Белый пиджак артиста Кохановского

Рассказ
Когда  они вышли из такси, был уже настоящий вечер – в январе темнеет рано. Леша наслаждался волей: его умилял даже присыпанный снежком остов чьего-то давно разграбленного «Запорожца» во дворе, занимала  так и не вывезенная куча еще, наверное, октябрьских листьев. Романтично, почти как луна светил одинокий и в общем-то тусклый фонарь. Загадочно горели  окна в их доме.
Подошли к подъезду, из состояния умиления всем и вся его отвлекла милая и веселая болтовня Шурочки. Она, похоже, вполне  освоилась с ролью хозяйки положения. За последние полгода из стеснительного существа, казалось, лишь изредка поднимающего в его присутствии ресницы, Шура преобразилась в  весьма разбитную бабенку, знающую где, что и почем. Когда вошли в квартиру, чувствовалось, что Шурочка здесь уже тоже полностью освоилась и если не чувствует себя полноправной хозяюшкой, то лишь потому, что не решилась переступить некое самой же установленное табу. Мужчина практически созрел, и от нее ничего не убежит, пусть он все скажет сам…
Леша снял пальто, подвезенное к СИЗО Шурочкой – его же взяли по-летнему, - и остался в белом пиджаке. В том самом, с которого все и началось.
Показалось, что как-то особо резко зазвонил телефон – во-первых, хозяин уже отвык от телефонных звонков, а во-вторых, звонок прозвучал  неожиданно и рядом, когда они с Шурой только-только снимали обувь в коридоре. «Не бери!» – полускомандовал-полупопросил Алексей Викторович. Леша уважительно относился к своей персоне, поэтому в минуты удач  и не очень не забывал, когда с восхищением, а когда с допустимой в таких случаях издевкой, величать себя  по имени-отчеству.
 Да, тогда тоже, в том проклятом июле, зазвонил телефон… Рано как для не спешащего на работу артиста. В театр собирались к одиннадцати, но его уже разбудил в то утро говор старушек, успевших занять свой пост на лавочке у подъезда. Словом, проснулся, поднялся, потянулся, для приличия изобразил зарядку – здоровый образ жизни, понимаешь - требование профессии… Забежал в ванную, мельком взглянул на себя в зеркале («а че, вы, Алексей Викторыч,  совсем ничего») и побрел на кухню. С гордостью оценил в себе чистюлю: кухня блестела ухоженностью и порядком, и здесь скорей чувствовалась не мужская, а женская рука. Хотя не во всем - Алексей  Викторович к своим 32 годам так и не отработал занимательного в условиях сложившегося бытия ребуса: как с такими же зарплатами, как и у него, милые дамы умудряются постоянно обладать необходимым запасом продуктов в холодильнике, да еще при этом весьма неплохо выглядеть. Что тоже стоит денег, и немалых!
Впрочем, сам Леша и вправду выглядел даже не «ничего», а блестяще, и абсолютно законно промышлял в амплуа героя-любовника. Правда, в их театре режиссеры все экспериментировали, ставили разную чушь, поэтому нередко приходилось выходить в каких-то дурацких ролях, а то и просто в эпизодиках. Уместно заметить, что служба в театре артиста Алексея Викторовича Кохановского  не напрягала. Мысли о собственной гениальности и неотразимости он безболезненно похоронил к двадцати семи годам – еще когда  ушла Аня… 
А ведь, заканчивая театральный, надеялся на приглашение в какой-нибудь столичный театр. Но не выгорело. Может, не глянулся режиссерам, может, где-то не вытянул игрой, а то и просто отсутствие родства-кумовства помешало. Приехал Кохановский в театральную провинцию, которая, как оказалось, давно  к ситуации пристроилась. Разумеется, при постоянных стонах об отсутствии денежных знаков… Но моталась по местным телеканалам, пытаясь пробиться в рекламный ролик и зашибить свежую копейку.
У Кохановского с этим опять-таки не выгорело, но он часто участвовал в различных презентациях, где требовался гражданин в смокинге или в пиджаке,  с  хорошими внешними данными и поставленным голосом. Однако урожайные в судьбе многих артистов новогодние утренники все же были делом более прибыльным.  Правда, всего пару недель в году…
Денег вечно не хватало. Хотя не бедствовал, конечно. Пусть однокомнатная и  в «хрущевке», но своя квартирка. Помнится, какой-то сердобольный босс, уже в хорошем подпитии, случайно узнав на презентации, что у «такого артиста» допотопный телевизор «Электрон», подарил ему довольно приличный, хоть и не навороченный по нынешним временам „LG». Кохановский долго хвастался подарком своим гостям-коллегам. Многие завидовали…
Чаще всех «в гостях» бывала влюбленная в него по уши (такое по нынешним временам тоже, оказывается, бывает) Шурочка. Она играла в их оркестрике на альте, лет ей было двадцать восемь, но выглядела дама стопроцентным «синим чулком» даже на сцене. Знаете, эти огромные очки на маленьком личике… И надо же тебе – вот такая  неожиданно и безнадежно втюрилась в красавца Лешу. И у нее появился не то что шанс, а хоть какая-то надежда,  когда от Кохановского ушла жена. Та выскочка, по мнению Шурочки и ее близких подруг, была, конечно, не без претензий на «внешность», но красивой ее не делал даже старательно уложенный грим. А Шурочка… Шурочка была прекрасна душой. И как ей казалось, наедине с Кохановским она была ни больше ни меньше - Ким Бессинджер…
…Щелкнул манюсенький черно-белый, купленный еще по советским ценам, «кухонный» телевизор. Попал на местные новости. Какие они жарким летом: традиционные урожай, комбайнеры и власть, заботящаяся о народе. Заговорили о каких-то выборах и начале выдвижения кандидатов. Артиста Кохановского политика не интересовала, и он переключился на другой канал. Но там шла очередная мыльная опера для домохозяек, поэтому, пробежавшись по всем остальным кнопкам, он вернулся к новостям. Здесь уже шла предвыборная реклама: господин с мужественным лицом обещал сделать «нашу жизнь лучше». Пришлось выключить телевизор, тем более, что уже был готов кофе.   
Алексей Викторович уже доглатывал свой блиц-завтрак на базе бутерброда «из чего придется», как состоялся тот самый, решающий звонок. Звонила дама, которая обычно сообщала о приглашении на презентации. В этот раз нужно было «немедленно бросать все», приодеть светлый пиджак, свежую в синюю полоску рубашку и галстук, быть обязательно выбритым и ждать машину, которая за ним подскочит ровно через полчаса.
Заказ пиджака и выбритости  был обычным условием приглашения, но чтобы добираться к месту не на троллейбусе, а на авто… Автомобиль, к тому же навороченная иномарка, подъехал даже раньше оговоренного времени. За ним на четвертый этаж даже поднялся вежливый молодой человек с непроницаемым лицом и фигурой атлета.
Подъехали они к зданию какого-то давно обанкротившегося НИИ. На втором этаже часть коридора была отгорожена стеклянной перегородкой. Алексей Викторович и Коля (так звали молодого «атлета») проникли за перегородку – предупрежденный охранник только поднялся и кивнул головой. В кабинете, куда Лешу доставили, людей не было, но вот прошло минуты три, и туда вошли  двое. Коля безмолвно, тенью мелькнул за дверь. Один из пришедших, судя по манерам, был здешний Босс. Настоящий. Знаете, такой холеный,  с глазами, видящими насквозь, с  прической из цикла ежедневного посещения парикмахера…
Начали с погоды и самочувствия, но, впрочем, Босс  тратить время на всякие антимонии особо не стал. Поэтому уже после двух-трех оброненных фраз «взял быка за рога»: есть роль. На сорок суток. Гонорар - пять тысяч долларов сразу и еще две с половиной  в случае успеха миссии. Ну, и несколько маленьких бонусов. Автомобиль с шофером все это время в распоряжении, охранник Коля («вы с ним еще не раззнакомились?»), компьютер во временное пользование с вариантами на подарок и т.д.
- Послушайте, а что я должен делать? – едва нашелся, что ответить на такую гору «баксов» и услуг Кохановский.
- Мы зарегистрируем вас кандидатом. Александр Петрович (Босс кивнул в сторону сидящего рядом мужчины, тот, казалось, дополнительно глотнул в этот миг воздуха и поправил очки в дорогой оправе)– руководитель вашего предвыборного штаба. Люди для штаба подбираются, и завтра к вечеру все будет готово. Сейчас вас отвезут домой. С театром мы вопрос решим, директор вам лично позвонит и даст добро на отпуск по случаю выдвижения кандидатом. Да, в квартире у вас металлическая дверь, нет возможности простого проникновения  через окно, есть телефон? – тоном следователя завершил свой короткий спич Босс.
Леша весьма несмело что-то пролепетал по существу вопроса, и его собеседник кивнул так и не обронившему за все время беседы ни  слова Александру Петровичу:
- Саша, к завтрашнему вечеру бронированная дверь, сигнализация на окна, Интернет…
- Послушайте, я еще не сказал «да», - весьма неуверенным голосом заговорил Кохановский.
- Я  по глазам вижу, что мы подружимся, - сдержано улыбнулся Босс, попрощался, поправил дорогой пиджак и в сопровождении весьма учтивого Александра Петровича вышел из кабинета.
«Ну влип!» - только успел  подумать бедный артист, на голову которого свалилось пятитысячное счастье, как вернулся руководитель его предвыборного штаба.
- Алексей Викторович, - начал он вкрадчивым голосом профессионального психолога, - ни о чем не беспокойтесь. Положитесь на нас и четко выполняйте все инструкции. И поверьте, не только премиальные и все бонусы у вас в кармане, но и… Об этом немного позже. Что касается сегодняшних пяти тысяч, то их я вам передам прямо дома, куда вас отвезут. Находитесь сегодня и завтра в квартире. Все необходимое, как говорят, за счет заведения, вам доставят. Дело в том, что к вам сегодня, да и завтра тоже,  «не зарастет народная тропа»: будут ходить юрист, «писатели», фотограф, связисты, компьютерщик, да и двери нужно поставить тоже. Все за наш, разумеется, счет…
А дальше жизнь артиста Кохановского превратилась в сладкую пытку. Скоро ему обрыдли интервью и съемки, встречи и собрания. Но больше всего убивало, кажется, ежеминутное склонение его фамилии в клипах на телевидении, по радио, портреты в газетах и на листовках. Даже на один из бигбордов его взгромоздили. «Не только Шварценеггер горшки лепит в Калифорнии», - гласила надпись на огромном коллаже с присутствующими на нем  Терминатором и Кохановским в белом пиджаке. Леша сначала увидел этот шедевр по телевизору, а потом, как бы невзначай, выехал якобы для встречи с избирателями и посмотрел воочию. Впечатлило!
Кстати, ничего страшного на «встречах с трудящимися» не случалось. Ему ли теряться на людях! Память, чтобы написанные в штабе речи говорить, у него была профессиональная, а если начинались вопросы, то пяток заранее заготовленных ответов на все случаи жизни (типа «я и моя команда сумеет решительно поправить дело") вполне спасали положение. А если случался прокол, и Леша «плыл»,  отвечая  на коварно поставленный вопрос, то его спасала фирменная улыбка («обаяшка», что тут скажешь). Да  к тому же еще  несколько «штабных», внедренных в толпу, тут же начинали громко роптать «о замучивших всех нас провокаторах».
Но тут грянул гром. Откуда бедному и не интересующемуся  политикой артисту было знать, что его выбрали для того, чтобы он своим пиджаком и  рубашкой в синюю полоску (а уж о прочих внешних данных помолчим) выбил все главные козыри у конкурента какого-то Иван Иваныча по имени Егор Егорыч. Иваныч был парень не плох, и сказать мог, и чувствовалась в нем некая внутренняя сила, но внешность не была его коньком, и дамы бальзаковского возраста, самые активные во всех отношениях (а особенно в самодеятельной агитации среди родственников и знакомых), составляли для него заведомо потерянную электоральную группу. Потенциал этих дам требовалось рассеять, чтобы он целиком не достался Егор Егорычу. Егорыч, надо заметить, тоже парень на все сто  - не зря подобрали его, а затем раскручивали по телевизору  несколько лет! И  внешностью вышел, и разговором, но двигал его во власть известный в городе Папа, которому, кровь  из носу, требовались  налоговые льготы. За счет, разумеется, других. Те другие, предчувствуя неминуемое усиление кабалы, как могли, сопротивлялись.
Так на арену вышел артист Кохановский. Были и прочие люди – одни гневно клеймили  Иван Иваныча, другие – Егор Егорыча. Остальная кандидатская массовка решала какие-то другие задачи. Была  и политическая мелюзга, и разного рода любители приключений, просто из личных амбиций путающиеся под ногами основных игроков. Да, к слову сказать, команда Егор Егорыча тоже нашла своего «артиста», по роду занятий и способностям, в аккурат – полная альтернатива Иван Иванычу. Но тот «артист», назовем его Сергей Сергеич, был внешне намного привлекательнее. Стоит заметить, что последний, согласно разнарядке из кабинетов, где принимаются все решения, служил кем-то не последним при идейной оппозиции.
Оппозиция была хоть и идейная, но и ей требовались деньги. Где-то там наверху договорились о цене, и за Сергей Сергеича взялись настоящие профессионалы: заработал отлаженной машиной штаб, забегали волонтеры, город был заклеен листовками с портретами нового борца за народное счастье. Дело приняло такой оборот, что рейтинг Сергей Сергеича опасно приблизился к рейтингу не то что нелюбого Иван Иваныча, но и любого Егор Егорыча. Пришлось не только сбавлять обороты (за отдельную плату), но и делиться компроматом на себя (за очень отдельную плату). Всю неделю до выборов прикормленный Папой телеканал полузабыв конкурента Иван Иваныча, «со всей пролетарской ненавистью» рихтовал именно Сергей Сергеича. Тот публично не возражал…
Но тут в дело вступил неотразимый белый пиджак артиста Кохановского, и на расчищенном от Сергей Сергеича электоральном поле  популярность Алексея Викторыча пошла вверх. Кампания Егор Егорыча, в которую был вбабахан как минимум миллион «баксами» (со всеми вспомогательными штабами и прочим), могла рухнуть из-за какой-то чепухи. Был найден способ переговорить с Кохановским наедине. Пять тысяч баксами  - и он снимает кандидатуру без объяснения каких-либо причин и громких заявлений. Но артист был чистоплюем: как же - он обещал людям, они на него надеются. Что он, сволочь на самом деле?
Пришлось прибегнуть к сильным средствам. За три дня до выборов, рано утром, у Кохановского зазвонил телефон. Полупроснувшийся Леша услышал голос Ани. Ух, ты! Она уже была столичная штучка, пристроилась там в каком-то театрике. А главное, мелькала в рекламе изделий «с крылышками» и без. Но он продолжал любить ее – бездушную, коварную, жестокую… И когда на другом конце провода заворковали о встрече, он сначала со злорадством («ага, узнала о моем успехе и примчалась!»), а потом с надеждой сказал, что «конечно же, да».
Ничего не предвещало беды – встреча же с бывшей женой, и Александр Петрович, традиционно задумавшись и поправив очки, дал добро на  визит Кохановского в ресторан. Посидели, поговорили. Какими глазами она на него смотрела! «Я остановилась в гостинице. Зайдешь на чаек?», - фирменно заворковала под занавес встречи Аня. Разумеется, почему ж не зайти…
Номер впечатлил – Леша давно от таких условий отвык. Ну, а дальше, слово за слово, ванная, поцелуи, объятья, и когда дело подошло к тому, к чему обычно сводится встреча двух пылающих страстью сердец, Аня вдруг завопила: «Оставь меня, мне больно!». «Да ты что», - прижал он ее, уже полураздетую, посильнее. «Люди, спасите, насилуют», - истошно заорала она. Разумеется,  тоже хорошо поставленным голосом.
Оторопевший Кохановский, казалось, и глазом не успел моргнуть, как в коридорчике номера послышался некий шум, а затем в комнату ввалилась целая толпа: милиционеры, какие-то дядьки и тетки в цивильном. Один все снимал на видео. «Оперативная съемка», - громко объявил он.
Словом, замели Кохановского по подозрению в изнасиловании. Видимо, предупрежденный охранником Колей  и опавший с лица Александр Петрович (ему как руководителю штаба  придется за все отвечать перед Боссом), представившись адвокатом, перехватил артиста уже в райотделе. «Нас подставили, Леха», - буквально зашипел он в ухо своему уже практически впавшему в транс подопечному. А дальше, отбросив изысканные манеры, негромко, но буквально зарычал: «Как пацанов! Продалась твоя столичная … за «зелень»… О выборах ни слова. У кого ключи от квартиры?». Лешину связку уже отобрали, поэтому он назвал адрес Шуры…
- Ты не бойся, мы тебя не оставим, и твои деньги не пропадут. Кстати, они спрятаны надежно?
- На антресолях, - обреченно промычал артист…
А дальше было СИЗО. Ни Александр Петрович, с которым они успели раззнакомиться, ни даже охранник Коля, «почти друг», к нему так ни разу и не наведались. Впрочем, как и дорогие коллеги. Только Шура использовала все возможности для встречи. В понедельник, сразу после выборов, она сообщила, что победил Егор Егорыч («Папа может быть спокойным», - добавим мы,  Леше же было не до таких умозаключений). Кстати,  не снятый с выборов Алексей Викторович Кохановский, несмотря ни на что, пришел к финишу четвертым. Шурочка быстро зашептала, что гордится им и верит: он ни в чем не виноват. Она до президента дойдет, но его отсюда вытащит…
Да, Шура сообщила также, что штабисты еще тогда, посреди ночи, в ее присутствии забрали из квартиры системный блок компьютера, нашли на антресолях деньги, заставили пересчитать и отдали ей под расписку все пять тысяч. «Честные оказались», - с каким-то трепетом в голосе оценила их поступок Шурочка.
Кохановский сидел в СИЗО, немедленно забытый следователями. Особенно ужасно было в августе – не служивший в армии артист буквально умирал от духоты. Потом полегчало – и привык, и погода  попустила. Шурочка старательно обивала пороги всех инстанций, писала письма, пыталась организовать что-то «коллективное», но никто под петицией не рискнул подписаться. Дело решилось, можно сказать, само собой. Папа и люди, стоящие за Боссом, помирились, а затем и договорились. А дальше кто-то, спасибо ему, не забыл вспомнить Кохановского. Пресса ведь по его персоне дисциплинированно закрыла рот уже на следующий после выборов день. Хотя за три дня «до того» его буквально уничтожали со всеми подробностями…
А накануне Рождества добрый прокурор выпустил его под подписку о невыезде. Намекнув, что молчание – золото.
Встречала Лешу Шурочка. Они обнялись, Леша поцеловал ее в щечку. Затем на такси добрались к нему домой. В квартире был порядок – чувствуется, Шура тут хозяйничала с самого первого дня его отсидки. Сняв пальто, Кохановский остался в белом пиджаке. Посмотрелся в зеркало, как-то отрешенно расстегнул пуговицы. Снял пиджак. И вдруг резко направился к двери. Шурочка только услышала топот его ног на лестнице. Кинулась следом. Когда сбежала вниз, Кохановский уже подходил  к мусорному баку, на ходу срывая и белую в синюю полоску рубашку. На дворе было градусов семь мороза, но, оставшись в одной майке, он не чувствовал холода. Бросив и пиджак, и рубашку в бак, артист решительно зашагал к дому.
- Леша, - лишь успела всхлипнуть Шурочка…
- Все, я с тобой… С тобой, - прохрипел в ответ наконец-то почувствовавший холод артист Кохановский.
Они поднялись в незапертую квартиру. А на улице тем временем был тихий предрождественский вечер. Где-то вдали светил одинокий фонарь, даривший не только тусклый свет, но и надежду. И не только Леше и Шуре…