Я вас не знаю...

             
 







(сценарий телефильма по мотивам рассказа Кира Булычёва
                «Можно попросить Нину?»)

Главные герои и действующие лица:

1) Вадим – молодой человек, на сегодняшний день ему 22, без определённого рода деятельности;
2) Нина Фролова – школьница, на 1942 год ей 14 лет;
3) а так же агент по продаже недвижимости, сосед по площадке, бывшая хозяйка квартиры, мальчик, немецкий пилот и т.д.

                * * *

1. Интерьер. В коммунальной квартире. Декабрь 2004 года. День.   

(Крупный план: ржавый – прержавый вентиль туалетного бачка, который никак не хочет ни закрываться, ни открываться.)

Агент по продаже квартир:
(нарочито бойко и оптимистично, продолжая, однако  «насиловать» кран)

- Ну, это можно сказать, совсем не имеет никакого значения!...Пару нехитрых движений в умелых руках – и можно совершенно спокойно наслаждаться всеми прелестями цивилизации!...У…упс…с!...

(Сделав нечеловеческое лицо от напряжения, всё-таки прокручивает краник, и в унитазе начинает глухо клокотать ржавый ручеёк)

(Агент выпрямляется, потирая грязные ладони, оглядываясь по сторонам – но вытереть нечем – поэтому просто отряхивает пальчики на пол. Рядом стоит Вадим, и немного растерянно смотрит на всё это действие.)

Агент:
(так же бодренько, невозмутимо глянув на Вадима)

- Главное, что прекрасно развивает кисти рук!...Утром заменяет серию гимнастических упражнений!...У…упс…с!...

(Снова делает нечеловеческое лицо от напряжения, и закручивает краник. Вода, лениво квакнув, иссякает.)

Агент:
(продолжая «экскурсию», уже в ванную)

- Душевая!...Конечно, не последнее слово техники, но помыться можно…
Даже с изрядной дозой комфорта…

(Начинает открывать воду, и переводить её на душ, но смеситель вырывается с корнем и остаётся у агента в руках. Оседает облачко пыли от упавших на пол несколько плиток кафеля.) 

Агент:
(невозмутимо вкладывает смеситель Вадиму в руки, и ведёт его дальше по коридору, бросив между делом)

-  Это такая мелочь, что я вижу – а я точно вижу! – что вас это совершенно не расстраивает…

(Ведёт его на кухню, Вадим послушно следует за ним, в руках у него оторванный смеситель, на шею, словно боя намотан агентом шланг от душа.)

Агент:
(осматриваясь по сторонам)
- Как я уже упоминал ранее, если приложить немного старания, и осуществить…гм…лёгкое финансовое вливание…произвести, так сказать, небольшой косметический ремонт, то вы, учитывает местоположение вашей недвижимости – (агент делает ударение на второе «И») – становитесь обладателем просто замечательного семейного гнёздышка!...

(Присмотревшись к какому-то пятнышку на стенке, начинает его отколупывать, в результате чего на пол отваливается огромный кусок штукатурки.)

Агент:
(немного обескуражено)

- М…да…(продолжает)…Плита газовая…(принюхивается к конфоркам, вращая их вправо-влево, но видимо безрезультатно – газ не хочет идти)…Отопление стандартное…

(Берёт разводной ключ и несколько раз с энтузиазмом стучит по батарее, в ответ кто-то наверху отстукивает злобно в ответ.)

(Поворачивается к Вадиму, кладёт ключ обратно на подоконник)

- Короче, начнёте жить – разберётесь сами!...Х, оккей?...

(Собирается уходить, Вадим его пытается остановить, но у агента начинает звонить мобильный телефон.)

Агент:
(орёт в трубку)

- Алё!!...Да, да!...Я слушаю!...

(продолжая разговаривать, протягивает Вадиму пачку документов на квартиру, и, прикрыв трубу ладонью, шепчет)

- Подпишите, я всё сам оформлю!...Залог вернём, когда вся сумма упадёт на счёт!...

(продолжает уже в трубку)

- Сколько-сколько?!...За 45 штук на Гражданке?!...Ваще!...Ну, ты супер!...
Когда обмывать будем?...Как что?!...Твой гешефт!...

(Вадиму, показывая пальцем на место в документе)

- Ещё одна подпись здесь и расшифровка!...

(в трубу)

- А он что сказал?...Ну, и козёл!...Вот, клиент жлобский пошёл!...А?...Из-за 500 долларов удавиться готов!...
(Пальцем показывает Вадиму, где надо делать расшифровку, и забирает бумаги. Вадим, оглядевшись, садится за кухонный крошечный столик, и оглядывается. Камера экспонирует окружающее пространство, симулируя его взгляд…Честно говоря, квартира просто в аварийном состоянии.)

Агент:
(снова в трубку)

- А если показать ему ту, что на 11-й линии?...

(разочарованно)

- Совсем аварийная?...Ну, скинь штуку – он тебе задницу до блеска зацелует!...

(Вадим шёпотом спрашивает.)

- А где бывшие хозяева?...Они, что вещи не забрали?...

Агент:
(изумлённо в трубку)

- Ну, ни фига себе!...Конечно, пью!...

(Вадиму)

- Бабка тут проживала сумасшедшая!...Год  назад тапки отбросила, а родственников нема – все в блокаду погибли!...Даже завещание не успела оставить…

(снова в трубку с ехидным энтузиазмом)

- Ну, для тебя всё, что угодно!...Кроме анального секса, разумеется!...Гы-гы-гы!...

(Вадиму)

- Делайте с вещами, что хотите – продавайте, выбрасывайте, раздарите!...Короче, вы – полноправный хозяин всего этого барахла!...Всё, я лечу, у меня ещё две встречи сегодня!...

(Наспех пожав ему руку, выходит в коридор, и уже оттуда доносится его голос.)

- Что ты говоришь?!...Ай-яй-яй!...Конечно, жаль!...Какая трагедия!...Ты смотри!...

(Звуки шагов стихают на лестнице – агент ушёл, и Вадим остаётся один.)

Вадим:
(бормочет вслед агенту)
- Ну, и жох!...

(Снимает с шеи смеситель. Кладёт на стол. И уже оглядывается по сторонам, неторопливо отмечая взглядом всё то, что ему досталось. Входит в комнату и оглядывается.)

                * * *

2. Интерьер. В той же самой комнате. Октябрь 1942 года. Вечер.

(Крупный план: часы с кукушкой. Стрелки медленно подползают к семи часам. Окна завешены очень плотно. На стене портрет Сталина. На трюмо семь фарфоровых слоников на счастье. Две железные кровати, аккуратно застеленные покрывалами. На подушках лежат кружевные накидки ручной работы. В комнате старая, но ещё крепкая мебель, дома чисто, хотя всё равно как-то неуютно. Наверное, потому что ото всюду просто веет холодом, изо всех щелей, изо всех дыр. Камера отъезжает, постепенно переходит на средний план: Нина – худенькая девчушка лет 14 в большом сером платке и в куче каких-то тряпок, намотанных на тело  – аккуратно кладёт на пол несколько кусков древесины (возможно, это какие-то обломки стульев или ещё чего-то, типа паркета), рядом едва теплится буржуйка. Они почти погасла. Нина начинает осторожно раздувать пламя. Её холодно, и она зябко передёргивает плечами. Зима всё-таки…)

                * * *

3. Интерьер. В квартире у Вадима. Вечер того же дня.

(Крупный план: танцующий огонёк пламени. Он разгорается всё сильнее и сильнее. Камера отъезжает назад: это уже огонёк зажигалки. Вадим закуривает. Тушит спичку. Кладёт её на стол. Те же самые часы с кукушкой – только гораздо старее –  показывают пол одиннадцатого.)

(Вадим, критически оглядев комнату, начинает вдруг сдирать обои со стены, они слезают большими шуршащими кусками – клей уже давно рассыпался и совершенно их не держит. Одной рукой он держит сигарету, второй срывает обои и бросает их прямо на пол, изредка поглядывая на улицу. За окном смеркается…)

                * * *

4. Экстерьер. На одной из улиц Ленинграда. Октябрь 1942 года. Вечер.
 
(Смеркается…Не смотря на лютый холод, стайка подростков гоняет мяч с таким азартом и пылом, что если бы не выбитые и заколоченные окна, разрушенные и полупустые дома, то можно было бы подумать, что никакой войны и не было в помине…Если бы…)

( Крупный план: мячик – изорванный и залатанный не один десяток раз – словно маленькая круглая собачонка мечется от одного разбитого ботинка к другому.)

(Дети кричат, подбадривая то себя, то вратаря – долговязого паренька лет 14, который, скинув коротенькое пальтишко прямо на снег, кажется ещё выше. Длинные руки в огромных неуклюжих рукавицах бросаются вперёд, опережая хозяина, и, выхватывая мяч прямо в воздухе у самых ворот, ловко забрасывают обратно в толпу.)

(Подростки, разойдясь не на шутку, торопливо утирают сопли рукавом, и с покрасневшими носами снова бросаются в бой, словно перед ними враг, а не простой залатанный кусок прорезиненной тряпки…)

                * * *

5. Интерьер. В квартире Вадима. За год до этого. Октябрь 2003 года. День.

(Надпись на экране: за год до этого…)

(Крупный план: пуговицы пальто. Старческие дрожащие пальцы с крупными подагрическими суставами, пытаются застегнуть последнюю пуговку – великоватую даже для пальто и обломанную с одного края. Им  это удаётся с большим трудом.)

(Подняв воротник – одно название, а не мех, честное слово! -  старуха в почти коричневом пальто завязывает грубый домотканый платок, берёт авоську, и с какой-то тоской что ли, оглядев комнату – в ней пока ещё всё нетронуто, хоть и дышит старостью –  медленно выходит в коридор.)
(Захлопывает входную дверь, и начинает спускаться. Ноги её плохо слушаются, поэтому приходится осваивать по одной ступеньке, держась за перила, и подтягивая одну ногу ко второй…Всё не просто…)

                * * *

6. Интерьер. В квартире Вадима. Декабрь 2004 года. На следующий день.

(Вадим продолжает наводить порядок в комнате…Старье, оставшееся от прошлых жильцов, его угнетает, и ему не терпится от него избавиться. На нём потрёпанная серая футболка (хотя когда-то она была явно белого цвета), старые джинсы с обрезанными коленками, и платок, по-пиратски завязанный на голове. Мусор – а это не только куски обоев, но и практически вся мебель и вещи – он выносит на лестничную площадку и оставляет за дверью.)

(На шум из-за двери выглядывает сосед по площадке – тихий алкоголик между 45 и 55 годами, сморщенный и заспиртованный – и с невыносимой печалью смотрит на гору выбрасываемых вещей. Кадык у него дёргается, то ли от огорчения, то ли от того, что пить хочется, а нечего…)

(Вадим выносит старый патефон с пластинками и ставит его на пол. Поймав взгляд соседа, смотрит на него, как бы вопрошая, ну, и что?...)

Сосед:
(сглотнув слюну с трудом)
- З…здравствуйте…

Вадим:
(кивнув головой, вытирает рукой пот)
- Ага…Здравствую…

(И снова скрывается за дверью.)

(Алкоголик снова смотрит невыносимо печальным взглядом. Ему тошно или тошнит – скорее всего, он сам ещё не определился…)

(Вадим снова появляется на площадке. На этот раз у него в руках старые книги и потёртый лохмотный альбом с фотографиями…Часть из них вываливается на пол. Вадим, чертыхаясь, начинает их собирать.)

(Сосед смотрит на него. Взгляд у него слегка замутнён, но печален до невозможности.)

Сосед:
(подаёт голос)
-  Слышь, сосед…

Вадим:
(не поднимая головы)
- Чего?...

Сосед:
(тихо, как будто говоря самому себе)
- Одолжи до завтра червонец…На хлебушек не хватает…

(Вадим, подняв голову, внимательно смотрит на него, потом поднимается и уходит внутрь.)

(Сосед смотрит на пустую дверь, и его кулаки, словно части какого-то испорченного механизма, то сжимаются, то разжимаются…Как-то невпопад…)

(Вадим возвращается через несколько секунд. В руках у него пол батона. Суёт соседу в руки.)

Вадим:
- Держи…Хлебушек…

Сосед:
(мутно моргнув)
- Спасибо…

(Хватает булку и прижимает у животу, покрытому частично выцветшими «трениками». Покачиваясь слегка, спрашивает спустя некоторое время.)

Сосед:
(с проблеском надежды в глазах)
- А червонец не дашь?...До завтра…На  колбаску не хватает…

(Повторяется предыдущая картина, только на этот раз в руке у Вадима кусок колбасы.)

Вадим:
- Держи…

Сосед:
(открыв рот)
- А…

Вадим:
(перебивает его)
- На масло не дам!...Депозиты кончились!...Ясно?...

Сосед:
(снова с трудом сглотнув слюну)
- Я…ясно…

(Потоптавшись на месте с булкой и колбасой у живота, спрашивает сжимающим сердце голосом.)

Сосед:
- А можно…я у вас возьму…что-нибудь?...

(Рука его невыразительно показывает что-то по направлению к куче, выброшенной Вадимом.)

(Вадим бросает на него удивлённый взгляд, который очень быстро перебирает всю гамму от ненависти и неприязни до жалости и почти отвращения, и, отвернувшись, кивает, как бы говоря, как хочешь!...)
 
(Сосед очень медленно подползает к куче, и, продолжая прижимать хлеб с колбасой к животу, постепенно наклоняется вниз, и, вяло поковырявшись, достаёт сломанную дверную ручку.)

Сосед:
(упавшим голосом, держа ручку, как дохлую мышь)
- Можно…я возьму?...

(Вадим, ни слова не говоря, вытаскивает ручку на свет божий и «закладывает» её ему в руку, зажимая ему пальцы.)

Вадим:
(смотря ему прямо в глаза)
- Держи…И ни в чём себе не отказывай…

(Снова уходит в коридор.)

(Сосед продолжает тупо смотреть то на дверную ручку, то на еду, прижатую к животу. До него всё так медленно доходит…В принципе, у каждого своя шкала ценностей…)

                * * *

7. Интерьер. В комнате у Нины. Октябрь 1942 года. Вечер.

(Нина сидит перед буржуйкой, и, вытянув руки к танцующим языкам пламени, неподвижно смотрит на огонь…Тепло…Почти хорошо и почти спокойно…)

(Крупный план: пальцы у неё ещё по-детски худые и бледные…А, может быть, и от недоедания и холода…)


(Радио, вздрогнув в неподвижной темноте, голосом Левитана начинает передавать фронтовую сводку. Нина слушает, сгорбившись у буржуйки, словно бы ей уже много-много лет и спина её согнулась под грузом прожитого, а радио звучит всё тише и тише, только звуки летящих «мессершмидтов» становятся всё громче и увереннее, как будто они почувствовали свою превосходящую силу и мощь…)

                * * *

8. Интерьер. В кабине «мессершмидта». Тот же день октября 1942 года.

(Немецкий пилот – он ничем не отличается от пилотов того времени –  через кабину наблюдает пейзаж, пробегающий у него под брюхом самолёта. Рядом с ним зависли ещё три-четыре самолёта – все они летят по одному маршруту. Кто-то из диспетчеров с земли вызывает пилота. Он что-то отвечает, и после получения приказа начинает снижаться. Самолёты следуют за ним. Весь разговор происходит на немецком без перевода…Не в этом смысл…Крупный план пальцев пилота, переключающих что-то на приборной панели.)

                * * *

9. Интерьер. В квартире Вадима. На кухне. Декабрь 2004 года. День.

(Крупный план: пальцы Вадима, набирающие номер на мобильном телефоне.)

Вадим:
(по трубке довольно)
- Алло?...Нина?...Это Вадим…Нет…Догадайся, чем я сейчас занимаюсь?...
Тьфу!...Какая ты пошлая!...Нет…Не угадала!…А ты подумай…Три попытки…Две уже использовала…Я занимаюсь…Ну…Ну-ну-ну-ну!...
Нет…Опять не угадала!...Ладно, так и быть, слушай: я вчера купил…

(Крупный план: телефон, заморгав, выключается – сел аккумулятор.)

(Вадим растерянно трясёт трубку, но она мертва…Толку-то в ней сейчас…)

Вадим:
- Блин!...

(Поковырявшись в сумке, достаёт подзарядное устройство, подносит вилку к розетке, но она не лезет.)

Вадим:
(после трёх-четырёх попыток, растерянно)
- Чёртов «евростандарт»!...

(Оглядывается растерянно по сторонам в поисках розетки. Взгляд его натыкается на старый довоенного образца телефонный аппарат, висящий на стене. Довольно буркнув, он хватается за трубку и в его руках спутанной вермишелиной повисает оборванный провод.)

Вадим:
(бормочет себе под нос)
- Фигня война – главное манёвры…

(Вооружившись отверткой и перочинным ножиком, вытащенным из заднего кармана джинсов, начинает чинить провод.)

                * * *

10. В небе. Всё равно, какой год. Главное – день.

(В небе появляется странный шар. Он, медленно вращаясь вокруг оси, вдруг останавливается и из него начинают «выдавливаться» шары поменьше, словно цыплята из под наседки и это хаотичное движение постепенно упорядовачивается, превращаясь в некое подобие танцев… Шары, продолжая свой удивительный танец, объединяются в кучу и вдруг по ним пробегает молния. Что-то должно случится…)

                * * *

11. Интерьер. В комнате у Нины. Октябрь 1942 года. Вечер.

(Крупный план: кипящий чайник.)

(Нина, выйдя из состояния оцепенения, протягивает худую руку, и снимает чайник с печки. Он тут же перестаёт возмущаться и затихает. Нина наливает кипяток в жестяную кружку. Достаёт из тряпицы кусок хлеба – ту самую блокадную пайку – и сонно смотрит на неё, обхватив горячую кружку обеими ладонями…Вот, он, кусочек жизни, который по крупицам поддерживает её жизнь…Одна крошка – несколько минут её жизни…Либо в плюс, либо в минус…В зависимости от того, есть она или нет…)

(Из этого состояния её выводит телефонный звонок – резкий и зловещий…
Слишком уж он не вяжется со всей этой обстановкой…Вздрогнув, Нина оглядывается на телефон: нет, это не сон, он действительно работает и продолжает названивать…)

(Встав, Нина поднимает медленно трубку и непослушными губами спрашивает.)

Нина:
- Алло?...

Голос в трубке:
(жизнерадостно)
- Нина?...

Нина:
(безучастно)
- Да…

Голос в трубке:
(весело)
- Ну, так, что, будешь слушать?...У меня трубка села, а подзарядное в розетку не лезет – вход не «евро»!...Пришлось тут с этим старьём возиться…

Нина:
(бесцветным голосом)
- С каким старьём?...

Голос в трубке:
(возбуждённо)
- Да, я же тебе самое главное-то не сказал: короче, я купил квартиру на Ваське…Халупа полнейшая, но метраж неплохой, правда тут бабка дуба дала и всякого барахла после себя немеренно оставила, а телефон вообще до исторического материализма, поэтому…

Нина:
(как в бреду)
- Вы кто?...

Голос в трубке:
(кричит)
- …что?...Нин, ты че, опухла?...Чё у тебя с голосом?...

Нина:
(хрипло откашлявшись)
- Лёгкие застужены…

Голос в трубке:
(изумлённо)
- Ну, ты, даёшь?...А врача вызывать не пробовала?...

Нина:
(устало)
- Зачем врача?...Мама завтра со смены придёт…Она и так знает…

Голос в трубке:
- Слышь, ты чего, обкурилась?!...Нин?!...Тебе же в больницу надо – пусть страховку отрабатывают!...

Нина:
(снова закашлявшись)
- Там всё давно занято…И вообще… я вас не знаю…


Голос в трубке:
(долгая пауза, видимо, он соображает, что к чему)
- Ты хочешь сказать, что мне не стоит тебе больше звонить?...Да?...


Нина:
(кутаясь в платочек)
- А кто говорит?...

Голос в трубке:
(сухо)
- С каких это пор ты меня перестала узнавать?...

Нина:
(дрожа от озноба)
- Кого узнавать?...
 
Голос в трубке:
(примирительно)
- Ну, ладно…Я ведь тебе почти по делу…

Нина:
(отрешённо)
- Наверно, Вы всё-таки ошиблись номером…Я вас не знаю…

Голос в трубке:
(кричит)
- Да, это же я, Вадик!...Что с тобой?...

Нина:
(покачиваясь от усталости и голода)
- Простите, я не знаю никакого Вадика…

Голос в трубке:
(зло)
- Иди, проспись, дура!...

(Даёт отбой.)

(Нина осторожно, как будто боится кого-то этим движением разбудить, держит трубку в руках. Она действительно не понимает что происходит…)

                * * *

12. Интерьер. В квартире Вадима. Декабрь 2004 года. День.

(Крупный план телефонной трубки. Это Вадим кладёт её на место.)

Вадим:
(сам себе сердито)
- Ну, и кобыла!...Такого мужика упустила сегодня!...А?...

(Постояв несколько секунд, критично осматривает себя со всех сторон, на сколько это только возможно в такой ситуации, и, убедившись, что выглядит всё-таки «на уровне», определяется с фронтом работ, и снова начинает выносить вещи…Ну, их женщин!...)

                * * *

13. Интерьер. В комнате у Нины. Октябрь 1942 года. Вечер.

(Нина стоит в недоумении. Разговор для неё непонятен. Поплотнее закутавшись, кладёт трубку на место.)

                * * *

14. Экстерьер. На улице. Декабрь 2004 года. Вечер.

(В небе пляшут разноцветные шары, двигаясь прыжками то вверх, то вниз, меняя цвет и форму, то, исчезая, то, появляясь внезапно из ниоткуда. Они то застывают, то начинают двигаться по какой-то немыслимой траектории и просто с сумасшедшей скоростью…Чудо, да, и только!...)

                * * *

15. Экстерьер. На набережной. Декабрь 2004 года. День.

(Люди на набережной с восторгом наблюдают за этим необыкновенным явлением, оживлённо обсуждая его.)

Женщина с ребёнком:
(в толпу, приложив ладонь ко лбу)
- Это салют? Да?...

(Ребёнок лет пяти вьётся у её коленок и самозабвенно выковыривает козюли. Его не интересует чудо.)

Мужчина с биноклем:
(назидательно)
- Девушка, это не салют! Таких салютов не бывает!...

(Девушка в «косухе» и с бутылкой пива в руке, презрительно сплюнув под ноги.)

Девушка в «косухе»:
- А чё тогда, отец?...

Мужчина почти интеллигентного вида:
(авторитетно)
- Это новое лазерное шоу…Мэрия готовится к встрече американского президента – он должен посетить наш город на днях…Я в прессе читал…

Представитель НБП:
(скандируя)
- Долой америкосов! Жиды – руки прочь от России!...Уже на небо гадить начали!...

Седобородый уфолог:
(жуя бородку задумчиво)
- Это типичное НЛО…Я такое наблюдал на Алтае в 1983 году, когда ездил в творческий отпуск…У меня даже книжка написана по этому вопросу…

Полковник с цельнометаллическим взглядом:
(уфологу с презрением)
- Хватит нам лапшу на уши вешать! Ваша гнилая интеллигенция все эти годы народ баламутит!...Это гидрометеорологические зонды!...Мы их испытывали на полигоне уже десять лет назад!...Американцам до нас, как босиком до Пекина!...

Пенсионерка с кефиром:
(вздыхает)
- Опять каких-то чубайсов запускают!...Итак давление под 180, а тут ещё эти шастают!...Опять крупа подорожает!...

Кавказец  в норковой шапке:
(девушке в «косухе»)
- Дэвушка, зачем тэбэ ЭНЛЕО?...Пойдём, я тебя шавермой угощу…
Хочэшь?...

Девушка в «косухе»
(лениво отмахивается)
- Отвянь, черняшка!...Знаю я твою шаверму…(передразнивает)…Сначала, дэвушка, кюшай, потом, дай за задницу патрогаю, потом давай в баню сходым!...

(Кавказец тушуется и куда-то сливается в толпу. Мальчик теребит маму за подол и просится писать. Уфолог переругивается с полковником. Девушка в «косухе» плюётся под ноги,  нбпэшник выкрикивает лозунги, а пенсионерка причитает, жалуясь мужчине с биноклем и мужчине почти интеллигентного вида на сегодняшнюю дороговизну…Все при деле, только шары, как плясали на небе, так и продолжают свои удивительные танцы…Природе не свойственна суета человеческая…)

                * * *

16. Экстерьер. На улицах Ленинграда. Октябрь 1942 года. Вечер.

(Толпа людей, стоящих за хлебом. Нина среди них. В небе танцующие шары – всё, как и ранее, только уже наблюдаем мы за ними не из 2004 года, а глазами блокадников 42-го. Кто-то из очереди замечает это явление, и очередь потихоньку оживляется.)

Баба в телогрейке:
(мрачно)
- Опять, ироды, распрыгались!...Ишь, веселятся!...Немчура, поганая!...
Тьфу!...
(плюёт под ноги)

Инвалид на костылях:
(задрав голову наверх с тоской, но, видимо пытаясь сам себя убедить, что всё хорошо вообще-то)
- Это наши прожекторами светят!…Немцам прямо в морду…Чтоб зенитчикам виднее было…

(Остальные молчат, потому что просто нет  сил о чём-то разговаривать. Подходит очередь Нины. Она, поковырявшись в кошельке, находит хлебные карточки, и подносит к окошку, но тут падает в обморок одна из женщин. Нина, оборачивается на шум. Увидев, что женщина без сознания, начинает ей помогать. Вдруг какой-то мальчишка, который до этого жадно смотрел на выдаваемые блокадные пайки, не выдерживает, и выхватив у Нины из рук карточки, что есть духу несётся прочь…Только бы не поймали…)

(Нина, побледнев, стоит как каменное изваяние, понимая, что самое страшное случилось…Камера стремительно отъезжает назад и вверх, делая всё изображение маленьким и незначительным…Просто маленький кусочек трагедии в единицу времени…Только разноцветные шары продолжают свой сумасшедший танец, словно бы наблюдая за ними с высоты…А может быть и именно наблюдая…)

                * * *

17. Интерьер. В квартире Вадима. Декабрь 2004 года. Вечер.

(Вадим сидит на подоконнике и смотрит в окно на пляшущие шары. В одной руке у него бутылка пива, во второй пакетик с сухариками. У него перерыв. На подоконнике рядом сидит голубь и курлыча поклёвывает крошки от сухарей, которыё Вадим с ленцой подсыпает ему под клюв и даже прямо на голову…Видимо, действительно от нечего делать…Сделав глоток-другой, он смотрит на телефон, как бы решая внутри себя – перезвонить или нет? – после чего спрыгивает на пол – встревоженный голубь улетает -  и начинает набирать номер.)

                * * *

18. Интерьер. В комнате у Нины. Октябрь 1942 года. Вечер.

(Телефон звенит в пустой комнате. Нины нет дома. Поэтому телефон может надрываться сколько ему угодно.)

                * * *

19. Интерьер. В кабине «мессершмитта». Октябрь 1942 года. Вечер.

(Немецкий пилот сквозь «фонарь» смотрит на вакханалию разноцветных шаров, что-то передавая по радио. Ему задают множество вопросов, он отвечает на них по порядку – по его лицу видно, что он совершенно спокоен…Пока он должен только наблюдать…Рядом с приборной панелью мы видим фотографию молодой женщины с ребёнком лет четырёх-пяти…Видимо, это его семья…У каждого есть что-то, что ему особенно дорого…)

                * * *

20. Экстерьер. На улице Ленинграда. Октябрь 1942 года. Вечер.

(Дети продолжают играть футбол. Война в этот момент для них не существует…Не важно, что немцы вот-вот могут войти в город, неважно что нет еды, практически нет воды и электричества –  всё это сейчас забыто, потому что когда тебе 14, нет ничего важнее того, что ты делаешь именно сейчас…Ведь будущее – именно их будущее -  может и не наступить…А мальчик, который украл у Нины карточки, задыхаясь от быстрого бега, плюхается на снег, с трудом переводя дыхание. Дети продолжают играть в футбол, едва ли обратив на его приход внимание, а он маленькой худой ладошкой прижимает карточки к груди. Кадык его судорожно дёргается…Он очень устал и перепугался…Всё-таки, он впервые совершил воровство…Уж, очень есть хочется…)

                * * *

21. Экстерьер. На улице Санкт-Петербурга. Октябрь 2003 года. День.

(Старуха в коричневом пальто, медленно и тяжело передвигая ноги, с завидным упрямством продолжает двигаться к одной, только ей известной цели. На лице её написана решимость и одновременно отрешённость, как у человека, который собрался в последний путь и прекрасно знает о том, что чуда не существует и иного конца просто не может быть…Крупный план: на земле валяется кусочек хлеба…Мимо него проходят люди…Проезжает велосипед…Чьи-то ноги на роликовых коньках проносятся стремительно и так близко, что чуть-чуть не переезжают его пополам…В принципе, всем безразлично…Старуха в коричневом пальто увидев хлеб на земле останавливается, с трудом поднимает его с земли и держит на заскорузлой ладони, думая о чём-то…На лицо у неё натягивается сеточка морщин…Видимо, вспомнила она что-то такое, что для неё когда-то было  жизненно важно и необходимо…Постояв так несколько секунд, она прячет хлеб в карман, словно это для неё появился неожиданный талисман, а на лицо возвращаются снова отрешённость и решительность…Она снова готова идти…)

                * * *

22. Интерьер. В квартире Вадима. Декабрь 2004 года. Вечер.

(Вадим продолжает смотреть в окно…Танцующие шары, словно сговорившись, зависли над городом, объединившись в какую-то  фигуру…Как будто совещаются между собой…Кто их знает…)

                * * *

23. Интерьер. В комнате у Нины. Октябрь 1942 года. Вечер.

(Нина в верхней одежде лежит на постели, уткнувшись лицом в подушку…Она плачет…Плечи её беззвучно вздрагивают…Снова тишину нарушает звонок…Нина не обращает на него внимания, но он настойчив и не собирается прекращаться…Бесконечное количество настойчивых звонков…Нина не выдерживает, и, с трудом встав, идёт к телефону…)

Нина:
(поднимает трубку, и, шмыгая носом, спрашивает)
- Я слушаю…

Голос в трубке:
(виновато)
- Нина?...

Нина:
(медленно)
- Это опять вы?...

Голос в трубке:
- Да…

Нина:
(устало, еле сдерживая слёзы)
- Почему вы мне всё время звоните?...Что вам от меня надо?...

Голос в трубке:
(вздохнув)
- Я звоню Нине…А вместо этого всё время к вам попадаю…

Нина:
(шмыгая носом, оправдывается)
- А я и есть Нина…Фролова Нина…Но я вас совсем не знаю…Честное слово…

Голос из трубки:
(размышляя)
- Видно,  наши  телефоны  соединились  намертво.  Вы только не сердитесь, не думайте, что я шучу… Я очень  тщательно  набирал номер, который мне нужен…

Нина:
(медленно)
- А эта Нина…Она вам кто?...Она…ваша девушка?...

Голос в трубке:
(беспечно)
- Да, так…Перепихнулись пару раз…У неё и без меня мужиков хватает…

Нина:
(недоумённо)
- А что значит «перепихнулись»?...Вы с ней дрались?...

Голос в трубке:
(с иронией)
- Ага…Если это теперь так называется…А откуда вы это такая наивная взялись?...Вообще, сколько вам?...

Нина:
(с обидой)
- Четырнадцать…И я вовсе не наивная…А вам-то сколько?...

Голос в трубке:
(дурачась)
- Я – стар…Я – супер стар…(нормальным голосом)…Мне 22, я стар и не опасен…Гм…

Нина:
(помолчав, видимо думая о чём-то своём)
- А о чём вы сейчас думаете?...

Голос в трубке:
(размышляя)
- Трудно ответить. В данную минуту ни о чем. Я же разговариваю с вами…А вы?...

Нина:
(вздохнув)
- А если бы вам было тринадцать лет или даже пятнадцать,  мы  могли  бы познакомиться…Это было бы очень смешно. Я  бы  сказала; приезжайте завтра вечером к Медному Всаднику…Я вас  буду  ждать  в  семь часов ровно… И мы бы друг друга не узнали… Вы, где встречаетесь с Ниной?...

Голос в трубке:
(вспоминая)
- Да, по-разному…Иногда в «Макдоналдсе»…Пару раз в «Лондоне»…

Нина:
(с удивлением)
- Вы были в Лондоне?!...Вы, наверное, журналист?...

Голос в трубке:
(смеётся)
- Ну, ты совсем мелкая!... «Лондон» – это клуб!...А в настоящем Лондоне я всего один раз был… Не мой город…

Нина:
(с восхищением)
- Вы там с парашютов прыгаете?...

Голос в трубке:
(недоумённо)
- Зачем?...

Нина:
(поясняет)
- Ну, вы же сами сказали, что Лондон – это клуб…Это клуб английских парашютистов?...Да?...

Голос в трубке:
(изумлённо)
- Девочка, а ты случаем не «момента» нанюхалась?...

Нина:
(переспрашивая)
- Чего?...Как можно момент нюхать?...А!...Я догадалась: вы это иносказательно…Вы ведь поэт, да?...Я угадала?...Правильно?...

Голос в трубке:
(мрачно)
- Ага…Ещё какой…

Нина:
(оживляясь)
- А у вас есть стихи о Сталине?...

Голос в трубке:
(растеряно)
- Зачем?!...

Нина:
(удивлённо)
- Вы же поэт!...У вас обязательно должны быть стихи о Сталине…Вот например, такие…

(начинает декламировать с чувством)

- На дубу зеленом,
  Да над тем простором
  Два сокола ясных
  Вели разговоры.
  А соколов этих
  Люди все узнали:
  Первый сокол - Ленин,
  Второй сокол - Сталин.
  Первый сокол - Ленин,
  Второй сокол - Сталин,
  Возле них кружились
  Соколята стаей.
  Ой, как первый сокол
  Со вторым прощался,
  Он с предсмертным словом
  К другу обращался:
- Сокол ты мой ясный,
  Час пришел расстаться,
  Все труды-заботы
  На тебя ложатся.
  А второй ответил:
- Позабудь тревоги,
 Мы тебе клянемся -
 Не свернем с дороги!
 И сдержал он клятву,
 Клятву боевую:
 Сделал он счастливой
 Всю страну родную…
(пауза, Нина, придя в себя, спрашивает Вадима)
Нина:
(с восхищением и благоговением)
- Здорово, правда?...

Голос в трубке:
(угрюмо)
- Конгениально!...Ты, что коммунистка?...

Нина:
(просияв)
- Пока только комсомолка, но надеюсь заслужить эту великую честь!...

(Начинает лепетать с энтузиазмом какие-то коммунистические лозунги, которые мы все благополучно не помним, а она сама за разговором уже забыла почти, что устала, голодна и у неё совсем нет больше сил…(Иногда великие идеи помогают нам забыть о насущном, и способны заставить мышь почувствовать себя слоном, хотя, конечно, накормить не в состоянии даже самую маленькую из них…)

                * * *

24. Экстерьер. На улице Санкт-Петербурга. Декабрь 2003 года. День.

(Под коммунистические лозунги, выкрикиваемые бойким девичьим голоском – на улице какая-то прокоммунистическая тусовка (куча пенсионеров с коммунистическими плакатами и девица с мегафоном)
- старуха в коричневом пальто добирается до нотариальной конторы, и, медленно подняв голову, смотрит на вывеску, как бы прикидывая: хватит ли сил на то, чтобы добраться до офиса, находящегося на высоте десятка двух ступенек…И, решившись, начинает «восхождение»…Так надо…)

                * * *

25. Интерьер.  В квартире Вадима. Декабрь 2004 года. Вечер.

(Вадим, забыв о ремонте, разговаривает по телефону. Он лежит на полу на подушке от дивана. Ноги заброшены на стенку…Ему хорошо и комфортно…На полу на тарелке лежит недоеденная колбаса и куски булки, от которых он неторопливо отщипывает мякиш, и, скатав шарики, кидает их в угол, где висит портрет Сталина, пытаясь попасть ему в лоб…Легко и просто…А ведь когда-то за это могла потерять жизнь целая семья…Когда-то…)

Вадим:
(в трубку вальяжно)
- Слушай, по-моему, у тебя хобби такое со мной спорить: я говорю, что уже одиннадцать часов, а ты мне, что восемь!...Я говорю, что сейчас декабрь, а ты мне, что октябрь!...А теперь ещё вдруг выясняется, что я и города не знаю, названия улиц!...(слушает ее, потом перебивает)… Ага,
да!...Ну, всё, больше не хочу об этом слушать…У кого-то из нас двоих с головой туго…(начинает её заглушать, дурачась)…Бла-бла-бла-бла-бла!...

(Вадим начинает ёрзать на полу, как будто танцует на дискотеке под какой-то ужасный «кислотник», потом ему внезапно приходит в голову.)

Вадим:
(оживившись)
- Слышь, а ты вообще какая?...Ну, я имею в виду, симпатичная хоть?...
А?...(пауза)…Ну, давай встретимся…Типа, там, чай, кофе, потанцуем…
Или нет, давай лучше «замылимся» сначала, а то вдруг я передумаю…Там ноги, может у тебя…не такие…Или грудь маленькая…Ладно, давай записывай моё «мыло»: ВАДИК – СОБАКА – ПИСЕМ НЕТ…Успела?...
Вадик через «кей»…Слышь, ну, ты совсем деревня!...Это мой адрес в Интернете!…Что?!...Ты с какой Чукотки приехала, «девушка с севера»?!...

                * * *

25. Экстерьер. В небе. Ночь.

(На последней фразе звук отзывается эхом, изображение отъезжает наверх, и переходит на разноцветные шары, совершающие свой необычный танец в небе. Только на этот раз они просто висят в воздухе, и мы слышим голос Вадима, усиленный и немного «металлизированный» какими-то преобразователями, находящимися внутри этих шаров…)

                * * *

26. Интерьер. В комнате у Нины. Октябрь 1942 года. Вечер.

(Нина сидит с трубкой в руках, думая о чём-то. Потом подносит её к лицу, и слушает, нервно грызя кулак. Ей всё-таки очень хочется кушать.)

Нина:
(нервно)
- А вы…ты уже кушал?...

Голос в трубке:
(беспечно)
- Да, так, заморил червячка…

Нина:
(тихо)
- Значит не голодный…(собравшись с духом)…А я голодная…

Голос в трубке:
(интересуется)
- А что, дома есть нечего?...

Нина:
(с нажимом)
- Нечего!...Хоть шаром покати…Смешно, да?...

Голос в трубке:
(равнодушно)
- Вроде бы нет…А что и денег нет?...
 
Нина:
(чуть не плача)
- Есть, но совсем немножко. И все уже закрыто. А потом, что купишь?!...

Голос в трубке:
(соглашаясь)
 - Да… Сейчас уже почти всё  закрыто…А хочешь, я пошурую в  холодильнике, посмотрю, что там есть?...
 
Нина:
(удивляясь)
 - У тебя есть холодильник?!...

Голос в трубке:
(с ленцой)
- Ага…Старый…"Север"называется…Знаешь такой?...
   
Нина:
- Нет… А если найдёшь, что потом?...

(По лицу у неё катятся тихие предательские слёзы, но она старается говорить спокойно и ничем не выдавать их.)

Голос в трубке:
(неторопливо)
 - Потом? Я схвачу такси и подвезу. А ты  спустишься  к  подъезду  и возьмешь…

Нина:
(шепчет, кусая губы)
- Такси?...Боже мой, какое такси?!...Откуда?!...

Голос в трубке:
(продолжая)
- …Так, а что у нас есть в холодильнике?...

Нина:
(повторяет эхом, сглатывая голодную слюну)
- Да, что есть в холодильнике?...

Голос за кадром:
(перечисляет)
- Яйца…Нет, это слишком примитивно…Курица… Вот, хочешь,  принесу  курицу?...Нет,  она  французская, мороженая. Пока ты ее сваришь, совсем  проголодаешься… Лучше мы возьмем колбасы. Или  нет,  нашел  марокканские  сардины, двадцатка за банку. И к ним есть полбанки майонеза… Ты слышишь?...

Нина:
(совсем тихо)
 - Да… Зачем  ты  так  шутишь?  Я  сначала хотела засмеяться, а потом мне стало грустно…

Голос в трубке:
(интересуясь)
 - Это еще почему? В самом деле, так проголодалась?...

Нина:
(совсем тихо)
- Ты же знаешь…

Голос в трубке:
(переспрашивает)
 - Что я знаю?...

Нина:
(с нажимом)
 - Знаешь…. Ну, и  пусть! Скажи, а у тебя есть… красная икра?

Голос в трубке:
(с отвращением)
- Фу!…Я её с детства ненавижу…Бабушка закормила…Но есть форель слабой соли…

Нина:
(подхватывая, как ей кажется игру)
- Не хочу форель!...Да, ещё слабой соли!...Люблю солёненькое!...Хочу…
Хочу солянки!...А ещё селедки с чёрным хлебом и луком!...А ещё молока сгущенного и шоколада!...И пирожных с квасом!...И колбасы хочу тоже!... И орешков!...

Голос в трубке:
(с восхищением)
- Ну, ты и обжора!...А пузо не треснет?...

Нина:
(в истерике)
- Нет, не треснет!!...Не треснет!!...

(опомнившись, берёт себя в руки)
 - Нет!...Не надо, хватит!!..

(Переводит дыхание…Видимо, её уже тошнит от голода, а всё это перечисление еды только разыграло то ужасное чувство голода, которое стало просто невыносимым…Придя в себя, говорит слабым неуверенным голосом)

Нина:
(медленно)
- Давай  отвлечемся!  Я  же все поняла… Ты  тоже голодный…(сглотнув слюну)…А что у тебя из окна видно?...

(Во время разговора камера сдвигается в сторону окна и экспонирует вечернее небо.)

                * * *

27.  В кабине «мессершмитта». Октябрь 1942 года. Вечер.

(Немецкий пилот наблюдает за шарами, что-то передавая по радио. Он хмурит брови, в чём-то не соглашаясь с теми, кто ведёт с ним переговоры…Видимо, у него есть на то причины…)

                * * *

28. Интерьер.  В квартире Вадима. Декабрь 2004 года. Вечер.

(Вадим сидит на полу на подушке от дивана. Продолжает говорить.)

Вадим:
(размахивая руками)
- Ну, и короче, она по пьяни и залетела…Я ей говорю, что аборт надо сделать, а она меня на бабки тут же стала разводить, типа, ты отец и всё такое, а я откуда знаю: я это или не я?...У неё же ещё четыре мужика в тот день было!...Странная…Честное слово!...

                * * *

29. Интерьер. В комнате у Нины. Октябрь 1942 года. Вечер.

(Нина уже не сдерживает себя  - просто не осталось сил  - и слёзы катятся по её худому и бледному лицу.)

Нина:
(бессильно, почти в истерике)
- А мне страшно!...У нас печка почти  не  греет…Дров  мало…И темно… Только коптилка…Сегодня электричества нет…И мне одной  сидеть не хочется…Я все теплые вещи на себя накутала…И есть хочется…У меня сегодня украли хлебные карточки, и я уже так больше не могу…у…!...

(Всхлипывая, утыкается лицом в платок и её уже почти не слышно…
Маленькая голодная девочка…А впереди ещё сотни холодных и ужасных дней…Камера очень резко отъезжает назад, изображение закручивается по спирали, и мы как бы «выскакиваем» из кадра, наблюдая за Ниной откуда-то сверху. То есть, мы уже смотрим «глазами» одного из сверкающих шаров…Для полноты ощущения  за кадром слышны звуки радиосигналов, как при трансляции в радиоточке…)

                * * *

30.  Интерьер. В нотариальной конторе. Октябрь 2003 года. День.

(Старуха, тяжело дыша, кое-как вваливается в контору. Переведя дыхание, подходит к нотариусу, который вопросительно смотрит на неё, как бы спрашивая «ну, с чем пожаловали?»…)

Старуха:
(присаживается на стул, и тяжело сглотнув)
- Мне надо составить завещание…Пишите, я, Фролова Нина Николаевна, 1928 года рождения…

                * * *

31. Интерьер.  В квартире Вадима. Декабрь 2004 года. Вечер.

Вадим:
(в той же самой позе, что и ранее)
- Потом я решил, что, а какого хрена мне на заводе горбатиться, если денег не платят?...Ну, и пошёл водку левую крутить…

(Во время разговора бросает шарик из хлебного мякиша прямо в портрет Сталина. Портрет, вздрогнув, заваливается куда-то набок, и падает с грохотом вниз…Вадим морщится от шума…Тоже мне, генералиссимус хренов!...)

                * * *

32. В кабине «мессершмитта». Октябрь 1942 года. Вечер.

(Немецкий пилот, получив приказ от командования, чертыхается негромко сквозь зубы, и, заходя на вираж, начинает атаковать скопление шаров…Камера наезжает стремительно на его лицо, губы, рот и очень правильный ряд крепко сжатых зубов – по-немецки аккуратных и чистых до белизны – а мы слышим звуки пулемёта, который яростно обстреливает непонятные шары…Атака началась…)

                * * *

33. Экстерьер. В небе. Ночь.

(Взгляд со стороны одного из шаров: маленькая точка, стремительно  увеличивающаяся в размерах – «мессершмитт», за штурвалом которого сидит пилот-наблюдатель – надвигается прямо по курсу. Рядом с ним ещё несколько самолётов, идущих тем же самым курсом. От носа самолёта отделяется тоненькая ниточка светящихся огоньков: он начинает стрелять…Кучка шаров-зондов замирает на мгновение, и едва только оказываются в зоне поражения, как начинают метаться с сумасшедшей скоростью, уклоняясь от пуль…Самолёты с рёвом пролетают мимо и заходят на следующий вираж…Один из шаров – самый крупный – замирает и начинает пухнуть, увеличиваясь в размерах, и, одновременно, раскаляясь добела…Шары поменьше втягиваются во внутрь и исчезают…Теперь они под надёжной защитой…Звено из 4-5 самолётов снова приближается, продолжая обстрел…Шар-великан, распухнув до предела, вдруг взрывается и от него во все стороны отходит волна из жидкого огня, которая просто накрывает неприятеля – в последний момент пилот, мельком глянув на фото семьи, успевает поднять глаза навстречу огненному смерчу, сожравшего его без остатка - и идёт дальше, оставляя после себя еле заметные силуэты самолётов, которые ещё продолжают по инерции двигаться, бледнея с каждым мгновением всё сильнее и сильнее, пока через 5-7 секунд не исчезнут вообще…Вражеских самолётов больше не существует…)

                * * *

34. Интерьер. В комнате у Нины. Октябрь 1942 года. Вечер.

(Взрыв так силён, что от ударной волны выбивает стекло на кухне. Взвизгнув, Нина бросается к выходу…Звучат сирены воздушной тревоги…Нина бросается на лестницу, но спотыкается и катится по лестнице потеряв сознание…И ей уже всё равно, бомбят или нет…)

                * * *

35. Экстерьер. На улице Ленинграда. Октябрь 1942 года. Вечер.

(Услыхав сигнал «воздушной тревоги», дети бросают игру и убегают в рассыпную…Мальчик, укравший карточки у Нины, в панике начинает метаться, а на улице уже начался самый настоящий ад…Он бежит, как не бежал никогда в жизни, но на самом деле он еле-еле двигается, словно кто-то вдруг превратил его жизнь в кусочек киноплёнки и теперь словно препарат под микроскопом очень дотошно хочет рассмотреть всё, что там записано…Потом всё это превращается в стоп-кадр…Замирает…Мальчик повисает в воздухе…Глаза у него зажмурены, а рот раскрыт, как будто он только что шептал кукую-то молитву…Изображение скачками начинает увеличиваться, акцентируя  внимание на правой ладони, в которой судорожно зажата та самая сворованная карточка…Всё это время за кадром слышен свист ТОГО САМОГО СНАРЯДА, который попадёт именно туда, где окажется мальчик через мгновение…Вдруг свист обрывается…Полнейшая тишина…Снова слышны звуки коммутатора, соединяющего двух абонентов…Голос Нины с металлическим оттенком, в котором всё же нельзя не заметить нотки боли и обиды
«…вы такие…странные…у вас всё есть…всё, что только надо, чтобы быть счастливым, а вы этого не понимаете…мне непонятна ваша жизнь, …и я вас не знаю, а вы меня…но мне кажется, что мы когда-нибудь обязательно встретимся…должны же мы когда-нибудь понять друг друга…хоть когда-нибудь…а то ведь немцы, хоть и враги, а и то понятнее…страшно мне за вас…страшно…страшно…»…)

                * * *

36. Интерьер.  В квартире Вадима. Декабрь 2004 года. Вечер.

(Вадим, зевая, продолжает выносить вещи. Берёт стопку старых довоенных книг, и, по-стариковски шаркая, идёт на лестничную площадку.)

(Ставит стопку на пол рядом с дверью…Пьяный сосед мордой к низу валяется среди вещей, которые он попытался своровать или перенести к себе, да так и не сумел донести…То ли сил не хватило, то ли привычка не доводить дела до конца… Вадим бросает на него брезгливый взгляд: одним словом – пьянь подзаборная!...А куча совершенно безобразная: мебель, какие-то банки, цветочные горшки, безделушки…Всё, что осталось от целой жизни когда-то совершенно реального живого человека, но что так и не стало частью других…Кому это надо: помнить о тех, кого уже и на свете-то нету?!…)

(Рядом со стопкой книг, брошенных Вадимом, лежит фотоальбом – тот самый с ломотными краями, из которого он рассыпал фотографии. Вадим собирается уйти, но альбом привлекает его внимание и он, присев, раскрывает его, и начинает небрежно грубыми ленивыми движениями листать, рассматривая фотографии.)

(И перед нами мелькает целая жизнь Нины Фроловой – девочки из блокадного Ленинграда 1942 года…Детство…Юность…Зрелость…На последних фотографиях  - та самая старуха в почти коричневом пальто…Она сидит на стуле…Изображение начиняет меняться, краски наливаются, становятся насыщенными и живыми…Старуха оживает и говорит…)

Старуха:
(переведя дух, дрожащим, но уверенным голосом)
- Мне надо составить завещание…Пишите, я, Фролова Нина Николаевна, 1928 года рождения хочу, чтобы после моей смерти мой поверенный продал мою квартиру, а вырученные деньги перевёл на счёт детского дома…Я нахожусь в здравом уме и твёрдой памяти, наследников не имею, а так же каких-либо претендентов на всё моё движимое и недвижимое имущество…

(Нотариус как две капли похожий на агента по продаже недвижимости            - только в другой одежде и с зализанными назад волосами – привстаёт с места, и, тут же изобразив на лице ослепительную американскую улыбку, говорит, мягко подкрадываясь к ней, как хищник.)

Нотариус:
(чрезвычайно участливо, ломая от волнения ручки)
- Что вы говорите?...Совсем никого нет из родственников?!....Какое несчастье!...Ай-ай-ай!... Значит на счёт детского дома, Нина Николаевна?...Да?...

(Крупный план: плотно сжатый рот и пальцы Нины Николаевны, которые крутят, выдавая её волнение, ту самую пуговицу с обломанным краем, а внутри сжатой ладони у неё тот самый кусочек чёрного хлеба, который она по привычке подняла с земли…Люди, пережившие блокаду всегда с трепетом будут относиться к хлебу…В отличие от нас, молодых…Камера наезжает, пуговица заполняет весь экран. Потом  постепенно бледнеет, превращаясь в изображение гигантского шара-зонда, который всё это наблюдал и фиксировал. Он замирает на какое-то мгновение, меняя форму и цвет, превращаясь в космический корабль…Внутри него что-то явно трансформируется и движение не прекращается ни на секунду, словно он внутри живой и разумный…Земля начинает уходить куда-то вниз, становясь всё дальше и дальше, пока не превратится в крошечный шарик, затерявшийся среди миллиардов бесконечно далёких звёзд, которых я – кто бы я ни был на самом деле! – никогда не увижу и не узнаю…Видимо, до тех пор, пока мы не придём к какому-то общему знаменателю человеческих ценностей, нет смысла вселенскому разуму искать контакта с нами…)