Беги

Ирке, моей напарнице.
— Таким вот образом и обстоят дела, — сказала я, — Теперь ты, думаю понимаешь, что от них — надо бежать. Увидишь — или даже услышишь о них — и беги. Сразу же. Не ду-май. Не задавай вопросов. Беги — и стреляй, если сможешь.
Я едва успела показать Марии дом и ввести ее в курс дела — она все еще стояла у лест-ницы, ведущей на второй этаж, и смотрела на стеклянную заднюю дверь, ведущую в сад — ошеломленная, пытаясь связать спокойствие моего голоса cо значением моих слов — у нее не прошел еще первый обязательный — и до боли знакомый — шок, как та самая задняя дверь распахнулась, и вбежала встрепанная Лиз с криком: «Бегите! Я видела ее — ту, бе-лую.» «Беги!» крикнула я Марии, бросив ей пистолет и устремившись за Лиз. Наверное, она оправилась от шока и услышала меня — но тогда я не могла этого знать, потому что с того момента я ничего больше не видела, кроме стремительно удаляющейся фигуры Лиз, и мысли мои были заняты одним — бежать. Я бежала — легко, свободно и привычно, как бегала уже множество раз — по пустым асфальтированным дорожкам, вдоль бесконечных, ровных, ино-гда размыкающихся клумб — по пустому летнему городу с его не слишком жарким солнцем и не слишком назойливой пылью — я бежала, постепенно догоняя Лиз — мою давнюю на-парницу — бежала, привычно держа пистолет в руке, сосредоточенно, без паники, без стра-ха, вся в невероятном напряжении. Вскоре я поравнялась с Лиз, и мы бежали уже вместе. Сначала мы просто бежали, не оглядываясь — по этим бесконечным асфальтированным до-рожкам — мы не выбирали направления — оно не имело значения — для нас все дороги бы-ли одинаковы. Мы бежали, не оглядываясь. Может быть, поэтому у меня в конце концов появилось сомнение — не оторвались ли мы от нее? Тогда я оглянулась назад. Она бежала за нами. На ней были белые джинсы, белые кроссовки и светло — желтая майка, волосы выби-лись из-под шапочки — она была красива — она была бы очень похожа на Лиз, если бы не эти волосы — прозрачно-желтые, тягучие, светящиеся изнутри — наполненные той самой ядовитой жидкостью, то которой мы убегали.
Она приближалась — неизбежно — она бежала лучше нас, она была сильнее. Я поняла, что придется стрелять. Мы с Лиз как раз добежали до развилки и инстинктивно решили раз-делиться — потому что она не смогла бы бежать одновременно за нами обеими. Она выбрала меня — возможно, случайно — или знала, что я плохо стреляю. Так или иначе, она побежала за мной. Я выстрелила — и не попала. Меня спасла Лиз, стрелявшая отлично.
Мы перестали бежать и подошли к ней — теперь мертвой и неопасной. Волосы ее по-блекли, потускнели и выцвели, и теперь она была еще больше похожа на Лиз. Мы не при-коснулись к ней. Мы даже не стали ждать, что с ней станет дальше — хотя меня это иногда интересовало — мы просто пошли домой, встретив по дороге задыхающуюся, злую и слегка испуганную Марию. Она присоединилась к нам — наверное, у нее просто не было выбора.
Таким образом, Мария стала жить с нами — и нас стало трое. Первое время Мария сто-ронилась нас, постепенно привыкая и все еще не веря, все еще подозревая нас в чем-то — а мы ждали, доброжелательно, но ненавязчиво — и она медленно училась доверять нам.
Прошла неделя после убийства белой — все это время мы оставались в доме непотрево-женные. Наконец, у меня появилось желание покинуть дом и увидеть Уилла. Я много думала о нем в последние дни, даже, наверное, немного ждала его — хотя и знала наверняка, что к нам он не придет.
Когда я вышла из дома, солнце светило по-прежнему, город был так же пуст, асфальто-вые дорожки — столь же бесконечны. Продолжалось безоблачное, в меру жаркое лето. Воз-можно, на клумбах распустились новые цветы. Я шла к дому Уилла. Я шла медленно, насла-ждаясь погодой, греясь на солнце, оглядываясь по сторонам. Я очень люблю лето — особен-но летний ветер, согревающий лицо и запутывающий волосы. А может, летнее солнце, па-дающее отвесно на голову и внушающее безумные идеи. А может, летнюю пыль, оседаю-щую на коже и хрустящую на зубах. А может, все это вместе — проникающее под кожу, дающее ощущение абсолютного покоя, абсолютной жизни и абсолютной свободы.
Около дома Уилла наблюдалось некоторое оживление. Возможно, кто-то вселялся в од-ну из квартир — на площадке перед домом стоял грузовик с наполовину выгруженной мебе-лью. Из дома доносился стук — вероятно, кто-то дела ремонт. Лифт был занят — наверное, переезжающими — и мне пришлось подниматься по лестнице пешком. Всю дорогу я слыша-ла все тот же стук, не понимая, откуда он доносится. Я прошла уже несколько этажей, но он не стал ни тише, ни громче, будто поднимаясь вместе со мной.
Я позвонила в дверь Уилла, но мне долго никто не открывал. Потом появился, наконец, Уилл — бледный и испуганный. Он приоткрыл запертую на цепочку дверь — мелькнули прозрачно-карие безумные глаза и падающие на лоб мокрые волосы — увидел меня, быстро открыл дверь, втащил меня в комнату, захлопнул дверь и начал лихорадочно говорить что-то про «Это они, ты слышишь их?…».
Я вспомнила нашу первую встречу — в поезде, когда я возвращалась в город и оказалась с ним в одном купе. Нас было всего двое в вагоне — и все равно каким-то странным-непонятным образом мы оказались в одном купе. Я вспомнила, как мы целовались тогда. Никогда это не было так сладко и так бесконечно. Думаю, именно тогда я и поняла, что оз-начают эти слова— «сладко» и «бесконечно». С тех пор наши отношения нисколько не про-двинулись вперед — но я всегда вспоминаю об этом, когда вижу Уилла.
Он стоял, прислонившись спиной к двери, от волнения и страха глаза его блестели — он был в этот момент невероятно трогательно красив — настолько, что мне не хотелось даже прерывать его, чтобы объяснить, что я ничего не понимаю. Я стояла и смотрела на него. Он был действительно красив. И по этой причине я не сразу услышала, что стук как будто бы стал громче. Немного позже я поняла, откуда он доносился — из-за стены комнаты Уилла. И он, казалось, приближался.
Вероятно, так показалось и Уиллу, потому что он вдруг зажал уши руками и простонал : «Ну я же говорил тебе! Это опять они!» Здесь я, наконец, решилась на вопрос : «Кто они?» «Они уже приходили», - простонал Уилл, «Искали деньги и драгоценности. А сегодня они пришли убить меня. У них какой-то план — я уверен в этом». Я вспомнила, что квартиру Уилла действительно пытались однажды ограбить — вероятно, искали тот самый мешочек с бриллиантами, который он хранил с неизвестной целью — грабители вошли в квартиру через балкон, выпилив стекло — бриллианты они не нашли и никто не пострадал, потому что ни Уилла, ни его родителей тогда не было дома. Событие это, конечно, не из разряда ординар-ных — но все же я не предполагала, что оно произведет на Уилла настолько сильное впечат-ление.
 Звук, тем временем, нарастал — он действительно становился громче — я видела, что Уилл впадает в истерику — и мне тоже уже стало немного страшно — так что я приняла единственное правильное решение — достала оружие Уилла из кармана его куртки, схватила моего перепуганного друга за руку, стащила его вниз по лестнице, разжала его пальцы и су-нула в них пистолет, крикнула ему: «Беги!» и сама побежала впереди, указывая дорогу. Ко-гда человек бежит, его мысли проясняются.
Уилл бежал за мной — и все забылось, кроме старой привычки — следить за дыханием, сжимать в руке оружие. Постоянно ждать опасности и не бояться ее, хотя и быть к ней гото-вым. Опасности в тот момент, возможно, и не было — однако, в этом никогда нельзя было быть уверенным — поэтому, мы бежали.
Уилл вскоре догнал меня — и мы бежали уже вместе. Мы направлялись к дому. Уилл не знал дороги и потому не обгонял меня, хотя я знала, что он сильнее.
И, наверное, именно в то момент — когда он поравнялся со мной и побежал рядом, когда вернулось привычное ощущение напарника — наверное, именно в этот момент я вдруг смутно почувствовала, что Лиз мертва. Эти слова не пришли мне в голову, однако, возник-шее вдруг ощущение прерванной связи можно было объяснить одним — Лиз мертва. Мне вдруг расхотелось бежать к дому. Мне вдруг вовсе расхотелось бежать и расхотелось стре-лять. Мне даже стало безразлично, что одна из них найдет меня и убьет. Я думала об Уилле, о Марии — людях, на самом деле глубоко мне безразличных. Однако, все же было то, что заставляло меня бежать — именно мысль о том, что Уилл мог бы стать для Марии тем, чем была для меня Лиз. Была такая вероятность — и это было важно. Я не имела права не сде-лать двух людей счастливыми, имея такую возможность. Потому — я продолжала показы-вать Уиллу дорогу.
Дома мы нашли лишь забившуюся в угол заплаканную Марию. В ее глазах все еще мож-но было увидеть картинку пережитого ужаса — но это было все, что она могла нам сооб-щить, потому что говорить она не могла. Я знала, где я могла теперь найти Лиз — на том са-мом месте, где мы оставили ту, белую в кроссовках, с желтыми волосами — может быть, она прорастала там сейчас каким-нибудь цветком. Однако, я не имела права думать сейчас об этом — у меня был Уилл и испуганная Мария, и я была обязана попытаться сделать их сча-стливыми. Взгляд Марии не выражал ничего — но я обязана была попытаться. Им предстоя-ло найти новый дом — дом для живых — оставив этот — мне. Я должна была заставить их жить.
Чувствуя, что кровь уже начала вытекать из головы, скапливаясь в волосах, я рывком сцепила руки Марии и Уилла, отбросила свой пистолет и, изо всех сил крикнув им «Бегите!» — крикнув в последней надежде пробудить впавшую в оцепенение Марию, вызвать в ее гла-зах сначала узнавание, потом знание и уверенность — я толкнула их вперед, к двери, и упала на пол — чтобы умереть и снова воскреснуть.
И они побежали — это было последнее, что я успела заметить — они побежали.
КОНЕЦ.
25.03.01г.