вовку он не особо любил, зато частенько водку с ним пил. Семья Гриценко тоже Серегу любила, хотя, бывало, и бранила. Как сейчас, к примеру. У Людки круглый день рожденья, казалось, все пучком должно быть, по-бабьи обстоятельно и душевно, ан нет - у нее хрен-настроенье. Прицепилась к мужу, беззлобно его утюжит.

- Ну, шо ты прилип к книжке? Битых два часа ей бубнишь! Ребенку еще и полгодика нет, што она понимает в тех сказках?

- Ты неправа, Люд. Сказки-то народные - значит, мудрые. Вот мудрость эта в головке Дашиной и осядет.

- Слушай, мудрец, сказочками своими соседку будешь кормить. А мне, мне лучше помоги на стол собрать. Как-никак у меня день рожденья.

- С радостью, солнце мое! Только ведь... никого ж не будет.

- Как никого?! А я?!.. А Машка наша, а Вовка?! Может, батьки его еще пожалуют.

- Так ты ж их не приглашала. Ты ж никого не приглашала!

- А ты принес денег на нормальный стол?! Ты чем поздравил меня, а?

- Ну, знаешь.

- Вот, всегда так. Всю жизнь отдала тебе, всю любовь! А ты... Каким был, таким и остался...

- Так это ж здорово, Люд!..

- ...Ничего не нажил, даже синицу и ту проворонил. Живем, как нищие.

- Люд, ну зачем ты так? Живем мы ничего, ведь другие и того... А будем жить, Люд, еще лучше, вот увидишь!

- Брешешь ведь, как всегда. И почему я живу с тобой до сих пор? У всех мужики как мужики - у Ленки, у Алки... А ты, как с другой планеты. В колбочках, в баночках соль вонючую варишь. Аж противно! Ты ж кузнец, Сережа!

- Ну, кузнец. А теперь вот... эксперименты провожу.

- Шо?! Какие еще эксперименты?! Да ты совсем дурной на голову!

- Во-первых, не кричи так, а то Дашеньку испугаешь. А во-вторых... Я ж не просто химические реакции ставлю, я ж, Люд, философский камень пытаюсь отыскать. Говорят, из него можно получить зол...

- На фиг мне твой камень! Мне деньги нужны, штоб... Штоб тот же стол накрыть. Праздничного стола у меня нет лишь по твоей вине, Менделеев недоделанный!

- А ты сама-то, мать, сама! Куда они деваются, деньги-то? То Ленке займешь, то Алку продуктами одариваешь!

- Не одариваю я никого. Алка, кажись, раз за макаронами заходила, Ленка попросила гречки. Что я ей, отказывать буду?.. Скоро принесет.

- Когда? Уже полгода несет.

- Тебе-то што? С голоду помираешь?

- Люд, опять за свое? Я ж люблю тебя, Люд!

- Тогда дверь пойди открой. Не слышишь, что ли, трезвонят? Вот ненормальные! Кого это принесло еще?

- Так у тебя ж сегодня день рожденья, Люд!

- А-а, брось!

Из коридора донесся громкий щелчок открываемого замка - и тут же Гриценко радостно захохотал: - О-хо-хо, какие люди! Люда, посмотри, кто приехал!

А приехал всего-навсего двоюродный Люсин брат из Москвы. Всего-навсего, ха-ха-ха! Боже, как она ему обрадовалась! О таком подарке и мечтать не могла... Конечно, расплакалась, запричитала, повисла на шее - а ведь не девочка поди, тетка сороколет... Тс-с! Об этом никому ни слова! Юбилей - штука абстрактная, подобно пластической операции, пытается скрыть возраст и ошибки досадные. Совсем другое дело день рожденья - выбалтывает годы без промедленья.

- Андрюшка, ты?! Боже, как я рада! Неужели специально ради меня?

- Ты такое спрашиваешь, сестричка. Конечно, ради тебя!

Андрей Большаков, полноватый мужчина, лет на пять моложе сумской своей сестры, исполненный столичной важности, целовал в обе щеки Людку Гриценко.

- Ты все такая же... Красивая... Энергичная... Вот мой подарок тебе, сестричка!

- Гусь?!

- Гусь... Что ты смотришь так на меня? Вы ведь тут голодаете?.. Так московские газеты пишут.

- Ну, спасибо, брат, удивил. Московского гуся в Украину припер. А ты шо встал, не знаешь што делать?! - не умея скрывать досаду, Людка накинулась на мужа, с блаженной улыбкой разглядывавшего жирного московского гуся. Такого мастодонта Серега в жизни не едал.

- А шо нужно, Люд? - Серега испуганно встрепенулся, будто его поймали с поличным. Хрупкая женщина поймала на горячем здоровенного плечистого мужика, вздумавшего вдруг помечтать.

- Как што?! Гуся поставь в духовку. Но вначале нашпигуй его яблоками и кашей. Я пока с Андрюшей посплетничаю. Семь лет его не видела. Семь ведь, Андрюш?

- Где ж я кашу возьму? - Гриценко с озабоченным видом поскреб затылок. - И эти, как их, яблоки?

- Вот бестолочь! - Людка ни на шутку вспылила; ей не терпелось уединиться с братом - в глубине души она надеялась, что он привез-таки ей настоящий подарок. Помимо этого чертового гуся. - Ты можешь что-нибудь сам сделать? Без ценных указаний? Я ж сказала тебе: Ленка должна мне гречку, Алка тоже что-то должна...

- И Лешка ее тоже должен.

- Шо?! А Барсук-то што должен? - Людка на миг отвлеклась от теплых мыслей о московском подарке; прокурорским взором уставилась на Серегу. - Шо ты уже успел ему дать?

- Да топор Лешке понадобился, так я...

- Заберешь топор! Тоже мне спонсор нашелся! Где это видано, штоб топорами разбрасывались...

Серега, слегка приуныв, прошелся по соседям - да все напрасно: ни каши, ни яблок, ни топора. Ленка и Алка в один голос заявили, будто сговорились, стервы зловредные, что отродясь не брали у Гриценко никакой гречки и яблок. О топоре вообще не слыхали... Серега не сильно расстроился, плечами пожал да домой вернулся. В любой ситуации он старался положительно смотреть на мир, и это почти всегда удавалось ему.

Кашей гуся не испортишь. Точнее, наоборот - отсутствием каши. Полным отсутствием каши и яблок гуся не испортишь - такой вот порядок! Да и топор здесь не нужен. Гриценко, облобызав взглядом жирное тушко птицы, потыкал в него кончиком ножа, запихал в надрезы перец-горошек, чеснок, лавровый лист, поплевал на гуся - и поставил в духовку.

Людка первой отреагировала на соблазнительный дух запекающегося мяса. Потянула хищно носом, привстала... К тому моменту она получила от брата, что хотела, - потрясающую французскую кофточку. Которую, правда, до этого три года носила жена Большакова.

- Пойди покури с Андреем, - хрупким плечиком Людка отстранила от плиты могучего мужа. - Может, тему найдете общую. Ну, там, про философский камень твой... А то, не ровен час, спалишь гуся.

С Андреем Серега так и не покурил. Потому как оба не курили - Гриценко бросил, а Большаков, по его словам, вроде как и не привыкал. Короче, не покурили и даже поговорить не успели. Не потому что темы общей не нашли, а потому что просто не успели. Стоило им усесться за праздничный стол в ожидании хозяйки и гуся, как заявились обе Людкины подружки. Не то их печеным духом приманило, не то уже дошел слух до них, что к Людке Гриценко приехал брат из Москвы.

- Люд, привет! Я тут старый долг принесла. Гречка высший сорт, можешь не сомневаться... А это кто у тебя? Брат? У-у, какой интересный мужчина. Да, кстати, у тебя ж сегодня день рожденья, поздравляю!

С этими словами, бесцеремонно отодвинув в сторону Людку, Ленка Андрейченко прошла к столу. И, конечно, уселась на хозяйское место. Всего на минуту опередили ее Маша и Вовка, вернувшиеся с дочкой с прогулки.

- Привет, молодежь! - сказала Ленка, обращаясь к молодым родителям; потом, лизнув жадным взглядом гуся, заулыбалась Большакову. - Слыхала, вас Андреем зовут? Ха-ха-ха, почти как меня. Я - Андрейченко!

Не заставила долго ждать себя и Алка Барсук.

- Ой, Людочка, какая ты сегодня красивая! Дай я тебя обниму. Ой, не могу - я ж топор тебе принесла. Как какой? Ну, твой же Серега брал, тьфу, давал Лешику. Вот топор и нашелся. И этот, как его, горох твой тебе возвращаю. Совсем мне не пригодился.

- Какой еще горох? Я тебе никакого гороха не давала.

- Разве? А, ладно! Считай, это мой подарок тебе. Где его положить?

Горох и топор положили рядом с подарочной гречкой, после чего Людка наконец произнесла долгожданное:

- Ну што, гости дорогие, милости прошу к столу. Гусь остывает, душа изнывает... Ленка, руки прочь от гуся! Я сама знаю, кому какой кусок положить!..

Между тостами в честь именинницы разговор как-то сам собой зашел о том, кто в чем преуспел в этой жизни. Возможно, на такую высокую тему вдохновил жирный гусь, явно многое преуспевший за свой короткий век. Правда, вскоре стало ясно, что и тема не такая уж высокая, и гости совсем не романтичные. Говорили все больше не о том, кто чем дорожил, а кто что нажил. Большаков как бы между прочим поведал, что у него в Москве две квартиры и три машины - после этих слов Людка, вспомнив о французской блузке, отчего-то взгрустнула. Зато ее подруг признание москвича невероятно раззадорило. Глазки их немедленно заблестели, будто их макнули в гусиный жир; соседки наперебой начали хвастаться. Ленка вдруг заявила, что Витек, муж ее, чуть ли не полцеха колбасного отхватил и такую сейчас приватную колбасу шпарит, что за ней из Киева и Харькова не ленятся ездить. А скоро - Ленка заискивающим взглядом посмотрела на Большакова - и из Москвы повадятся. Алка не так нагло врала, хотя и наврала с три короба. Точнее, с один сельский пруд, в который, по ее словам, Лешик напустил карася. Карась оказался жутким акселератом - на сковороду не помещается. К тому же этот рыбий бройлер, переловив всех мух в пруду, повадился жрать жаб. Перевел всех до единой! Это ему, карасю, просто так с рук не сошло, и Алка уже пару раз слышала от кого-то, как огромный карась ни с того ни с сего заквакал...

Серега в разговор не вмешивался, только произносил один за всех тосты в честь любимой жены, молча подливал всем водки да нежно обгладывал гусиные косточки с Людкиной тарелки. Та вроде как не замечала этого... Да вдруг брякнула, казалось, совершенно невпопад:

- Зато мой Сережка философский камень ищет. Скоро найдет. Много камня. Мы тогда сможем дачу построить.

- Кх, из чего дачу? Из философского камня? - у Большакова недоверчиво взлетели брови.

- Ну да, что ты удивляешься? Сейчас в мире новое вен... вею...

- Веянье, - подсказал брат.

- Да, веянье. Все из философского камня строить.

- Чушь! Ты сама-то хоть поняла, что сказала? - Андрей снисходительно улыбнулся.

- Ну, может, не веянье еще, а пока... дуновение одно, - тут же смутилась Людка; покраснела, сделавшись беззащитной и очень милой. Теперь и ей самой показалась неубедительной версия с применением философского камня в качестве строительного материала. Но другого назначения она просто не могла ему придумать. Странное дело, что при этом ни муж-партизан, ни дочь, ни зять, ни брат - никто даже не попытался помочь ей, намекнуть, зачем он, тот философский камень. Будто жирный гусь оказался тяжелой пищей не только для их желудков, но и голов.

Но Людка была женщиной непростой - с характером и широкой душой. Вздохнув, она улыбнулась:

- Бог с ним, с камнем тем!

И тут же добавила: - Это что в сравнении с другими чудесами, которые может мой Сережка!

Гриценко едва не подавился костью, услышав такое. Благо зять рядом сидел, вовремя хлопнул между лопатками.

- Люд, ты это о чем? Давай лучше за тебя выпьем!

- Я знаю, что говорю, - не слушая мужа, горячо продолжала Людка - день рожденья ей враз наскучил. - Вон хотя бы те сказки... Да любую, любую он может воплотить!

- Куда воплотить? - не поняла Ленка. Алка, так же ничего не понимая, застыла с открытым ртом. Машка и Вовка давились от смеха, Большаков, дабы скрыть очередную ехидную улыбочку, вежливо промокал салфеткой рот.

- В жизнь, куда ж еще! - вдруг заорала Людка; она вошла в раж, она чувствовала в себе просто зверский подъем сил. Попробуй-ка теперь Гриценко отказать ей и не воплотить сказку в жизнь. Убьет ведь, не задумываясь!.. Уловив настроение жены, Серега не придумал ничего лучшего, как молча уткнуться в тарелку.

- Воплотить сказку? Круто! - отбросив прочь салфетку, начал весело поддакивать Большаков; он почувствовал искреннюю симпатию к компании сестры - естественной и трогательно наивной. - С какой начнешь, а, Сережа?

- Да какая по нраву придется! А вообще Сережке любая по плечу! - продолжала рекламировать мужа Людка. - Дайте книжку. Дашка на какой странице откроет, ту Гриценко и будет воплощать. Сейчас же! А мы будем свидетелями.

Дашенька благополучно уронила книгу на пол - раскрывшись, та упала обложкой кверху.

- Ну, что там? - Андрей поднял книгу. - Та-ак... "Каша из топора". Потянешь такую, Серега?

- Как раз к столу будет, - глубокомысленно заметила Ленка. - А то ваш гусь кончается.

- Запросто, - поспешно кивнул Гриценко - слава Богу, такая сказка попалась. А открылась бы книжка на какой-нибудь "Золотой рыбке" или "Молодильных яблочках"... Вдруг отчего-то смутился. - Только чего я сыпать буду?

- Как чего?! - всерьез обиделась Ленка. - Я ж вам почти килограмм гречки принесла. Давай, не тяни резину - воплощай сказку!

- И правда, Сереж, чего сидишь? - неожиданно мягко подтолкнула мужа Людка, очень довольная тем, что такая легкая сказка попалась. - Если уж ты рассчитываешь философский камень найти, то што тебе стоит кашу из топора сварить.

- Пап, все ж есть, - подбадривающее улыбнулась дочь. А зять протянул топор. И тогда Гриценко решил, что мешкать дальше ни к чему. Выдержал паузу - твори теперь сказку. Он взял кастрюлю побольше, чтоб топор мог поместиться; пока вода закипала, два раза прочел сказку - внимательно-внимательно, будто пытался найти что-то между строк. Самое главное найти. Но не успел - вода закипела.

Домочадцы и гости, бросив праздничный стол с недоеденным красавцем гусем, столпились в кухне, во все глаза дивились, как взрослый мужик будет сейчас варить кашу из топора. Или кулеш. Или обычный гречневый суп, вовсе не из сказки взятый, а из обыденной жизни. И в эту минуту никому в голову не пришло, что топор в кипятке - это ж полный абсурд, нелепица, глупость! Напротив, все дружно следили за ходом чудо-стряпни. Советы даже давали:

- Посолить не забудь... Погоди гречку сыпать, пусть топор малость покипит... Пенку сними... Так, ну что, можно сыпать крупу, как ты думаешь, Люд? Господи, что это с кашей-то?!

После того как Гриценко насыпал в кастрюлю гречки, вода вмиг позеленела, побурела, покрылась красными пятнами, которые тут же стали лопаться, издавая мерзкие звуки; в кухне запахло противным-препротивным. Кислятиной какой-то. Бр-р! Людка вмиг побагровела, покрылась такими же отвратительными пятнами, что и таинственный кулеш.

- Серега, ты шо сыпанул туда, придурок?! Небось, соль свою поганую?! Ты только посмей мне кашу перевести! На камни свои чертовы!..

- Ах, уже перевел, - вздохнул кто-то тяжко.

Гриценко, застигнутый врасплох невиданным топорным превращением, с минуту прыгал ошалелым взглядом с одного ржавого пузыря на другой, затем, будто обессиленный бессмысленным этим занятием, пробубнил едва слышно:

- Да ничего я не сыпал. Вот, крупички добавил. А чего она так... покраснела. Сам не знаю.

- Люд, не наезжай на мужа, - заступился Большаков - по-прежнему улыбаясь, по-прежнему принимая все за прикольную игру. - Мы все тут свидетели: Серега взял горсть гречки из того вон пакета... Кстати, а что это за крупа? Действительно гречка?

- Ленка принесла, - тусклым голосом доложила Людка. - Лен, шо молчишь? Ты ж принесла.

- А што вы на меня вытаращились?! - Ленка раздраженно передернула плечиками. - Гречка не картошка, я ее на огороде не выращиваю. На рынке купила. Месяц назад... Или три... Не помню, когда. Отстаньте!

- А дайте-ка я попробую, съедобная ли она, - чувствуя, что назревает скандал, Гриценко решил пожертвовать собой.

- Не-ет!! - вдруг Людка как заверещит. - Кто ж сырую гречку ест?!.. Вот сварится, тогда и подам к столу. Хм, штоб все попробовали.

- Ой, девочки, только не это! - всплеснула руками впечатлительная Алка. Зато Ленка Андрейченко презрительно процедила сквозь зубы: - Жри сама свою плесень!

- Какая же она моя, когда она твоя! - Людка мгновенно вскипела - покруче, чем ядовитая каша.

- Хм, и в самом деле на грибочки пенициллиновые сильно похоже, - состроив озабоченную мину, заметил Большаков. - Случаем, это не они?

- Да кто вам дал право меня оскорблять?! - Ленка воинственно подбоченилась, выпятила грудь, нацелившись острыми титьками на москвича, который в тот же миг скис. - Я ей гречку принесла, а они - плесень, грибы и всякое такое! Тоже мне день рожденья у нее: гусь - доходяга, нормального гарнира не сварила, так давай кашу из топора стряпать!..

- Пошла вон! - рявкнула Людка, ноздри у нее зашевелились, как жабры у молодого карася. Грозно насупившись, она оттеснила соседку от брата более основательным, чем у Андрейченко, тазом.

- Шо?!.. Ну, знаешь! А, ладно, все одно щас ко мне подруга придет, не в пример тебе девчонка што надо...

- Во-он!!

- Фух! - Ленка фыркнула, топнула ножкой - и была такова.

В кухне установилась неловкая тишина, которая иногда случается при коллективном просмотре откровенных эротических сцен. Правда, вместо охов и ахов, было слышно лишь подозрительное бульканье каши из топора, да доносился из соседней комнаты беззаботный говорок Дашеньки.

- Люся, давай я тебе макарончиков сварю? - Алка осторожно обняла именинницу за плечи, но та тут же стряхнула ее руку.

- Вот еще! Доведем эксперимент до конца! Взялись кашу из топора варить, значит... Чего бы это нам ни стоило. Гриценко, шо ты встал, как столб? Сыпь!

- Што сыпать-то, Люд? Я ведь уже и солил... гречку. Ох, будь она неладна!

- Не вздыхай, как баба! Это мне сегодня положено вздыхать, у меня ведь юбилей. Правильно я говорю, а, Андрей Владимирович?

- Разумеется, - Большаков с рассеянным видом кивнул; до этого невидящим взглядом он разглядывал пучок сухого укропа, висевший на стене, - может, пытался пересчитать в нем соцветья. - Знаешь, сестра, я ко всему был готов, когда ехал к тебе, но только не к этому.

- Тебя шо-то не устраивает, Большаков? - обиженно шмыгнула носом Людка.

- Ну зачем ты так, мам? - Машка невольно прижала руки к груди. - Дядя Андрей обидеться может.

- Я - обидеться? Упаси боже! Да я, Маш, счастлив, что благодаря вам попал в такое приключение. Ведь в Москве как: бизнес, переговоры, сделки, проплаты, отгрузки, снова переговоры, учеба на заочном в бизнес-школе... Голова кругом идет, отдохнуть толком не удается. А тут: приезжаешь в маленький украинский городок...

- Чего это он маленький? Город шо надо, все есть! - чей-то голос заступился за Сумы, может, даже не один, а два, - не разберешь, все хором уставились в рот москвича Большакова.

- ...Едешь к вам, надеясь погрузиться в патриархальный покой и благодать, боишься даже заскучать, заснуть от однообразной, унылой провинциальной жизни...

- Какой, какой жизни?! Знаешь, што я скажу про твою Москву?! - в эту минуту Людка, гневно пышущая очами, была готова испепелить двоюродного братца.

- ...И вдруг попадаешь в совершенно невообразимое приключение. Местный народ, оказывается, помешен на поиске философского камня, способен, особенно не комплексуя, сварить кашу из топора. А еще, что не менее удивительно, вдруг выясняется, что не перевелись еще на Украине настоящие ведьмочки, умеющие обращать гречку в колдовское зелье...

- Ты-то сам понял, шо щас сказал? Какая ведьма, какое зелье? Соседка вернула должок - всего-навсего!

- Ага, Людмила Григорьевна, всего-навсего. Но каша почему-то стала похожа на прокисший кисель, - высунувшись из-за спины жены, несмело встрял Вовка.

- А тебе, Вовка, никто слово не давал! Тоже мне зятек умный нашелся!

- Ну, знаешь, мать, этого я тебе не прощу! Нечего моего мужа оскорблять! - внезапно в Машке проснулись собственнические настроения. - Твоя подруга принесла дерьмо, вот ты с ней и разбирайся! И нечего моего Вовика обижать! Ы-ы-ы!..

- Ишь ты, защитница какая! Ладно, не реви. Да он на меня ни капельки не обиделся, да, зятек?.. А ты што встал? Я ж сказала: сыпь!

- Так тут горох какой-то, и все, - Гриценко беспомощно развел громадными ручищами.

- Значит, сыпь горох! - Людка была непреклонна.

- Люд, так бурда ж получится! - Алка в ужасе закатила глаза; потом, схватив подругу за локоть, быстро-быстро зашептала ей в лицо. - Где это видано, штоб гречку вместе с горохом варили? Да еще в придачу топор засунули?.. Давай я макарончиков? Побыстрому, а?

- Шо ты со своими шпагетти пристала? Ты глянь на себя, у тебя ж талия, как... С такой талией одуванчиками надо питаться, а не макаронами!

- Ты мою талию не трогай! - взвизгнула Алка. - Она даже не мне принадлежит, а... Лешику. Штоб ты знала, его слово для меня закон, а твое... Сыпь, Серега, чего встал!

И Гриценко от неожиданности высыпал в кастрюлю весь пакет гороха. Мгновенно повалил густющий дым, наполнил собой все кухонное помещение. Кроме необыкновенной резвости и густоты, дым отличался просто фантастической едкостью и зловонием. Все кругом зачихали, закашляли, зачертыхались; кто-то, чей осипший голос невозможно было узнать, страшно крикнул: "Барсучку к ответу!" Кто-то тут же визгливо ответил: "На-ка, выкуси!" Кто-то третий, то кашляя, то издавая отчаянные хрипы, заскрежетал: "Пожар-р-р! Пожарники приехали!" В следующую секунду, жалобно звякнув, вдребезги рассыпалось оконное стекло, и в кухню впрыгнул пожарник. Эдакий дедок, которому не пожары тушить, а пора уж лапти сушить.

- Што за дым, а драки нет?! - зычным голосом попытался выяснить обстановку пожарник. - Ох, сколько вас! Коноплю смолите?

- Нет, грехи жжем, - ухмыльнулся Серега, а Людка, пораженная шуткой мужа, немо уставилась на него, едва-едва различимого за стеной дыма.

- Грехи? О-хо-хо!.. Ну, а правда, што стряслось? Дым такой валит, што от главпочтамта видать. Я уж думал, не взорвалось ли што...

- Не-е, не взорвалось. Горох такой попался. С дымком, - улыбнулся Большаков, глаза его жадно блестели - история приняла новый оборот, и это Большакову ужасно нравилось. Жаль, этот живой блеск никому не был виден из-за дыма!

- Горох? С дымком? О-хо-хо, ну, вы точно тут все обкуренные! Видать, хороша травка-то, што у вас даже горох дымится!..

- А гречка, ха-ха, серо-буро-малиновая, как прокисший кисель, - добавил, похохатывая, Вовка.

- Гречка как кисель? О-хо-хо, я больше не могу! Пожалейте старика...

Пожарника таки выпроводили. Сунули пятерку и таким образом успокоили, мол, тряпка кухонная задымилась случайно. "А вообще, мы здесь мамин день рожденья празднуем", - призналась Машка и пошла кормить Дашеньку. Удивительно, ребенок спал уже полчаса, несмотря ни на шум, ни на дым ужасный, ни на идиотский хохот пожарника... Прыткий дедок поздравил именинницу с юбилеем и отправился восвояси - обратно в окно.

Вслед за пожарником рассеялся и злющий дым. Пропала и Алка. Ее бегство, правда, никто не заметил. И не мудрено! Взглядам столпившихся в кухне вдруг открылись лица - смешные до ужаса, покрывшиеся слоем сажи и совсем невеселые. Да, глядя на чумазую рожу соседа, никто не засмеялся, ни глянул насмешливо. Все были заняты совсем иным зрелищем - кашей из топора. О которой, кстати, словно сговорившись, ни один пожарнику не обмолвился.

А вид каши стал еще более отвратительным, чем после добавления гнилой гречки. Да вида, в общем-то, никакого и не было. Окончательно потеряла приличный вид горе-каша! Коркой едва ли не каменной покрылась; топорище, почерневшее, будто обуглившееся, сиротливо торчало из жуткого месива.

- Отнеси на мусорку, - скривившись, приказала мужу Людка. - Шоб я больше не видела эту гадость. И не слышала. Ты понял, Гриценко, шоб я больше не слышала о твоих чертовых экспериментах?!

- Сестра, а он-то тут причем? - попытался было заступиться Большаков, но Людка безжалостно отрезала: - Нечего за него заступаться! Грязи философской навалял, аж противно смотреть... Пойди выбрось, говорю! С топором вместе, зачем он тебе?

- Ну да, как же, выкину я его, - наверное, впервые за вечер, а может, и за всю жизнь, воспротивился воле жены Гриценко. - Я топор этот своими руками выковал. Когда еще на заводе працювал. Ну-ка... Нда-а, серьезно засел. Вовка, подержи кастрюлю, щас я ногой упрусь... У-у-у, вот так его!

- Да он ржавый! - поморщилась Людка. - Говорила ж тебе, выкидывай вместе с кашей.

- Кто тебе сказал, што он ржавый?.. На медь смахивает, - задумчиво заметил Гриценко.

- Золото. Так может блестеть только золото, - предположил Большаков. Сказал это таким серьезным тоном, что все тут же подозрительно уставились на него.

- Да ладно разводить! - вновь заводясь, фыркнула Людка. - Ты думаешь, если ты из Москвы, а мы из захолустного городка, так нам можно впаривать, шо захошь?

- Причем тут это, Люд? - Андрей, казалось, даже обиделся на сестру. - Кроме шуток, это - золото. Или позолота. Я же четыре года занимался операциями с драгоценными металлами...

- Получилось... - едва слышно пробурчал себе под нос Серега, внимательно разглядывая грязно-желтое лезвие топора.

- ...Так что золото могу четко определить. Пробу сейчас, конечно, не скажу...

- Получилось! - радостно крикнул Серега.

- Што ты орешь, как потерпевший?! - рыкнула Людка. - Што получилось?

- Люська, я получил чистое золото! Без философского камня! С помощью...

- Ты еще скажи, с помощью гречневой каши, - криво усмехнувшись, Людка покрутила пальцем у виска.

- Точно, жена, с помощью ее, окаянной! Вот это да!

- Сергей Петрович, там же еще и горох есть, - сомневаясь, покрутил головой Вовка.

- Угу, есть. Есть! Есть золотой топор!

- Да что вы гоните, родители?! Какой золотой топор? Это обман зрения. Надышались дымом, вот у вас глюки начались, - бросив кормление дочери, в кухню прибежала Машка.

- Нет, нет, моя милая племянница! Это настоящий золотой топор! - в душевном порыве Большаков привлек к себе Машку, прижал к груди. - Твой отец совершил невиданное открытие: варил кашу из топора, а превратил его в слиток чистого золота! Решено, я захвачу топор в Москву, я знаю, где можно сдать под большие проценты...

- Ничего не решено, - Людка, нахмурившись, закрыла собой мужа, с блаженной улыбкой продолжавшего сжимать топор. - Топор нашли в Украине, значит, он украинский. Нечего его москалям везти! Достояние, понимаешь, республики!

- Верно, Люд, достояние. И вообще... - Серега аккуратно отодвинул в сторону жену. - Кто сказал, что мы его сдавать будем? Мы его на память оставим!

- Какую такую еще память?! - Людка уперла руки в бока - на этот раз ее негодование было направлено на мужа. - Посмотри, сколько в нем шуб моих, в топоре-то! А сережек?! А сапог?!.. Да здесь машина целая! "Дэу"!

- Мама, на фиг нам та "дэу"! - Машка порывисто освободилась от дядиных объятий. - Хотя бы "шевролле"! Я такую малютку классную видела...

- Не-ет, топор я вам не отдам, - Серега спрятал руку с топором за спину. - Не отдам, никому не отдам! Государство тем более обойдется. Топорик-то не клад, который я в огороде раскопал... Я его почищу и... на стену повешу. Пусть от злыднев оберегает и памятью служит.

- Да о чем же он будет напоминать? - сжав ладонями лицо, Людка с безнадежным видом покачала головой. - Как мы варили гнилую гречку, надымили, как черти, и к нам ввалился наркоман пожарник?

- Ну, как мы собрались на твой юбилей, - нерешительно начал Серега, - кашу варили, гуся ели... Разве этого мало?

- Нашел о чем вспоминать, - грустно ухмыльнулась Людка, но раздражения в ее голосе больше не было.

- О моей любви.

- Шо?

- О моей любви к тебе.

Опустив на пол топор, Гриценко притянул к себе жену, затем нежно заглянул ей в глаза.

- Ведь, Люд, если б я тебя не любил, разве б я смог топор золотой сварить?

- Ну, Серега, ты и выдумщик! - Людка улыбнулась, да так тепло, как не улыбалась, наверное, сто лет.

- Не так, Люд, - алхимик. Влюбленный алхимик.

- А что, пап, это погоняло тебе даже очень идет, - подвела итог Машка. И вдруг поцеловала Вовку. Ни с того ни с сего! А Большаков, молча наблюдая семью Гриценко, все посмеивался в кулак, с таким загадочным видом посмеивался, будто знал наперед, чем все закончится.

И смеху тогда было в доме Гриценко, столько безмятежного, разудалого веселья, которое не купишь ни за какие деньги, не променяешь ни на какое волшебство.

август 2004 г.