Ищите Лица Моего* Джон Апдайк отрывок

«Позвольте для начала прочитать вам цитату из каталога вашей последней выставки 1996 года» сказала молодая девушка. Она сидела на краю кресла, и в ее позе прослеживалось явное напряжение, а стройная, облаченная в траурное платье фигура, напоминала собой полураскрытый складной нож. Хоуп впервые увидела это старое кресло с выцветшим пледом и дубовыми подлокотниками, покрытыми красновато-желтым лаком, на застекленной террасе дома в Немецком квартале**. Еще более …, да, еще более семидесяти лет назад ее дед любил почитать газету сидя в этом кресле, при этом он запрокидывал назад голову, чтобы лучше видеть через толстые бифокальные очки***
Будучи ребенком,  Хоуп часто сидела в кресле, пытаясь понять, каково это быть взрослым; ее руки с маленькими круглыми локоточками и растопыренными пальчиками  лежали на широких изящно изогнутых подлокотниках, которые закреплялись расположенным в них, клиновидным нагелем засаленным вокруг обоих концов **** – своего рода деревянная монета с бледной полосой. Кресло было широким, и поэтому она могла положить лишь одну руку. Сколько же ей тогда было? – пять или шесть. Даже тогда, где-то в 20-х годах, когда кресло было совсем новым, оно являло собой невзрачный,  вышедший из моды предмет дачной мебели, и служило лишь дополнением интерьера. Оно стояло на застекленной террасе, уставленной горшками с филодендроном, рядом с маленькой кривобокой скамеечкой под ноги,  кожаная обшивка которой, словно пирог, была разделена на длинные треугольные куски разного цвета.  Когда в 50-ые смерть бабушки нарушила равновесие в доме, Хоуп хотела забрать себе это кресло, и ее сбитый с толку брат, не высказав никаких возражений,  доставил кресло на Лонг Айленд, где поставил его на втором этаже ее дома, в комнате, служащей ей мастерской. Позже она пыталась читать сидя у окна выходившего на север, но в раме завывал прилетевший с Блок-Аэйленд-Саунд ветер, а внизу Зак слишком громко проигрывал джазовые записи – Армстронг, Бенни Гудман, шипящая грампластинка Байдербека; затем вместе с Гаем и детьми кресло перевезли в квартиру на 79-ую улицу Восточной части города. Его поставили рядом с радиатором в свободной комнате, стены которой были выкрашены в тускло-коричневый цвет, и в то время как Хоуп пыталась задать свой собственный ритм грязной метлой, радиатор шумел, словно обезумевший заключенный; позже кресло перевезли в Вермонт, где они с Джерри основательно обустроили место их последней остановки в жизни. Так кресло, перекочевавшее в начале апреля из сырой и теплой Пенсильвании в более холодный район Америки, не соответствовало простому, строгому интерьеру гостиной с низким потолком; передние круглые ножки кресла стояли на овальном коврике, сплетенном из лоскутков, а квадратные задние ножки - на лакированном паркете цвета спелой вишни; здесь, в голубоватом свете гор, коричневые, зеленые и красные цвета пледа потускнели и приобрели рыжевато-коричневый цвет. Как удивительно, думала Хоуп, что вещи следуют за нами из одного места в другое, они верны нам больше чем люди, которые, умирая, покидают нас. За последние годы уединенной жизни бабушки дом в немецком квартале запустел, толстые стены из песчаника  разрушались под тяжестью подоконников уставленных горшками с цветами, и под влиянием уныло цветущих кустарников, гортензии, падуба, и ладанного дерева, ветви которого во время бурь и мокрого снега стучали по стеклу; побелка осыпалась длинными хрупкими кусочками, терявшимися среди стеблей пионов и корней падубов.  Когда Хоуп была маленькой, ей нравилось жить там,  но с переездом ее родителей в Ардмор, это место стало казаться ей чуждым: зловещая тсуга с кривыми ветками, двор, усеянный травой, от которой исходило тепло, и царившее, словно в оранжерее, спокойствие, там же на суку орешника весели забытые качели с прогнившими веревками и доской, теперь их вид пугал ее, а ведь в детстве  их смастерил для нее ее расторопный дедушка, первый кто умер при жизни Хоуп. 
Молодая женщина, новый узкий ножечек в толстой старой обшивке кресла, читала с заметным Нью-Йоркским акцентом, голосом который вызывал у Хоуп тревогу, воспоминания о прошлой жизни, и дочернюю любовь, «Долгое время я жила как затворница, опасаясь того множества свидетельств о небытие бога, которыми изобилует мир. Я постепенно поняла, что мир это дьявольская мешанина, яркая и не целомудренная. В своих сегодняшних работах я стараюсь использовать как можно больше серых оттенков, они напоминают предрассветный час, когда свет еще не  вырисовывает в ночной темноте отчетливые очертания предметов. Возможно, я пытаюсь изобразить святость. Мне кажется, я буду польщена, когда кто-то из критиков назовет этот этап моего творчества лучшим -- они пишут, что я, наконец, вышла из тени своего первого мужа. Это может показаться странным, но меня перестало волновать то, что они говорят и то, как я выгляжу в глазах других. Конец цитаты. Это было пять лет назад. Сейчас вы думаете также?
Хоуп пыталась снизить темп их разговора и растягивала слова, будто что-то обдумывая. «Почти также, я бы сказала, хотя это звучит так, будто я драматизирую. Возможно «опасения» слишком сильны. Хотя более уместно и точно можно сказать  так «Чувство страха и неприязни по отношению к…». 

Хоуп почувствовала, как от нервного напряжения к горлу подступал комок; на ее лице лежал отпечаток городской бледности, ногти ее длинных рук были накрашены темным лаком, она была одета в черный щегольской  свитер с высоким воротом и черную из кожзаменителя куртку на молнии, ее темные волосы, заколотые за ушами изогнутыми серебристыми гребешками, плавно и свободно в форме веера спадали на спину; высоко зашнурованные армейские ботинки с тупыми широкими квадратными носами выглядели устрашающе и напоминали две небольшие лестницы, ведущие к ярким широким брюкам, сшитым из полосатого материала без названия, которого Хоуп никогда раньше не видела. Ботинки на высоком каблуке, широкие спереди и узкие в середине не были удобными, хотя мужская обувь всегда была удобной в те времена. Это новый век, и даже более того – новое тысячелетие. Для Хоуп этот тысячелетний факт являлся лишь большой белой дверью, захлопнувшейся и не выпускающей ее жизнь, словно задыхающегося в пустой холодильной камере ребенка. 


Примечания переводчика:

* «Ищите лица моего» - цитата из Псалма от Давида 26:8
** Немецкий квартал – район города Филадельфия, штат Пенсильвания
*** бифокальные очки – очки, у которых в каждой линзе сочетаются параметры по двум разным рецептам. Верхняя половинка линзы для «дали», а нижняя – для «близи».
**** нагель – деревянный или металлический стержень цилиндрической или другой формы, применяемый для скрепления частей деревянных конструкций