После бодуна

- О, дьявол!..
Он с трудом оторвал голову от подушки и сел на кровати. Протерев глаза и как следует поднатужив их, он, проведя взглядом по видимой самому себе поверхности собственного тела, обнаружил, что одет отнюдь не в пижаму или спальный комплект иной разновидности, как подобает приличному человеку, проснувшемуся дома ранним утром, а в серый костюм-двойку, причем весьма помятый и с неясного происхождения жуткими пятнами на коленях. Галстук съехал куда-то назад, волосы, если верить осязательным способностям затекших рук, страшно всклокочены, а все тело ломит так, будто по нему били железными прутами.
- Скорее, бульдозер проехал...хал...
Голос был явно не его. Как болит голова! Он оторвал взгляд от пятен на брюках, не в силах разгадать таким образом их непостижимую сущность, и тут же зажмурился. Казалось, что Змей Горыныч раззявил перед ним свою пасть и рыгнул... Но вместо огня оттуда вырвался злой парень по кличке Беспорядок и устроил все это. Дикий вихрь промчался по комнате, сметая все на своем пути... Вместе с глазами зажмурились даже зрительные нервы – мозг не мог выдержать картины подобных разрушений. Гибель Помпеи – просто ничто по сравнению с этим... Стулья раскиданы, у одного сломана ножка (Бедняга!). Книги попадали с полок и теперь плавали в луже какой-то бурды, как подстреленные лебеди на пруду. На полу несколько разбитых тарелок... А стол! Господи! Круто же они вчера...
- А что было вчера? – произнес его губами вкрадчивый голос Змея Горыныча, - Вот черт – не помню. Хотя...
После долгих и многотрудных (пальцы совершенно не слушались импульсов, посылаемых опухшими мозгами) чесаний в затылке ему удалось-таки не только вспомнить, что было вчера (Ё мое-о-е...), но и вынуть из вороха этих, по большей части неприятных, видений то сладкое место, в котором он прятал кое-что супротив похмелья. Когда же с этим кое-чем было покончено, и подобранный с пола соленый огурец (Ну не пропадать же ему тут одному – скучно все-таки!) перекочевал вслед за выпитой жидкостью в желудок, Змей Горыныч, внезапно сменивший свой хлюпающий бас на птичий щебет (тем не менее, Змей остался Змеем, поскольку так отвратно пахнуть может исключительно из его пасти), заикаясь, пропел:
- А к-к-кто я собствен-н-но так-к-кой?
Подобный вопрос мог смутить не только жалкого пьяницу (этот ответ пришел моментально, но был отметен за малой информативностью), но и величайших философов античности. Решение пришло довольно быстро, когда он после нескольких тщетных попыток раскрыть дрожащими руками паспорт (при этом в уме вертелась глупая, но очень навязчивая фраза, неизвестно где услышанная: "Знаешь, как приятно собирать зубы сломанными пальцами?") не удержался на кровати и рухнул на пол.
- Ой, вспомнил! – блаженно улыбнулся он, потирая ушибленный затылок и радостно отмечая, что наряду с приходом памяти исчез противный голос Змея Горыныча (запах, однако, остался), и вернулся его родной баритон. Затем, нахмурившись, он все-таки раскрыл паспорт и извлек из него следующую полезную информацию: что он, оказывается, Семенов Михаил Александрович, по национальности вроде бы русский, родился в городе Ленинграде в 1974 году, воинскую повинность справил, но детей, однако, не завел.
- Интересно, а где я работаю? – с трудом ворочая мозгами и языком, проговорил он. Паспорт в ответ лишь сиротливо съежился и во избежание наказания выскользнул из рук на пол. Вопрос повис в воздухе. Долго он там, правда, не пробыл, а после минутного перерыва обрушился на исторгшую его голову.
- Черт!
- ЧЕРТ!!!
Он вспомнил все. И то, что он преподает математику в одной из питерских школ (номер пока еще точно не прояснился, ну да ничего, цифры – это последнее дело, надо сначала дать формульное решение проблемы), и что вчерашней попойкой он сорвал сегодняшние уроки, а это ни к чему хорошему не ведет (Директриса, наверняка, в ярости. Конечно, молодые – они ж ни на что не годны)... Кроме того, он вспомнил, что было вчера...
- Нет, об этом лучше не думать... Давай-ка о чем-нибудь другом.
Произнеся эту фразу, Михаил перевернулся на четвереньки и направил свое бренное тело в сторону ванной. По дороге он подумал о школе (Школа как школа: снаружи – обшарпанное серое здание непонятной геометрии, а внутри – желтые стены, как в психушке), вспомнил лица учеников (Тупое мясо!), директрису (Вобла сушеная!), своих соратников – учителей (Физрук – классный парень. Да и биологичка ничего... Приударить за ней, что ли?). Заодно вспомнил, что у него завтра показательный урок в платном классе.
- Экие с-сволочи! – возмутился Михаил, стаскивая через голову пиджак вместе с рубашкой.
- Нет, ну чего придумали... Открывайся... То-то... – прохрипел он крану с холодной водой (впрочем, из соседнего крана третий день текла жидкость с абсолютно идентичными температурными характеристиками), - Вмест-то того, чтобы учить все к-как следует... ох, хорошо... эти балбесы пошли и настучали д-директрисе, что им, дескать, непонятно, для чего нужны интегралы и производные. А эта вобла закатила мне лекцию о моих педагогических талантах... ой, хорошо... вернее, об их отсутствии. А? К-каково?
Кран не смог ответить на сей вопрос, и потому тихо продолжал сопеть и бурчать что-то себе под нос. Михаил вытащил из-под него свое покрывшееся мурашками тело и шлепнулся на пол.
- До геометрического смысла их мозги не доходят... – размеренно, будто читая псалом, продолжал сетовать он, параллельно пытаясь обтереться, - а физический – какой-то уж больно не такой. Поколение Бивиса и Батхета... а что же, по их мнению, такое? Тупые мультики про войны в космосе?.. Хотя это уже не модно... Вжжиииуеее-бум!!!
Полотенце спикировало на чудом уцелевшую после вчерашнего на краю стола пепельницу. Последняя, к сожалению, не являлась грозным трансформером, а потому не сумела увернуться и, подняв в воздухе дымовую завесу и выбросив в пространство обойму ракет-окурков, с гулким всхлипом шлепнулась на паркет.
- Хотя, постой-ка... Космос... – Михаил, опираясь о косяк, кое-как поднялся. На лице его, вернее, на том, что когда было лицом, пульсировало выражение крайней озабоченности и недоумения: как же он раньше не догадался. Минут через пять выражение перешло от импульсного к стационарному режиму простой озабоченности с искрами вдохновения в глазах. Окончательно встав на ноги, Михаил целенаправленно двинулся в сторону письменного стола. Во время этого путешествия поднялся шторм, и корабль, прежде чем достичь тихой пристани, пару раз налетел на рифы, ободрал днище на отмели и практически перед самым рейдом чуть-чуть не совершил оверкиль. Но все обошлось... Михаил, кряхтя и чертыхаясь, достал из ящика стола карандаш и несколько листков бумаги, метко (на его взгляд) прицелил себя на стул. Слегка промахнулся, взял поправку на ветер. При попадании в него столь мощного снаряда стул разразился проклятьями на своем деревянном языке, которые непосвященному человеческому уху показались просто скрипом. Стул выстоял (крепкий парень!).
- Ну, я им покажу, как не любить интегралы и дифф-ф-ференциалы! Я им такое покажу! – Михаил, нервно подергивая плечами, склонился над бумагой и старательно выводил на ней что-то карандашом. К проклятьям стула присоединился также и письменный стол – снаряд оказался бомбой долговременного и непрерывного действия, причем очень высокой мощности...
- Да! – Михаил замер. Видимо, заклинания мебели все-таки возымели действие. - Кафедра там скрипучая... (стол и стул радостно покачнулись) как ногтем по стеклу... плохо! (мебель замерла в ожидании неизбежной расплаты за своего собрата по материалу)... Хоть сам подбивай (тонкий протяжный скрип отдохновения). Н-да!
Михаил вновь зашуршал грифелем по бумаге, а его деловой гарнитур вновь принялся стонать, борясь с мучившим его телом хозяина. Закончив писать, Михаил с размаху поставил под свалкой пьяных каракулей жирную точку. Листок бумаги, размещавший на своей спине все это безобразие, содрогнулся, и каракули перемешались еще больше, но затем вновь разбрелись по местам. Свалка превратилась в аккуратненький бардачок. Михаил удивленно воззрился на эти чудеса и протер глаза.
- Господи, как болит голова... – он со вздохом откинулся назад. Стул предупреждающе скрипнул и затих, выжидая. Через несколько секунд с небес полилась просто райская музыка – ровный хозяйский храп. Можно было жить дальше.

- Здрасьте, Михал Саныч! А почему вас вчера не было?
"Ну вот! Началось... У меня же еще голова не прошла". Михаил вышагивал по школьному коридору в вычищенном костюме (пришлось потратиться на срочную химчистку – влетело в копеечку). Парочка ребят, опаздывающих на урок, обогнала его.
- Да, так... приболел чуть-чуть... – Михаил тихо кашлянул в кулак (по школе уже ходили неизвестно где подобранные слухи об истинных причинах его вчерашнего отсутствия), пропустил учеников в класс, вошел сам. Как только за ним захлопнулась дверь, прозвенел звонок.
"Точь-в-точь мой будильник – также противно, и, главное, к чему-то обязывает..." Михаил пошел к своему столу, как, наступив на самую скандальную половицу настила кафедры, весь сжался от жуткого скрипа. Будто противный ученик, троечник, которого выгнали с урока за плохое поведение, весь растрепанный, в грязном свитере до колен и с волочащейся сумкой, подошел к окну и провел по стеклянной картине осеннего пейзажа неделю не мытыми ногтями. Ни один пейзаж не выдержит такого. И спавшая природа отвечает свистящим криком "проч-ч-чь!", силясь отогнать варвара, но тот смеется, и издаваемые ими звуки, сливаясь, дают немыслимую какофонию...
Класс вздрогнул и замер вместе с Михаилом, скрип не повторился. Михаил со всей предосторожностью дошел до стола, раскрыл было журнал, но передумал.
- Здравствуйте... – протянул он и, прищурясь, оглядел класс. Какие же у нас гости? Ого! сама директор Вобла Селедковна (вежливый кивок), ну и, конечно же, мои соратники (сочувствующий и умоляющий взгляд). Ладно, пора начинать! С Богом!
- Итак, - Михаил взглянул на угрюмые лица учеников, которые нервно задергались, заметив, что на них смотрят, - мне помнится, что буквально на прошлом уроке мы с вами закончили изучение интегрально-дифференциального исчисления (Господи, ну хоть бы один из них сделал умное лицо). Признаю, это весьма и весьма трудная для изучения и понимания тема, и у многих из вас родился законный вопрос, а на... э-э... зачем нам все это нужно? С помощью производных мы уже строили графики, находя точки максимума, минимума, промежутки возрастания, убывания, выпуклости, вогнутости, и так далее...
Михаил топтался около стола, боясь выйти на большие просторы, чтобы не подвергнуть себя и класс мучительным переживаниям, и нервно теребил края журнала.
- Вот... Применение интегралов, дифференциалов, ну и тех же производных вам должно быть известно также из курса физики. Кроме того, мы рассмотрели с вами их геометрический смысл и решили несколько типовых задач из разных разделов... (Зевают! Ничего себе... скучно им, видите ли!) А что кроме этого?... Я не буду залезать в высшую алгебру и математический анализ (вам и это-то не по зубам), а предложу на ваш суд мой личный метод их применения. Он несколько из области фантастики, но кто знает... Быть может, вам удастся воплотить его в жизнь (пожалуй, кому-нибудь другому, вам – наверняка нет).
Класс сидел тихо и никак не отреагировал на слова педагога: сказывалось присутствие директора, обычно их не угомонить. Михаил собрался с духом, сложил пальцы обращенной к доске руки в кукиш (на удачу) и сделал решительный шаг. Половицы отозвались предупреждающим скрипом. "Не делай этого". По классу прокатился робкий с замиранием смешок. Ну ладно! Михаил подошел к доске, взял кусок мела и принялся что-то быстро рисовать. Класс замер. Половицы тоже вели себя довольно примерно, лишь изредка доносились их робкие всплески. Видимо, они как наиболее близкие зрители обсуждали то, что выходило из-под белого крошащегося в сильной мужской ладони кусочка известняка.
Закончив рисовать, Михаил повернулся к классу, отложил мел и взял указку. Лицо его сияло. Фурор! Ребята, да что там ребята – и все сидевшие в классе учителя замерли в изумлении…
Да, такого они явно не ожидали! На черной блестящей поверхности новой тщательно вымытой доски (к приходу директрисы класс так-таки подготовился) всей фантастической красотой белых меловых линий сиял космический корабль. Михаил был не очень большим фанатом фильмов про космос, и потому с внешним видом посудин для бороздения межзвездного пространства был знаком достаточно поверхностно, но пронесшийся по классу всеобщий выдох восхищения убедил его, что он не зря утром за кружкой кофе исчирикал целый ворох бумаги в стремлении создать что-нибудь близкое к шедевру такого сорта. Корабль, ощерившись на зрителя белыми фотонными дюзами, поигрывая антеннами дальнего приема и блестя стыковочными площадками, медленно, но упорно влетал в какой-то прозрачный параллелепипед, устремленный в бесконечность черной глади доски. Вокруг него, да и внутри самого параллелепипеда, для большей наглядности и красочности были нарисованы звезды, сверхновые и не очень, пара галактик и даже несколько комет.
- Хм… ну что ж… - Михаил обвел класс взором, в котором сквозила легкая усмешка. Дескать - как я, а?! Ребята, сперва замершие в полном обалдении от увиденного - они, по всей вероятности, никак не ожидали подобного от учителя математики старших классов (!) - увидев его довольно радушный и расслабленный взгляд, зашевелились и бодро зашушукались.
- Попытаюсь теперь объяснить вам, что же я тут такого понарисовал. - Михаил взял в руки указку и принялся расхаживать вдоль доски, обращаясь поочередно то к классу, то к собственному творению. Половицы же в ответ на столь яростное и довольно наглое вторжение на их территорию стали усиленно ворчать, но Михаил, увлеченный рассказом, не обращал на это внимания.
- Так вот, скоро, как нам сулят фантасты, разные великие ученые и безумные астрологи и предсказатели, грядет эра великих космических путешествий. Ну, еще бы: человеческое поголовье, не смотря на всяческие войны и катаклизмы, растет, есть, соответственно, надо все больше, а ресурсы нашей матушки-Земли все меньше… Что же делать? Есть два пути. Первый: усиленно экономить и развивать различные отрасли по производству тортов из отходов. Но это дорого и лениво. Второй - наиболее дешевый и привлекательный - захватить парочку соседних миров, где тортов до одурения, а отходов пока еще нет, поскольку нога человека туда не ступала. Осталась одна маленькая проблема - эти миры довольно-таки далековаты от нас. Это не в булочную сходить. Тут и несколькими световыми скоростями не отделаешься. А то, что это - за тортом ко дню рождения триста лет летать. К тому же, как нас крупно огорчают физики во главе с Эйнштейном, скорости света попросту не достичь. Рассыпешься на электрончики - не собрать будет. Можно, конечно, закуклиться в какое-нибудь силовое поле и - гори оно все синим пламенем - рвануть за сладким к далеким мирам, но, по-моему, это все ерунда. Гораздо приятнее сделать всего-навсего один шаг и перенестись на огромные и нужные тебе расстояния. Что же для этого необходимо - спросите вы. А всего-то ничего - преобразователь-интегратор пространства.
Михаил остановился. Класс замер, погрузившись в мучительно-творческий процесс переваривания полученной ошеломляющей информации. Михаил обвел ехидным взглядом учеников, выразительно поиграл бровями, пару раз эффектно прокрутил меж пальцев указку и бодро шагнул к столу… В воцарившейся на эти несколько мгновений тишине как пулеметная очередь раздался противный переливчатый скрип.
- Проклятые половицы! - Михаил застыл на полушаге и робко повернулся к классу, успев досадливо поскрипеть зубами в ответ полу.
- Ну, так вот… - улыбка безумного, но доброго гения вновь вернулась на его лицо, - да, всего лишь преобразователь пространства. Мы берем производную по одной из осей того куска Вселенной, который нам мешает на пути к торту, и - хоп! - наш межгалактический коридор превращается в самую обыкновенную дверь. Ее надо лишь открыть и войти…
- А куда же попадают все планеты и звезды, что были внутри коридора?
Михаил замер с выражением задумчивой недоуменности на лице. Такого, довольно-таки банального, но сложного в объяснении вопроса он не ожидал. Половицы под его ногами язвительно захихикали.
- Куда? - он почмокал губами и опять покрутил указкой. - А в эн минус первое измерение. Ну, как известно из общей теории относительности Эйнштейна, там на задворках Вселенной измерений несколько больше, чем три, да и время ведет себя не так, как мы привыкли… Вот, а когда корабль пройдет эту нашу так называемую "дверь", мы ее автоматически проинтегрируем и вернем в нормальное и привычное состояние коридора, так что никто ничего и не заметит. Кроме того… - Михаил всеми извилинами своего мозга ловил мелькавшие в возникшей бреши его теории спасительные мысли. Половицы все также продолжали нагло усмехаться, наблюдая за агонией несчастного педагога.
- Кроме того, подобная методика может найти и другие очень полезные для человечества применения… - наконец-то! Нужная мысль как всегда возникла в самый последний момент: надо просто сменить тему разговора.
- С помощью такого преобразователя можно будет создавать в малом пространстве огромные жилые районы. Подобное уже описано во многих фантастических произведениях. Взял, да и проинтегрировал кусок стены у себя дома. Тебе - увеличение жилплощади, а соседям - никаких хлопот. Ну, и, я думаю, еще много чего можно понапридумывать. Кстати, это будет одним из ваших домашних заданий - придумать практические применения для преобразователя пространства. Вот так-то!
Михаил победоносно улыбнулся (как я вывернулся, а!), осмотрел испуганный таким коварным заданием класс, переложил указку в левую руку, а правой оперся на доску. Для совершения этого маневра ему пришлось сделать небольшой шаг назад. Половицы, разгневанные настолько удачно сложившимися обстоятельствами, яростно взвыли. Казалось, что весь пол кафедры вдруг взорвался хриплым и протяжным безумным многоголосьем. Михаил внутренне весь зажмурился и ощутил, что как будто бы теряет равновесие. Он постарался как можно скорее нащупать пальцами твердую поверхность доски, но к своему удивлению понял, что у него это не получается, хотя он полностью вытянул назад правую руку. Что за черт! По самым приблизительным расчетам его вестибулярного аппарата доска должна быть где-то в полуметре сзади. Внезапно, глаза его, расфокусировавшиеся из-за жуткого надрывного скрипа половиц, встретились с глазами учеников. В них читались неподдельный ужас и безграничное изумление. Михаил обернулся на доску и увидел, что его рука по локоть вошла в испещренную белыми меловыми линиями черную гладь. Что за черт! Безумие яростно завертелось в подкорке мозга, вспахивая новые борозды и извилины и срезая старые. Михаил выронил указку и уперся в доску левой рукой, но и она провалилась в черноту, как в плотный холодный туман. Половицы опять взвыли, но теперь в их вопле было какое-то гадкое ликование. Михаил оступился и…
На глазах всего класса, который в ужасе затаил дыхание, их учитель оступился, его обе руки уже по плечи вошли в доску, как вдруг в одно мгновение серая ткань его костюма, каштан волос на голове, коричневый глянец ботинок покрылись тонкой сеткой черных трещин, образовавшиеся кусочки, как бабочки, вспорхнули и устремились внутрь нарисованного бесконечного параллелепипеда. По черной глади доски прошли круги, как от камня, упавшего в тихий пруд. Космический корабль качнулся на этих волнах и так и застыл в уродливом искривлении. Половицы умолкли.
Несколько минут в классе царила гробовая тишина. Никто, в том числе и присутствовавшие педагоги, не решались ни двинуться, ни произнести что-нибудь. Наконец, один из учеников, сидевший ближе всех к двери, стараясь не произвести ни малейшего шороха, выскочил из класса. Через несколько секунд он вернулся и, задыхаясь от волнения, бледными, дрожащими губами прошептал:
- С-соседний кабинет… его там… н-н-нету…