Старый немецкий плед

   В этот пегий сиреневый вечер, ранней весной, я вошел в свою затхлую комнату и решил удавиться. В принципе, жить далее не имело смысла. Впереди старость, болезни, нищета и одиночество.
   Хронический алкоголизм - состояние всех неудачников, то ли причина,то ли следствие всех моих несчастий, противно тошнил и свирбел болями в печени. Хотелось блевать, голова кружилась. Работа за сто баксов в месяц не приносила ни психического, ни материального комфорта и то, вероятно, скоро выгонят – причина прогулы. Я сел на старый сырой и вонючий от блевотины диван и тупо уставился в плохо работающий телевизор. В принципе, я нуждался в медицинской помощи, как наркологической, так и психологической. Мозг был отравлен токсинами, а внутренние органы отказывались работать. Есть какую-то жратву я мог после определенной дозы, о вкусах и запахах забыл уже давно. В общем-то, процесс катился к неизбежному финалу. Рассеено блуждающий взгляд уперся в странную выцветшую, неопределенного цвета вещь, напоминающую  свернувшееся в клубок существо. Это мерзкое существо имело, в данный момент, функцию защиты моего тела от холода, несмотря на то, что в большинстве случаев я спал одетым. Его странное ворсистое тело было окаймлено какими-то висюльками и излучало мягкую, уютную энергию.
   Мне вспомнилось, то время, когда я был толстым, неуклюжим мальчиком, мамина подруга работала в ГДР и привезла, однажды, массу подарков. Нам достались жевательная резинка и чудесный ворсистый, но неколючий плед. С тех пор прошло ужасно много времени, из толстого и неуклюжего я стал стройным и ловким. Из скромного и комплексующего я стал крутым и наглым. Из наивного и доверчевого – хитрым и циничным, из доброго – злым. А плед не хотел меняться. Залитый спермой и блевотиной, он почему-то не источал никаких запахов, уже не ворсистый, продолжал оставаться мягким и теплым.
   Я вспомнил, как имел на нем первую свою женщину. Она была роскошна, я никогда не верил, что у меня будет такая женщина. Я имел ее четыре часа подряд во всех вероятных и невероятных позах, а она орала и визжала, я не представлял себе, что так возможно орать.
   Теперь я так не смогу, точнее смогу не более двух раз по пятнадцать минут. И женщины, последнее время, все больше пьяные, как и я. И уж совсем не роскошные.
   Когда я болел, только он согревал меня лучше анальгинов и аспиринов. Когда я потел от ночных кошмаров – он впитывал мой пот. Я обливал его вином и водкой, один раз я обмочился в него. Я давно не чистил свой любимый плед.
   Заплакав, я закурил. Все светлое как-то пронеслось за один миг. Вешаться противно, мне не нравиться тошнота и рвота. Травиться таблетками еще гаже. Я завернулся в любимый плед, открыл окно и вышел с двенадцатого этажа.