Станцуй на моей могиле

  Странная штука жизнь. Особенно хорошо это понимаешь, когда сидишь на кладбище и разглядываешь надгробные плиты и кресты. Мой лучший друг, Артём, остался в деревне только из-за мамы. Он всегда говорил, что не уедет отсюда, пока не похоронит её с почестями. Но жизнь повернулась так, что его самого придётся хоронить. Неприятно, не правда ли?
Я приехал на кладбище раньше остальных. Свой мотоцикл, новенький чёрный «Урал Волк» я поставил в стороне, за деревом. Сам же сел на холме, недалеко от кладбища. Отсюда его было видно как на ладони –могилок триста, не больше. Хотя, что можно ожидать от деревни с названием Бугры, в которой населения не превышает пяти тысяч человек? Где будут хоронить Артёма я знал. Прямо около могилы его отца – так сказала Валентина Викторовна, его мама, когда звонила мне. Я предупредил, что может быть опоздаю на похороны, но приеду обязательно. Конечно, я солгал. У меня оставалось одно незавершённое дело. Я должен был станцевать на могиле. Об этом Валентине Викторовне я сказать никак не мог, поэтому пришлось соврать.
Я достал из пакета две бутылки портвейна и открыл одну из них. Если вы думаете, что танцевать на могиле простое дело – то пожалуйста, можете как-нибудь попробовать. Без подзаправки алкоголем я бы, наверное, струсил. Я посмотрел на бутылку – «Кавказ», название было написано крупными буквами. Я поднёс бутылку к губам и сделал глоток. О господи, как же давно я не пил дешёвого вина. Наверное, с тех самых пор, как уехал из деревни. В те далёкие замечательные времена мы с Артёмом частенько гоняли в местный гастроном за этим чудным напитком. Обычно портвейн мы пили только вдвоём. Если компания собиралась большая, то сразу же появлялась самогонка. А пили мы в те молодые годы безбожно. Но история, из-за которой я оказался на этом кладбище с бутылкой портвейна, произошла раньше – тогда нам было по двенадцать лет.
*  *  *
С Артёмом мы сдружились ещё пятилетними пацанами. Я смутно помню то время, но одно происшествие всё же врезалось в мою память. Даже в пять лет Артём уже подавал признаки будущего шалопая. Я не могу точно утверждать, но скорее всего именно он предложил стащить у тёти Клавы тарелку с блинами. Мне даже кажется, что я помню его детский голос.
-  Мишка, - говорит он мне, слегка картавя, - ты пледставить себе не можешь, сколько там билинов!
  Конечно, это я мог просто придумать став старше, но мне хочется верить, что помню именно его голос.
 Почти каждое утро тётя Клава, соседка Артёма, выставляла на подоконник огромную тарелку с блинами. Может, она остужала их, может, действительно издевалась над нами, детьми, но факт оставался фактом – каждое утро Артём, высунувшись из окна, видел целую тарелку горячих блинов.
Мы, как я сейчас помню, решили обойти дом с торца, чтобы не попасться на глаза тёте Клаве и псу. Его, кажется, звали Рыжий. Это была огромная дворняга, которая жила в будке на цепи. Она после этого случая ещё долго выскакивала из своей будки и яростно лаяла, когда мы с Антоном проходили мимо. Забор, не очень-то и высокий, для пятилетних пацанов был серьёзным препятствием. Артём быстро перебрался на ту сторону, и всё подбадривал меня. Я был упитанным мальчиком, и такие акробатические трюки давались мне с трудом. Потом, правда, став старше, я лазил по деревьям и, конечно, заборам, лучше всех в деревне.
  Но главным препятствием оказался подоконник. Издалека окошко казалось не таким высоким, на самом же деле, чтобы достать до блинов, надо было троим таким же, как мы, встать друг другу на головы. Может, я, конечно, и преувеличиваю и если сейчас подойду к этому окошку, то пойму, что не так уж высоко оно находилось, но в то время, кода во мне было чуть больше пол метра, высота окна казалась запредельной. Уж не знаю где Артём нашёл длинную железную палку, скорее всего она валялась где-то неподалёку. Палка была тяжёлой, Артема пошатывало под её весом, но он всё равно пытался достать ей тарелку с блинами. И, в конце концов, это ему удалось. Тарелка кувыркнулась вниз и все блины, ещё дымящиеся, попадали нам на голову и плечи. Орали мы с Артёмом дружно и громко, сбежались все соседи. После того как собака тёти Клавы выскочила из конуры мы с Артёмом не выдержали и драпанули к нему домой. Я уж не помню, как мы перепрыгнули забор, но убежали не далеко – нас поймала мама Артёма. Правда, тогда нам почти не досталось – тётя Клава больше смеялась, чем ругалась. А потом разрешила нам с Артёмом доесть уцелевшие блины. После мы частенько наведывались к ней в гости и даже успели подружиться с Рыжим, который ещё долго относился к нам враждебно. Потом тётя Клава умерла и её дом продали. В нём стала жить какая-то семья, но в те времена нас с Артёмом уже занимали другие дела – мы, неразлучные друзья, повадились ходить в лес за грибами или на рыбалку.
  Я сделал ещё глоток из бутылки и с тоской посмотрел на пустую могилу, в которую вот-вот должны были положить моего лучшего друга. Воспоминания одно за другим нахлынули на меня и в горле встал ком, а в уголках глаз защипало. И почему всё в этой жизни так не справедливо. Я не видел Артёма уже почти месяц – всё обещал заехать к нему в гости, но никак не мог – бесконечные дела, которые не требуют отлагательств. Последний раз я был в деревне летом. Валентина Викторовна, помню, так обрадовалась моему приезду – она приготовила праздничный обед и мы весь вечер, попивая самогонку, вспоминали прошлые времена, а сутра мы с Артёмом на мотоциклах поехали на рыбалку. О господи, как бы мне хотелось вернуть те времена, как мне хотелось сейчас сидеть с Артёмом на берегу озера с удочкой, а не на краю кладбище. Как бы хотелось разделить этот портвейн с другом. Но остались только воспоминания. И не выполненное обещание.
* * *
  Я сидел молча, наслаждаясь тишиной. Набежала тучка и начал моросить мелкий холодный дождь. И хотя стояла середина сентября, на улице было не больше десяти градусов. Я потянулся к бутылке и допил остатки. Бутылку отбросил в сторону. Где-то в лесу громко каркнула ворона и в небо поднялась целая стая. Я посмотрел на свой мотоцикл, а затем открыл вторую бутылку портвейна. Похоже, на мотоцикле я сегодня уже поехать не смогу. Пойду к Валентине Викторовне, когда они приедут сюда, попрошусь переночевать. А мотоцикл заберу завтра, как протрезвею. Никто его здесь не найдёт.
  Мотоциклами мы с Артёмом увлекаться начали тоже вместе. Он находил где-то журналы с красивыми фотографиями «Харлей Девидсон». Мне не хочется в это верить, но, скорее всего он их воровал в местном магазинчике. Мы просто слюни пускали на эти огромные колёса, большущие выхлопные трубы, баки «капелькой» и, конечно же, переднее колесо, выдвинутое далеко вперёд. Причём чем дальше это колесо находилось от бака, тем круче нам казался мотоцикл.
  А позже Артёму на его шестнадцатилетние отец подарил мопед. Он был стареньким и, скорее всего, на нём уже проехали не одну тысячу километров, но для нас с Артёмом эта машина была верхом совершенства. Мы загоняли его, пока он буквально не развалился под нами. Потом, когда я уже уехал в город, Артём купил себе старенький «Урал». Я так и не успел на него посмотреть – он прожил не дольше месяца. Как писал Артём, у мотоцикла просто отвалилось переднее колесо, когда он однажды ехал по просёлочной дороге. Слава богу, сам Артём не пострадал. По крайней мере, я так думал раньше. Теперь это уже не имеет значения, не правда ли? После этого он успел поменять три мотоцикла и на последнем, «Днепре», он и разбился. Авария, как мне рассказала Валентина Викторовна, была ужасной. Он попытался объехать прохожего, который выскочил на проезжую часть и вышел на встречную полосу. Мотоцикл занесло и он завалился на бок. Артём перевернулся вместе с ним и залетел как раз автобусу под колёса, вместе с мотоциклом. Скорее всего от них обоих остались одни воспоминания. Мне просто жутко об этом думать, хотя, как мне кажется, Артём просто мечтал о такой смерти. Как он сам не раз говорил, правда, скорее в шутку, что смысл всей его жизни – красиво умереть. Видит Бог, ему это удалось.
  Однажды, это случилось несколько лет назад, Артём разревелся. Он приезжал ко мне в город и мы все выходные с ним пили. И вот вечером в субботу он разревелся.
-  Как же тебе повезло, - сказал он, - как же я рад за тебя.
-  Чего же ты ждёшь, - ответил я ему тогда, - переезжай ко мне. Работу мы тебе найдём, потом всё будет хорошо. Всё будет просто замечательно.
  Но он только отмахнулся.
-  Я умру в этой треклятой деревне, я умру сразу после мамы. Есть только один человек, ради которого я живу. И как только не станет его, не станет и меня, понимаешь?
-  А как же я? – спросил я его.
-  Ты? – он слегка улыбнулся и перестал плакать, - а ты, Мишка, должен будешь станцевать на моей могиле.
  И мы расхохотались. Смех разрядил обстановку и потом остаток дня мы провели в баре, весело гуляя. Это была наша фирменная шутка – Артём постоянно напоминал мне про танец на своей могиле. И как он вообще запомнил эту дурацкую историю – прошло столько лет. Наверное, он тогда здорово перепугался. За меня и мою жизнь. Нам было только по тринадцать и этот случай сделал из двух друзей неразлучных братьев. Мы с Артёмом поклялись на крови, а это что-то да значит. По крайней мере, для Артёма.
  Тут к входу на кладбища, с другой стороны от меня, подъехал маленький автобус. Я сделал ещё один глоток из бутылки, и меня передёрнуло. Это были они, я в этом ни капельки не сомневался. В этой деревушке не так уж и часто хоронили людей. Из автобуса вылезли люди, из которых я знал где-то половину. Вышла Валентина Викторовна. Я её сразу и не узнал – она сильно постарела. А затем из автобуса вынесли гроб. С закрытой крышкой. Не трудно догадаться, почему. От Артёма, наверное, ничего не осталось.
«Может, тогда и нечего мне делать на его могиле, - подумал я, - может, тогда мне не следует танцевать на могиле? Может…»
  Но сразу же отбросил эту мысль. Назад пути уже не было. Дождь усилился, но я его практически не замечал. Да я уже был пьяным. Тут среди прочих людей я увидел Свету. Какая же она стала взрослая. Теперь у неё муж, дети. Кажется, Артём говорил, что двое – сыновья. Но утверждать я бы не стал – их тут не было. Светка была наша с Артемом первая любовь. Как же давно это было. Как же… Воспоминания снова нахлынули на меня, и я закрыл глаза, чтобы не расплакаться. Как же всё это было давно.
* * *
-  Мишка, ты знаешь, в меня кое-кто влюбился! – голос у Артёма был взволнован и слегка дрожал, правда, скорее из-за того, что он пробежал несколько десятков метров. Я сидел у себя в сарае и возился с велосипедом. Мне купили велосипед как раз после того, как мы уничтожили мопед Артёма.
-  Да что ты говоришь! – усмехнулся я, хотя сердце ёкнуло. Скорее всего Артём говорил про Светку, а я сам был в неё влюблён по уши ещё с младших классов, с тех пор, как она помогла написать мне контрольную.
-  Точно, - кивнул он и уселся около меня на полено, - и знаешь кто? Ведь, наверное, даже не догадываешься.
- Светка Лощина, - сказал я, делая вид, что мне всё равно. И хотя Артём сидел сзади меня, и я не видел его лица, могу поспорить, что его рот открылся, а глаза повылазили из орбит.
-  Как ты узнал? – спросил он, - быть тебе телепатом!
  Я в ответ только усмехнулся. Он говорил мне это раз сто. Светка пыталась привлечь Артёма уже почти пол года. Об этом знало пол деревни, все парни, которые были влюблены в Светку, а таких набиралось несколько десятков, завидовали ему чёрной завистью. Кроме меня. Я завидовал белой.
-  И как ты об этом догадался? – усмехнулся я.
-  Да она мне сама сказала, - с гордостью сказал он, - правда, дура?
 Я аж подпрыгнул на месте и развернулся к Артёму.
-  Почему сразу дура? – довольно грубо спросил я.   
-  Да ты только послушай. Она стояла около забора, когда я вышел из дома. Я хотел к Юрке Рябому сходить за удочками, ну, ты помнишь, а она стояла около забора и смотрела на меня. Я её говорю «Привет, Светка», а она мне говорит, что нам, мол, поговорить надо.
-  И что? – я просто сгорал от любопытства.
-  Ну, мы в сторону отошли, а она меня чмокнула. Прямо в губы, представляешь!? – Артём ухмыльнулся.
-  И почему же она дура!? – я разозлился на Артёма, причём не на шутку. Девушка признаётся ему в любви, а он вместо того, чтобы радоваться, обзывает её дурой.
-  Ну, просто дура и всё, - улыбнулся он.
-  Сам ты дурак, - прошептал я и отвернулся к своему велосипеду.
-  Да ладно, чего ты дуешься, - засмеялся Артём, - ты что, из-за какой-то девчонки на друга обижаешься!?
-  Из-за какой-то, - передразнил я его, - ты же знаешь, она мне нравится.
- Ну тебя, - Артём не переставал улыбаться, - ты не можешь со мной сориться, тебе ещё на моей могиле танцевать.
-  Балбес ты, - улыбнулся я. Шутка с его могилой стала одной из наших любимых. Я никогда не воспринимал её всерьёз. Никогда, до этого самого дня.
* * *
  Похоронили Артёма быстро. Я даже отсюда слышал, как плакала Валентина Викторовна. Светка, наверное, тоже плакала. Но мне уже было безразлично. Я допил вторую бутылку до конца. Автобус уехал и я остался один на один со своими страхами. И только сейчас понял, на что собираюсь решиться. Только сейчас я понял, что мне не просто надо сходить и попрощаться с Артёмом, мне придется делать ужасную, аморальную вещь. Как я вообще смогу жить потом? Что со мной случится? Может, я прямо тут сойду сума? Всё может быть. Я поднялся с места и начал спускаться с горы. Всё может быть, но я дал обещание. И теперь должен был его сдержать.
* * *
  Нам было тогда тринадцать. Стоял жаркий июльский день. Мы с Артёмом решили наконец сходить за грибами, давненько нам это не удавалось. Тем более, что последние два дня шли дожди, так что грибов должно было быть много. Артём зашёл ко мне рано утром с огромным ведром. Он действительно надеялся собрать хороший урожай. Я взял ведёрко поскромнее и мы пошли. Сначала мы бродили с краю, но тут было больше грибников, чем грибов, так что мы с Артёмом медленно сворачивали вглубь. И тут его озарила гениальная идея.
-  А давай, - предложил он, - зайдём за реку. Там лес погуще, народу меньше. А значит и грибов больше будет.
  Я сначала отпирался, нам ведь было ещё только по тринадцать и лес в этих краях был действительно густым. Но потом Артём меня убедил. Он свободно мог уговорить мёртвого, чтобы тот встал и сходил в туалет пописать. Или своего лучшего друга сплясать на его могиле. Уговаривать Артём всегда умел. За это я его и любил. Не только, конечно, за это. Но мне всегда нравилось, что мы могли свободно подходить к девчонкам и знакомиться с ними, мне нравилось, что мы с Артёмом всегда могли бесплатно ездить в электричках. И мне нравилось соглашаться с Артёмом.
  Так что вскоре мы стояли на краю речки и решали, как же нам перебраться на другой берег. За два дождливых дня уровень воды сильно поднялся. Речка была широкая, но не очень глубокая – мы, конечно, могли бы переплыть её, но во-первых у нас в руках были вёдра, в которых уже лежало несколько груздей, а во-вторых мы были одеты совсем не для купания. На ногах и у Артёма и у меня были обуты резиновые сапоги – грязи в лесу было столько, что даже в высоких сапогах мы постоянно тонули.
-  Тут где-то есть брод, - пробормотал Артём, поглядывая на бурлящую реку.
-  Да, конечно, - усмехнулся я, - где-то поблизости, конечно, есть. Может, в километрах ста, а может и подальше.
-  Ну тебя, - усмехнулся Артём, - я серьёзно говорю, брод тут есть. Я как-то перебирался на ту сторону. Там камни прямо поверх воды, понимаешь, они…
  Я в ответ только кивнул. Нашел, кому объяснять, мы с ним вдвоём перебирались через этот брод.
-  Ну а чего тогда стоим, пойдём! – улыбнулся он. 
  Тут в лесу на той стороне зарычал медведь. Он редко подбирался так близко к людям, скорее всего его привёл сюда голод.
-  Слушай, мне как-то не по себе, - пробормотал я.
-  Да ну тебя, - усмехнулся Артём, - трусишка!
  Я в ответ только махнул рукой –мол, делай что хочешь. А он явно хотел испытать судьбу. Мы пошли вдоль реки на север, обходя поваленные деревья. Недавно в этой местности пронёсся здоровенный ураган.
-  По-моему здесь, - пробормотал Артём, поглядывая на реку, - ты как думаешь?
-  Давай попробуем, - я пожал плечами.
-  Да, давай… - Артём подошёл ближе к воде, а затем зашёл в реку, - да, точно. Я сразу узнал это место! Пойдём!
  В лесу снова раздался рык медведя. Уже намного ближе. Я слегка поёжился, но Артёму ничего не сказал – легче было уговорить корову слазить на берёзу за яблоками, чем Артёма отказаться от своих намерений. Артём быстро перешёл пол реки и обернулся ко мне.
-  Ну, ты чего там застрял! Пойдём скорее!
  Я вздохнул и направился следом за Артёмом. А что мне ещё оставалось, не бросать же его одного!?
* * *
  На самом деле я сразу же забыл про опасность, как только наткнулся на первый груздь. Грибов тут была целая куча. Сначала мы с Артёмом наклонялись вниз за каждым грибом, но потом просто встали на колени и ползали, срезая огромные шляпки груздей. Про медведя мы совсем забыли – на этом свете для нас осталась только эта поляна и грибы. Много-много грибов, которые только и ждали того, кто их срежет. Медведь напомнил о себе где-то минут через тридцать. Причём «напомнил», это мягко сказано. Его жуткий рык раздался прямо около нас. Мы с Артёмом в ужасе подняли головы и тут увидели его. Медведь стоял за деревьями, в метрах десяти от нас на задних лапах.
  Мы с Артёмом хором закричали и вскочили на ноги. Не знаю, собирался медведь нападать на нас или нет, нам совсем не хотелось это проверять. Мы, побросав свои вёдра, побежали вглубь леса, в противоположную сторону от медведя. А тот снова зарычал.
  Бежали мы, наверное, минут десять, а может и больше, пока Артём не споткнулся о пенёк. Он взмахнул руками и кубарем покатился по земле. Я подбежал к нему и взял за руку.
-  Всё в порядке, ты цел!? – протараторил я.
-  Нога, - морщась от боли пробормотал Артём, - больно ужасно!
  Я наклонился и посмотрел на ногу. Было много крови, но, похоже, Артём просто содрал кожу.
-  Кажется, перелома нет, - сказал я, - ты как, встать можешь?
-  Не знаю, больно ужасно.
-  Нам надо идти, вставай! - ко мне снова стал возвращаться ужас. А вдруг медведь был где-то рядом и его привлечёт запах крови.
-  Да, да, - сказал Артём. Я подал ему руку и он встал на ноги и прихрамывая прошёл несколько шагов.
-  Вроде, не сломал. Бежать не могу, так что пойдём.
  Я огляделся вокруг и только сейчас понял, что не знаю, где мы находимся. Лес был таким густым, что солнечного света практически не было видно.
-  А куда идти? – испуганно спросил я. Артём посмотрел на меня как на полоумного, а затем огляделся.
-  Так, мы пришли оттуда, правильно? – спросил он. В ответ я кивнул, хотя уже не был уверен.
-  Назад идти нельзя, там медведь, правильно? – я снова кивнул в ответ, хотя Артём на меня не смотрел.
- Значит, давай возьмём левее и выйдем снова к реке.
-  Ты уверен? – спросил я. Хотя лучше бы не спрашивал – Артём не был уверен, но после этого вопроса отбросил все сомнения.
-  Конечно, - усмехнулся он, - я хоть когда-нибудь тебя подводил!?
  В ответ я промолчал. Да, такие моменты были, но сейчас я не хотел о них вспоминать. Артём, не оборачиваясь ко мне, пошёл сквозь деревья и вскоре я видел только его силуэт. Ещё несколько секунд простояв в нерешительности, я побежал следом за ним.
* * *
  Брели мы почти пол часа, пока Артём не остановился. Рёв медведя раздавался ещё несколько раз, но с каждым разом всё дальше от нас. Артём быстро понял, что ошибся, но не хотел этого признавать до последнего момента. Пока я не достал его своим нытьём.
-  И что ты предлагаешь? – раздражённо спросил он меня, когда я в очередной раз сказал ему, что мы окончательно заблудились.
  Я  на несколько секунд задумался. Затем поднял глаза к небу и стал разглядывать верхушки деревьев. И тут увидел то, что хотел – одна сосна была вырвана с корнем, но не упала на землю, а прислонилась к соседней и стояла накренившись градусов на шестьдесят.
-  Так, ты стой тут, а я заберусь наверх и осмотрюсь, - сказал я. По деревьям я лазил намного лучше Артема, и он это отлично знал, но всё равно начал возражать.
-  Нет, ты лучше стой, а я залезу, - сказал он, - я же завёл нас сюда, мне и выводить.
-  Не дури, - слегка раздражённо сказал я, - у тебя нога повреждена, стой тут и не мешай мне.
  Артём только было открыл рот, чтобы что-то возразить, но тут же закрыл его. Я был прав и он, наконец, это понял. Хотя гордость его была ущемлена, я увидел в его глазах лёгкий страх. В тот момент мне было всё равно, я хотел поскорее выбраться из этого леса, так что не думая больше ни о чём, я начал карабкаться на наклоненную сосну. Лезть было очень трудно – дерево было ещё мокрым после дождя,  руки постоянно скользили по коре. Артём что-то кричал мне снизу, подсказывал куда лучше встать, но я его практически не слышал - полностью сосредоточился на дереве. И, в конце концов, добрался до самой верхушки. Вид отсюда был великолепный – огромное, зелёное поле макушек сосен. Слева от меня кружилась стая ворон, громко каркая. Похоже, их с насиженных мест спугнул медведь. А ещё сразу же в глаза бросилась река. Мы с Артёмом всё это время шли вдоль неё, метрах в пятидесяти.
-  Ну что там? – закричал снизу Артём, - что видно?
-  Реку видно! – заорал я, опустив голову вниз, - вон она!
  Я протянул правую руку в сторону реки. Тут моё тело начало соскальзывать с бревна. Я попытался правой рукой ухватиться за что-нибудь, но она проскользнула по мокрой коре. Я съехал с поваленной сосны и с криком полетел вниз.
  При ударе боль была ужасная. Как потом сказали мне врачи, я в трём местах сломал позвоночник и ещё в двух местах правую ногу, которая при падении неудачно подогнулась. Зато я хорошо помню, что совсем не кричал. Крик оборвался, как только упал на землю. Ещё помню до смерти перепуганное бледное лицо Артёма. Он, кажется, спрашивал, всё ли со мной в порядке. Я хотел ему сказать, чтобы он шёл в деревню за помощью, но вместо слов из горла вырвался хриплый стон. Больше я выдавить из себя не мог. Изо рта по правой щеке потекла кровь. Мне казалось, что по щеке ползёт какое-то насекомое, как будто щекоча меня. Казалось бы, когда испытываешь такую боль, не должен обращать внимания на мелочи. Но именно эта мелочь – текущая струйка крови отвлекала меня от основной боли. Я сосредоточился на своей щеке и боль стала не такой ужасной.   
-  Как ты, всё в порядке, Мишка, ты жив, ответь, Мишка… - Артём скороговоркой повторял несвязные фразы. Он готов был разреветься – и пусть он всегда старался быть большим и сильным – он был всего лишь тринадцатилетнем пацаном. Конечно же он растерялся. И я видел это в его глазах.
-  Мишка, ты жив, ответь!? – Артём начал кричать и слегка потряс меня за плечо, что вызвало ужасную боль.
-  Да, - пробормотал я. И до сих пор верю, что сумел говорить только потому, что по щеке текла струйка крови. Только потому, что я старался не замечать главной боли, только поэтому, скорее всего, и выжил, - я жив. Иди за подмогой. 
   Я закашлялся, отчего кровь из горла потекла быстрее.
-  Мишка, давай я тебя донесу до деревни, ты же умрёшь тут!
  И вот тут я сказал эту жуткую фразу, ради которой и стоял над могилой друга. Я дал дурацкое обещание, которое теперь обязан был выполнить.
-  Да я ещё на твоей могиле станцую, балбес, - прохрипел я, - давай срочно в деревню.
  Артём ещё несколько секунд ошарашено смотрел на меня, а затем вскочил на ноги и побежал в деревню.
  Скорее всего, он обиделся тогда на меня, поэтому и запомнил мои слова. Но теперь это не имело никакого значения. Я дал обещание и не раз подтверждал его в устной и письменной форме. И вот она могила, могила лучшего друга.
* * *
  Когда спустя пару дней после нашего приключения Артёма пустили ко мне в палату, он неуверенно зашёл и огляделся. Я лежал на кровати весь в бинтах. Боль была не такой невыносимой, как в лесу, но зато она постоянно пульсировала и не собиралась проходить.
-  Привет, - пробормотал я, - извини, не могу тебе руку пожать.
  Артём улыбнулся.
-  Ничего, выживешь! – сказал он, - тебе ещё на моей могиле танцевать.
-  Чего? – спросил я. Память мне не отшибло, просто я не придавал никакого значения своей фразе.
-  Чего-чего, - передразнил он меня, - раз обещал станцевать, значит станцуешь!
  И засмеялся, своим чистым, пронзительным смехом. И как бы мне не было больно, я улыбнулся ему в ответ. И теперь, стоя около могилы, я отчётливо слышал его детский смех, как будто Артём стоял рядом.
  У изголовья могилы поставили простой деревянный крест с табличкой «Парфёнов Артём Сергеевич 1972/2001». Я ещё несколько секунд разглядывал её, а затем сделал первый шаг. А за ним ещё один и ещё. Неожиданно все мысли и страхи отошли на задний план. Я чувствовал только как капли дождя падают на моё лицо и стекают по щёкам в рот, смывая слёзы. Наступила какая-то непонятная отстранённость, как будто всё это происходило не со мной. Как будто я наблюдал за всем происходящим со стороны. Наверное, я был на грани безумия. Наверное, я мог сойти сума. Но вместо этого я начал танцевать. Сначала неуверенно перебирая ногами, а затем всё быстрее и быстрее. Танец был чем-то похож на чечетку, только мы с Артёмом давным-давно изобрели его сами – веселили этим танцем своих родителей и одноклассников.
  Из глаз потоком хлынули слёзы, но дождь, который разошелся не на шутку, сразу же смывал их, наполняя рот солёной водой. Меня переполняли необыкновенно сильные эмоции, я чувствовал себя Богом, способным творить и убивать. Мне казалось, что Артём стоит рядом со мной, что от тоже танцует. Танцует и смеётся своим пронзительным детским смехом. И в то же время я знал, что Артема больше нет, и что я никогда не увижу его весёлую улыбку и озорные глаза. Что я в последний раз слышу его смех. И от этого слёз становилось всё больше и больше. И чем сильнее я плакал, тем быстрее перебирал ногами, проминая свежевырытую землю. Я плакал и танцевал, и мне хотелось остаться на этой могиле вечно, вместе с мертвецами, вместе со своим другом.
* * *
  Я не помню, как выбрался с кладбища, наверное, дал знать о себе выпитый портвейн. Очнулся я уже на полпути до города, на своём мотоцикле, на скорости сорок километров в час. Я испугался и вильнул в сторону, чуть не съехал с дороги, но успел вырулить обратно. Я ехал домой и назад возвращаться не собирался. Может быть, через несколько лет я всё же решусь навестить Валентину Викторовну, может, даже, я смогу прийти на могилу своего друга. Теперь уже совершенно трезвый, с чувством выполненного долга. Но в данный момент мне хотелось поскорее добраться домой, залезть в уютную ванную, налить погорячее воду и просидеть там несколько часов, потихоньку трезвея. Эта деревня, которая раньше была мне родной теперь вызывала у меня ужас. Я боялся, что если оглянусь, то уже никогда не смогу уехать, что навсегда останусь на кладбище, сторожить покой своего друга. И, возможно, иногда пританцовывать на его могиле.
5.07.2004