Прощение-2

Прощение


Узкой тропой вслед за гаснущим солнцем,
Ты ушел в яркий свет на другом берегу,
В исступлении тихо, бессильно шепчу я
«Не могу без тебя! Не могу…не могу…»

Не дышать, и не жить, и назад нет дороги,
И мольбой не обманешь хозяйку Судьбу,
Словно птица без крыльев, я падаю в пропасть…
Не могу без тебя! Не могу! Не могу…

И в долгий, далекий путь, бескрайний,
Мне вослед за тобой на том берегу
Не идти, не ползти, а зализывать раны.
Не могу без тебя…Не могу! Не могу!

Дни превратились в серые будни,
И не видя дороги, куда-то бреду…
В сердце и мыслях до странности тихо…
Не могу без тебя. Не могу. Не могу…



Пролог

2-е декабря 1996 год.

Было около полночи.
На улице дул пронизывающий ветер. С неба срывались снежинки и тут же уносились с вихрем. Кружась и танцуя, они падали на землю, на мокрый асфальт, и таяли… Умирали…Но сверху падали новые снежинки, еще и еще… И вскоре вся земля была укутана белым пушистым покрывалом.
Случайные прохожие спешили по своим делам, зябко кутаясь в пуховики и дубленки.
Мрак  накрыл город черным одеялом с прорехами-звездами. И находясь в этом жутком холоде, хотелось как можно скорее оказаться в тепле и уюте. Ветер все крепчал, срывая последние засохшие на ветках деревьев листья, а над землей кружилась поземка.
А в маленьком баре было тепло и уютно. Тихо играла музыка. Сидящие за столиками посетители пили пиво (а кто и кое-что покрепче), разговаривали. Часы на стене пробили двенадцать раз. Наступило второе декабря…
Вокруг было накурено. Дым тонкой струйкой вился над столиками. Официантки возле барной стойки, ожидая новых заказов, тихо совещались.
Постепенно зал пустел. И скоро в баре почти не осталось посетителей. Ну разве что завсегдатаи засиживались здесь допоздна. Либо те, кто ни идти, ни ехать был уже не в состоянии. Таких гостей приходилось отпаивать горячим чаем, ставить на ноги и выпроваживать за дверь, или же отвозить в вытрезвитель.
За дальним столиком одинокий силуэт мужчины, склонившегося над бокалом, был недвижен и молчалив. Одет он был в длинный кожаный, и, наверное, очень дорогой, плащ. Пальцы сжимали тлеющую сигарету.
Девушки-официантки с любопытством разглядывали нового посетителя, который так надолго задержался. На столике стояла наполовину полная бутылка пива.Четвертая по счету. Вот уже третий час он неподвижно сидел на своем месте, методично опустошая бокал за бокалом. Вид у него был потерянный - как у человека, который топит свое горе в бутылке. Тихое, никем не замеченное горе… Официантки то и дело меняли пепельницы, надеясь хоть немного заинтересовать этого суховатого на вид, с незаурядной внешностью мужчину. Какая романтически настроенная дурочка пройдет мимо такого интересного экземпляра?
А Дымов, несомненно, человеком был интересным, и еще более интересным мужчиной. Александр скривил губы в усмешке. Эти официантки ему уже порядком надоели. Нахальные, хамоватого вида девицы… «В конечном итоге всем им нужно только одно…» - устало подумал Дымов. «Только одного: денег… квартиру… чтоб их содержали…» В нем начало расти глухое раздражение. А мысли то и дело возвращались к одной женщине. Он посмотрел на часы, только что пробившие полночь. Потом прикрыл глаза рукой, больно сжав виски пальцами. Предательски задрожали губы…
Не думал он, что вот так будет отмечать первую годовщину своей свадьбы.
Принесли счет. Александр достал бумажник. И тут же больно резануло по сердцу воспоминание: в бумажнике с фотографии ему ласково улыбалась Мара. С их маленькой доченькой, которую она бережно держала на руках. Даже на фотографии было видно с какой нежностью ее, совсем еще по-девчоночьи тонкие руки, прижимали к себе маленькое тельце. Она выглядела такой беззащитной с малышкой на руках, что у Дымова вновь сжалось сердце… Его дочурка, совсем еще крошка ... Он сделал эту фотографию на «Полароид», когда Аленке исполнился всего месяц… Дочь… Доченька… Дочурка…
Не считая, Александр кинул на стол несколько купюр. На ногах он еще держался, но вот о том, чтобы вести машину, речи быть не могло.
Впрочем, идти до дома было недалеко, поэтому он оставил машину на стоянке возле бара и, подняв повыше ворот плаща, заспешил домой.
Хотелось выть на луну, как собаке.

Дома царил жуткий беспорядок. Повсюду были разбросаны детские вещи, погремушки, плюшевые зайчики, его одежда и кое-что из вещей Мары. Тюбик с кремом, расческа, которой она расчесывала свои пышные длинные волосы… А они у Мары были просто бесподобными. Дымов втайне гордился своей молоденькой женой-красавицей. Фотографии…
Дымов, как был в верхней одежде, присел на край разобранной постели. Тяжело вздохнул и закрыл глаза. Перед его взором ежеминутно вставал ее образ, ее заплаканное личико… испуганный взгляд… В это мгновение он просто ненавидел себя. Ненавидел эту пустую комнату с разбросанными вещами, которые еще недавно составляли смысл его жизни. Ненавидел этот день. И еще тяжелее было сознавать, что вся вина в том, что она ушла, целиком ложилась на его плечи. Это он наговорил ей столько ужасных слов, унизил ее…
И вернуть ее  будет непросто. Ох как непросто…


Мара неустанно ходила взад-вперед, стараясь успокоить маленькую Аленку. Ей уже исполнилось полгода. И она была такой смешной и милой!
Мара даже представить себе не могла, как бы она жила без этого крошечного человечка, наполнявшего ее истосковавшуюся душу необыкновенным теплом и нежностью. Она целовала ее заплаканные щечки, и у нее самой катились из глаз слезы.
-Ну, что же ты так раскричалась, маленькая моя…
Ей было плохо. И малышка это чувствовал. За окном выл ветер. Хлопья снега налипли на стекла. Слабо грел старый обогреватель.
-Солнышко мое…
Мара ласково коснулась губами любимой макушки. Тонкие мягкие волосики…Темные. Совсем как у Дымова. Наверное, с возрастом они еще потемнеют. Она с нежностью вглядывалась в милое личико, стараясь представить себе, каким оно будет через год… через два… через десять лет…
-Вот увидишь, мы с тобой очень славно заживем, - прошептала она. – Мы с тобой со всем справимся. Правда?
Нет, она ни о чем не жалела. Не плакала. Не просила. Она лишь еще упрямее поднимала голову и сжимала губы. Она не будет за него цепляться, как другие. Маре была противна сама мысль о том, чтобы вернуться в его квартиру. А ведь как верилось в то, что ему нужна была семья, ребенок… А в результате вон оно как все обернулось. Хуже, чем в мыльной опере. Мара горько усмехнулась. Точно, вся жизнь – безобразная мыльная опера. Дерьмо. Но жить все-таки стоило. Хотя бы ради того, чтобы, просыпаясь каждое утро, видеть эту милую кроху. Видеть ее первый зуб, носить на руках, читать сказки, слышать ее грудной смех…Ну и пусть. Сами справимся.
Мара предпочитала не думать о том, как будет жить. При одной только мысли об этом ее охватывала паника. Но ведь нашла она себе жилье, смогла же. И мир не без добрых людей. Почти всегда рядом с ней была верная Мышка. А значит, все будет в порядке. Иначе просто и быть не могло.
Аленка постепенно успокоилась. Ее кудрявая головка лежала на ее плече, она забавно напевала себе под нос какую-то понятную ей одной замысловатую песенку. И Мара тоже тихонько запела. Колыбельную…


 

 
 
Глава 1

«Оглянуться назад…»


Подходил к концу 1995-ый. Весь город готовился к празднику. В воздухе витало предвкушение чего-то нового. Уже снег толстым слоем покрыл дороги и крыши домов, уже пахло мандаринами и конфетами, уже в магазинах толпились очереди за подарками… А на грузовиках в город величаво въезжали пушистые зеленые лесные красавицы, чтобы украсить дома в новогодний праздник. Детишки во всю лепили на улицах снеговиков, играли в снежки.
Мара, улыбаясь, наблюдала из окошка за играющими детьми. И мечтала. Она уже представляла себе, каким будет ее ребенок. Представляла себе его глазки, носик, личико…  И это было так занятно! За последние две недели ее талия значительно расширилась в размерах, и теперь она больше походила на маленького медвежонка. Но беременность ей удивительно шла. Она еще похорошела, постоянно что-то напевала…
Последний месяц дался ей нелегко.
Сразу же после свадьбы ей пришлось лечь в больницу. После перенесенных побоев отчима и волнений появилась угроза выкидыша.
Дымов до сих пор не мог забыть, как на следующее утро после свадьбы он вошел в ванную и увидел ее лицо. Оно было не просто бледным – серым от страха. В руках у нее был халат, на котором он заметил капли крови…
В общем, было от чего переволноваться. Всю неделю Мара находилась в больнице, а на выходные ее отпускали домой. Вот это были дни! Они вместе гуляли, опустошали магазины, и им было так хорошо вдвоем! В доме царила атмосфера тепла и уюта.
Мышка и Александр исправно навещали Мару в больнице. Так что одинокой она себя никогда не чувствовала. Хотя в палате было скучно: кроме Мары, там были еще две женщины. Да и те все пытались читать ей наставления. Впрочем, Мара только улыбалась, слушая их. «Кто знает, может мне пригодится», - посмеивалась она про себя, поглаживая живот. Нет, все-таки это было чертовски занятно! Никогда еще Мара не была такой красивой, как в те девять месяцев… И Александр исподтишка с восторгом, словно мальчишка, наблюдал за ней… и где-то внутри все сладко замирало, когда он про себя шептал ее имя. Мара… Марана… 

В дверь нетерпеливо затрезвонили.
Мара отбросила вязание, которым занималась во время нахождения в больнице, и, тяжело поднявшись с кресла, пошла открывать дверь.
И тут же пахнуло холодом и свежим запахом еловых веток. Дымов ввалился в квартиру, держа за верхушку большущую елку. Мара поежилась, удивленно взирая на мужа.
-Вау…
На лестничном пролете послышался голос Олега Бронского.
При виде Мары лицо Александра просияло.
В дверях показалось красное от мороза лицо Бронского.
-Аааа….- он обрадованно заулыбался. – Хозяйка! Приветствую! Уж не напоишь ли чаем двух приблудившихся лесорубов?
Мара хихикнула, отходя в сторону.
«Лесорубы» оттащили елку на заснеженный балкон. Мара отправилась на кухню – готовить чай.
Бронский очень тепло относился к Маре. Он вообще был человеком добрым, а теперь, когда он стал еще и свидетелем на свадьбе, то прикипел душой к ней. Ему было просто радостно за друга. Удивительно было видеть, как всегда серьезный на работе, Александр едва завидев Мару, преображался. Из малоулыбчивого, немного резковатого мужчины он превращался в веселого восторженного мальчишку, который со скоростью света носился по коридорам с этажа на этаж. Чопорные дамы из бухгалтерии саркастически смотрели ему вослед. Мужчины одобрительно ухмылялись.
Всего один разочек Мара была у него на работе. Однажды, не вытерпев постоянного сидения дома, она собралась и поехала к нему. (Иногда ему приходилось работать и по выходным.) Правда, Дымов потом ее слегка отругал за своеволие – сказано же, одной на улицу не выходить. Не за тем ее в больницу положили.
-Но мне так одиноко сидеть в четырех стенах…- жалобно протянула она. Вид у нее был такой несчастный, что Дымов просто постыдился сердиться на нее дальше.
-Ладно, - улыбнулся он. – Ты немного посиди, а я отпрошусь у начальства, только группу отпущу.
Мара радостно кивнула, присаживаясь на край стула. Дымов исчез за дверьми небольшого спортивного зала, где проводил занятия по борьбе, готовя охранников. С недавних пор его перевели на новое место работы. В ночном клубе в «Ред Роуз Плейс» он больше не работал. Теперь ему предстояло из группы новичков вылепить спецкоманду секьюрити. И судя по доносившемуся из-за двери зала дружному сопению и громкому голосу, Александр с этой задачей справлялся вовсе недурно.
Мара чуть-чуть приоткрыла дверь и заглянула внутрь. Там она насчитала семерых мужчин, во главе с Александром. Их тела блестели от пота. Глаза были устремлены в зеркала, висящие напротив на стене. Все как один повторяли движения за Дымовым. И ни один не ошибся.
Здесь он был богом.
И Мара, ранее никогда его таким не видевшая, вдруг смутилась. Подумать только, этот необыкновенный мужчина – ее муж… Щеки ее заалели, когда он наконец появился из-за двери.
Он заметил ее смущение.
-Ну, вот…Еще пару минут и…
-И?… - Мара с любовью заглянула ему в глаза.
Александр не скрыл лукавого взгляда.
-И я к вашим услугам, о моя принцесса… - произнес он низким голосом и театрально опустился на одно колено.
Маре стало весело. Дымов подхватил ее на руки и закружил.
И ему было все равно, что подумают о нем, всегда таком суровом, сейчас коллеги…
-Я люблю тебя, - прошептал он, прижимая к себе свое сокровище.
Когда бы Мара ни встречала его взгляд, в нем всегда светились любовь и теплота. И она купалась в них. О прошедших невзгодах она старалась не вспоминать. Ни о хозяйке ночного клуба, ни о приемных родителях она больше ничего не слышала.
 Вот и сейчас, когда она разливала кипяток по кружкам, Мара чувствовала его внимательный взгляд.
Незаметно она покосилась на Дымова. Он улыбался. Ей вдруг стало интересно.
-Ты что-то от меня утаиваешь! – она неожиданно воззрилась на него сверху.
Дымов, припрятавший ей в подарок в кармане куртки приглашение на новогодний вечер в ресторан, в который раз поразился ее проницательности.
-Да ну… - он округлил глаза. – Скажешь тоже…
Сама невинность.
Мара хмыкнула и полезла в шкаф за печеньем.
Бронский хохотнул. Он частенько заходил в гости и уже привык к тому, что Мара как никто другой угадывала его друга. «Вот ведь интуиция!..»
-На ужин сегодня отбивные из кальмаров, - объявила она, ставя на стол вазочку с печеньем и конфетами. И тут же отвернулась, делая вид, что очень занята поисками сахара. Щеки ее заалели под удивленным взглядом мужа. «Да уж… Знаем мы, чем вы тут питаетесь в наше отсутствие…» - говорили ее ехидные глаза.
Первый месяц перед свадьбой ей почти не приходилось готовить: всю инициативу Дымов взял в свои руки, не позволяя Маре даже приближаться к плите. А потом… потом ей пришлось лечь в больницу… и все таки с боем ей удалось отвоевать возможность готовить по выходным, когда она была дома. И уж тут Мара наверстала упущенное. Раньше ей часто приходилось готовить: родители всегда возвращались поздно, и ко времени их прихода ужин должен был стоять на плите.
- Обалдеть! – только и вымолвил Александр, предвкушая вкуснющий ужин. Потом с удовольствием сунул печенюшку за щеку и отхлебнул чай.
Вид у него был как у довольного кота, умявшего по меньшей мере литровую банку сметаны. Все-таки Мара умела готовить. А кто не любит вкусно покушать?
- А когда мы будем наряжать елку? – полюбопытствовала Мара.
- Эээ… - Дымов почесал в затылке.
- А об игрушках для елки я и не подумал…
- Не вижу никакой проблемы, - подал голос Бронский. – У тебя же машина под окном – можно сейчас съездить в магазин. А завтра нарядите елку.
Дымов, которому эта идея пришлась по душе, вопросительно взглянул на Мару.
-Ты как?
Мара просияла.
-Конечно! Я сейчас!
Она исчезла в другой комнате.
Олег восхищенно уставился на Дымова.
-Сань… я не романтик. И не фаталист какой-нибудь… но и мне уже который раз приходит на ум: это судьба, наверное…
Александр улыбнулся, дуя в чашку. Даже простой чай, заваренный его женой, становился вкуснее…

Ух!… Сколько же интересного можно увидеть на новогоднем базаре!!
У Мары разбегались глаза. Как красиво! Она даже рот приоткрыла, в изумлении глядя на это разнообразие. На витринах ярко сверкали новогодние игрушки, шары, расписанные вручную, мягко искрилась мишура… На полках в ряд стояли Деды Морозы и Снегурочки с румяными щеками, мигали разноцветные лампочки гирлянд. Да всего и не перечесть!
Когда они вышли из магазина, руки были заняты пакетами.
-У нас будет самая красивая елка! – совсем по-детски радовалась Мара, подпрыгивая от радости. Дымов ласково взглянул на любимую мордашку. Щеки Мары порозовели от мороза, на губах играла счастливая улыбка, прядки волос выбились из-под капюшона ее курточки… Смешная. И такая милая! Если бы не полные сумки, он заключил бы в объятия это родное, дорогое сердцу существо.
-А самая красивая будешь ты! – заулыбался он.
Мара в ответ на это поднялась на цыпочки и чмокнула его в покрасневший нос.
И тут из магазина, нагруженный по самую макушку пакетами, вывалился Бронский.
Александр и Мара переглянулись.
-Я-то думала, это мы весь магазин скупили, а тут…
Дружный хохот грянул настолько неожиданно, что у старушки, проходившей в этот момент мимо них вывалися из рук пакет с овощами.

Поздно вечером, уютно устроившись в кресле, Мара перелистывала свадебный альбом. Дымов на полу пыхтел над елкой. Длинные его волосы были сейчас распущены, и Мара не переставала им любоваться. Нет, он не был так уж красив, но он был чертовски обаятелен. Черты его лица были неправильными, резкими, но зато выразительные глаза оттеняли эту резкость, смягчали ее. И в них хотелось вглядываться снова и снова, ловить смешинки в лучистом взгляде, немного ироничном, немного снисходительном, немного жестковатом… Он был непостижимой загадкой для женщин, этот  задумчивый взгляд карих глаз… Всегда разный, и непредсказуемый.
   В квартире пахло свежими еловыми ветками.
Тихо работал телевизор. Мара, улыбаясь про себя, рассматривала фотографии. Как же дороги были ей эти фотоснимки!
Вот их первая фотография, сделанная в момент церемонии…Боже…Ну и вид у нее здесь. Все происходящее запомнилось ей в смутной дымке, - так она была взволнована и даже немного испугана. Тогда ей все время казалось, что вот-вот что-то произойдет: или потолок рухнет, или она проснется…
-Ну вот…Елка готова…
Александр поднялся с пола, стряхивая с себя еловые иголки. Потом поднял за ствол елку и поставил на крестовину. Ветви елочки распушились, и она величественно заняла свое место возле стены.
-Ой, как здорово! – Мара захлопала в ладоши.
Дымов почесал в затылке. Давно он уже не испытывал такого состояния: довольства жизнью, умиротворения в душе. Почти все его друзья и знакомые уже были женаты (и по много лет) и втихомолку по-доброму посмеивались над ним, считая его убежденным холостяком. Поэтому многие были удивлены, однажды увидев в своих почтовых ящиках приглашение на свадьбу. И теперь уже Дымов потешался над изумленными лицами приглашенных. Толков и пересудов за его спиной было не счесть. И он знал об этом.  Но в его руке лежала эта маленькая изящная ладошка, и он был готов пойти наперекор всему, только бы уберечь свой маленький мирок от бед и несчастий …
Жизнь шла своим чередом, подкидывая все новые и новые случайные знакомства, а он всегда подсознательно искал ту, которую потерял. Ее образ, ее улыбку… Рассудок твердил одно, а сердце отказывалось принять эту жестокую правду: ее больше не было. Она больше не ходила по земле, не смеялась, не говорила, не была…
Даже Бронский не знал, насколько ранима была душа, скрытая за этим жестким взглядом, плотно сжатыми губами, твердой походкой. Всю свою боль Дымов носил в себе, пряча ее глубоко-глубоко. И забыться ему помогала его работа, тренировки… Но этот Новый Год… О, он даже улыбнулся от удовольствия при мысли, что грядущий праздник он едва ли не впервые за все годы работы в агентстве «Виктория» проведет не на работе.
Он с любовью смотрел на эту еще совсем юную девочку, а сердце нежданно-негаданно защемила глухая боль: знает ли она, какая опасная у него работа? Понимает ли? И имеет ли право он, Дымов, на любовь этой девочки? Все-таки он взрослый мужчина, а Мара… Кто знает, как сложилась бы ее жизнь не будь этой их встречи. Умом он понимал, что вся ответственность за нее лежит теперь на его плечах. Он, ее муж, ей обязан быть еще и отцом, и другом, и братом… Ведь у нее, с тех пор, как она ушла из дома не осталось ни одного родного человека.
Дымов был потрясен, когда узнал, что родители Мары – не родные. Но вместе с тем, он и обрадовался. И не уставал надеяться, что когда-нибудь раскопает тайну рождения Мары, и быть может ему удастся найти ее настоящих родителей.
Все-таки им нелегко дались последние два месяца. Приходилось решать массу проблем. И решение этих проблем ложилось на его плечи целиком. Хорошо, что о Кристе они ничего больше не слышали. Хотя, Дымов не сомневался в том, что она однажды появится. А вот с Геннадием Алексеевичем ему еще пришлось повстречаться. Тайком от Мары он навестил ее отчима. Правда, чего греха таить, разговора у них не получилось. Гринберг едва не позеленел от ярости, увидев Дымова у себя в офисе. Александр, будучи человеком вежливым, не мог не соблюсти хотя бы внешние приличия, вручив приемному отцу Мары приглашение на свадьбу. В душе еще тлел слабый уголек надежды, что, быть может, возникший между ним и Марой конфликт удастся если и не уладить, то хотя бы не доводить предела… Но и он погас, когда отчим Мары, даже не читая, разорвал приглашение и грубо швырнул в лицо Дымову. В эту минуту прямо из-под его носа уплыл крупный куш, который он надеялся получить, обручив Мару с сыном зарубежного партнера. Ноздри его вздувались, в глазах ясно читалась ненависть… Дымов не позволил себе поддаться ответному чувству.
Клочки разорванного приглашения медленно  упали на пол. Александр с сожалением посмотрел на обрывки. Потом взглянул на отца Мары. Больше ему сказать было нечего. Да и стоило ли?
В знак прощания он коротко кивнул и, резко развернувшись, стремительно вышел из офиса.
Ну, что ж, по крайней мере его никто не сможет упрекнуть в том, что он не выказал мало-мальского внимания к так называемому будущему тестю…

Мара выбралась из теплого кресла и устремилась к не разобранным пакетам с новогодними игрушками.
-Давай-ка сначала повесим гирлянду, а завтра уже вы с Мышкой нарядите елку по полной программе…
Александр поднялся на цыпочки, стараясь накинуть гирлянду как можно выше, на макушку елки.
-Даже не верится, что через два дня наступит новый год! – выдохнула Мара.
Она прижала ладошки к горящим щекам и счастливо рассмеялась.
И тут же хитренько прищурилась.
-И все-таки, Александр Викторович, вы от меня что-то скрываете самым бесчестным образом!
Дымов совсем не ожидавший такого поворота беседы, ахнул.
-Да ладно…-проворчал он, усиленно делая вид, что распутывает проводки. – Сдаюсь, сдаюсь…Дай только гирлянду повесить, что ли…
Мара просто умирала от любопытства.
-Я тебе помогу, - улыбнулась она, глядя прямо ему в глаза.
Этот светлый добрый взгляд… Она смотрела на мир так ясно и так чисто, что и для него этот мир становился чуточку светлее, весомее… И у него появлялось нестерпимое желание обнять ее, такую трогательно маленькую, неуклюжую с этим большим животом в своем голубом халатике, но милую и дорогую его сердцу Мару! И где-то внутри все сжималось, даже как-то болезненно ныло, от ощущения чего-то нереального. От счастья.
-Да ну ее… гирлянду эту… - он отбросил проводки, и привлек ее к себе, ласково потрепав по щеке.
-Раз уж вы так настаиваете, мадам, придется рассеять ваши подозрения… - с этими словами он вручил ей тонкий конверт с пригласительными билетами в ресторан на новогодний вечер.  На его лице играла довольная улыбка.
Мара восхищенно ахнула, разворачивая конверт, в предвкушении… и  неожиданно громко ойкнула, приседая. Конверт выпал из ослабевших пальцев. Дымов едва успел подхватить ее на руки. Но Мара помахала рукой, дескать, все хорошо. Вид у нее был крайне изумленный. Александр осторожно подвел ее к дивану и усадил, подлдожив под спину несколько подушек. Мара запрокину голову, пытаясь справиться с болью.
-У меня… что-то с нервами…они как-то странно дергаются…ОЙ!
Еще один спазм заставил ее ухватиться за Александра. Было такое ощущение, словно где-то внутри маленькая рыбешка била хвостом…Она взглянула на Александра, и вдруг до нее дошло.
Дывом схватился за телефон, но Мара отрицательно покачала головой. «Не надо!» И замерла с поднятой в воздухе ладонью, прислушиваясь к себе, своим ощущениям. Боль постепенно уходила.
-Он пошевелился! Он просто пошевелился! – прошептала она, все еще держась за руку мужа. Голос ее дрожал от волнения и радости.
До Дымова начала медленно доходить суть происходящего. Он осторожно положил свою руку рядом с рукой Мары и почувствовал под своей ладонью едва ощутимое биение Жизни… 
И в это мгновение их сердца стучали в унисон…


 
Глава 2

«Встреча»


15 декабря 1995 года

По заснеженному асфальту идти было легко и приятно. Был обычный будний день. Полина с удовольствием ступала по белому настилу. Ночью прошел снег, и теперь его свежие пушистые хлопья лежали на деревьях, на скамейках, крышах домов…
Мимо нее, по центральной дороге промчалась колонна празднично украшенных машин, на одной из которых позвякивали свадебные колокольчики. Полина с улыбкой посмотрела им вослед. И даже немного позавидовала счастливым молодоженам. Она сама совсем недавно развелась с мужем-американцем. И вернулась на родину, где не была уже три года. На прежнее место работы ее взяли сразу, потому что работником она была хорошим и раньше ее очень ценили.
Она прошла еще немного по главной улице и свернула в маленький скверик. Ноги сами понесли ее  ко входу в здание.
Вот и второй этаж… Охранное агентство «Виктория»…
Все осталось таким же… И в то же время столько изменилось! Уютнее стали кабинеты, появились новые компьютеры, да и людей стало больше. А ведь еще три года назад здесь было всего ничего: директор, который собственно это все и учредил, она в качестве главного бухгалтера, ее заместитель Светка, да четверо молодцев, которых наняли охранять объекты. Она даже сейчас помнила их фамилии: Бронский, Дымов,  Саженцов и … еще один. То ли Еремин, то ли Еременко Саша… Которому так нравилась Светка. Вообще-то ее звали Антонова Светлана Павловна. Но почему-то все называли ее Светкой. Наверное вид у нее такой был: маленькая, худенькая, словно подросток, юркая. Вот потому и Светка.
Полина отворила знакомую дверь и вошла в свой отдел. Как-то встретят ее старые коллеги?

А коллеги встретили по-разному. Кто доброжелательно, кто равнодушно.
Господи, как же изменился ее кабинет…Нет, уже не ее. Это раньше, когда агентство было небольшим предприятием, это помещение занимали только она да Светка, которую она увидела там же, где она сидела ровно три года назад. Кроме Светки в отделе было еще три человека. И хотя главбух с неделю назад уволился, нового еще не успели взять. Полина появилась как нельзя кстати.
-Вот это да! Полинка! – Светка от радости так и подскочила. – Неужто к нам? Глазам своим не верю!
Она с восторгом оглядела бывшую сотрудницу.
-Какая ж ты стала красавица!
Полинка покрутилась перед Светкой, демонстрируя новую белую и баснословно дорогую  шубку. Ее белокурые средней длины волосы разметались по плечам.
-В Италии приобрела…на распродаже. Кстати, к вам. Теперь уже, Светочка, насовсем…
Она скинула с плеч шубку и огляделась в поисках вешалки.
-У нас все вещи в шкафу… Во-он там! Слушай, правда что ли к нам? Так ты у нас  опять главбухом будешь? – изумилась Светка. – Вот здорово-то! А то недавно с Палычем тебя вспоминали. Думали, забыла ты нас…
Полина хмыкнула, вешая шубу в шкаф.
-Развелась я, Светка…Сил моих больше нет! Как говорится, кто где родился, там и пригодился. А я вот, выходит, здесь пригодилась. Надоело мне кастрюли мыть на кухне… Не выходи замуж, Светка, за американцев…
Светка деланно расстроилась.
-Ну что ты, Полиночка… Где ж тут принца найдешь? Да еще и заморского. Это тебе так повезло…
-Скорее не повезло… Скупые они, заморские принцы эти… Сначала любовь–морковь, а потом куда что девается? Потом ты медленно и верно превращаешься в домработницу… – Полина плюхнулась в кресло, поправляя прическу. – Да что мы все обо мне да обо мне… Ты мне расскажи лучше, как вы-то здесь, у матушки России за пазухой?
Светка как-то непонятно вздохнула, отворачиваясь к столику, на котором заваривала обычно чай. Вода уже вскипела.
-А что мы? Все, что изменилось, ты и сама видишь, а остальное все так же… Только штат работников решили расширить, потому как заказчиков становится больше. Даже вон зал оборудовали для занятий спортом. Ребята наши очень ценятся. Палыч тут нового напридумывал – не счесть!
Полина оглядела кабинет.
-Ну, а ребята как? Саженцов? Бронский? И остальные?
Светка еле заметно улыбнулась, ставя чашки с чаем на стол.
-Саженцов у нас теперь зам Палыча. Важный такой стал. А Бронский заведует отделом секьюрити. Осуществляет подготовку кадров. Через него многие прошли – и за каждого он может поручиться, как за самого себя… Саша вот только… Еремин. Нет его больше, Полиночка…
Светка отвела глаза, в которых заблестели слезы.
-Светка…- Полина ошарашенно взглянула на сотрудницу. – Да как это? Наш Сашка?… Веселый и добродушный Сашка Еремин?!!
-Накануне он мне огромный букет роз подарил… Я такая счастливая тогда была… -  голос Светки  прозвучал тихо и как-то отчужденно. Она смахнула набежавшую слезу.
 – А на следующий день…
-Как и когда? – глухо спросила Полина.
-После того как ты уехала, полгода прошло… Они были на спецзадании. Он и Саженцов…Саженцова вытащили, а Сашку… В общем вот…
-Светуль, милая, прости…
-Да чего уж там… - отмахнулась Света, и поспешно сменила тему.
- Дымов вот у нас тот еще товарищ… Все над ним подшучивали, а он вот две недели назад женился…
 Полина удивленно взглянула на Светку.
-Дымов..эта…чего?? Женился??
-Угу…- Светка уже успокоилась. – Я невесту не видела, но поговаривают, что очень молоденькая… Школьница. Представляешь?
Полина внимательно смотрела на Светку.
-Да брось. Ты меня разыгрываешь! – расхохоталась она.
Светка даже поперхнулась.
-Я? Разыгрываю? Да сама у него спроси! Он же всегда такой был… У каждого свои тараканы в голове!
Полина призадумалась.
-Значит женился…
И тут неожиданно отворилась дверь в бухгалтерию. На пороге возник Бронский.
-Мое почтение, Светлана Павловна! Вот пожаловали к вам с Викторычем за расчетом… А это, как я погляжу, наш новый главбух…Ба!…
Он остановился как вкопанный. Дымов едва не сбил его с ног, по инерции наступив ему на пятки. Потом выглянул из-за плеча напарника.
-Вот это да!.. Полина Ниловна! Сколько лет, сколько зим!.. – Бронский даже поклонился. – Никак опять вы у нас будете командовать!
Полина улыбнулась, кокетливо накручивая локон на палец.
-Здраствуй Олег Дмитриевич! Теперь я вам буду выдавать зарплату. Почти что второй начальник!
Бронский хмыкнул.
-Всем начальникам начальник и мочалок командир, - пошутил он.
Полина скорчила гримаску. Дымов, за это время не сказавший еще ни слова, кивнул в знак приветствия. От его взгляда не укрылось, что Полина настойчиво пытается разглядеть его правую руку.
-А у нас событие! – торжественно объявил ей Бронский. - Можешь поздравить Викторыча с женитьбой. Мы уж и не чаяли, что он когда-нибудь решится на столь опасный и трудный шаг…
Олег панибратски хлопнул Дымова по плечу.
-Бронский, отвали! Твоя радость по этому поводу слишком уж чрезмерна!
Женщины из бухгалтерии засмеялись, глядя на словесную перепалку мужчин.
-Светочка, милая, будь добра, нам бы расчет… - Бронский снова попытался подлизаться.
-Ладно-ладно… давай свою бумажку. И ты, Дымов, давай. Бронский, за мной! – голос у Светки, несмотря на всю ее тщедушность, был еще каким командным.
Светка вышла из кабинета, уводя за собой Олега.

Александр присел на край стола и в ожидании сунул руки в карманы. Он был спокоен.
-Ну, -  спросил он немного погодя, - как ты, Полин?
-Спасибо, погано… - съерничала та.
Дымов пожал плечами.
-Понятно…
В воздухе повисла пауза. Он не знал, о чем с ней говорить.
-Значит, - Полина нарушила паузу, - женился… Интересно, кому надо памятник поставить?
Александр скривил губы. Потом взял печенюшку из вазочки и надкусил.
Полина исподлобья взглянула на Дымова.
-Жену как зовут-то? Или это тоже тайна?
-Не тайна.
Дымов с мгновенье помолчал, хрустя печенюшкой.
-Мара.
-Небось красивая, раз ты так на нее запал? – ему даже показалось, что в голосое Полины просквозило нечто, похожее на ревность… И про себя усмехнулся. Позлить ее что ли?..
-Бесподобно красивая!
Полина удивленно всплеснула руками.
-Да ты ли это, Саш?! Не узнаю я тебя…
Дымов хмыкнул.
-Три года прошло, Полиночка, три года… Срок немалый. А перемены, они каждый день случаются. Столько воды утекло…
Голос его звучал устало и безразлично. И Полина это чувствовала. Где-то в глубине души зашевелилось чувство, похожее на ревность. Впрочем, что это она? Дымов верно сказал: столько воды утекло. Но чувство ревности не исчезало…
-Я всегда о тебе вспоминала… - невольно вырвалось у нее.
-Да? – насмешливо спросил Александр. – Мне помнится, ты ничуть не жалела, когда нежданно-негаданно сорвалась в Америку. Кстати, как муж?
Полина разозлилась.
-Муж – объелся груш! Перестань ерничать! У меня есть право устраивать свою личную жизнь так, как  я хочу!
Дымов недобро посмотрел на нее.
-Тогда и я имею право на свою личную жизнь. Да, три года назад ты мне нравилась. А сейчас я к тебе безразличен. Все перегорело, Полина. Я даже не ожидал, что сегодня тебя увижу и наш разговор, который должен был состояться еще три года назад, состоялся сейчас. Я же вижу тебя насквозь.
-Да уж…- процедила женщина. – в этом ты мастак. Читатель душ…
Дымов приблизил свое лицо к ней.
-Не стоит, Полина. Не расстраивайся. Все-таки прошло три года. А это многое значит.
Голос его звучал спокойно. На мгновение он и сам удивился насколько спокойно чувствовал он себя в присутствии этой женщины. А ведь три года назад при одном только взгляде на нее, в душе появлялось смутное беспокойство. Словно магнитом притягивала к себе мужчин эта сооблазнительная блондинка.
-Это была всего лишь интрижка, которая так ничем и не окончилась… У меня есть жена, и она мне дороже всех. И что бы за моей спиной ни говорили, как бы ни обливали меня грязью, какие бы сплетни ни разводили, она навсегда останется ею. Потому, что я ее люблю!
Полина насмешливо взглянула на мужчину. Но сказать в ответ ничего не успела. В кабинет вернулись Светка с Бронским. Их громкие голоса были слышны еще за дверью.
-Ну вот…с вас, дорогие товарищи сотрудники, по десять долларов, - Светка самодовольно улыбнулась.
-Чего? – возмущенно протянул Дымов, за что и получил больно в бок локтем от Бронского.
-Ну, ладно-ладно…Десять так десять… Грабеж среди бела дня!.. – деланно сокрушался он.
Светка заулыбалась еще шире. Дымов ей очень нравился,  нравилось его чувство юмора. Ну, а что до его личной жизни…Да хоть бы на обезьяне женился – ее какое дело?

Мужчины, смеясь, вышли из кабинета.
-Спасибо, Светочка!
Полина проводила взглядом выходящих. Дымов с облегчением вздохнул. Спиной чувствовал ее взгляд. И на душе у него стало неприятно. Он не любил ворошить прошлое.

25 декабря 1995 года

Вот уже целый час он сидел молча, изучая заснеженный пейзаж за окном.
Нужно было что-то делать. Не оставлять же это все на самотек! И главное, в голове не могло уложиться: как же так, его дочь, которая никогда не смела его ослушаться, пошла против него! Прошло уже довольно много времени, как этот… охранничек, черти его дери, увез ее! А ведь он надеялся, что  через две недели она сама к нему приползет с повинной…
Геннадий Гринберг порывисто начал мерить шагами свой офис. Связываться с ним через суд он не хотел. Почти наверняка судья встанет на сторону Дымова, но…Есть ведь другие способы! Не может же у него совсем не быть врагов. Ну, пусть даже тех же самых обиженных женщин!
Он вернулся к своему столу, на котором были разбросаны фотографии, бумаги… Он вновь начал перебирать снимки, прокручивая в уме различные предположения. Дмитрий Непальков поработал хорошо, он вытащил из «Виктории» все, что было можно и нельзя. И теперь эти документы лежали на его столе. Штатное расписание, должности, заработная плата сотрудников, расписание работы охранников и объекты охраны, люди, которые являлись клиентами предприятия и еще много чего…
Сейчас, думая о том, как вернуть Мару, он совсем не думал о ней самой. Да, если честно, он никогда о ней не думал. Слишком высоки были ставки. И он не собирался терять этот выгодный куш, который будет у него, как только Мара обручится с Дереком Янсоном… Значит… Нужно сделать так, чтобы он сам ее выгнал! А если не получится…
Гринберг, прищурившись, изучал потолок. А если не получится, есть еще более действенные средства.
Он набрал номер охранного агентства «Виктория», попутно взглянув на календарь. Из трубки раздался глубокий приятный женский голос…

 
Глава 3

«Праздник»

31 декабря 1995 года
В воскресный предновогодний день в здании, где находилось охранное агентство, было безлюдно. Дымов, в расслабленном состоянии после ночного дежурства, доигрывал в пасьянс на компьютере. Бронский, наливая в две кружки свежезаваренного кофе, увлеченно рассказывал о танцевальном клубе, который посещал с недавнего времени. Даже вальс научился танцевать. И очень горел желанием научить Дымова. Александр тяжело вздохнул с видом смертника.
-Бронский, а может мы сначала кофейку выпьем, а? – в его голосе послышались упрашивающие нотки.
Бронский строго взглянул на напарника, словно собирался в ответ разразиться гневной тирадой по поводу непонимания Дымовым столь изысканного вида искусства…Потом безнадежно махнул рукой.
-А, ну тебя…Пей свой кофе, не понять тебе истинного искусства…
Бронский театрально указал перстом в потолок. Голос его звучал более чем назидательно. Дымов застонал.
-Бро-о-онскии-иий… Эх, Бронский… увлекающийся ты человек!..
Часы на стене пробили десять.
Дымов встал из-за стола, прошелся по коридору. Его шаги эхом отдавались от стен. Он скучал. Никогда еще прошедшая ночь не казалась ему такой длинной! Горячая кружка с кофе приятно согревала. Он поискал в кармане пиджака пачку сигарет и спустился на первый этаж, на крыльцо.
Вокруг было белым-бело. Снег лежал на скамейках, налип на ветки деревьев, засыпал окна здания большими холодными хлопьями… «Вот бы Мара увидела…Ей бы понравилось…» - проскользнула неожиданно мысль. И тут же вспомнил, как еще полгода назад, когда деревья были еще зелеными, и яркие лучи летнего солнца согревали землю, он неожиданно повстречал ее…
Он курил и вспоминал. Смакуя каждую частичку воспоминаний, улыбаясь своим тайным мыслям… Всего лишь за какие-то полгода его жизнь в корне изменилась.
Сейчас он даже не мог вспомнить, откуда она появилась. Только смутно помнил, как однажды  в глубине души ощутил какое-то глухое раздражение. Сначала он не понял, что вызывало в нем такую бурю отрицательных эмоций…а потом увидел ЕЕ…
Увидел и… все пошло кувырком. Шепот за своей спиной, косые взгляды коллег по работе… Она приходила ровно в пять часов, когда он приезжал на службу, и исчезала, когда уезжал и он. Порой ему даже казалось, что она стала его второй тенью.
Откуда он мог знать, что это была судьба? Его спасение…
Внезапно Дымов почувствовал, как же он соскучился по ней, по ее тонким рукам и нежным губам… До боли захотелось здесь и сейчас ощутить близость ее тела.
Он взглянул на часы: до конца смены оставалось еще много времени. Ну, что ж… Это его работа. Но он ведь может Маре позвонить и пожелать доброго утра!… И Дымов помчался на второй этаж.

Наконец, настал этот долгожданный вечер. Последний вечер уходящего года. Всего лишь через несколько часов, ровно в полночь, тысячи бокалов сольются в едином звоне, возвещая приход Нового года! На всех главных улицах города уже горели фонари, падал легкий снежок…
Мара крутилась, насколько позволяла фигура, перед зеркалом, придирчиво оглядывая вечернее платье, которое ей сшила мама Мышки.
-Ты похожа на настоящую графиню!..
Дымов стоял в дверях спальни, улыбаясь, и наблюдал за ней. Мара улыбнулась в ответ и склонила голову набок. Она и в самом деле выглядела изумительно. Впрочем, Дымов не мог припомнить ни одного случая, когда она выглядела не на все сто.
В длинную косу, собранную на макушке, была вплетена золотая лента, что очень гармонировало с черным бархатным платьем. Фасон был похож на те, что носили в средние века во Франции представительницы благородных кровей. И очень ей шел.
Перед Дымовым стояла совершенная красавица. И он искренне залюбовался ею. Она была сейчас даже прекрасней, чем в  тот вечер, когда они впервые встретились. С каждым днем он открывал в ней что-то новое, и это будоражило, вдохновляло, вселяло надежду…

-Бронский с женой тоже идут. Познакомитесь… - он присел на край постели.
Мара поежилась.
-Если бы только Бронский!… - нервно хихикнула она. – Могу поспорить, что там ты встретишь все компанию «Виктории» во главе с начальством… Вот удовольствие видеть их ро… лица еще и в праздник!
Дымов расхохотался, откидываясь на кровать.
-Да уж…удовольствие еще то…Но начальства не будет, в этом я тебя уверяю. А до остальных нам нет никакого дела, правда?
Мара кивнула, одергивая платье. Она думала о том, что находясь рядом с Дымовым ей постоянно приходилось завоевывать свое «место под солнцем». Больно было чувствовать насмешливые, недоверчивые взгляды за спиной, и знать, что сплетни преследуют их повсюду. Никто не верил в их брак. И только Бронский, который с первой же минуты, как их познакомил Дымов, отнесся к ней с теплотой, по-настоящему радовался за друга. 
С Марой никогда не было скучно. С ней было легко. Нет, бывали конечно разногласия, и порой даже доходило до горячих споров, но… Дымов ни разу не слышал от нее и слова упрека. А ведь было за что… Он не смог ее защитить от побоев отца, от боли, которую она испытывала, нося под сердцем его ребенка, от тревожных ночей, когда он уходил на работу, а она ждала его, верно, преданно, скрывая свою тревогу под показной веселостью. Безусловно, его девочка была умницей. И она все понимала: и опасность его работы, и то, что однажды он может  уйти и не вернуться…  Что за чудо скрывалось под этим чистым открытым взором? Что в ней было такого, что притягивало его словно магнитом? Как могла простая шестнадцатилетняя девчонка стать смыслом всей его жизни? Он вглядывался в нее, а его глаза безмолвно вопрошали: «Кто ты? Откуда пришла? Быть может, я сплю и вижу тебя во сне?…»
Он принес из коридора свой теплый зимний плащ и накинул ей на плечи.
-Твоя курточка коротковата для такого платья. Сегодня морозно.
Мара с удовольствием закуталась в меховую подкладку, вдыхая знакомый запах его одеколона Wisky.
Дымов приобнял ее за округлившуюся талию и повел к выходу.
-Карета подана, мадам! – помпезно поклонился он.
Мара легко и радостно засмеялась.
Они прибыли в ресторан незадолго до начала программы. В воздухе витала атмосфера праздника и ожидания чего-то нового. В большом зале практически все столики были заняты. Александр попросил официанта проводить их.
Мара, присаживаясь за столик, восторженно огляделась. За ее спиной неожиданно послышался радостный вопль, и она оказалась в объятиях тормошащей ее Мышки.
-Ага, а вот и опоздавшие! – откуда ни возьмись Бронский навис над Дымовым, с улыбкой наблюдавший за девушками.
-Да куда там!.. – проворчал Александр, вставая со стула, чтобы поприветствовать друга.
-До начала еще уйма времени! Даже покурить хватит!
Восторгу девушек не было предела. Все-таки приятно отмечать праздники в обществе хороших знакомых и друзей.
-Мышка! – удивилась Мара, когда мужчины отошли в курительную комнату. -  Что у тебя на голове???
Выглядела Ася и вправду сногсшибательно. В прямом смысле этого слова. Ее темные волосы, еще недавно собранные в жиденький хвостик, теперь были немыслимого черного цвета и торчали во все стороны, будто перья. А на лице…Словно сам Пикассо постарался!
Мара ошарашено глядела на подругу.
-Через тебя ток пропустили, что-ли?
Мышка, довольная произведенным эффектом, повернулась на каблуках вокруг себя.
-Это мама посоветовала! Но мне нравится! Прогрессивный стиль!
-Ну и ультрамодная у тебя мама… - только и смогла произнести в ответ Мара и хмыкнула. Вот вам и Мышка!..
Ася тем временем уже схватила ее за запястье и потянула сесть на стул.
-Слушай, - заговорщически прошептала она, - я тут ребят привела… помнишь, наши музыканты? Они нам обещали помочь…с номером. Так что, отступать уже поздно: мы в праздничной программе!…
Мара мельком оглядела сцену.
-Ладно. Я в общем-то не очень боюсь. Только вот… я давно не пела…Как ты думаешь, Саше понравится?..
Мышка было возмутилась, но потом остыла.
-Ты, Марочка, можешь фору дать хоть десятку столичных певичек… А ему, - Ася махнула в сторону появившегося из-за дверей Дымова, - еще как понравится! У тебя есть твой голос, а этого у тебя никто не отспорит и не отнимет.
Она присела на край стула.
-И могу поклясться, что сегодня они все, - она обвела взглядом большой зал, - тоже услышат нечто необыкновенное!
Мара застенчиво улыбнулась.
-Ну, сказала… Я очень посредственно пою…
Маре было немного странно, что сегодня она будет петь. Ей вообще впервые пришло в голову, что она уже давно не пела… А ведь раньше в школе ни один вечер не обходился без ее участия, и только когда началась эта история… Мара поморщилась. Тогда ей стало не до песен…
И вот сегодня утром, обнаружив на календаре 31 число, она с ужасом вспомнила, что не позаботилась о подарке для любимого… Да и что она могла ему подарить? Все, что у нее было своего, осталось в том доме, за порог которого она так больше и не ступила. Денег своих у нее тоже не было. Просить у Александра? Ей казалось это постыдным…
Мышка примчалась после первого телефонного звонка, не забыв прихватить несколько новых контрольных и зачетных заданий, которые Маре нужно было выполнить, чтобы сдать семестр. Училась Мара с удовольствием. И ее беременность ей ничуть не мешала. Живой ум и жажда знаний брали свое: Мара сдавала зачеты и зубрила уроки так же как и все остальные в ее классе, изредка наведываясь в школу. Даже умудренные опытом учителя, поражались тому, как легко ей давались предметы. Она много читала, находясь в больнице. В ее прикроватной тумбочке не было свободного места: все было занято книгами. История, география, литература художественная и научная, даже философия… Но больше всего ей нравился иностранный язык. В школе, где училась Мара, изучали сразу два иностранных языка. Английский входил в обязательную программу. Французский старшеклассники могли изучать по желанию. И этот красивый, мелодичный язык давался ей настолько легко, словно она всю жизнь говорила на нем.
-Ты споешь для него свою любимую песню! – Мышка даже подпрыгнула от радости, что ей в голову пришла такая замечательная идея. – А я уж попрошу ребят. Они не откажутся помочь с музыкой!
Она присела на край тахты.
-Знаешь, с тех пор, как ты перестала посещать школу и ходить на репетиции, очень многое изменилось. Наташка, конечно, хорошо поет, но это не то… Ребята по тебе очень скучают. А Вольфрам Георгиевич очень сожалеет, что ты ушла. Каждый  раз, когда меня встречает, передает тебе приветы и наилучшие пожелания. Говорит, что всегда ждет и надеется, что ты когда –нибудь заглянешь к ним на огонек.
Мара с грустинкой улыбнулась.
- Мне уже не петь. Я сама захотела, чтобы моя жизнь изменилась. Я теперь, Асенька, уже не школьница. Но я не жалею. В моем положении, это лучшее, что могло произойти.
Услышав фразу Мары насчет «не петь», Ася сразу стала серьезной.
- Вольфрам собирается уходить из школы. После нового года.
Мара тут же удивленно взглянула на подругу.
- Как уходить?
Мышка пожала плечами.
- Вот так. На школьных харчах много ли заработаешь. Говорит, что займется частным репетиторством по английскому и французскому, а по вечерам будет выступать в ресторанах… Ума не приложу, кто у нас теперь будет языки вести! Подсунут эту старую грымзу – Никоновну…
-Это дело уже решенное?
Мышка вздохнула.
-Да. Я сама видела, как он подавал заявление об увольнении. Я его понимаю. Это нас родители всем обеспечивают, а учителям за нас, твердолобых, платят очень мало. У Славки Миронова друг рассказывал, что у них в школе уже не осталось ни одного учителя по английскому. Все уходят в бизнес…
Мара удрученно вздохнула.
-Да, и еще… - Мышка вдруг встрепенулась. – Вольфрам просил тебе передать, если тебе вдруг когда-нибудь понадобится помощь, ты всегда можешь обратиться к нему.
-Если еще увидишь его, - Мара с благодарностью дотронулась до Асиной руки, - передай ему от меня огромное спасибо.
Мышка кивнула.
-Но петь ты все-таки будешь!
Выражение лица Мары говорило о том, что она сомневается в успехе данного предприятия. Не то, чтобы она боялась, но … Одно дело ведь петь на школьных концертах, а другое – на праздничном вечере, где будет столько незнакомых людей!…
Однако спорить с Асей было бесполезно, да и бессмысленно. И было решено окончательно: на новогоднем балу Мара будет петь. Только сама Мара это себе смутно представляла. Впрочем, ей не впервой. Даже ее приемный отец иногда просил ее выступить на каком-нибудь званом вечере.
Мара ласково провела ладошкой по слегка заметному животу, чувствуя, как под ладонью бьется маленькое сердечко… Щеки ее порозовели. Яркий свет, исходящий от ламп, казалось, запутался в ее локонах. Юная девушка с душой и взглядом взрослой женщины… Но не беременность сделала ее взрослой, и не брак с мужчиной вдвое старше нее. Она всегда была такой. Она была другой. Словно роза, выросшая среди бурьяна… И она искренне не понимала, почему с ней так неприветливы одноклассницы, и так грубы парни… Она пугала их, чуждая им своей тонкой, статной красотой. И они не знали, как обращаться с этой красотой, чтобы не испортить ее…
Полина в удивлении приоткрыла рот.
-Это…она? – шепнула женщина на ухо Светке.
Незамеченные, они сидели за столиком неподалеку. Полина долго и с интересом разглядывала пришедшую с Дымовым молодую женщину.
-Что? – Светка, которая в это время изо всех сил пыталась привлечь внимание молодого человека за соседним столиком, отвлеклась. – Ты про кого?… Ааа…
И вдруг смолкла.
-Наверное… - наконец, неуверенно подтвердила она.
Полина закинула ногу на ногу, не отрывая своего взгляда от Мары. Чувство неприязни к незнакомке возрастало с каждой минутой.
Светка засунула за щеку две маслины, наблюдая за подругой. Мара ей понравилась, и она вовсе не собиралась скрывать это от подруги. И если бы не Полина, которой взбрела в голову мысль, отмечать Новый год в ресторане, то сейчас она находилась бы дома, развалившись на диване, смотрела новогоднюю программу по телевизору. Она любила одиночество, срослась с ним, и ее нисколько не тяготила мысль о том, что и этот Новый год ей пришлось бы встречать в обществе своего молчаливого друга Роньки, любимой таксы. Только увидев входящего в двери Дымова, она поняла истинную причину их прихода.
- Полин, - наконец позвала она.
Полина вопросительно взглянула на Светку.
- Понимаешь, он действительно ее любит, - тихо сказала та. – Я слышала, как они однажды разговаривали с Бронским… Ведь он тебе не нужен… Три года прошло все-таки. Зачем ты себе портишь настроение?
Полина вспыхнула, отводя глаза. И опять ее взгляд упал на Мару.
- Она совсем девчонка!
Тут Мара приподнялась со стула, приветствуя подходившего к ним Дымова, и стал виден чуть выдающийся живот.
Полина скривилась, словно увидела что-то гадкое.
Светку же больше интересовал молодой человек за соседним столиком, который теперь стал активно ей подмигивать. Недолго думая, она улыбнулась ему самой что ни на есть голливудской улыбкой.
Но услышав последние слова подруги, она удивленно взглянула на нее.
- По-моему она очень хороша! – возразила она, с восхищением глядя на Мару. – И мне кажется, если мы пришли сюда, то надо бы и поздороваться пойти…А то некрасиво получается…
С этими словами, Светка встала и направилась к столику Александра.
Полине ничего не оставалось делать как последовать ее примеру.

В ту новогоднюю ночь веселились все! В ресторане не было ни одного скучающего человека. Танцы,  теплые улыбки, веселые конкурсы, заздравные тосты… Все гости перезнакомились между собой, ни на минуту не смолкали музыка и смех… Дымов не мог отвести глаз от своей жены. Он с упоением смотрел, как она за обе щеки уплетала вкусный ужин, приготовленный профессионалами-поварами, а на сердце было легко-легко… Когда он в последний раз так веселился?
Он мельком взглянул на большие часы в центре зала. До наступления Нового года оставалось всего несколько минут. Несколько прекрасных мгновений… И ему вдруг захотелось, до того как Кремлевские куранты пробьют полночь, рассказать ей все, о чем он думает и что чувствует, о чем мечтает… И о том, как бесконечно дорого ему ее милое личико и нежная улыбка, ее детская беззащитность и беззаветная преданность ему, взрослому мужчине, который словно юноша сходил с ума при одном только взгляде на эту маленькую Женщину!
Они смотрели друг другу в глаза и говорили…. На языке взглядов и жестов, чувств и желаний… И понимали друг друга без слов, с полумысли, полувзгляда…
Александр мягко взял ее ладошку в свою руку и прикоснулся губами к маленьким пальчикам. Его глаза лучились счастьем. Мара почувствовала, как ее захлестывает волна нежности к этому необычному мужчине…
Дымов пытался справиться с волнением, но не мог. Он так много хотел ей сказать, но язык не повиновался ему. Да и как можно передать словами волшебство мгновений, утекающих с немилосердной быстротой!
Наконец, окончательно отказавшись от попытки что-то сказать, Александр просто вложил ей в руку маленькую коробочку…
Это был тонкий золотой браслет, покрытый замысловатым узором. Дымов много времени провел за прилавком, выбирая подарок для любимой. Всеми украшениями, которые носила Мара, были только золотая цепочка (та самая, которую она порвала, пытаясь вырваться из рук отца, когда ее везли в больницу) да обручальное кольцо…И теперь вот еще и этот браслет.
Мара в изумлении раскрыла глаза.
-Какая красота… У меня никогда не было ничего подобного! – в восхищении выдохнула она.
Александр надел браслет на тонкое запястье и ласково улыбнулся:
-С наступающим, лисенок!
Ведь он так ее любил! Он был готов положить к ее ногам все звезды Мира!
В это же мгновение Мара почувствовала, как в глазах предательски защипало…
-Спасибо, Сашенька!… – тихо в ответ шепнула она. И вдруг увидела, как к ней со всех ног несется с микрофоном Мышка.
Оказывается, она и не слышала, как конферансье торжественно объявил ее выход! В зале на несколько секунд стало тихо. Гости с удивлением и нескрываемым интересом смотрели на замешкавшуюся девушку. Кто-то даже привстал, чтобы было виднее.
-Это твой звездный час, - шепнула Ася, вручая подруге микрофон.
Звездный час??? Мара ощутила в руке знакомую приятную тяжесть, чувствуя как ее начинает охватывать волнение. Сто пятьдесят пар глаз в ожидании глаз были устремлены на нее.
Полина снисходительно сложила руки на груди и усмехнулась. Светка уже мило беседовала с молодым человеком. Теперь она даже была рада, что послушалась свою сотрудницу. Настроение у нее было распрекрасное! Молодой человек представился Павлом. Он работал в иностранной компании, много путешествовал, с удовольствием рассказывал о своей работе и вообще оказался приятным собеседником. Светка была на верху блаженства!
- Хм…попахивает самодеятельностью, - съязвила Полина, предвкушая полный провал. Ну никак не желала она принимать всерьез эту шестнадцатилетнюю девчонку, опутавшую взрослого мужчину.
Мысленно она себя ругала, что вот так запросто, три года назад бросила все и уехала за три девять земель… И что же вышло из этой затеи? Промаявшись три долгих года, она вернулась ни с чем. Но эта школьница??! Все что угодно… 
Пусть недолго и совсем не всерьез, но она нравилась Дымову. Она помнила, как он оказывал ей знаки внимания, и она словно нехотя принимала их. А теперь все изменилось до наоборот! И Полина не смогла с этим примириться… Теперь эти знаки внимания ей приходилось выпрашивать… Она видела, что он стал другим. Суровым. Жестким. Не осталось и тени прежней беззаботности, юношеского максимализма и веры в добро…Где, за какой невидимой чертой остался тот веселый молодой человек, с взлохмаченными (тогда Дымов еще только начинал отращивать свой знаменитый хвост) волосами?!  И теперь, глядя на него из другого угла большого зала, она вновь открывала его для себя. Это был другой Дымов. Волосы собраны в тугой хвостик на затылке, вечной любимый им свитер сменился на строгий деловой костюм, взгляд спокойно и без особого интереса блуждал по залу и сидящим за столиками людям. Особой теплотой его взгляд наполнялся, когда он смотрел на Мару. Оказывается, он может быть очень предупредительным и почти добрым… И это почему-то задевало ее. А может не могла она себе простить, что сама же все испортила тогда? Или чувство уязвленного самолюбия терзало ее оттого, что не она, а Мара сейчас находилась там, рядом с ним?
-Какая-то школьница… - вдруг горько пробормотала она, и потянулась в сумочку за сигартами. Умом она понимала, что все, что она сейчас испытывала не имело под собой никакой почвы. Ведь ее так долго не было. Но Полину нестерпимо, до невозможности сильно манил взгляд тех карих глаз со скрытым в их немыслимой глубине негасимым огоньком… Она чувствовала, как с каждой минутой мысли и чувства отказываются повиноваться холодному рассудку.
И все-таки, постепенно понимала, что не только красота этой девочки-женщины притягивала Дымова, хотя она была настоящему красива. От нее веяло спокойствием и уверенностью, а еще… Еще достоинством. И Полина невольно даже позавидовала ей …
Мара оглянулась на сцену, словно искала кого-то. На сцене уже стояли музыканты готовые к выступлению. Знакомые по школе ребята. Кто-то кивнув, улыбнулся ей, кто-то помахал рукой, и Мара улыбнулась им в ответ. Все они были очень рады встрече, и она видела это по их глазам. Там же, на сцене, уже находился и ее учитель по французскому, по совместительству музыкант, с которым они вместе разучили столько песен! С виду казалось, что Мара растеряна и не знает, как поступить дальше. Оглядываясь, она неожиданно столкнулась взглядом с колючим, неприятным взглядом новой знакомой с работы мужа…
Полина откровенно презрительно и враждебно продолжала смотреть на Мару.
 И Мара, не отрываясь, смотрела в глаза и ей. Смотрела без тени враждебности, без неприязни, казалось, что она сейчас улыбнется Полине как старой знакомой, с которой не виделась тысячу лет! Она знала, что та всей душой желает ей провала. Мара видела в ее взгляде злорадный блеск, но… Как ни странно, в душе не было ни капли обиды. Только выражение глаз было странным. Жалостливым и… сочувствующим. Она откровенно пожалела эту женщину. Рядом с ней была верная Мышка, и ребята из ее школьной музстудии, с ней был любимый… А тенью этой женщины было одиночество. И она искренне жалела ее.
Уже зазвучали первые ноты, и Мара словно проснулась от долгого сна. Она почувствовала, как к ней возвращается ее голос и прикрыла глаза, позволяя музыке нести ее по течению… Ведь она так любила петь!

Все сидящие в зале без труда узнали мелодию старого французского хита Далиды под называнием «Parolles, Parolles». Мара без труда преодолевала самые выскоие регистры, взбираясь еще выше. И ее голос звучал так чисто, что она ничем не уступала оригиналу. Если Далида пела низким приятным голосом, то Мара пела, словно звучали колокольчики, звонко и серебристо. А ее французский… Он ошеломил даже Дымова. И пока Мара пела – он не смел двигаться, не смел дышать…  Нет, он конечно знал, что она говорит по-французски и, даже по-английски, но что бы ТАК…
Конферансье приглушил свет в зале, и теперь Мара оказалась в светящемся круге. Но едва ли она что-либо заметила. Она медленно ступала по ковровой дорожке…
- Parolles, Parolles…Parolles…

Мужчины стали приглашать дам на танец, но Мара этого не видела.
-Parolles…
Восторженные взгляды следовали за освещенным кругом, но Мара их не замечала.
-Parolles…
Она чувствовала один лишь только взгляд любимого. Ведь она пела для него. И Дымов, который никогда не показывал своих чувств на людях, вновь ощутил в сердце щемящую боль, которую приносила ему беззаветная любовь к этой девочке. Музыка будила воспоминания, а ее голос заставлял трепетать каждую клеточку. И никто не заметил, как от переполнявших его чувств, покраснели глаза… И вновь  воспоминания накатили на него. Те далекие, но такие дорогие его сердцу воспоминания… А Мара пела, протягивая к нему руки, и он чувствовал, как от ее маленьких ладоней исходит то тепло, которое согревало его, словно маленькое солнышко непогожий осенний день… А ее серые, бездонные и бесконечно любимые им глаза,  сияли на ее милом лице, словно две звезды…И он хотел бы никогда не отводить глаз от этих звезд!
Затихли последние ноты, и… зал разразился аплодисментами. Мара устало опустила руку державшую микрофон и неожиданно как-то сникла, чувствуя, как ускользает ощущение чего-то неуловимо прекрасного, и это приносило разочарование. И так было всегда, когда стихали последние звуки мелодий,  и каждый раз ей хотелось, чтобы эти мгновения длились вечно…
Александр медленно подошел к ней. Он был сражен наповал. Мара прижала к груди микрофон.
-А я и не знал… что ты вот так…можешь … - он неожиданно смолк. И не находя больше слов, чтобы выразить все, что чувствует, он просто привлек ее к себе и крепко обнял. О господи! Его сердце… Оно стучало так громко, что стук этот эхом отдавался в ее груди!
Послышался бой Кремлевских курантов, отображаемых на огромном экране над сценой! Мара подняла взгляд на любимое лицо и замерла. У нее не было сил оторваться от Александра, чтобы взять бокал с подноса, перекинуться парой слов с Мышкой, которая что-то восторженно говорила, улыбнуться Бронскому… Но она этого и не хотела. Дымов крепко сжал ее руку и посмотрел на часы. Официанты разносили шампанское, гости дружно отсчитывали каждый удар.
И когда, наконец, отзвучал последний, Дымов глубоко вздохнул. Звон бокалов наполнил праздничную атмосферу торжественностью… Посыпались заздравные тосты, поздравления… А у него в сердце было тихо-тихо… Вот и наступил момент, которого все так ждали. Сколько заманчиво-прекрасных обещаний нес им этот наступивший новый год! И он верил в то, что они обязательно сбудутся!
Александр снова прижал ее к себе, коснулся губами ее виска…
-С новым годом, - прошептал он ей на ухо.
-С новым счастьем! – эхом откликнулась она.

Они еще долго и со смехом вспоминали ту прекрасную лунную новогоднюю ночь. И Мара впервые в жизни почувствовала, что это такое – Новый год! В эти прекрасные мгновения ее окружали столько хороших и любимых ею людей! Мышка, Дымов, Бронский и его супруга Ирина, с которой они очень поладили. Даже присутствие Полины не смогло испортить ей настроения. Они танцевали и даже участвовали в веселых конкурсах. Мару, пока она не спела еще несколько песен, публика никак не желала отпускать. А еще они вместе хохотали над Бронским, найдя его в обществе солидных дам, весьма подвыпившим. Тот с серьезным лицом, заикаясь, пытался договорить фразу:
-Ос..сновным…л…лейт-т-т-мотивом про…прозы Достоевского были бо… боль и страдания, перенесенные им… в детстве…
Лица у женщин были очень серьезные.
Мара и Александр, услышав Бронского, переглянулись.
-Бронский, кажется, нашел благодарных слушателей…На меня его деферамбы в адрес исскусства и литературы не действуют,  - смеясь, шепнул ей на ухо Дымов.
Мара хмыкнула себе под нос.


Глава 4
«Я подарю тебе свет…»
В апреле наконец-то произошло событие, которого все с нетерпением ожидали: на свет появилась Аленка. Мышка все чаще засиживалась у Мары допоздна, а временами и вовсе оставалась у нее ночевать. Но в тот вечер все же отправилась домой – Мара ожидала приезда Дымова из долгой командировки.
Веселая капель барабанила по железному подоконнику. На улице ярко светило солнце, слышалось чириканье птиц, крики играющих детей. Мара тяжело поднялась с кресла. Уже второй день болела поясница, изредка она ощущала, как где-то внизу живота появлялась и тут же исчезала вяжущая боль. Мара со страхом думала,  что у нее, возможно, начинаются роды. Но боль проходила, и она успокаивала себя, что это ложная тревога.
Дымова с ней не было. Теперь ему приходилось отлучаться часто и подолгу. Мара могла видеть его лишь поздно вечером или рано утром. Дымов в это время спал беспробудным богатырским сном, и в эти минуты, глядя на его уставшее лицо, Мара понимала насколько тяжело ему давались эти ночные ежедневные дежурства в доме богатого клиента, который с недавних пор пользовался услугами агентства «Виктория». Каждый раз, когда он уходил на работу, она встречала его виноватый взгляд, в котором сквозило сожаление. Взгляд, просящий прощения.  Но Мара молчала. Да и что она могла сказать человеку, которого любила больше всех на свете? Который стал для нее всем: кроме него у Мары никого больше не было… И она снова и снова тихонько прижималась к нему на прощание, зная, что опять не увидит его целый день. А возможно и ночь… Или неделю… Но она ни разу не обмолвилась о том, как тяжело ей было расставаться с ним. Мара была рада тому, что он есть у нее, а о большем она и мечтать не смела.
Недельная командировка Дымова затянулась на месяц. Мара свернулась калачиком на кровати, пытаясь защититься от нарастающей боли. Но она была настолько сильной, что Мара не выдержала и тихонько заплакала. В эту минуту ей было настолько одиноко, что даже будь с ней ее мачеха, она бы и ей обрадовалась как родной… Но в квартире кроме нее и маленького котенка, которого Дымов подобрал на улице, никого не было. Пушистый комок весело прыгал по кровати, играя с клубком ниток.
Боль стихла на мгновение и вновь усилилась. Очередная схватка была настолько сильной, что Мара вскрикнула. Надо было что-то делать! Она потянулась к телефону, благо он всегда был под рукой. Это уже вошло в привычку: она в любое время ждала звонка Дымова.
На другом конце провода ответили не сразу. Наконец, заспанный голос недовольно пробурчал в трубку «Алло».
Скорая приехала через полчаса. Мару едва держали ноги, когда она дрожащими руками открывала дверь. На пороге стоял немолодой усатый мужчина, судя по всему врач, и женщина лет тридцати, его ассистентка. Лишь только бросив взгляд на Мару, он определи истинное положение вещей.
-Да ты, милая, рожаешь… Быстро собирай вещи, едем в роддом…
-В … роддом? Я не хочу… - прошептала она, в страхе прижимаясь к стене. Со лба струился холодный пот. – Я боюсь!
Врач скорой помощи неожиданно разозлился.
-Ну так ты сейчас здесь в коридоре и родишь! Если тебя это устраивает - оставайся! У меня еще три вызова!
-Откуда у нас столько мамаш малолетних? Еще небось и ребенка-то в приюте оставит!… - недовольно пробурчал он. – Возишься с ними, возишься! Небось тоже в подоле принесла родителям?…
Говорил он быстро, шепелявил. Опять стало больно. И Мара вскрикнула, приседая. Если бы не живот, она согнулась бы пополам, наверное.  Из последних сил Мара побрела собирать вещи. Второпях нацарапала на смятом клочке бумаги записку – кто знает, сколько ее не будет и когда вернется Александр…  Из коридора слышалось недовольное ворчание врача. За что ее так унизили? В чем она провинилась перед этим человеком, который давал клятву Гиппократа, помогать всем нуждающимся в его помощи? И никого не было рядом, чтобы поддержать, чтобы спрятаться от незаслуженных оскорблений…
-Сашенька… - шептала она, по-детски размазывая слезы по щекам. – Ну где же ты, миленький? Ой, как больно!…
Еще один приступ боли заставил ее согнуться. Но она упрямо закусила губу. Нет, она больше не будет кричать!
Тело словно изнутри разрывалось на мелкие кусочки. Она казалась маленьким ребенком, которому незаслуженно причинили боль и он не понимал: за что?
Скорая быстро доставила ее в приемный покой. Сонная санитарка смерила ее недовольным взглядом.
-И чего ей рожать посреди ночи вздумалось… - проворчала она.
Сквозь боль Мара уже не слышала этого ворчливого голоса. Все остальное она помнила смутно… Брань санитарок, окрики врачей… Она помнила, что ее куда-то вели, переодевали… Не знала сколько прошло времени, была ли сейчас ночь, или уже наступило утро. Время, казалось, остановилось. Она лишь испуганно вжималась в большое кресло, стараясь защититься от душившей ее боли и изо всех сил сжимала подлокотники.  Где-то за дверью громко переругивались не выспавшиеся медсестры. Смутно, словно в тумане, она видела перед собой лица, слышала чьи-то голоса… Но все это было так далеко от нее…
А наступившее вслед за той ночью утро было на редкость тихим и приветливым. И Мара уже спала, измученная, но безмерно счастливая! А рядом в больничной тележке сопела малышка. Такими их и увидел пришедший вечером Дымов. Уж как его пропустили в отделение, одному Богу известно. А в приемном покое от любопытства и неизвестности томилась Мышка. Было еще очень рано.
Александр присел на табуретку, осторожно поставив пакет со всякой снедью на тумбочку. Осторожно погладил Мару по волосам, с нежностью глядя на любимую… А потом его взгляд обратился на дочку. Волна необыкновенной нежности захлестнула его. Он смотрел на малюсенькие пальчики, маленькое личико и никак не мог поверить в происходящее. Улыбка засветилась на его лице. Он робко дотронулся лобика девочки.
«Дочь…Доченька…» – тихо пропело сердце. «Какая же ты маленькая! Какая хрупкая… Ты еще спишь. И не знаешь, что ты - уже самый главный человек в нашей жизни…»
-Ее зовут Аленка, - тихо прошептала Мара. Она уже не спала, только лежала с закрытыми глазами.
Услышав знакомый голос, Дымов обернулся. Лицо его сияло.
-Марушка… - ласково прошептал он, бережно беря ее руку в свою. Маленькая ладошка исчезла в его сильных руках. Он целовал тонкие пальцы, каждый ноготок, и не мог наглядеться на любимую. Дымов молчал, боясь, что не сможет выразить словами все, что чувствует.
-Я прилетел ночью, вылет самолета из Москвы задержали. Зашел в квартиру – а там никого. Только записку нашел… И сразу же поехал сюда.
Вместо ответа Мара лишь улыбнулась.
-Как тебя сюда пустили? – удивилась она.
Дымов ухмыльнулся.
-Это отдельная палата. Поэтому сюда пускают родственников и мужей.
Он вновь взглянул на малышку.
-Она такая маленькая! – вырвалось у него. Мара повернула голову. Ей и самой было странно. Этот маленький человечек перевернул всю их жизнь. Подумать только, всего лишь несколько месяцев назад жизнь этой крохи висела на волоске… Дымов вновь склонился над люлькой, изучая незнакомку. Каждая черточка маленького личика напоминала ему любимую женщину.
-Она похожа на тебя, - улыбнулся он. – И она просто принцесса!
Дымов почувствовал острое желание взять малышку на руки, но побоялся: ведь она была такая маленькая, а ему никогда раньше не приходилось держать на руках новоржденных!
Мара не моргая смотрела на Дымова. Он еще сильнее сжал ее маленькую ладошку и, проникновенно глядя ей в глаза, вдруг прошептал:
-Спасибо тебе, родная… Спасибо за это чудо!
Мара в ответ погладила его по небритой щеке. Слезинка счастья мелькнула и пропала в ее глазах. Этот мужчина завораживал ее, заставлял ее сердечко биться в два раза быстрее… Взгляд темных карих глаз проникал в душу. Не одну женщину покорили эти красивые лучистые глаза. Но от них исходила такая теплота и нежность, что сердце Мары сладко замерло: ведь все это предназначалось ей!  И только ей…
-Значит, Аленка, говоришь? – вдруг тихо засмеялся он, словно бы до него только дошел смыл слов, сказанных Марой несколько минут назад.
Ответом ему был тихий, похожий на писк, звук, раздавшийся из люльки. Дымов наклонился над дочуркой.
-Эй! Аленка! Привет. Давай дружить?
И тихо светло и радостно рассмеялся.

Тихо и размеренно тикали часы на комоде. Они показывали ровно восемь утра. За окном ярко светило солнце, а в комнате за завесой тяжелых гардин все еще скрывался сумрак. Полина сладко потянулась наслаждаясь негой мягких простыней. Она все еще лежала с закрытыми глазами, мечтая о том, как однажды проснется и увидит рядом с собой Александра Дымова. Стоит лишь ей протянуть руку, и под маленькой ладонью окажутся сильные упругие мышцы… Мечтания прервал нечленораздельный звук развалившегося рядом Гринберга. Полина презрительно покосилась. Начинающий лысеть и набирать лишний вес бизнесмен ей совсем не нравился. Их связь длилась немногим более трех месяцев.
Гринберг рассчитал верно. Подосланный им Дмитрий Непальков, которому было приказано выяснить всю шататную численность организации, в которой работал Дымов, род его занятий, время, когда он присутствовал на работе и отсутствовал дома, а также людей, которых ему по долгу службы приходилось охранять, известил Гринберга о том, что в бухгалтерии охранного агентства работает некая Полина, которой Дымов был не безразличен. На вопрос, откуда он все это узнал, Непальков ухмыльнулся.
-Я, Геннадий Алексеевич, не только с Полиной познакомился. Там есть дамы и посимпотичнее.
И заговорщически подмигнул.
Гринбергу теперь оставалось лишь набрать номер бухгалтерии.
Разговор с человеком, обладавшим таким приятным баритоном, завязался сразу. Геннадию Алексеевичу ничего не стоило набрать «ошибочный» номер. Первым знаком внимания взбудоражившим всю бухгалтерию были шикарные красные розы… Гринберг осыпал Полину цветами и подарками, читал в телефонную трубку стихи, и чувствовал себя полнейшим дураком. Но цель стоила того. Янсон все еще предлагал ему очень крупную сумму денег за Мару. Куда большую, чем до того, как Мара ушла из дома. Только девушка ему теперь была нужна уже не для сына.
Гринберг при тогдашнем разговоре поморщился, но сумма, предложенная партнером по бизнесу заставила Гринберга сесть. Это была внушительная сумма, у бизнесмена перехватило дыхание. Слишком большая была сделана ставка…

Неожиданно затренькал звонок телефона. Полина нехотя потянулась за трубкой. Непривычно громкий голос Светки неприятно резал слух.
-Полинка! У Дымова родился ребенок! Слышишь?! Девочка! Приходи скорее! Отмечать  будем! Ты бы видела его довольное лицо…
Она кричала что-то еще, но Полина не  слушала. Это известие больно резануло по сердцу.
-Хорошо, я скоро приду… - ровным голосом ответила она и положила трубку. На другом конце провода Светка удивленно замолкла, услышав неожиданные гудки. Может не стоило звонить?
Полина принялась расталкивать Гринберга.
-Вставай! Мне надо на работу.
-Что такое?! Почему такая спешка? – Геннадий мигом проснулся.
-У нас эээ… произошло событие…
-Что еще за событие? – недовольно пробурчал предприниматель.
-У одного сотрудника первенец родился. Счастливый папаша просто не выживет без моих поздравлений…
Она ядовито усмехнулась.
И тут Гринберг смекнул.
-Ба… Первенец, говоришь?
На сборы ушло чуть больше получаса. Уже сидя за рулем, Гринберг, наконец, решил окончательно поговорить с Полиной. Машина неожиданно остановилась на обочине. Полина вопросительно взглянула на любовника.
-Почему мы остановились?
-Вот что, Полин… Ты ведь встречаешься со мной не из-за того, что я тебе так сильно нравлюсь, и тем более не из-за того, что так уж влюблена в меня…
-Ты это к чему? – Полина искренне не понимала.
-Разговор есть… Серьезный разговор, - мужчина хлопнул ладонями по рулю.
-Ну так говори! Не тяни резину! – Полина вдруг рссердилась.
В ответ на это Гринберг вынул из своей деловой папки несколько фотографий.
-Вот здесь, есть та, которая нужна мне. И тот, кто нужен тебе. Давай договоримся. Ты помогаешь мне, и получаешь то что нужно тебе. Я помогаю тебе, и получаю то что нужно мне.
Полина с интересом взяла фотографии. Это были те снимки, которые некто прислал Гринбергу еще осенью. Они лежали в почтовом ящике вместе с теми приглашениями на презентацию…
-Это Дымов? А ее я видела на новогоднем вечере… Откуда у тебя эти фотографии?!
Гринберг отобрал фотографии.
-Я не отвечаю на лишние вопросы, - тихо и как-то зловеще произнес он, как-то странно выделив интонацией слово «лишние». – Это касается только меня. Я знаю, что ты просто сохнешь по этому охраннику...
При этих словах его губы сжались в тонкую ниточку. Он начал приходить в ярость.
-Вот и моя дочь, моя глупая приемная дочь, вляпалась в это дерьмо, родила ублюдка, и разрушила все мои планы…
Тут он запнулся, поняв, что сказал не то, что нужно. Полина прищурилась, до нее медленно начал доходить смысл происходящего.
-Так значит эта школьница – твоя дочь? И встречался ты со мной из-за того, что бы вернуть ее на путь истинный?
Она вдруг расхохоталась.
-Только я тебе не буду помогать. Мне проблемы с милицией не нужны. Ты у нас криминальный авторитет… А Дымова я у нее и сама отобью!
Холодное дуло пистолета неожиданно уперлось ей в солнечное сплетение.
-Ты ПОМОЖЕШЬ мне, - тихо произнес Гринберг. Полина в ужасе опустила глаза на руку с пистолетом…
-Ну, и какой тогда план?

Спустя месяц

Щелк! Фотография с тихим жужжаньем медленно выползла из фотоаппарата «Полароид».
Дымов тихонько присел на край кровати. Осторожно положил фотоаппарат на ковер, стараясь действовать как можно тише, чтобы не разбудить спящую Мару. Это были те немногие часы, когда она, утомленная ночными дежурствами у кроватки дочери, наконец-то засыпала.
Александр даже затаил дыхание. Его дочурка, совсем еще крошка, тоже тихонько посапывала возле Мары, охраняемая ее заботливой рукой. «Месяц… Подумать только, прошел всего лишь месяц с того дня, как ты  появилась на свет…» - он легонько коснулся пальцами малюсенького кулачка, чувствуя, как нежность переполняет его. Нежность и восторг… Александр подавил искушение взять малышку на руки – не хотелось тревожить спящих.  Он заботливо укрыл их одеялом.
Неожиданно яркий луч солнца скользнул в затемненную спальню. На улице стояла теплая майская погода, слышалось веселое чириканье воробьев, повсюду пробивалась первая зеленая трава… Александр поправил съехавший набок чепчик на головке дочери, присел на ковер, облокотившись о край кровати, и принялся мечтать.
Это был один из тех немногих дней, когда он был дома, никуда не спешил и мог наслаждаться уединением с дорогими ему людьми…
И не думал он, что скоро беда опять постучится в его двери.

А пока время неумолимо убыстряло бег. В его квартире скапливались все кому не лень. Александр в этот сложный и одновременно волнующий для обоих период узнал как на самом деле много у него хороших друзей и знакомых. Не будь верной Мышки, ее мамы, Бронского и его жены, и товарищей с работы, им пришлось бы куда труднее… Он был счастлив. Ему доставляло удовольствие купать малышку, качать ее на руках, гулять с ней, когда это удавалось…
И так оказалось, что лето наступило совершенно неожиданно. Такое же солнечное и теплое, как и в прошлом году. Никогда еще Мара не казалась ему такой красивой, как в это лето. Дымов смотрел на нее и понимал, насколько она повзрослела за это время. Он невольно сравнивал ее с той девочкой, которая сидела на скамеечке в скверике еще год назад. Внешне Мара изменилась совсем мало: также ниспадал на плечи каскад длинных русых волос, также просто и с любопытством смотрели на мир серые глаза, а стройная фигурка вызывала восхищенные взгляды проходящих мимо мужчин…  Исчезла только юношеская беззаботность, во взгляде появилась задумчивость, в движениях - плавность. От нее веяло уверенностью, уютом и спокойствием. И Дымов с наслаждением погружался в этот, неведомый ранее для него мир… И для него было нескончаемой мукой каждый раз уходить, оставляя ее одну, и не знать, какой же сюрприз преподнесет следующий день…


Дымов тяжело поднялся с кровати. Воспоминания о ссоре вызывали глубокое чувство вины. Он походил, засунув руки в карманы. Сейчас он даже не мог вспомнить ту грань, за которой работа превратилась в зарабатывание денег. Ведь он хотел, чтобы у его любимой было все, чтобы она ни в чем не нуждалась. А жизнь становилась все труднее, предприятия разорялись, люди оказывались на улице. Устроиться можно было лишь на ту работу, где платили очень мало либо вовсе не платили. А вокруг больших денег вертелся криминал…  И в этом криминале по долгу службы приходилось вертеться и Дымову. На вещевых рынках процветал рэкет, воровство, попрошайничество. «Адова работа», так называли свою работу охранники «Виктории». За свою безопасность клиенты платили деньгами, охранники же платили жизнью…
Куда она могла уехать? Милиция все еще продолжала поиски пропавшей Мары, но безуспешно. Дымов раздраженно поморщился. Милиция… Что могла сделать милиция? У нее были сотни  таких же  безнадежных дел, как его. Жизнь с того дня превратилась в непонятную круговерть: утро, дорога на работу, работа, дорога домой. А по вечерам он садился в машину и колесил по улицам, улочкам, подворотням, в поисках Мары, но безрезультатно…

Александр остановился напротив комода с зеркалом. На него смотрело его отражение. Задумчиво, серьезно смотрело. И грустно. Он медленно взял в руку браслет, в спешке брошенный Марой на комод. Тот самый, что он подарил ей на новый год. Он так и остался лежать здесь с того дня как она ушла. Ушла, взяв только свои вещи и Аленкины ползунки и пеленки. Деньги остались лежать не тронутой пачкой в комоде. Тревога, словно большая и противная крыса, грызла его, причиняя с каждым укусом новую боль. Он надеялся, что через несколько дней она сама объявится, схлынут эмоции, и они, наконец, смогут объясниться. Но Мара не объявлялась. И Дымов понял, что эту девушку не так-то трудно будет сломить. Не удалось это сделать ее отцу, не удалось сделать ему, не удастся это и самой Судьбе. Она скорее закусив губу и сцепив зубы будет пытаться сделать все сама, чем попросит помощи. Он знал, что она будет плакать, тихо, неслышно, так, чтобы никто не увидел этих слез, но никогда не позволит кому-либо себя жалеть. И лишь немногим она доверяла. Одной из таких людей стала Мышка. А он, Дымов, вышел из ее доверия. И ему было горько от одной этой мысли. Ведь он любил ее. Полюбил с того дня, когда она впервые появилась в скверике под сенью раскидистых тополей, когда листья были еще зеленые, а солнце так приветливо играло с ее золотыми  локонами…
И даже почти выпитая седьмая литровая бутылка пива «Асахи» не могла уменьшить жалящего чувства вины…

Глава 5
«Ссора»
Мара тихонько напевала, покачивая колыбель, когда под окнами спальни наконец раздался шум двигателя подъезжавшей машины. Едва рассеивая  сумрак комнаты, горел ночник. Она неслышно подошла к окну и выглянула в него. Снаружи едва угадывались знакомые очертания белой Тойоты Дымова. Фары были выключены.
В это мгновение часы пропикали полночь. «Надо бы ужин разогреть» - мелькнуло в голове. Дверь машины долго не открывалась, и Мара удивленно вгляделась в ночную темноту: может ошиблась, не та машина?
В кабине воцарилась тишина. Александр остановил машину.
-Приехали, Полиночка… Ты иди, а я поставлю машину на стоянку, - он наконец нарушил тишину. 
-Саш, ну проводи меня хотя бы до подъезда… Темно ведь, сам знаешь, какие у нас тут маньяки водятся…
Подавляя вздох, Александр открыл дверь.
-Ну пойдем, - пробормотал он, выбираясь из машины. Заметив, что Полина не спешит выходить, он нагнулся и с сарказмом добавил:
-Не сочтите за грубость, Полина Ниловна, дверь открывается очень легко… Стоит лишь потянуть за вон ту выступающую часть…
И обаятельно улыбнулся.
-Ну и манеры у тебя, Дымов… - обиженно пробурчала женщина. – Интересно, а с женой ты тоже так обращаешься?..
Дымов промолчал. Он вообще избегал разговоров о своей личной жизни. А такие вопросы всегда задевали его. Исключение составлял только Бронский, и то – заслужив его доверие спустя много лет работы в одной фирме.
Александр захлопнул дверцу, проверил сигнализацию. Затем посмотрел на часы. Десять минут первого.
-Ну, пойдем… Только быстро… - он проверял карманы – на месте ли рация и документы, когда произошло неожиданное. Полина, бесшумно, словно кошка подошла к нему вплотную. Ее изящные руки обвили его шею.
-Что…что ты делаешь??! – возмутился Александр.

Мара испуганно отпрянула от окна. Свет от фар проезжавшего мимо автомобиля на мгновение осветил  два силуэта, слившихся в страстном порыве… И в одной из фигур  она узнала Дымова! А во втором… «Нет, мне наверное показалось…» Белокурая стройная женщина очень походила на новую сотрудницу Дымова. Кажется, новый бухгалтер в фирме «Виктория». На душе вмиг стало горько. Мара отошла от окна - наблюдать за этой безобразной сценой у нее не было ни сил, ни желания. Оперевшись о трюмо, она  вгляделась в свое отражение в зеркале. Потом дрожащей рукой собрала распущенные волосы. Может, она перестала следить за собой? С сожалением она взглянула на свадебную фотографию, стоявшую на прикроватной тубочке Дымова, и тяжело опустилась на кровать. Волосы опять в беспорядке рассыпались по плечам, она плотнее закуталась в махровый халатик. Словно маленькие молоточки в голове стучали мысли: Что она сделала не так? В чем провинилась? За что ее так?! А за этими вопросами появилось жгучее чувство обиды.
За окном раздалось  хлопанье дверей автомобиля и шум двигателя. Он уехал. Мара непроизвольно сжалась в комочек, в висках стучало. Сколько она так просидела? Час? Два часа? Когда в двери послышался звук отпираемого замка, часы показывали без пятнадцати час. Выходит, даже часа не прошло. Мара вдруг с ужасом подумала о том, как она будет жить дальше, как будет с ним разговаривать? Вот сейчас он войдет… Она знала, что не сможет жить так, как будто ничего не случилось, не сможет лгать, что ничего не видела… «Господи, но ведь все было так хорошо!»
-Я думал ты давно спишь… - Дымов вошел в комнату. Мара сидела не оборачиваясь, не в силах вымолвить ни слова. Но он видел, что она вздрогнула от звука его голоса.
-Что с тобой? – он устало сел на кровать, привычным движением снимая резинку с волос. Настроение у него было прескверное. Выходка Полины выбила его из колеи, он чувствовал себя не в своей тарелке. А молчание Мары усиливало и без того немалое беспокойство.
-Ничего, - тихо выдавила она из себя. – Ужин на плите. А мне не спится… Пойду разогрею…
Она порывисто встала с кровати и направилась вон из комнаты.
-Не стоит. Я не буду ужинать. Я очень устал, лягу спать. Завтра рано вставать…
Мара медленно обернулась. Она долго смотрела на него, не решаясь сказать того, что лежало на душе, но под этим несчастным взглядом Дымов вдруг почувствовал себя виноватым школьником. И разозлился.
-Ну что ты на меня так смотришь?
Теперь уже и он вскочил с кровати, отходя к окну. И тут до него вдруг дошло.
-Ты что, за мной следила?! – увидев отдернутую занавеску, зло прищурился он. Мара отшатнулась. Таким злым она видела его лишь однажды…
Она сделала еще один шаг назад.
-И с каких это пор ты стала Шерлоком Холмсом, дорогая моя? – язвительно переспросил Дымов. Нет, он чувствовал, что неправ, что если он сейчас не остановится, произойдет ужасная ссора. Но постоянная усталость и напряжение сделали свое дело.
Мара молча проглотила обидные слова.
-Ну, что ты Сашенька… - прошептала она. – Как можно?…
-Как можно?! – неожиданно взорвался Дымов.
-Я не собираюсь оправдываться перед тобой, словно школьник, которого ты поймала с поличным! Поверь, у меня очень много работы, чтобы еще ты укоряла меня в чем-то. Я не знаю, что ты там видела, - он ткнул пальцем в окно, - мне все равно! Поняла?
-Мне пле-вать!
Он стремительно вышел из комнаты, задев рукой вазу с цветами. Ваза упала, и ее осколки разлетелись по полу. Заплакала разбуженная громкими голосами Аленка. Мара в ступоре стояла посредине спальни.
-О, боже, как мне все надоело!..  – прорычал Дымов, на ходу со всей злости ударив кулаком по косяку. Отбитая краска осыпалась на пол. А еще через несколько минут хлопнула входная дверь.
Мара машинально сделала шаг. И тут же вскрикнула.
-Ай!..
Она совсем забыла об осколках. На месте пореза, на внутренней части стопы, появилась кровь. Неожиданная боль заставила ее очнуться от оцепенения. В колыбели жалобно плакал ребенок. И услышав этот жалобный беспомощный плач, у Мары стало тоскливо на душе. В душе смешалась буря чувств.
-Сейчас, сердечко… Сейчас мама возьмет тебя на ручки… - приговаривала она, глотая слезы и шаря в тумбочке. Наконец, в аптечке нашелся бинт. Кое-как перемотав рану, она схватила дочку на руки. И крепко прижала к себе, целуя маленькие кулачки.
-Ну вот, и опять мы остались одни! – горестно зашептала Мара, укачивая ребенка. – Мы с тобой одни на всем белом свете, Аленка! Пришло самое время задуматься: а нужны ли мы твоему папе? Или для него важнее его работа? Или эта морковка на цыпочках…
Она примолкла, сглотнув слезы. Малышка начала тихонько посапывать у нее на руках. «Надо собрать вещи…» - вертелась в голове неотвязная мысль. Еще несколько часов назад этот дом был ее домом, а теперь Мара всем своим существом чувствовала свою ненужность в нем. «Но куда я пойду?» - со страхом думала она, понимая, что далее здесь оставаться попросту не сможет.
Остаток ночи она провела, собирая вещи, укачивая дочку и лихорадочно обдумывая дальнейшие планы. Оставаться здесь, где ее предал самый дорогой человек, она больше не хотела. Чувство обиды и унижения гнало ее прочь. И она с трудом дождалась, когда багровая заря осветила небо. Едва начало светать, она бросилась к телефону. Сумка с вещами уже стояла у дверей. В ней уместились ее вещи и одежда ее малыша.
И опять на помощь ей пришла Мышка… Телефонный разговор с ней занял не более пяти минут.
Мара бросила трубку на телефон, подхватила на руки дочку, взяла сумку и – остановилась перед дверью. А может – вернуться? Но это значило - остаться с человеком, которому она стала в тягость, чувствовать его отчужденность и холодность. «Нет, пусть уж лучше одиночество, но только бы не видеть недовольство на его лице, не выпрашивать крохи любви, не вымаливать их…» И, собравшись с духом, она толкнула тяжелую дверь. Теперь она знала куда идти и что делать. Выбора у нее не было.


Глава 6
Заговор

Бронский подсел на край стола, озабоченно глядя на Дымова. Тот не обращая внимания на сотрудника полулежал на столе, положив голову на руки.
-Сань… - неуверенно окликнул друга Бронский. – Ты неважно выглядишь…
Дымов медленно отнял голову от рук и исподлобья посмотрел на Олега.
-А что, сильно заметно? – он попытался съязвить, но попытка вышла жалкой и неумелой. Он действительно выглядел ужасно. Покрасневшие от бессонницы глаза, небритая неделю щетина, изможденный вид говорили о том, что ему несомненно нужен отдых. Бронский оперся о столешницу.
-Может тебе взять отпуск, Саш? – тихо спросил он. – Ты слишком много работаешь, нельзя так.
Дымов хлопнул ладонью по столу.
-Я был неправ, Бронский! Я был неправ…
Он встал и заходил по кабинету. Потом остановился напротив окна, разглядывая освещенный ночными фонарями скверик.
-Я ведь люблю ее… больше жизни люблю… И вместо того, чтобы успокоить, сказать, что то, что ей почудилось в окне - именно почудилось… Я наорал на нее… - хрипло прошептал он. Он медленно повернулся и с болью посмотрел на приятеля. Отчаяние было написано на его лице.
-Ответь мне на один вопрос, Бронский… Почему я такая свинья?!
Бронский стушевался.
-Ну…наверное потому, что ты всегда сначала делаешь, а потом думаешь… А надо наоборот!
Дымов вздохнул и опять отвернулся. Холодная октябрьская погода давно остудила его разгоряченные эмоции, а ночной город успокаивал.
-Ты наверное правильно говоришь, мне нужен отпуск…
Бронский положил ладонь на плечо Александра.
-Вот что. Ты сейчас пойдешь и ляжешь на диванчик в бухгалтерии, отоспишься до утра. А утром пойдешь домой и объяснишься с Марой. Сейчас тебе делать там нечего – только масла в огонь подольешь…
Дымов, помедлив, кивнул. На душе стало немного легче. Он благодарно улыбнулся другу.

Полина в ярости отшвырнула сумочку. Ну, Дымов! Ну, идиот! Такого позора она никогда еще не испытывала! И домой ей пришлось возвращаться в одиночку.
-Он просто сел в машину и укатил! – возмущенно воскликнула она. – Он обошелся со мной как с глупой школьницей!!
А она-то ожидала, что он не устоит перед ней! А вместо этого, Александр молча отстранился, с неприязнью глядя на женщину.
-Извини, Полиночка… - передразнила она Дымова.
–Черт бы тебя побрал…
Она откинулась на спинку дивана, нервно поправляя прическу. Потом достала из журнального столика пачку сигарет «Вог». Закурила. Время приближалось к часу ночи. Неожиданно зазвонил телефон. Полина вздрогнула, едва не выронив сигарету из пальцев…
-Ну что там? – на другом конце провода даже не поздоровались. В резком голосе Полина узнала Гринберга. Она судорожно перевела дыхание.
-Пока – ничего, - услышала она свой хриплый голос.
-Мне это не нравится…  - в голосе Гринберга послышались грозные нотки. Полина вспылила.
-Мне – тоже! Если хочешь знать, я делаю это не ради тебя, и твоего пресловутого плана. Тебе нужны деньги, а мне нужен Дымов. И ты мне его обещал! Завтра ключи будут у меня, и ты сможешь забрать Мару, похитить ее, или что ты там собирался сделать... Ее муженек завтра на дежурстве всю ночь, и Мара останется одна. Только Дымов – мой!
Гринберг поморщился.
-Ладно, не ори… Даю тебе еще день. И не больше. В противном случае, Дымов очень сильно пострадает!
Бизнесмен выключил сотовый и знаком подозвал официанта.
-Бутылку самого лучшего коньяка! – приказал он.
Затем огляделся. Атмосфера ресторана «Ред Роуз Плейс» располагала к веселью. Вернулись на сцену после недолгого перекура музыканты, и снова зазвучала музыка. Гринберг с удовольствием оглядел присутствующих. Пригласить на танец вон ту бесподобно красивую незнакомку?… Он усмехнулся про себя, вспомнив диалог с Полиной. «Дымов в любом случае пострадает… Этот так называемый муженек моей приемной дочки еще заплатит за все… Ах, да… еще остается моя ненаглядная внучка! Вот еще та проблема…» - последняя мысль заставила его досадно поморщиться. Нет, лучше и правда пригласить ту красивую женщину… Он встал из-за столика и направился к высокой стройной черноволосой красавице, державшей тонкими изящными пальцами бокал с темной янтарной жидкостью…

Александр помедлил перед дверью, ища в кармане ключи от замка. Ну, вот и все. С сегодняшнего дня у него отпуск. Спасибо Светке, которая быстро оформила все документы. Он мельком взглянул на часы. Было половина одиннадцатого.
Странно, но ключей в кармане плаща он не нашел. «Куда же они подевались?» За дверью было тихо,  и даже как-то сонно…
-Не хотелось вас будить, дорогие, но … придется… И где я их мог потерять? – пробормотал он в задумчивости, и позвонил.
Никто не ответил, даже шагов не было слышно. Странно… Он позвонил еще раз. И еще.
И тут заметил, что дверь неплотно прилегает к косяку. Александр легонько толкнул ее и она открылась.
-Вот те раз… - удивился он.
И тут недоброе предчувствие защемило внутри… Не раздеваясь он прошел в спальню. Осколки разбитой вазы были убраны, постель аккуратно заправлена… Колыбель - пуста. На кухне царил идеальный порядок, на плите стояла сковорода с его вчерашним ужином. Недолго думая он бросился к шкафу. Полки, где когда-то лежала одежда Мары и Аленки, пустовали.
-Ушла???!
Дымов в изумлении отшатнулся. До него начал доходить истинный смысл происшедшего.
-Но куда???
Он огляделся, постепенно понимая, что Мара ушла. И не просто ушла – не в магазин, не на прогулку, - она ушла из его жизни. Солнечный луч бликами играл на золотой цепочке, в спешке брошенной на трюмо. Той самой, которую он подарил ей на Новый год. Дымов бережно взял ее в руки. Когда он ушла? Ночью? Утром? Растерянность уступала место беспокойству и тревоге. «Надо что-то делать! Не сидеть же сложа руки! Кто как не Мышка в курсе всех ее дел?»
Аси дома не оказалось. Она была в школе.
Дымов извинился и положил трубку.
-Дрянь дело… Глупая девчонка! Это ж надо было додуматься! – он сел на диван и задумался. Но тут же через минуту вскочил.
-Еще и дочку забрала! – воскликнул он. – Но Мышка должна в любом случае знать, где сейчас Мара!
Две старушки у подъезда удивленно смотрели вослед длинноволосому мужчине, который широким торопливым шагом направлялся  к машине. Одна из них наклонилась и что-то заговорщически зашептала на ухо соседке.
Не обращая внимание на бабулек, Дымов распахнул дверцу.
-Ну, что ж, значит едем в школу, - пробормотал он, вставляя ключ в замок зажигания.

Еще ярко, но уже совсем не по летнему светило, солнце. Земля была сырой и мокрой от прошедшего ночью дождя, листья почти облетели с деревьев и теперь, пожухлые, ковром лежали на тротуарах, крышах домов и машин, подоконниках… Мара с грустью наблюдала за увяданием природы. Она сидела на скамейке во дворе дома Мышки, покачивая коляску. Неожиданно задул ветерок. Мара поежилась. Одета она была в джинсы и теплую ветровку, но ей все-таки было холодно. А может быть неуютно чувствовала себя в чужом доме?
Из-за угла дома показалась Мышка. Мара напряженно наблюдала, как подруга приближается к ней. Она выглядела взволнованной.
-Что случилось, Асенька? – встревожилась и Мара.
-Быстрей… - едва отдышавшись, заговорила Мышка. – Уходим отсюда. С минуты на минуту здесь будет твой… ээ… муж…
Она подхватила на руки Аленку.
-Что ему нужно?! - возмутилась Мара, складывая коляску.
-Не знаю, но я видела его в школе. Издалека. Он меня искал.  Поэтому мне пришлось срочно отпроситься. Идем скорей!
Они поспешили в подъезд. Не прошло и минуты, как во двор вкатила белая машина.
Мышка нажимала и нажимала кнопку вызова лифта, но все было тщетно.
-Бесполезно, лифт не работает. Пойдем пешком, - сказала Мара, глядя на безуспешные Мышкины попытки.
-Тяжеловато с коляской-то… - заметила Ася. – Знаешь что, давай-ка мы ее здесь оставим.
Они закатили коляску в дальний темный угол, где ее не было видно.
Дымов остановил машину у одного из подъездов  дома, где жила Ася. Хлопанье дверцы машины услышала Мара.
-Скорей! Это его машина!
Что было сил, они помчались по ступенькам на восьмой этаж. Аленка на руках Мышки запротестовала против такой тряски, расплакавшись в полный голос.
-Дай мне ее! – попросила Мара. Оказавшись в знакомых заботливых руках, малышка притихла, но не надолго.
Девушки остановились на одном из этажей, отдышаться. Где-то внизу кто-то, также как и они безуспешно пытался вызвать лифт.
-Это он!
Мара выглянула с лестницы, вглядываясь в темноту ступенек. Александр стремительно, перепрыгивая через одну ступеньку, поднимался по лестнице.
-Быстрее! Он не должен знать, что ты у меня.
Мышка потянула ее за рукав. Им осталось подняться всего лишь на один этаж. Лишь когда щелкнул дверной замок за спиной, Мара перевела дух.
-Ну зачем он пришел? – чуть не плача спросила она. – Зачем он опять пришел? Я не хочу больше видеть его!
Мышка взяла у нее из рук дочку.
-Мне кажется, ты боишься опять его увидеть, и дать  слабину…
Он положила малышку на диван и принялась раздевать, забавно корча смешные рожицы. Мара улыбаясь наблюдала. Неожиданно резкий звонок разорвал тишину. Мара вздрогнула. Ася заметила, как затряслись ее руки.
«Сиди», - приказала она взглядом и приложила палец к губам. Затем на цыпочках вышла в коридор и бесшумно глянула в глазок.
Дымов, оперевшись о косяк ждал. Когда он понял, что дверь ему открывать и не собирались, он затрезвонил опять.
-Мара! Я знаю, что ты здесь! Немедленно открой! Иначе я выломаю дверь!
Мара, выглянувшая из зала, в ужасе смотрела подругу.
А ведь и правда выломает!
Мышка вздохнула.
-Ну, почему опять я?! – занудно протянула она, плетясь в коридор.
Дымов уже изо всех сил колотил по двери.
-Если ты не откроешь, я устрою скандал! И мне все равно, что подумают соседи!
А соседи уже взволнованно выглядывали на лестничную площадку – кто с любопытством, кто с тревогой…
Мышка приоткрыла на цепочке дверь и осторожно выглянула.
-Ну что вы так ломитесь?! – сердито спросила она. – Мара не хочет вас видеть. И это ее право. Я не собираюсь вмешиваться в ваши дела, но… дверь зачем ломать??!
Дымов устало прикрыл глаза рукой.
-Позови Мару, Асенька…
Девушка пожала плечами.
-Я конечно могу попытаться, но не обещаю…
Она повернулась, чтобы позвать подругу, но та уже стояла за ее спиной.
-Посмотри за Аленкой, - тихо попросила она.
Ася кивнула, понимая, что сейчас ей лучше оставить подругу наедине с ним.
Мара нерешительно подошла к двери, но выглядывать не стала. Мысли путались, превращаясь в обрывки фраз…
-Мара? – позвал Александр.
-Я здесь,  - наконец выдавила она. И собравшись с духом наконец заговорила. Словно в омут бросилась.
-Тебе не нужно оправдываться… Я вижу, что тебе тяжело с нами…
-Ты о чем? – искренне удивился Дымов. – У меня никогда и мысли такой не было!
«Если бы он меня сейчас видел…Если бы видел как трясутся мои руки и дрожат колени…» Мара прислонилась лбом к холодной стене прихожей. Она была готова вцепиться в ручку двери зубами, только бы не открывать ее… Ей так хотелось верить! Но картина, увиденная из окна прошедшей ночью снова и снова вставала перед глазами. Не совсем же она сошла с ума, чтобы не различить в темноте знакомые черты. И это подорвало ее веру. Она судорожно вздохнула.
-Уходи, Сашенька… - услышала она свой надрывный голос.
Ну вот и все. То, что она хотела ему сказать, - сказала. Как же трудно дались ей эти слова!
Дымов рассердился.
-Как это - уходи? Я пришел за тобой, и уйду отсюда только с тобой!
Мара измученно вздохнула. Он только и знает, что приказывает ей: не делай того, не делай этого…
-Прошу тебя, уходи! – взмолилась она. – Мы говорим на разных языках, мы больше не понимаем друг друга! Я же вижу, что тебе тяжело с нами, что насмешки за твоей спиной больно ранят тебя. Ты стал раздражительным и злым… И это все из-за меня. И может мы оба виноваты… И я же не слепая, я ведь и в темноте хорошо вижу!..
Дымов схватился за виски.
-Прекрати!… Прекрати, ты же не истеричка, Мара! Мне больно слышать это! Ну и что ты видела вчера?? Как мне оправдаться перед тобой? Если я скажу, что это был просто безумный порыв моей сотрудницы, ты мне поверишь? У меня с ней нет ничего!
Мара молчала. Сердце ее бешено колотилось. Она несмело коснулась дверной ручки, но тут же отдернула руку.
-Мара?
Ответом Александру было молчание.
-Упрямая!.. – в сердцах бросил он, понимая, что сейчас договориться с Марой ему не удастся. Обиженная, она твердила одно лишь слово: «Уходи!»
-Хорошо, я сейчас уйду! Но я вернусь за тобой завтра. А если ты и завтра не захочешь меня выслушать, я приеду после завтра! И так я буду приходить каждый день, пока ты не  выбросишь эти глупые мысли из головы! – вконец рассердился он.
Мара стояла за дверью, опустив голову и беззвучно плакала. Ну, что могла она ему ответить? Только сейчас она отчетливо поняла, что не сможет дальше жить так, как жила все это время – в четырех стенах, с тревогой ожидая его возвращения (или Невозвращения…) Ей нужно было больше. Ей нужно было найти свое место в этом мире, чтобы не зависеть от человека, котрого она любила. Да! Именно зависимость угнетала ее.
-Понимаешь… - тихо проговорила она, пряча слезы в голосе. – Я не хочу висеть на твоей шее этаким вечно благодарным тебе грузом! Мне… Я не знаю…Тебе лучше уйти…
Ее голос печально затих. Дымов, словно оглушенный такими словами, отшатнулся.
-Да-а… - с безнадегой в голосе протянул он. – Видимо, с этой обидой мне не сладить… Ну, что ж…
С этими словами, он круто развернулся и пошел вниз по ступенькам. Мара слышала шорох одежды…

Вечером того же дня от вокзала отходил скорый поезд. «Тук-тук, тук-тук!» - стучали колеса в такт биению сердца. Молодая девушка с маленьким ребенком заняла место у окна. Поезд мягко тронулся. Мара поудобнее усадила Аленку на колени. За окном, далеко в сопках уже садилось солнце, показывая свои багровые бока. Мара задернула штору, крепко прижала к себе дочку и в задумчивости прислонилась спиной к стенке. «Где-то Мышка затерялась…» - подумалось ей. Верная Мышка и в этот раз не оставила ее одну. И Мара почувствовала, как где-то в глубине души поднимается волна благодарности к подруге. Мышка пришла в класс, где училась Мара в год, изменившим всю ее жизнь. Маленькая, отличница, она сразу прониклась к Маре дружеским чувством. Прошел уже год с тех пор, а Мышка самоотверженно носила ей контрольные задания, терпеливо подтягивала по предметам, помогала и в другом. И Мара неожиданно поняла насколько они повзрослели за этот год. И Ася уже не была той по детски угловатой девочкой, ее глаза настороженно вглядывались в окружающий мир, с пониманием того, сколько ответственности может лежать на взрослом человеке. А ведь им было всего по шестнадцать лет! Мара поцеловала маленькую макушку дочурки.
Поезд задумчиво стучал колесами, унося своих пассажиров вдаль от Города.

А в это время в своем офисе приемный отец Мары, взбешенный провалом своего плана, еле сдерживался. Ярости Гринберга просто не было предела.
Накануне ему позвонили. Они договорились с Янсоном, что как только Мара выйдет утром на прогулку, люди, нанятые Гринбергом, заберут ее и отвезут в аэропорт, где уже будет стоять самолет, готовый к отлету. Все документы были готовы, паспорта и визы. На это ушло немногим более трех месяцев. Но однако плану его не суждено было сбыться. Мара уехала гораздо раньше. И Янсон, не получив желаемого, разорвал соглашение. Гринберг потреял солидную сумму денег. А над его головой висел еще не выплаченный кредит. До последнего он надеялся расплатиться за него деньгами, которые мог получить за Мару. Но Мара сбежала… Фирма уже не давала тех доходов, которые он получал раньше. Наоборот, прибыль становилась меньше, а налоги росли. Гринберг оказался загнан в угол. Мара… Он тяжело стукнул кулаком по столу. Ну, она еще расплатится за все неудачи, которые произошли по ее вине. Он ее не для этого воспитывал. Ведь знал же он, что девочка вырастет, превратится в красивую женщину.  Кто знал, что она окажется такой мечтательной дурой, влюбится в охранника с длинным хвостом, и более того, он ответит ей тем же?! И как же получилось так, что он не досмотрел? Как же, черт возьми, получилось, где он недосмотрел, где пропустил? Ведь все должно было быть совсем не так! Мара должна была уехать загрницу, стать женой сына его партнера по бизнесу, а ему, Гринбергу открылась бы дорога на заграничный рынок. Уж он бы там развернулся. И тут вдруг  все планы разрушила глупая девчонка? Сейчас он ненавидел Мару. Ненавидел как самого злейшего врага.
Он курил одну сигарету за другой. В его кабинете крепко пахло сигаретным дымом и кофе. Пепельница уже не могла вместить такое количество окурков, и пепел рассыпался вокруг, выставляя на показ нелицеприятное зрелище. Бизнесмена это разозлило еще больше. Он порывисто дернул входную дверь на себя и, выглянув в коридор, заорал:
-В конце концов, кто-нибудь поменяет мне пепельницу? Или поувольнять всех разом?!
Затем схватил пепельницу со стола злобно бухнул ее на пол. Та разлетелась на сотни осколков. Гринберг чертыхнулся, стряхивая пепел с брюк. На шум стали выглядывать служащие. Словно из ниоткуда в кабинете материализовалась уборщица с веником и совком. В такие минуты все знали, что шефа лучше не трогать и не возражать ему. Пугливо оглядываясь на мужчину, она принялась быстро подметать пол. Бизнесмен еще несколько минут постоял возле окна, постукивая пальцами по подоконнику, а затем вдруг сорвался с места. Уборщица едва успела отшатнуться в сторону, выронив при этом совок с мусором. Гринберг запнулся о совок. В ярости он пнул его со всей силы и заорал что есть мочи:
-Ты уволена! Поняла! Уволена! Пошла вон! Не слышишь, что я тебе сказал?! Вон отсюда!
Он больно схватил женщину за руку и вытолкал за дверь.
Быстрым шагом он прошел по коридору, его накрахмаленный пиджак развевался от быстрой ходьбы, и в кармане позвякивали ключи.

Глава 7
«Подари ей жизнь…»


Декабрь 1996

Мара задумчиво смотрела в окно. Закончилась ночь. А с ней – и метель. Из-за туч робко выглянуло солнышко, и снег серебром засверкал в его лучах. «Скоро это все растает…» - мелькнула в голове мысль. «И опять станет грязно, скользко…»
-Ну, что ты там увидела? – Мышка неслышно подошла сзади, покачивая на руках Аленку.
-Что? – отвлеклась Мара от своих мыслей. – А… да… любуюсь природой…Смотри, какая смешная ворона!
Она засмеялась. Ворона и вправду была смешная. Взъерошенная, она скакала по сугробам, оставляя после себя маленькие следы от лап, словно радовалась наступлению тихого снежного утра.
Мара отошла от окна, задумчиво перебирая косу.
-Так нельзя! – она вдруг обернулась, отбросив волосы за спину, отчего они каскадом рассыпались по плечам. – Нужно что-то делать!
-И что ты предлагаешь? – спросила Мышка, усаживая малышку в манеж.
Мара опустилась на старое кресло.
-Асенька, нам нужны деньги, - устало сказала она. – За свою работу я получаю очень мало. Этого едва хватает, чтобы заплатить за комнату и не умереть с голоду.
Она обвела взглядом свое жилище. Дом, в котором она поселилась, уже давно списали. Скорее это был барак на окраине города, в котором еще жили люди. Комнату ей сдавала престарелая бабулька, которая сама едва сводила концы с концами. Все, что было в комнате Мары: кровать, тумбочка для вещей, детский манеж, купленный ею с рук, стул. На полу лежал ветхий потрепанный половик. Пожелтевшие от времени обои наводили тоску. Крыша временами протекала, отчего в углу комнаты образовывалась большая лужа, если не подставить вовремя ведро. Центрального отопления уже давно не было, дом отапливался печкой…
Как-то Мара спросила Мышку:
-Твои родители, наверное, недовольны, что ты все время пропадаешь у меня?
Ася улыбнулась.
-Ну да… - уклончиво ответила она. – Бывают трения, но не часто… В основном ругается мама, но папа меня поддерживает!
А без верной Мышки Маре и в самом деле было бы во много раз тяжелее! Работать она устроилась посудомойкой в дневном кафе. Прошла всего неделя с тех пор как она вернулась из деревни, где больше двух месяцев скрываясь жила у Асиной родственницы. Оговоренный срок проживания подходил к концу. Нужно было возвращаться в город.
Поначалу было тяжело, моющие средства разъедали руки, а посуды не убавлялось. Но Мара приноровилась. Она была готова на все, только бы не возвращаться обратно. И поэтому она лишь упрямее впрягалась в работу.
Но иногда, словно очнувшись от суеты будних дней, от их неустанного бега, останавливалась, оглядываясь вокруг себя. Но моменты эти были настолько редки… Нужно было вставать рано утром, бежать на работу, оставляя своего малыша на поруки все той же бабульки, с работы бежать обратно, с тревогой думая о том, все ли в поряке дома. Но дома ее встречала Мышка, и вздохнув с облегчением Мара без сил падала в кресло. Ноги нестерпимо болели – ведь ей целый день приходилось стоять у мойки…
Мышка подсела к Маре на подлокотник кресла.
-Ты не боишься, что обнажды тебя обнаружат? Может, тебе лучше вернуться? – тихо спросила она. – Мне больно видеть, как ты стараешься, стараешься, но тебе все равно тяжело…
Мара молчала, глядя на дочку, тихо возившуюся со своими игрушками в манеже. Она что-то трогательно гулила себе под нос. Имела ли она право лишать свою дочь отца? Как бы она ни старалась, она не могла дать ей всего, что мог дать он…
-Я наверное была неправа, когда сгоряча бросила все и ушла… - наконец признала она.
-Но, Асенька, я не могу теперь вернуться к нему. Я не хочу. Я не хочу быть в его доме просто вещью, роботом, который следит за порядком, готовит ужин… И за это в ответ получает лишь упреки или которого попросту  игнорируют. Я не могу так больше! Я терпела, сколько могла, потому что была уверена, что он любит меня, что я нужна ему. Понимаешь, именно – нужна! Но, оказалось, что я просто одна из тех, кто завис в непонятном положении… А мне нужен чистый воздух, мне нужна определенность, ровные линии, а не липкий туман…
Она уткнулась лицом в бок подруги.
-Я не знаю… Я не хочу так жить, но придется сделать выбор. Потому что моя малышка не заслужила такой жизни. Я хочу, чтобы у нее были игрушки, чтобы не задумываться каждый вечер, чем ее накормить на завтрак, во что одевать…
Она затихла. Мышка заботливо наклонилась.
-А чего же ты хочешь? – прошептала она, гладя подругу по голове.
Мара низко склонила голову.
-Помнишь, ты мне как-то сказала, если мне понадобится помощь, Вольфрам Георгиевич сможет помочь? – тихо ответила она, вытирая слезы.

Дымов вошел в вестибюль, стряхивая с себя снег. Вокруг него на полу уже образовалась большая лужа. Следом за ним на пороге  показалась дворничиха Татьяна Вениаминовна.
-Вот нанесли снегу-то! – покачала она головой.
-Так ведь вон его на улице сколько! – улыбнулся Дымов. – Куда ж от него денешься? Погода – просто шик!
-Ну уж… - проворчала дворничиха, снимая тулуп. – И мороз не слабый…
Она удалилась в закуток, где сидела вахтерша мама Фрося. Та, едва завидев гостью, заулыбалась и потянулась за чайником.
«Вот любительницы посудачить…» - усмехаясь про себя, подумал Дымов. И пошел вверх по лестнице, в отдел, где сидел Бронский.
-Ну, как? – услышал он, едва переступив порог.
-Никак, - коротко ответил он. – Ничего они не нашли. Никаких следов.
- А Мышка?
Александр облокотился о косяк двери.
-А что Мышка? Однозначно, она знает, где Мара, но не признается. Все одно твердит: не знаю, да не знаю… Одно успокаивает, если она до сих пор не сказала, значит с Марой и сыном все в порядке. Хотя, чует мое сердце, что ей нелегко. Как она справляется одна с ребенком, где и на что живет?
Он нервно заходил по комнате, сложив за спиной руки. 
-Она звонила… - он вдруг резко остановился. – Один раз.
Бронский удивленно ждал продолжения.
-Чтобы сказать, что с ней все в порядке. И чтобы я ее не искал.
Дымов на секунду присел на край стола. Потом опять встал и заходил по кабинету.
-Но ведь я не могу не искать ее! С ней моя дочь!! Которой нет еще и года! И я в ответе за ее жизнь! Она забрала ее, даже не спросив меня! Глупая…
-Не митингуй, - осадил его Бронский. – Сам дров наломал, а теперь стрелки переводишь. Эта девушка никогда никому не захочет быть в тягость.
Дымов замолчал.
-Самое плохое из всего этого то, что я до сих пор не могу ее найти. На следующий день после того разговора через дверь, она скрылась от меня. И Мышка упрямо молчит. Более того, я даже в школе не могу ее застать. То ее нет, то она болеет… Пошла мода: сдавать все экстерном! Эти девчонки меня с ума скоро сведут! А я каждый вечер сажусь в машину колесю по городу в глупой надежде найти хотя бы одну! Мара словно сквозь землю провалилась!
Бронский кряхтя присел за стол.
-Кофе будешь?
Дымов отрицательно помотал головой.
-А что насчет родителей Мары? Ты узнал чтонибудь? – Бронский отхлебнул из кружки.
-Ничего. Даже концов никаких… Да и как их найдешь? Если они живы, есть надежда. А если нет? Мрак какой-то навис над тайной появления Мары на свет. Сдается мне, что не обошлось тут дело без приемного папаши. Уж очень склизкий тип с мерзкой душонкой…
-А что если этот Гринберг и сейчас имеет отношение к исчезновению Мары? – Бронский даже сам испугался такой мысли.
Дымов ошарашенно взглянул на друга. Такая мысль не приходила ему в голову.
-Нет… нет… - он нервно заходил по кабинету, заложив руки за спину, - если бы это случилось, Мышка тут же прибежала бы… Она не глупая. Случись чего с Марой, мы бы в два счета об этом узнали.
 В кармане его кожаного плаща зазвонил мобильник. Дымов привычным движением руки извлек телефон из недр своей одежды.
-Хорошо, выхожу, - коротко ответил он.
-Пойду я, - Александр хлопнул себя по коленкам. – Иваныч уже ждет меня. Сегодня улетаю, на неделю. Последний раз. А потом все. Буду проситься на другую должность. Или в увольнительную… Не могу больше. Добром все это, Олег, не кончится. Чует мое сердце,  будет что-то…
Дымов вышел из кабинета. Вот уже который день его преследовало ощущение, что мрак над ним сгущается все больше и больше. Он зябко поежился. Предчувствия никогда его не обманывали. А сейчас интуиция не просто говорила, она вопила ему о чем-то… о чем-то плохом и неизбежном.
Бронский встревоженно глядел ему во след. Его тоже не оставляло чувство чего-то плохого…

Следующий день выдался ветрено-снежным. Но несмотря на начинавшуюся пургу, Мара всеже отправилась к своему учителю.
Француз ужасно обрадовался приходу девушек. Аленка сразу же очаровала его милой беззубой улыбкой.
-Сто лет не держал на руках малышей! – воскликнул он, беря в руки малышку.
Мара улыбнулась.
-Ну проходите, проходите, - засуетился Вольфрам. – Чай уже давно на столе. Хорошо, что вы позвонили, а то я собирался в студию, мог с минуты на минуту уйти. Не сидится дома.
-Ой, - Мара замялась в дверях кухни. – Так мы не вовремя!
Музыкант махнул рукой.
-Очень вовремя, Марочка!
-Не поймите меня превратно, Вольфрам Георгиевич, но мне больше некуда пойти… - Мара в волнении теребила Аленкин чепчик, присаживаясь на табуретку в крохотной кухоньке. – За свою работу посудомойки я получаю очень мало, и денег едва хватит, что заплатить за комнату той бедной старушке. Она сказала, что не возьмет с меня ни рубля, но… ей вообще не на что жить. Мы живем в бараке на окраине города, уже давно списанном. А обратно я возвращаться не хочу. Поэтому я пришла к вам. Вы когда-то сказали, если мне понадобится помощь, то я … я могу прийти к вам. Я не жалуюсь, не думайте. Просто объясняю, почему я сейчас у вас. Я могу снова петь с вами, если вы, конечно, не будете ничего иметь против, я ничего не забыла, я все помню… Мне нужно, мне просто очень нужно встать на ноги… Я не хочу зависеть ни от него, ни от кого бы то ни было.
Словно в подтверждение, Аленка громко чихнула. Она спокойно лежала на руках старого человека, и пускала пузыри. Все засмеялись.
 Вольфрам Георгиевич задумался. Само собой, он не возражал, чтобы Мара вернулась в группу, но… что-то подсказывало ему, что это было бы не совсем правильно.
-Ты хорошо подумала, Мара? – наконец спросил он. – Может тебе лучше все же вернуться?
-Ну что вы все заладили одно и тоже?! – Мара вымученно прикрыла глаза рукой. – Вы, и Мышка твердит о том же!
-Я не против того, чтобы ты пела с нами, Марочка. Но как же эта малышка? Где в это время будет она? Мы будем выступать по вечерам, возможно, и по ночам…
- Я буду брать ее с собой. Если получится, найму нянечку.
В это время Ася поставила на стол чашки с заваркой и принялась разливать кипяток из старого эмалированного чайника с отлупившейся по бокам эмалью.
Вольфрам почесал в голове. Ему ничего не оставалось, как согласиться. Но про себя он решил, что поговорит с тем молодым человеком. Дымов не казался ему таким уж плохим. В своей жизни Вольфрам Георгиевич много повидал, и мог отличить правду от лжи. А Дымов любил Мару, в этом он не сомневался.
Они еще посидели, попили чаю. Разговор вертелся в основном о студии, о школе, о новом месте работы Вольфрама Георгиевича. Мара чуть не подавилась куском бутерброда, когда услышала, где им предстоит выступать.
-В «Ред Роуз Плейс»?!
-Именно там, - кивнул Вольфрам. – Это будет наше первое выступление, так что ты как нельзя кстати появилась, Марочка. Если мы там закрепимся, то это будет просто здорово.
- Да уж… - поморщилась Мара, вспоминая о хозяйке ночного клуба Кристине. Впрочем, ей-то теперь какое дело до нее?
Неприятное чувство, появившееся в душе при упоминании «Ред Роуз Плейс», так и осталось там, словно впившаяся в палец заноза.
Мара взглянула на Мышку.
-Не хочется мне что-то петь в «Ред Роуз Плейс», - пробормотала она, когда Вольфрам вышел в коридор, чтобы ответить на звонок.
-Подумай об Аленке, - в ответ прошептала Ася. – Или тебе только одна дорога – обратная.
-Ну уж нет, - уперлась Мара. – По мне, лучше уж видеть смазливый фейс хозяйки ночного клуба, чем вернуться на пепелище…
Она вздохнула. Да и выхода у нее не было.

Неделя пролетела быстро, и самолет, тот, который доставил Дымова и его клиента в Москву, теперь вез их на Родину. Владимир Иванович Сутев, так звали клиента, а ныне и просто хорошего знакомого, беспрерывно курил. Это был седой, но еще моложавый, спокойный, неторопливый человек, которому, казалось, ничего не могло помешать. Немногословный и степенный. Сутев нравился Александру. Это был не тот холерик Гринберг. Он всегда был в курсе своих своих дел, и вел их осторожно и мудро. Иногда Дымов задумывался, почему он так рано поседел. «Бизнес – он и в Африке бизнес. А тем более в нашей стране. Тут не только поседеешь…»
Заметив, что у Сутева закончились сигареты, он попросил проходившую мимо стюардессу принести пачку мальборо, а сам полез за бумажником.
- Кто это? – неожиданный голос над ухом заставил его вздрогнуть, и Дымов уронил бумажник.
-Что? –переспросил он.
Сутев заинтересованно указал на упавший бумажник.
-Там на фотографии, девушка с маленьким ребенком, это ваша жена?
-Да, - Дымов попытался улыбнуться. – Это моя жена.
Сутев потер подбородок и хмыкнул.
-Очень странно. Эта девушка очень сильно похожа на одну мою давнюю знакомую. Просто копия. Вот я и удивился.
Дымов встрепенулся.
-Знакомую?
-Да, знаете, очень давнюю.
Александр, все это время шаривший под креслом, наконец отыскал свой бумажник.
-Ее зовут Мара, - просто сказал он.
-Мара… Мара… - эхом отозвался Сутев, разглядывая фотографию. Затем его брови удивленно поползли вверх.
-Уж не дочка ли это Андрея и Татьяны? Она просто чудо как похожа на Татьяну в молодости!
Дымов уцепился за последние слова.
-Вы сказали, похожа?
-Да, это мои друзья. Были мои друзья… - поправился он. – История эта случилась давно. Лет семнадцать назад. А началось и того раньше. Я еще учился. Был у меня друг Андрей Лаврентьев. Очень любил одну девушку. Звали ее Татьяна. Девичью фамилию уже не помню, но то, что стала она впоследствии Лавреньевой помню точно. Такая любовь у них была, любой бы позавидовал! Полфакультета за этой девушкой ходило, такая красавица была, умница. Волосы – вот такие!
Сутев провел тыльной сторой ладони по  поясу, показывая, какой длиныу его знакомой были волосы.
-Светлые, волнистые. Глаза – зеленые. В общем, принцесса, а не девушка. Мы росли и жили в одном дворе, когда маленькие были. А после школы поступать в один и тот же институт собрались. Так и держались вместе. Я, Андрей и Танюшка. На другом факультете учился некий Генка, который тоже ухлестывал за Танюшей, но она всегда была верна только Андрею. А тому видать так и не стало покою от того, что она ему отказала. Как же, папенька – партиец, важную должность занимал. А парень дрянь был еще та! В общем, вышла Танюшка замуж, а я у них на свадьбе свидетелем был, за нашего Андрея и стала Лаврентьевой. Жить бы им да радоваться, да только Генка, как сейчас его фамилию помню – Гринберг, не русская фамилия, им покою так до самого конца и не давал…
Дымов не верил своим ушам.
- Гринберг?
Сутев опять закурил. Глаза его вдруг погрустнели.
-Ужасная трагедия разыгралась в тот год, Саша... Танюшка должна была родить. Когда настало время, ее отвезли в роддом. А Гринберг, подкараулил Андрея, когда тот переходил улицу на пустыре, и со всей скоростью наехал на него… И ведь все знали, что это злодеяние он совершил, сам потом признался, когда я припер его к стенке, но… Не было следствия, не было никаких улик и доказательств.
Сутев затянулся, затем стряхнул пепел и неторопливо продолжил:
-Андрюшу похоронили, а Татьяне в роддоме решили ничего не говорить, пока не выпишут. В первый день, когда ее выписали, к ней пришел Гринберг. Вечером. Пьяный. Он вломился к ней, насильно склонил ее к близости… Эх… ушел я в тот вечер, а надо было остаться! Никогда этого себе не прощу.
Голос у Сутева задрожал, так болезненно отзывались в нем воспоминания.
- К тому времени Гринберг тоже женился. И жена у него ходила беременная, они с Таней шли в одних сроках. Так их обех и положили в роддом, одну днем раньше, другую днем позже. Утром когда я пришел к Татьяне, дверь была незаперта. Было удивительно тихо. Но…
Сутев замолчал – так тягостно стало на душе от этих воспоминаний.
Дымов не отрываясь смотрел на клиента. Он ждал.
В это время  стюардесса подкатила к ним столик с напитками. Владимир Иванович пригубил минералки, закашлялся и продолжил:
-Было очень тихо. В комнате тикали часы. Она лежала на кровати… даже простыни на ней не было. А рядом в кроватке лежал мертвый ребенок… Так их вместе и похоронили…
Дымов пребывал в глубоком шоке. Он отказывался верить в только что услышанное. Мысли его путались, но в голове начала проясняться некая картина.
-Откуда вы знаете, что это был Гринберг?
Сутев усмехнулся.
-А кто еще? Только он не смог примириться с тем, что Татьяна досталась Андрею и любила только Андрея. Я подал заявление в милицию, но из этого мало что вышло. Сын партийного работника, да еще по совместительству директора продмагазина, по тогдашним временам очень важной шишки… Кто мог что-либо сделать? К этому семейному клану было не подступиться даже закону. Дело сразу закрыли. Гринберг так и остался ненаказан за свое злодеяние.
- Вы правы, Мара – приемная дочь Гринберга, - вздохнул Дымов.
И тут же взглянул на Сутева.
Бизнесмен в ответ в недоумении смотрел на него. Они оба сейчас не понимали только одного.
-Каким тогда образом дети оказались подменены?! Ведь в свидетельстве о рождении Мары четко выведены мать и отец под фамилией Гринберг?! – Дымов откинулся на спинку, прикрыв рукой глаза.
- Кажется, у меня сейчас расплавятся мозги, - простонал он. – Ведь, получеатся, все думали, что дочка этой Татьяны, тоже умерла…
Сутев с силой сжал подлокотники.
- Я кажется знаю, каким образом, - процедил он. – И как это я раньше не догалался?! Пятнадцать лет назад?!
Александр удивленно поднял брови, когда Сутев начал шарить в пиджаке. Через минуту он извлек маленький диктофон.
-Эта вещица, - сказал он, - сослужит нам хорошую службу. Он очень чувствительный и ловит звук даже под пиджаком. У тебя пистолет с собой?
Дымов, прихлебнувший в это время чай из пластикового стаканчика, чуть не поперхнулся.
-Зачем вам понадобился мой пистолет?!
Сутев засунул диктофон обратно под пиджак.
-Отлично. Как отлько мы получим багаж, едем в городскую больницу.
-Это место мне знакомо, - пробомотал Дымов, нащупывая под пиджаком кобуру. Не нравилось ему все это.

Двумя днями ранее.

Первое выступление состоялось блестяще! В ресторане «Ред Роуз Плейс» были заняты почти все свободные столики. Заканчивался декабрь 1996-го. На носу были коллективные празднования наступающего 1997-го. Праздничная программа, которой так славился один из новомодных ресторанов городе, превзошла все ожидания посетителей.
Мара с грустью смотрела на развлекавшихся в полутемном мраке счастливых, довольных жизнью, состоятельных людей. Все они радостно улыбались, кто-то даже подпевал ей, хлопали от восторга… Были здесь и иностранцы в изумлении оглядывавшие девушку на сцене, которая так красиво пела. Не в одном взгляде Мара замечала мелькавший огонек похоти. И ей было противно. Противно от этих влажных взглядов, от того, что рядом с богатством ютилась нищета, что везде правили деньги, противно было видеть эти довольные, сытые и лоснящиеся лица… Ее работа заключалась в пении. В нем она могла отвести душу, выразить свои чувства. И если бы был у нее другой выход, никогда бы она не стала петь в этом прокуренном полном разврата месте. Ее чистые песни совершенно не вписывались в атмосферу полумрака, цветных огней и полупьяной публики. А еще Мара никак не могла отделаться от ощущения, что за ней наблюдают темные глаза Кристины, той самой, которой она когда-то перешла дорогу. Она кожей чувствовала неприязнь женщины. Но мысль об Аленке, за которую она теперь отвечала, поддерживала в ней силы вновь и вновь выходить на сцену, брать в руки микрофон и работать.
И когда, после отработанной ночи она получила на руки довольно неплохую сумму, вздох облегчения сорвался с губ. По крайней мере, с голоду она теперь точно не умрет. И тут же подумала о Мышке, которая в это время находилась с Аленкой. Как она была благодарна подруге! «Когда-нибудь я сделаю для тебя что-нибудь особенное!» - пообещала про себя Мара.
Мара пересчитывала деньги, когда в тамбур просунулась голова.
-Мара? – громко зашептал клавишник Антон. – Пойдем, машина уже ждет!
И вихрастая голова тут же исчезла за дверью. Мара сунула деньги в сумочку, подхватила пакеты с вещами и вышла коридор. Неожиданно, словно из ниоткуда перед ней материализовалась хозяйка ночного клуба. Это была настолько неожиданно, что Мара вскрикнула и выронила пакеты.
-Вот это да! – воскликнула с издевкой женщина. – Какие люди!
Слегка опешившая Мара молча нагнулась за пакетами.
-Что, не спится? – продолжала издеваться Кристина. – Да ты рожицу-то не криви. Или не нравлюсь я тебе? Что, совсем некрасивая стала?
Мара исподлобья взглянула на женщину.
-Для моего папеньки, может, и красивая. Да только яду в вас много, вот вас и тянет к таким как он. Нормальный человек к вам и на километр не подойдет, - хмуро ответила она, собирая вещи.
Кристина несколько секунд молча смотрела на девушку.
-Если бы я могла, - медленно, уничтожающе произнесла она, - я бы убила тебя, соплячка… И клянусь, я это сделаю!
Голос у нее был ледяным. Постояв еще несколько мгновений она растворилась в темноте коридора.
Мара медленно осела на пол. Сердце колотилось так, словно к нему подвели электрошок. Она едва могла дышать. Непонятная сила сдавливала горло. Словно молоточки стучали в голове последние слова… «Убила…»
Вечер. Спустя три дня, после описанного события.
Впоследствии, когда Мара вспоминала произошедшие события, она уже не могла припомнить всего, но отдельные моменты память зафиксировала с такой точностью, какой не мог сделать ни один фотоаппарат.
В тот вечер в «Ред Роуз Плейс» должно было состояться их четвертое выступление. Аленка благополучно осталась на этот раз дома с нянечкой. Мара поправила на себе длинное вечернее платье, так соблазнительно обтягивающее ее фигуру, и осталась довольна. Выглядела она отлично. Мышка заглянула в тамбур, где переодевалась Мара.
-Пора, - улыбнулась она. – Нельзя заставлять людей ждать. Тем более, что многие из них пришли по второму разу!
Мара обернулась. Сегодня у нее было важное дело к Асе.
-Подожди минутку, - попросила она подругу. – У меня кое-что есть для тебя.
Она слегка покопалась в своей сумочке.
-Вот. Дедушка Петр выгравировал это по моей просьбе. Одну я хочу подарить тебе, чтоб никогда с тобой не разлучаться, а вторая останется у меня. Ты ведь моя лучшая подруга.
Она протянула Асе маленькую подвеску из мельхиора. На обеих были выгравированы их имена.
- Мышке от Мары, - прочла Ася, и тут же с благодарностью взглянула на подругу.
-Спасибо. Ты не представляешь, что значат для меня твои слова. У меня никогда не было друзей. Отец у меня – военный, и поэтому часто приходится переезжать. Из-за этого у меня ни с кем не успевали завязаться дружественные отношения. Мне всегда хотелось иметь сестру…
- Считай, что ты ее обрела! – Мара с благодарностью прижала к себе подругу.
-Ах, Мышка - Мышка! – прошептала она, глядя в поток и пытаясь унять набегавшие на глаза слезы. – Ты единственная, кому я могу доверять. Ты всегда меня спасала. Каким-то непостижимым образом… словом ли… делом… Ты всегда была со мной, когда я нуждалась в тебе, в твоем добром слове и взгляде… Спасибо тебе, сестренка…Как же я хочу никогда с тобой не разлучаться!
-Ну что ты…- тихо в ответ прошептала Ася. – Мы никогда не расстанемся. Слово даю. Только… плакать не надо, а то размажешь всю косметику по лицу.
Она улыбнулась. Мара сквозь слезы улыбнулась ей в ответ.
-Боже, как же ты изменилась, Мышка! – внезапно поразилась она. И расплакалась.

Дымов и Сутев стремительно выбежали из больницы. Лицо Александра было бледно как мел. В голове крутилась одна мысль: «Только бы успеть!» Но… успеть куда? Где могла быть Мара? Об этом мог знать только один человек.
-Ты езжай к ней, и вызывай Бронского! – крикнул Сутев. – Сюда, к больнице. Когда все узнаешь, звони мне и мы поедем выручать Мару!
Александр больше не раздумывая, сходу запрыгнул на переднее сиденье. Дело было за малым…
Полина открыла дверь сразу. И ужасно удивилась, узнав в госте Дымова.
-Чем обязана?
Александр, едва переводя дух от быстрого бега по лестнице (лифт как всегда не работал, а бежать пришлось на восьмой этаж), не стал церемониться.
-Извини, что без приглашения, - он положил на тумбочку в прихожей диктофон.
-Я полагаю, что тебе известна девушка по имени Мара? – тихо спросил Дымов. И включил запись.
Полина слушала молча, но с каждой минутой глаза ее округлялись больше и больше.
-Я не понимаю, - наконец произнесла она. – что от меня требуется?
Александр разомкнул руки.
- Полина, я знаю, что мы с тобой не друзья. Но и не враги ведь. Этот человек, голос которого ты сейчас услышала на пленке, семнадцать лет назад совершил злодеяние. Это врач, который семнадцать лет назад принимал роды у некой женщины, родившей дочку. Женщину звали Татьяна. Дочку она назвала Анастасией. Человек, с которым у тебя был роман, Геннадий Гринберг, отец Мары, был зачинщиком этого преступления. В этот же день у жены Гринберга родилась девочка. Родилась без какой-либо надежды на выживание - у нее выявилось сложнейшее заболевание, кроме того, прогрессировала гемолитическая болезнь новорожденных, вызванная несовместимостью групп крови матери и новорожденной. Этот человек, дававший в свое время клятву Гиппократа, знал об этом. Он молчал все эти годы, был своим лечащим врачом в семье Гринберга… впрочем, не это важно. И не то, сколько ему было заплачено или обещано отцом Гринберга. Если бы не стечение обстоятельств, мы бы никогда не узнали тайну рождения Мары. Которая на самом деле звалась Анастасией. Татьяна, которую Гринберг в первый же день, после выписки из роддома…
Дымов поморщился от чувства мерзости.
- Татьяна так никогда не узнала, что на первое кормление ей принесли не Настеньку, а Мару. А Настенька была записана в свидетельстве о рождении под именем Мара…
-Веселая история, правда? – хмуро закончил Дымов.
Полина с ужасом смотрела на мужчину.
-Значит Мара – не дочь Гринберга?
-И у нее теперь никого… понимаешь, Полин, никого не осталось… У тебя есть мама и отец, у Бронского есть мать, у меня есть родственники в другом краю… а у нее вообще – никого.
Женщина ошарашено присела на табертку.
-Но… он же хочет ее увезти! Забрать из города в другую страну, даже документы все подготовил, паспорта… Я встречалась с ним вчера. Когда я подошла к его офису, из кабинета вышла женщина, смуглая, с длинными волосами.
-Та-ак… - Дымов даже
- А Гринберг едва ли на столе не плясал от радости. Он все время куда-то звонил, отдавал указания. И я поняла, что они касались Мары!
-Полина, - Дымов взял за ее за руку и доверительно посмотрел в глаза. – Мне нужна твоя помощь! ЕЙ нужна твоя помощь.
В ее голове раздался звон осколков… Так разбиваются об острые камни правды наши мечты и сказки, то, что мы так долго лелеем и бережно храним в душе. Полина вдруг вся как-то обмякла, ссутулилась, словно ребенок, наконец понявший бесполезность своих попыток собрать воедино осколки разбившейся сказки. И Дымову в это мгновение, чисто по-человечески, стало жалко эту женщину. Она ведь тоже любила его. По-своему. Ее глаза наполнились слезами. Она смотрела на мужчину своей  мечты и не могла понять, где она поступила не так, где ошиблась. И поняла,  что ошибки не было. Просто там, где казалось, что их дороги пересекаются на самом деле шли параллельно друг другу… У Дымова сжалось сердце, глядя в ее несчастные глаза. Глаза, тоскливо провожавшие уплывающий в дальний, безвозвратный путь, пароход…
Непослушной рукой Александр взял Полину за подбородок. Она испуганно отшатнулась, но в следующий момент его губы коснулись ее губ. Слезы катились из ее глаз, когда он целовал ее. Она пила его, жадно, боясь пропустить лишнюю каплю, но вместе с поцелуем наступало облегчение. Да, она знала, что Александр ее не любит, и что этот поцелуй не был поцелуем любви и страсти, но… Теперь она поняла это сердцем. Поняла и отступила.
И, отстранившись, Дымов увидел это. Полина смущенно улыбнулась.
- Она не узнает, обещаю, - тихо прошептала она.
Александр благодарно сжал ее ладонь.
- Подари ей жизнь! – попросил он в ответ.

Глава 8
«Расправа»

Дорога до «Ред Роуз Плейс» заняла немногим более десяти минут. Дымов так отчаянно жал на педаль газа, что Полина, сидевшая в это время на заднем сиденье, в испуге закрыла глаза. Одной рукой Александр набирал номер мобильного телефона Бронского.
К зданию развлекательного комплекса они прибыли практически одновременно.

Гринберг размашисто шел по коридору. Он просто горел желанием видеть свою «доченьку». Мужчина с досадой сплюнул на пол. По мере приближения к месту, где переодевалась Мара, в нем росла злоба. В один момент вспомнились все неудачи и промахи, потерянные деньги, нарушенные планы… К тому времени, когда он подошел к двери, его злость достигла апогея.
Таким его и увидели девушки, когда неожиданно дверь в тамбур распахнулась. Мара от неожиданности вскрикнула и отшатнулась. Перекошенное злостью лицо отчима, забытое много месяцев назад, как страшный сон, вновь возникло перед ней… Ася благоразумно сделала шаг назад.
- Геннадий Алексеевич?! – заикаясь произнесла она.
У Мары пропал дар речи. Ее буквально трясло от страха…
В проем между Гринбергом и косяком просунулась небритая морда.
-Эй, шеф, кого брать-то надо? Этих морковок что-ли?! Давай, не тупи. Сделал дело – гуляй смело!..
Гринберг ухмыльнулся. В его глазах горел сумасшедший огонь. Он медленно приблизился к Маре. Он бизнесмена не ускользнуло то, как она напугана. Мара затравленно оглядывалась. В маленьком тамбуре, кроме стен и пакетов с ее платьями и косметикой больше ничего не было. Проем в дверях загородила банда давно небритых, воняющих перегаром мужиков.
- Ну, здравствуй, доченька, - прошипел Гринберг. – Вот и встретились…
И он больно схватил ее за распущенные волосы. Мара закричала. Рот ей тут же заклеили скотчем.
Гринберг толкнул ее к выходу, и ее тут же облапало несколько грязных рук.
- В машину, через черный ход, - коротко приказал Гринберг. Мара попыталась сопротивляться, но это было просто невозможно!
Все произошло настолько быстро, что остолбеневшая Мышка едва успела опомниться.
-Что вы делаете?!
Девушка яростно бросилась на помощь подруге. Мара, испугавшись за жизнь подруги, отрицательно замотала головой, показывая, чтобы та не вмешивалась. Один из уголовников вынул из кармана куртки складной нож и приставил к горлу Мары.
- Отойди!
Мышка отступила. Ее толкнули обратно в тамбур, и Гринберг запер дверь на ключ.
- Если будешь орать, - проговорил в замочную скважину Геннадий Алексеевич, - Мара лишится жизни.
В тамбуре ослабевшие от пережитого стресса ноги Мышки подогнулись и она рухнула на пол. На слезы не осталось сил, и из горла вырывались только нечленораздельные звуки… Она в ярости ударила кулаком в стену.
А Мару в это время уводили на улицу. Спотыкаясь, она перепрыгивала по лестнице, подгоняемая бандитами, один из которых продолжал держать ее за волосы, накрутив их на кулак. Гринберг спускался позади всех.
На одном из лестничных пролетов они столкнулись с хозяйкой ночного клуба. Она довольно ухмыльнулась при виде Мары.
-Помнишь, что я тебе недавно пообещала, соплячка?
Мара в безмолвном ужасе смотрела на людей, окружавших ее.
Железная дверь черного хода скрипя отворилась. На улице стоял непроглядный мрак. Начиналась метель.
Мару запихнули в старый раздолбленный «уазик». Гринберг сел с водителем, остальные цепко держали девушку в салоне.
-Куда едем, шеф?!
Бизнесмен через перегородку оглянулся назад. Мара безвольно висела на одном из уголовников.
- На пустырь. Она должна заплатить за все.
В салоне воцарилось молчание. Мара подняла голову. В ее взгляде стоял ужас. Гринберг зло улыбнулся.
- Там я даю вам час, парни. И ни минутой больше! Кто не успеет, пеняйте на себя!
Уголовники заржали. Кто-то начал сдергивать с плеча Мары платье.
Под дружное ржание «Уазик» тронулся с места.

Запертую Мышку нашли спустя несколько минут после похищения Мары. Заждавшись певицу на сцене, Вольфрам решил поторопить Мару. Дверь в тамбур оказалась заперта.
В это же время, в ресторан вбежали Дымов, Бронский и Сутев.
Трем мужчинам ничего не стоило выломать ненадежную дверь в тамбрур. Сжавшаяся в комочек Мышка, сидела на холодном полу.
Александр присел на корточки.
-Ася. Асенька! – тихо позвал он.
Мышка взглянула наконец на Дымова. Губы ее предательски задрожали. Александр погладил девушку по голове.
- Где Мара, Асенька? – мягко, но настойчиво, спросил он.
- Они увезли ее! – Мышку внезапно прорвало. Говорила она быстро, глотая слова и размазывая по щекам слезы. – Пришел ее папаша и еще несколько мужиков. Залепили рот скотчем и увели, приставив к горлу нож! Я боюсь! Я боюсь, Александр Викторович, что с ней что-нибудь случится!
Она зажмурила в страхе глаза и закрыла ладонями лицо.
- Куда они ее повезли? – голос Дымов был так же мягок и также настойчив.
- Я слышала одно слово – пустырь, какой-то. В районе свалки. Но у нас две свалки, в разных концах города!
Дымов привстал.
-Вы езжайте на северную свалку, - быстро проговорил он, - а я поеду за аэропорт. Да, и наверное, вызывайте наряд. Нам самим не справиться с этим сумасшедшим Гринбергом.
Он проверил свой пистолет и патроны, затем посмотрел на товарищей.
- И я с вами! – Мышка ухватилась
«Уазик» немилосердно кидало по ухабам из стороны в сторону. Мара больно стукнувшись головой о потолок, застонала.
-Во, гляди-ка! Ожила! – заржал один из бандитов.
-Слышишь, босс, скоро пустырь-то?
Ехали еще около десяти минут. Когда машина, наконец, остановилась, и заглох мотор, стало слышно, как завывает в деревьях ветер. От холода и страха Мару начало трясти еще больше.
Гринберг обернулся.
- Время пошло, - коротко сказал он, засовывая в рот сигарету. – Ваш заработок будет зависеть от того, как громко она будет кричать. Умрет – тем лучше для нее! Свалка рядом. Вы, парни, не стесняйтесь, ей это нравится! Давайте, начинайте!! Ну, же!!
Последние слова он уже не выговаривал. Он просто орал, сдергивая с лица Мары скотч. Девушка дернулась, пытаясь привстать, кто-то подставил ей подножку, и Мара упала лицом вниз. Чьи-то руки уже снимали с нее туфли, рвали колготки, кто-то задрал юбку… Связанная по рукам за спиной липкой лентой, она едва могла двигаться. Только брыкаться, но и это не помогло.
Гринберг молча курил.

- Вот они! – вскрикнула Полина, завидев в темноте малоприметный «уазик». Дымов затормозил. Почти молниеносно он выскочил из машины, кинув мобильник Мышке.
- Звони Бронскому! – заорал он, вынимая на ходу из кобуры пистолет. Из старого «уазика» доносились приглушенные звуки, среди которых Александр различил крики о помощи. Издав нечеловеческое рычание он понесся к «уазику».
- Куда? – закричала Полина. – Их же там втрое больше чем нас!
-Назад, подонки!
Дымов рывком открыл задние двери «уазика». Мара, полураздетая, лежала на грязном полу. Над нее уже навалился один из бандитов. У Александра помутилось в голове.
-Руки прочь! Поубиваю всех!
Он выстрелил того, который завалился на Мару.
Все последующее после вспоминалось ему с превеликим трудом. Он помнил только, как, каким-то чудом подобравшись к Маре, сумел освободить ей руки.
-Беги к машине! Уезжайте! Там Полина…
Гринберг, совсем не ожидавший такого поворота событий, выскочил из машины. Увидев Дымова он в ярости сжал кулаки.
Тем временем банда уже набросилась на Александра. Он выронил пистолет. Наверное, только хорошая физическая подготовка и помогла выжить ему в этой передряге.
Мара в слезах бежала по заснеженной дороге, навстречу Мышке, как вдруг неожиданно ее схватили…
В тот же момент, раздался еще один выстрел. А потом еще и еще. Короткий вскрик принадлежал Александру. Стараясь вырваться из цепких лап бандита, Мара оглянулась и …
…Мир на несколько мгновений замер вокруг нее. Губы беззвучно шевелились, голос неожиданно пропал, из горла вырывались хрипящие, ни на что не похожие звуки… Она схватилась руками за голову и, после нескольких секунд беззвучного хрипения, истошно закричала! Нечеловеческим усилием она вырвалась из рук бандюгана, больно сжимающего  ее плечи и ослабевшие вмиг ноги понесли ее к Дымову…
Сашенька! Любимый…солнышко…родной…Мара рухнула рядом с ним на колени, не замечая боли от острых камней, не замечая раздававшихся выстрелов, один из которых чудом не угодил в нее… Его некогда белоснежная рубашка теперь была вся в крови, а его чудесные длинные волосы, которые она так любила, перепачканы в глине…
Затуманившимся взором он смотрел перед собой, в звездное небо, в котором видел лицо любимой… Он чувствовал ее слезы на своих губах, когда она обнимала его, прижимаясь мокрой щекой, их солоноватый вкус… Чувствовал, как дрожащие руки едва удерживают его слабеющее тело. И словно отдаленное эхо доносился до него ее тоненький испуганный рыдающий голос… Срываясь на крик, этот голос звал на помощь…Звал вперемешку с молитвами к Богу и мольбами к нему… Боль от ран была невыносимой. Настолько невыносимой, что он не выдержал и застонал, чувствуя, что начинает захлебываться собственной кровью… Ужас застыл в глазах Мары. Что могла она поделать против такой нечеловеческой злобы ее отчима, который так ненавидел Дымова?
Александр с усилием поднял руку и коснулся ее заплаканного лица… и попытался улыбнуться, хотя улыбка больше походила на гримасу. Каждое движение приносило чудовищную боль… А от промороженной, покрытой ледяной коркой,  земли, на которой он лежал, веяло нестерпимым холодом. Озноб начал колотить и без того измученное тело…
-Ты… прости меня… я неправ был… - едва слышно прошептал он, и тут же резкая боль пронзила легкие.
-Я ведь полюбил тебя с того самого дня…Помнишь?
Он не договорил, почувствовав соленый вкус на губах. Кровь. Или слезы… Или все вместе. Мара, закусив губу, в отчаянии мотала головой… Лицо Александра исказилось страданием.
-Милая моя девочка…мой…лисенок…
Хриплый кашель прервал его. Он силился сказать что-то еще, но язык больше не повиновался ему… Он лишь беззвучно шевелил губами. Это ласковое прозвище – лисенок -  стало последней каплей… Слезы предательски катились по щекам.
Вдалеке послышался вой сирены «скорой помощи», а с ним и милиции.
Она наклонилась над Дымовым.
-Помощь уже едет, слышишь? Ты будешь жить! Я не позволю… не позволю сбыться тому ужасному сну…Сашенька! Господи…Саша… нет…
-Не надо!!!

Все закончилось быстро. Мара совсем не помнила, как в ее руке оказался пистолет. Почти одновременно раздались два хлопка. И два тела упали наземь. Мышка громко вскрикнула, оседая прямо перед распростертым на земле Александром…
Ее смерть была быстрой. И почти легкой. Липкая, теплая кровь от раны  в сердце медленно растекалась по рубашке. А на лице… Тяжелый пистолет выпал из руки Мары. Не в силах видеть остекленевший взгляд, в котором застыла Смерть, она прикрыла глаза ладонью… 
Что-то грузным, словно набитым землей мешком шлепнулось на землю неподалеку. Гринберг упал там же, где и стоял. Пуля, выпущенная из пистолета Марой, угодила ему в лоб. Тоненькая струйка крови стекла по лицу.  Пальцы все еще сжимали винтовку.
Пустырь осветился светом фар подъезжавших милицейских машин и «скорой помощи».
Мара безучастно смотрела на бегущих к ней людей. Чем они теперь смогут помочь? Грязным рукавом она вытерла слезы и, всхлипывая, прошептала:
-НУ ПОЧЕМУ!! ПОЧЕМУ ВЫ МЕНЯ ОСТАВИЛИ?!! 
Сильные руки подняли ее на непослушные, ватные ноги. Дымова уже укладывали на носилки. Он был без сознания. Какой-то человек поддерживал Мару под локоть. Спустя мгновение до нее наконец дошло, что это Бронский. Как в спасательный круг, она вцепилась в него, молча наблюдая, как носилки укладывали в машину. Молодой врач «скорой помощи» захлопнул дверцу и машина понеслась прочь с пустыря.
Бронский мягко погладил Мару по волосам.

Спустя несколько часов

Маре уже начало казаться, что дверь операционной никогда не откроется. Сгорбленная, почти старушечья, фигурка, неподвижно сидела на кушетке. Теперь Мара могла надеяться только на тех людей, за дверью, которые самоотверженно спасали жизнь умиравшего человека… Она переставала плакать, и снова начинала… Кусала губы и костяшки пальцев до крови… И никак не могла найти себе места в узком коридорном пространстве…
Еще немного, - и ожидание убьет ее…
Наконец, дверь все-таки открылась… Одежда хирурга сплошь была в крови, лицо не выражало ничего кроме тревоги и усталости от перенесенного напряжения… Он молча присел на кушетку…
У Мары тряслись руки. Несколько мгновений над ними довлела тяжелая, почти физически ощутимая тишина. Мара отпрянула, прикрыв дрожащей рукой рот… Хирург медленно снял повязку с шеи…
-Мы вытащили семь пуль… Одна из них чудом не попала в сердце. Из жизненно важных органов задета одна почка. Ее пришлось удалить. Три пули попали в живот. Опоздали бы хоть на минуту – и мы уже ничем бы не смогли помочь. Состояние крайне нестабильное…В общем, молитесь… Больше я ничего вам сказать не могу.
Он порывисто встал и вышел из отделения.
Мара с безнадегой и отчаянием смотрела на захлопнувшуюся дверь. А позади нее, за дверью, только аппараты поддерживали едва  теплящийся огонек жизни в любимом…
 
Глава 9
«Последнее прощай»

Мара безучастно смотрела в запотевшее окно автобуса. Две маленьких слезинки скатились по щекам… Автобус медленно ехал по холмистой дороге кладбища. Кресты, кресты, кругом были одни кресты!... Где-то внутри тоскливо сжалось сердце. Мара подумала о тех людях, которые были похоронены здесь, и безнадежное отчаяние начинало давить с новой силой.
«Господи… они ведь когда-то жили…все эти люди…Когда-то любили, ходили по земле… Плакали, радовались… Они ведь были когда-то! И теперь они лежат здесь, в этих заброшенных могилах. И один лишь ветер тревожит это смертельное безмолвие… Тысячи одиноких могил…Тысячи судеб… Счастливых и трагических. Последнее пристанище каждого из нас…»
Плечи Мары опять затряслись от беззвучного плача.  Мышка… Асенька…Подружка… Ну почему жизнь не кинопленка?! Почему нельзя просто перемотать все назад и все исправить?! 
А теперь она лежала там, в гробу…Такая беззащитная и маленькая…И безумно одинокая… Почти как живая. И Маре порой казалось, что стоит подойти к ней, тронуть за плечо - и она откроет глаза и хитро улыбнется. И все окажется шуткой. Пусть глупой, нелепой, дурацкой, чудовищной, но все-таки шуткой! Розыгрышем…
Снова и снова всматривалась она в белое, бескровное лицо Мышки. Смерть изгладила следы боли и страха, и оставила только безмятежность вечного сна…
Автобус остановился неподалеку от свежевырытой могилы. Гроб вынесли из автобуса. Мара с трудом заставила себя следовать за процессией. В голове крутилась только одна мысль: «Вот сейчас ее накроют крышкой…заколотят гроб, опустят в эту замерзшую, ледяную яму…и все…Все!!! И я больше никогда не увижу своей Мышки… Никогда не услышу ее звонкого смеха…»
Снег под ногами хрустел, холодный ветер обжигал мокрые щеки. Мара сильно дрожала – здесь, за городом, ветер пробирал насквозь. Даже пальто не спасало. А может быть вовсе не в ветре было дело…
Она вновь вгляделась в лицо подруги, стараясь запомнить каждую его черточку, плотно сжатые губы, припомнить хитроватый взгляд синих глаз…
«Ну как же так?! Ведь совсем недавно ты еще была с нами! Ты жила, дышала, говорила… Всего лишь какую-то неделю назад я слышала твой голос… Как же так?!! А теперь… теперь в этом неподвижно застывшем  холодном теле нет ни искорки жизни!! И это все - ты? Моя Мышка?!»
Мара с болью смотрела на родителей погибшей…Это было ужасное зрелище. Мать Мышки с трудом оторвали от гроба. Отец словно каменная статуя стоял неподалеку. Он был внешне спокоен. Даже более чем…Но Мара видела, как из-под опущенных век скатываются скупые, непрощенные слезы…
Кто-то вложил ей в ладонь горсть отвердевшей земли. Мара взглянула на свою дрожащую руку… 
Нет, не время еще…Сначала надо сказать последнее прощай… Словно в тумане она подошла к гробу. И остановилась… Боль захлестнула ее.
-Асенька…
Она лежала такая юная! Спокойная…Холодная… Ветер изредка шевелил прядки ее волос, а уголки губ даже как-то загнулись вверх, отчего лицо ее казалось просветленным и умиротворенным…
-Спасибо… - беззвучно прошептала Мара. – Спасибо тебе за твою безграничную…преданность… подружка…
-За твою доброту…
-И заботу обо мне…
-И за то, что спасла жизнь моего сына…когда он еще не родился… и мою…
Губы Мары скривились, и она опять заплакала.
-Не уходи…не покидай меня…
И словно в ответ на эту отчаянную мольбу, с неба посыпались снежинки. Медленно и плавно они кружились в воздухе…
Нет, не те слова она сказала. Не те…  Язык не повиновался ей. Но усилием воли она переступила через себя…
-Прощай… спокойного тебе сна…что бы ни случилось, ты навсегда останешься в моем сердце. До конца моих дней ты будешь моей лучшей подругой…
-Но как же так? Как же я буду без тебя?!!

Гроб с негромким стуком опустился на дно могилы. Люди стали бросать землю. Кинула свою горсть и Мара.
Один за другим люди бросали в могилу по горсти земли, и отходили. Мара стояла в стороне, и бессильно наблюдала, как двое хмурых и невыспавшихся с утра мужиков быстро и равнодушно (им ведь не в первый и не в последний раз) довершили начатое ими.
Кто-то сунул ей в руку пластиковый стакан с водкой (в нос ударил резкий запах) и кусок колбасы. Мара вздрогнула, и только через несколько секунд до нее дошло – помянуть…
«Не так… Все не так. Ну разве годится провожать ушедших – водкой? Как алкаши какие-то. Кто и зачем вообще выдумал этот дурацкий обычай – пить на кладбище? Заглушить боль? Все равно не поможет… Станет только хуже».
Зажмурившись, она решительно подняла руку и глотнула. Горло обожгло, Мара закашлялась. Кто-то сбоку яростно прошипел ей в ухо: «Закусывай быстрее, балда!» Не споря, она запихала в рот колбасу.
Ну, вот и все. Впереди дорога домой. В теплый дом. «Сюда мы ехали вместе, а обратно возвращаться я буду без тебя… Кладбище – это один большой перрон, с которого отходят поезда в бесконечность… И мне остается только верить в то, что ты сейчас сидишь в одном из вагонов, и у тебя хорошие попутчики… Счастливого пути… Может быть когда-нибудь и я, сев в один из этих поездов, вдруг увижу тебя в окне напротив…И кто знает, где будет следующая остановка…»
Дрожащими руками она поправила капюшон. Слез больше не было. Но  на сердце болела открытая рана, словно не в Мышку, а в нее угодила та пуля…
«А ведь она предназначалась мне…»
Немного помедлив, она сняла с шеи крестик и повесила его на ветку березы. 
-Прости… прощай…

Автобус выехал за ворота кладбища и покатил по накатанной снежной дороге в город живых…
И никто не видел, как в наступающих сумерках на ветке березы возле свежей могилы качнулся, словно задетый кем-то, деревянный крестик…


Жизнь Мары разделилась с той роковой ночи. Невидимая грань пролегла между той Марой, которой она была еще неделю назад, и Марой, плечи которой согнулись от потрясений, горя и тревоги… И только сынишка, маленький и до боли ею любимый, спасал от окончательного срыва. Озорной, еще несмышленыш, он протягивал к ней маленькие ручки, вставал на крохотные ножки и улыбался, показывая первые два зуба… И застывшее сердце Мары начинало оттаивать. В ту ночь, после похорон Мышки, она не могла сомкнуть глаз. И, лежа в постели, долго вспоминала былые дни… А в больнице на грани жизни и смерти находился другой, любимый ею, дорогой человек… И сердце рвалось на части от того, что она ничем не могла ему помочь, не могла облегчить его страдания…
В зале тихо работал телевизор – не спалось в эту ночь и Бронскому. Он просто побоялся оставлять Мару одну. На экране мелькали кадры, за окном все также тихо падал снег. И каждый думал о своем. Тяжело было на душе у обоих.
Не в силах больше находиться в комнате, Мара вышла в кухню. Маленькая, уютная, со светлыми занавесками на окнах… Сразу припомнилось, как много раз они втроем (она, Александр и Ася) сидели за этим столом, разговаривали, чаи гоняли, шутили, смеялись… Все это осталось где-то там, в другой жизни. И беззаботный смех, и воскресные встречи по вечерам, и прогулки по зеленому солнечному парку… И Маре была нестерпима одна только мысль о том, что Мышка, которая должна была быть дома, сладко спать в теплой постели, сейчас лежит в ледяной промерзшей яме…
-Не спится? -  Бронский присел рядом на табуретку. Он с жалостью смотрел на эту еще совсем девочку.
Мара отвернулась.
-Не могу. Мысли меня совсем замучили… только закрою глаза – и вижу ее лицо. Она ведь закрыла меня собой, Бронский… Она спасла мне жизнь. Я не могу поверить в то, что ее больше нет! Это просто какая-то чудовищная ошибка! Страшный сон, смешанный с явью… А Саша… Господи, какая я была дура! Он ведь мучился… Я видела, что он хотел подойти, но… гордость эта его. Гордость не давала ему это сделать. А теперь вот…
Она на мгновение замолчала. И горько закончила.
-…миримся на смертном одре!
Бронский больно схватил ее за плечи и повернул к себе.
-Не смей хоронить его раньше времени! Слышишь? – услышал он свой хриплый голос. – Не смей!
Мара закрыла лицо руками, испугавшись своих слов. И вся как-то сникла.
-О, господи… - выдохнул Бронский, прижимая ее к себе.
-Помоги нам всем, Господи!…


Глава последняя

Прощение…

Погода словно решила досадить всем: людям, птицам, зверям. Снежный ураган разыгрался не на шутку. Заунывно пел ветер, беспощадно бивший в окна домов. Он сбивал с ног, не давал двигаться и дышать, валил деревья и столбы, срывал вывески и шифер с домов.
Пурга началась еще глубокой ночью, и к утру все дороги были засыпаны снегом. А ветер все не унимался.
Ну, вот… вот и крыльцо больницы. Осталось совсем немного, всего несколько шагов, чтобы ухватиться за перила, расчищая себе дорогу от снега, и с трудом открыть тяжелую железную дверь. Ноги вязли в сугробах, снег забивался в сапоги и за воротник пальто, неприятно холодя кожу, частые сильные порывы ветра перехватывали дыхание так, что Маре казалось, что она вот-вот упадет в обморок от недостатка кислорода… Но она упрямо шагала вперед, прячась за широкой спиной Бронского, который своей массивной фигурой расчищал тропинку.
Они ввалились в узкий коридор, стряхивая снег.  Бронский встревоженно посмотрел в окно.
-К вечеру ветер еще покрепчает… Да-а…погодка не на шутку разыгралась…
Мара молча раздевалась. Вокруг нее образовалась большая лужа от растаявшего снега. Сонная уборщица, с носом ярко-красного цвета,  заметив это, со злостью зашипела.
-Ну, нанесли снегу-то! Дома надо в такую погоду сидеть, а не шастать по улицам…Убирай теперь за вами!
Бронский неожиданно разозлился.
-А ну, осади назад, алкоголичка старая! Ты за всю свою жизнь не перенесла такого, что вынесла за прошедшую неделю эта девочка! Там на волоске… от смерти дорогой ей человек лежит… А ты шипишь тут, словно гадюка! Уберешь, ничего с тобой не станется!
С этими словами он повел Мару по коридору в отделение интенсивной терапии.
-Это кто алкоголичка?! – завопила уборщица вслед удалявшимся.

С каменным сердцем вошла Мара в кабинет врача. Уже четвертые сутки Саша Дымов лежал в интенсивной терапии, так и не приходя в сознание. Вот и сейчас Мара с тоской думала о том, что еще сообщит ей врач. А дела у Дымова и так шли неважно. Услышав звук открываемой двери, хирург поднял взгляд на входивших.
Мара нерешительно остановилась у двери. Спросить она боялась. И по внешнему виду поняла – ничего нового он ей не скажет. Бронский поддержал ее за локоть.
-Можно мне его хотя бы увидеть? – прошептала она, опуская руки.

Ни кровинки не было в мертвенно бледном, в порезах и ссадинах, лице. Руки – в шрамах и синяках. Тело по грудь закрывала простыня, скрывая многочисленные ушибы и раны от пуль. Из-под простыни тянулись многочисленные трубки и провода…
За окном протяжно выл ветер, нагнетая и без того тяжелую атмосферу. Глядя на любимого человека, Мара невольно вспомнила о сынишке, которого пришлось оставить с соседкой. Благо, та любила детей… Если бы не метель, она взяла бы его с собой.
Мара медленно подходила к кровати. За дверью в коридоре ее ждал Бронский. Шумно работал аппарат искусственного дыхания, качая воздух в слабые легкие. И от увиденного Маре стало жутко… Невольно припомнились недавние похороны. Но усилием воли она отбросила наваждение, ругая себя за такие мысли.
«Сашенька…»
Она еще приблизилась к нему. Хотелось взять его за руку, погладить по волосам… Мара все смотрела в дорогое, любимое лицо, и ей не верилось, что это он, ее Саша…
Она присела на приставленный к кровати стул, все еще не решаясь дотронуться до него. В памяти всплыли события последних дней… Теперь, по прошествии какого-то времени, становились понятными многие вещи, эмоции уступали место бессильной горечи, и Мара, оборачиваясь назад, печально смотрела на разбитые жизни… И много там осталось дорогого, и многое из того, что было ей близко, что она любила и чем дорожила, растоптано и уничтожено. Вера в людей, надежда на светлое, счастливое будущее… Дружба… Любовь… Одна лишь любовь еще не покинула ее окончательно. Но суждено ли ей было остаться в этом бренном мире? Или это расплата за грехи, которые она не совершала? Или обязательная плата по счетам, которые  выписывает жизнь?
Наконец она все-таки нерешительно дотронулась до его ладони. Рука была горяча… А может быть Маре так показалось. Всем своим существом она ощутила боль… «Как бы  я хотела передать тебе все свои силы…Вдохнуть в тебя хоть капельку жизни! Ведь так не должно быть! Что я скажу твоему сыну? Что я скажу ему?!!»
Она судорожно сглотнула набежавшие слезы.
-Возвращайся… - тихо прошептала она, опуская голову. – Возвращайся, иначе как мне жить без твоего прощения?!!
Слезы набегали на глаза и тут же высыхали. В палате повисла тяжелая тишина, нарушаемая лишь шумом работающих аппаратов. Прошло несколько тягостных минут прежде чем Мара поняла: что-то не так… А в следующую секунду она увидела, как ресницы его дрогнули, и он открыл глаза… За всю свою жизнь Мара не видела такого бездонного, бессмысленного взгляда, словно он смотрел на нее из небытия… Но…это было уже что-то!.. Постепенно его взгляд обретал осмысленность. И первое, что Мара увидела в его глазах – была боль…

Возвращаться назад оказалось  чертовски трудно! Боль навалилась на него, сдавливая грудь, не давая дышать… Он всматривался перед собой, пытаясь уловить хоть что-нибудь, но ничего не видел – одни только  расплывчатые очертания. Голова раскалывалась. Он едва ли соображал, кто он, что с ним, где находится…

Но он был жив и начал приходить в сознание, хотя аппарат искусственного дыхания еще работал, а сердце едва билось в груди, готовое вот-вот остановиться навсегда! Мара осторожно взяла его неподвижную руку в свои ладошки и почувствовала, что дрожит.
Он знал, что не имел права уходить…Не имел права оставлять ее одну в этом огромном мире, беззащитную, одинокую… Едва ли он понимал, что находится в чистой белой палате… и что прошло уже много времени с того момента как он потерял сознание. Где-то на задворках подсознания всплывал ее образ и тревожило смутное беспокойство… Все еще свежи были в памяти выстрелы из трех пистолетов, нацеленных прямо на него, и ее тоненький голосок, звавший на помощь… Он ведь всего лишь исполнял свой долг, прикрывая охраняемого директора своим собственным телом. В тот момент он даже не думал о Маре… И лишь услышав истошный крик, понял – она все видела, она была там…  Но сейчас все слилось в какой-то единый непонятный и страшный сон. Обрывки воспоминаний то всплывали в разгоряченном мозгу, то исчезали…И он не имел права уйти. Не имел, хотя бы не оставив ей хоть какую-то крупицу надежды в выжженной горечью душе…
Мара уже давно сидела, прижав его руку к своей щеке, крепко зажмурившись, ожидая, что вот-вот перестанет биться слабо прощупывающийся пульс, как вдруг… Пальцы Александра дрогнули и слабо, почти бессильно, сжали ее ладонь…
Он вернулся.
А значит – простил…


Эпилог

Букет свежих садовых роз упал на освещенную ярким солнечным светом могилу… Их было ровно десять. Размеренно покачивались ветки березы, растущей неподалеку, теплый ветерок обдувал чуть подзагоревшие лица людей, пришедших почтить память усопших.
Была середина мая 1997-го года. Снег уже растаял и на улице было на удивление хорошо и тепло.
Мара присела на лавочку, достала пакет с едой, блюдечко.
Александр, совсем недавно оправившийся после перенесенных травм, последовал ее примеру. Ходил он теперь с палочкой, немного прихрамывая. Одна из пуль, выпущенных Гринбергом, задела коленный сустав, повредив сухожилия.
Мара тем временем разложила еду на блюдечке и поставила на могилку. Затем разлила по стаканам брусничный морс. Про себя, тогда на похоронах, она решила никогда не поминать умерших водкой…
-Помянем? – тихо спросила она.
Александр не ответил. Он только взял со столика стакан и кивнул.
Помолчав еще минуту и допив морс, он поставил стакан обратно на столик. И тут заметил, как неподвижно сидела Мара, не отводя глаз могилки.
-Ну, что ты, лисенок… - он ласково погладил ее по волосам и прижал к себе.
-Мне так ее не хватает! – плаксиво прошептала Мара и уткнулась ему в грудь.
Александр мягко похлопал ее по спине.
- Знаешь, мне кажется, что если бы мы жили в другом измерении, и мне было бы суждено погибнуть, мы никогда бы не встретились. Ты так бы и осталась сидеть на той лавочке в скверике, а у меня никогда бы не возникло мысли научить тебя уму-разуму. И мы  расстались бы, так и не узнав имен друг друга…
Говорил он тихо, глухо, без выражения.
- В другом измерении…
Мара подняла на него заплаканные глаза.
- Я бы хотела все вернуть обратно. Я бы ни за что не ушла тогда из дома…
Александр вздохнул.
- Мало вернуть прошедший год, Мара. Все началось еще с твоего рождения, - он обнял свою девочку. – Семнадцать лет назад. Ты не дочка Гринберга, и назвали тебя вовсе не Марой. Твоя мама дала тебе имя Анастасия. Странно, правда? Я потерял много лет назад Анастасию, ради другой Насти…
-Откуда тебе это известно?! – пораженно прошептала Мара.
- Врач, который являлся вашим семейным врачом… В общем пришлось с ним поговорить. Он все рассказал. Когда родилась ты, в тот же день вечером у жены Гринберга, Марты Васильевны, тоже родилась девочка. Этот врач сразу определил, что она не выживет, даже спасать не стал. Вам поменяли бирки, которые обычно привязывают к ручкам новорожденных, и на первое кормление твоей матери принесли Мару. Девочка погибла спустя неделю. И как ни тяжело, но ты все же должна знать, Мара. Не стало в тот же день и твоей настоящей мамы. Отца же сбила машина… К ее смерти, и смерти твоего отца имел отношение один и тот же человек. Этот человек – Гринберг.
Мара потрясенно застыла.
-Это не человек, - тихо проговорила она.
Ну вот и все… Казалось бы, правда должна была принести ей боль, но Мара не чувствовала ничего кроме опустошения. За прошедшие месяцы, пока она выхаживала Александра, ходила на работу (благодаря Полине, она устроилась работать в цветочный салон, составляла букеты), Мара научилась стойко переносить все тяготы. А отрадой для ее измученного сердца служило медленное, но верное, выздоровление Александра, первый шаг Аленки, ее первое слово «мама»…
- Наверное, нас уже заждалась нянечка. Пойдем, наверное…
Она собрала не тронутую еду и стаканы в пакет, помогла подняться Александру и они вместе пошли по дороге к выходу с кладбища.
Уже у ворот она оглянулась.
Вдалеке ей прощально-приветливо махала ветками березка у могилки. И на мгновение ей показалось, что это Мышка говорит ей «До свидания!».
Мара улыбнулась и, вытерев слезы, помахала в ответ.
«До свидания!» - откликнулась она про себя.
С автомобильной трассы им уже сигналила машина.