Женская логика пятая глава

Глава пятая

Первая ниточка

Анна шла по вечернему городу, и удивлялась: настолько чужим и незнакомым он ей казался…
Витрины, залитые ярким светом, такие глупые и напыщенные в провинциальном городке, надписи (кому он здесь нужны, на английском-то языке?), дурацкие скамеечки и фонтанчики, заплеванная шелухой от семечек цветная плитка на улицах…Все казалось ей раздражающе неуместным сейчас, когда в больнице боролась за жизнь маленькая девочка с синими глазами.
У подъезда стоял Павел - белый свитер, голубые джинсы - обрывая лепестки роз. Ими был усыпан весь асфальт у ног незадачливого кавалера, а букет имел жалкий вид …
- Помнишь, девочка, я веник приволок? Это были мои первые цветы… - Каренина вопросительно смотрела на него. – Что-то я не помню, что называла тебе свой адрес! Видимо у меня фрагментарная амнезия или банальный склероз?
Павел замялся:
- Ну, я просто спросил бабушек у  подъезда, к кому ты приезжала.. А потом познакомился с твоей подругой…- он смотрел виновато и предано.
Анна злобно выхватила у Павла из рук букет.
- За цветочки спасибо, конечно. Но не надейся, что приглашу тебя домой! Я смертельно устала, и даже разговаривать сейчас не смогу.
- А когда сможешь? – он стоял на пути к дверям, и, похоже, уходить не собирался.
- Завтра.
- Это точно?
Ну что тут поделаешь с настойчивым влюбленным? Анне пришлось пообещать:
- Точно. Честное слово, я позвоню в районе обеда.
Впрочем, Каренина покривила бы душой, если бы сказала, что обещание это дала неохотно. Да, она сопротивлялась своему влечению к Павлу, но как-то не настойчиво. А уж сдалась и вовсе с затаенной радостью. Конечно, насколько она была вообще способна радоваться в этот вечер.
По дороге к собственной квартире она избавилась от букета, который и впрямь был похож на веник, находчиво засунув его в мусоропровод, из которого во все стороны бросились перепуганные тараканы. Такое подношение было им, видимо, в новинку.
Пока Анна пыталась справиться с собственным капризным замком, о котором Лилия Феликсовна говорила, что он весь  в хозяек характером – сложный и непредсказуемый, маман (легка на помине!) поспешила распахнуть ей дверь.
- А я думала ты сегодня уже не придешь, опять к Ларисе вернешься, - Лилия Феликсовна стояла на пороге с тряпкой в руках.
- Нет, мам, я устала. А до Ларки, сама знаешь, пока доберешься…
- Ужинать будешь? – Лилия Феликсовна заторопилась на кухню. – Я сосисок купила… вроде бы неплохие.. во всяком случае, после длительной варки остаются с прежней фигурой…
- Спасибо, мам. Если можно, сделай мне чайку покрепче. А есть я не хочу, - сказала Анна, усаживаясь за стол.
Прихлебывая крепкий горячий чай (мама готовила его по какому-то особому рецепту: он был темным, душистым, и немного пощипывал язык), и вполуха слушая мамину говорильню, Анна думала о событиях этого дня, об истории, рассказанной ей девочкой, о том, что никогда еще не видела своего соседа таким озабоченным и серьезным…
Как случилось, что судьба Анечки выпала из общего потока жизни? Что в 12 лет ребенок оказался брошенным и никому не нужным? И это -  в их маленьком благополучном городе, где каждый знал каждого в лицо, а самыми серьезными событиями считались пьяные разборки вьетнамских торговцев, «начистивших друг другу чайники» под новый год…
…- А я и говорю, как это отказали в возбуждении дела? Человек квартиру продал, а на следующий день живьем сгорел.. Разве ж бывают такие совпадения?...Ужас, ужас! А она говорит, что он был пьяный, видите ли.. Экспертиза так показала! Как пьяный? Бред! Да я его за сорок лет, которые знаю, ни разу пьяным не видела! Он даже кваса не пил. А она - я тоже так следователю сказала…
Что-то в гневной тираде Лилии Феликсовны Анну насторожило.
- Мама, прости я задумалась.. Кто, ты говоришь, там сгорел?
Лилия Феликсовна всплеснула руками.
- Подумать только, я тебе уже полчаса рассказываю, ты поддакиваешь.. А сама ничего не слышала! Утром я встретила Лидию Михайловну, англичанку из девятнадцатой школы… …Лидия Михайловна Царева, которую Анна прекрасно знала,  пару лет назад развелась с мужем Николаем Васильевичем, тоже преподавателем иностранных языков. Развод этот вызвал в городе много разговоров, но мало кто знал о его истинной причине. Николай Васильевич был страстным собирателем марок, на них он тратил практически всю зарплату, и долгие годы эта страсть в их семье была камнем преткновения. Когда же выросли дети, и покинули родительское гнездышко, Лидия Михайловна ни мало не сомневаясь, решила с мужем расстаться и отнесла заявление в суд.
Она  осталась в трехкомнатном кооперативе, построенном на совместно накопленные деньги, а Николай Васильевич переехал в небольшую двухкомнатную квартиру в центре города, доставшуюся супругам от его родителей. Квартирку эту обещал он завещать старшему сыну, геологу по профессии, который в городе появлялся редко и, хотя было ему уже под сорок, еще не обзавелся семьей. После развода Царевы поддерживали дружеские отношения, которые, кстати, были намного более душевными, чем во времена их совместной жизни. Насколько известно было Лидии Михайловне бывший супружник ее, никакой женщины себе не завел, и, уйдя на пенсию, с головой погрузился в единственную страсть его жизни – филателию.
Этим летом Лидия Михайловна увлекшись дачей и огородом, несколько выпустила старшего Царева из виду. Вспомнила о нем она лишь тогда, когда дети обнаружили, что на старом месте отец уже не проживает. На днях, как пояснила соседка, он продал квартиру и уехал в деревню. Выяснив, куда же перебрался бывший муж, Лидия Михайловна галопом помчалась туда, но, приехав, обнаружила на месте только пожарище – она опоздала на пару дней. В первую же ночь после переезда Николай Васильевич затопил печь, и … приехавшие утром пожарные вынесли его из пылающего дома уже мертвым – Царев, видимо, полз к выходу, так как нашли его в маленьких сенцах. В комнате, на полуобгоревшем столе стоял лопнувший от жара стакан и лежали осколки пустой бутылки из-под водки.
Так как в деревне нового жильца никто не знал, детям о смерти отца и не сообщили. Ни денег за квартиру, ни коллекции марок найдено не было – если они хранились в доме, то сгорели дотла, а если в другом месте – то покойник унес эту тайну с собой.
Поплакав на кладбище, Лидия Михайловна отправилась в райотдел милиции - выяснить обстоятельства смерти мужа, а заодно разузнать,  возможно ли восстановить в правах на квартиру хотя бы старшего сына… В милиции с ней разговаривали неохотно, следователь, пряча глаза, пояснил, что бывший муж ее был нетрезвым, с печью, судя по всему, обращаться не умел, вот и сам виноват… А квартира продана им добровольно, через риэлтерское агентство. Деньги получены им полностью, у новых хозяев на это и расписка есть.
Все вроде получалось складно, кроме одного – ни пил Николай Васильевич ни капли по причине язвы желудка и больных почек, и об этом знало множество знакомых Царевых, как, кстати, и Каренины. К тому же и завещание на квартиру, собственноручно Николаем Васильевичем написанное, у нотариуса заверенное, у старшего сына хранилось….
История была некрасивой. Анна сразу почувствовала, что шита она белыми нитками, и ой как похожа на историю Анюткиной матери…
- Разберусь.. – подумала Анна засыпая. – Завтра же в ментовке справки наведу.

Ранним утром, заскочив в больницу (в реанимацию ее не пустили), и узнав, что из продуктов можно принести ее подопечной, Анна заглянула после телефонного звонка к Царевой, и выяснила, что все, что ей рассказала Лилия Феликсовна – истинная правда. Единственное, что добавила неутешная женщина к рассказу, это то, что агентство, с помощью которого муж продал квартиру, называется «Леди». Лидия Михайловна плакала навзрыд, повторяя:
- Господи, ведь не пил же он никогда, не пил…
После этого Каренина  помчалась в милицию. Каждый понедельник уже много-много лет она, основательно устроившись за старым письменным столом в дежурной части, просматривала журнал телеграмм, и готовила сводку происшествий по городу за неделю. И в городском, и в районном отделе милиции, располагавшихся в одном здании, Анну все знали, некоторые относились к ней неплохо за объективность, многие – побаивались за настойчивость и дотошность,  и даже (об этом ей поведал близко знакомый оперативник) называли Собакой. Комментировали прозвище так – если вцепится в тему, ни за что не отпустит, хоть водой отливай. Впрочем, Анну вполне устраивало такое положение дел, и такая слава. Порой даже, недолго сопротивляясь,  милицейское начальство выдавало ей закрытую информацию, сокрушенно вздыхая: «Все равно ведь достанет!..»

Милицейский журнал как всегда пестрел «перлами», которые Анна собирала уже довольно долго. Вот и в этот раз, она повеселилась про себя над фразами «неизвестное лицо проломило крышу гаража» (ну у вас и харя!) и «причинил потерпевшему вред машинкой для стрижки» (подстриг, что ли насильно?!!). Сама же сводка была как всегда: квартирные кражи, хулиганство, обман покупателей, ДТП…
Разобравшись с происшествиями, Анна направилась к своему давнишнему другу, майору милиции, возглавлявшему штаб райотдела милиции, и поэтому бывшему в курсе всех городских криминальных новостей.
Приоткрыв дверь без стука, Каренина заглянула в кабинет:
- Сан Саныч, можно к тебе? – круглый как колобок, и лысый как женская коленка майор кивал головой невидимому собеседнику, прижимая к уху телефонную трубку.
- А, Анечка, заходи-заходи.. А я как раз о тебе вспоминал, – он положил трубку на рычаг, и жестом пригласил ее присесть.
- С чего бы это? – улыбнулась Анна, устраиваясь удобнее в мягком кресле. – Я законопослушная гражданка…
-  Эх, была бы ты не законопослушной.. Я б давно тебя на пару дней пристроил в ИВС (изолятор временного содержания), в тихую камеру на солнечной стороне и сам бы к тебе на денек! – Сан Саныч потер мягкие ладошки одна об одну.
- Размечтался…Что, жена в командировке?
-Угадала..
- Так по какому поводу начальник вспоминал бедную журналистку? – спросила Анна.
- Информацию мне надо разместить, о дачных кражах.. замучались мы с ними, - и он протянул ей несколько листочков, исписанных мелким почерком.
- Не вопрос, разместим… Но, баш на баш.. Саныч, мне кое-что узнать надо..
- Слушаю внимательно.
Анна согнала с лица улыбку:
- За последние  месяц-два в районе случилось несколько странных происшествий. Люди продавали квартиры в городе, потом переезжали на новое место жительства в деревню и сгорали вместе с домом.. Ты не качай головой,  кое какая информация у меня уже есть. Два эпизода я тебе сама могу назвать, с фамилиями жертв. Ты скажи мне, сколько всего таких случаев было? И что удалось выяснить?
- Ну, Анна.. Собака она и есть собака.. Откуда ты это выцепила?
- Не важно.
- Ничего я тебе сказать не могу. Да, случаи были. Но криминала нет. Нету!!!…  Проверял их следователь наш, я тебе телефончик дам сейчас. Кишко его фамилия, а зовут Николай Борисович. Может он что тебе и скажет, но на меня не ссылайся…

Припрятав телефон следователя, Анна направилась в редакцию. Работы, как всегда было полно… Редакционный народ корпел над свежими материалами, ругался с замредактора, матерился, правил материалы, орал в телефонные трубки, проклинал Интернет… В редакции царила обычная рабочая атмосфера. Сдав довольному Дусе на руки пачку текстов, Анна устроилась у телефона – решила выполнить свое, вырванное под пыткой, обещание, и позвонить Павлу.
- Слушаю… - голос у Павла был сонный.
- Это я. – Анна специально не назвалась, хотела узнать, помнит ли он ее голос.
- Анна… Ты на работе?
- Да, на работе…
- Давай встретимся, - он спрашивал и умолял одновременно.
- Я освобожусь поздно вечером…
- Ну и что. Я тебя встречу у редакции…
Анна положила трубку, и поняла, что если бы не работа, побежала бы к нему прямо сейчас. Ей стало страшно – она знала Павла всего несколько дней, если считать от встречи на заводе, и всего чуть больше суток – если от той ночи… «Влипла, подруга! Ох, как влипла.. по ушки.. по самые… Называется, за что боролась, на то и напоролась.. Любви хотела, вот и залетела!…» - сама себе говорила Анна, а сердце сладко ныло в предвкушении вечера, и быть может, ночи.
Телефон следователя не отвечал, и Анна решила отложить встречу с ним на послезавтра. А завтра, в проклятый вторник (сдача номера!!!), она хотела выкроить часок и посетить агентство «Леди», которое располагалось в старинном особнячке в самом центре города.

Павел ждал ее на повороте пыльной улицы, сидя за рулем темно-синего «Опеля». Увидев Анну, выскочил из машины, протянул охапку, по другому не назовешь, нежных лилий… Букет оттягивал руки. Анна застонала про себя, ей захотелось растрепать ему волосы, обнять, прижаться крепко-крепко - так красиво за ней никто никогда не ухаживал.
- Заедем в кафе? – спросил он, заводя машину.
Анна покачала головой:
- Нет, не получится. Надо заскочить в продуктовый магазин. А потом – в больницу.
- Кто-то заболел?
Пока они ехали, Анна рассказала ему о девочке, своем нежданном найденыше. Павел внимательно слушал, покусывая во время рассказа нижнюю губу.  И хотя Анна ни словом не заикнулась о своих подозрениях по поводу этой истории, он спросил:
- А ты не выясняла, были ли еще подобные случаи?
- Что ты хочешь сказать?
- Да, просто дошли до меня кое-какие слухи…
Анна заинтересовалась.
- Какие, например?
- Знаешь что, я сведу тебя с одним человеком, он работает на нашем заводе. Он тебе сам все и расскажет.
- А когда сведешь?
Павел улыбнулся:
- А когда надо?
- Послезавтра.
- Ладно.

Купив Анечке сок, и целый пакет шоколадок и творожных сырков, Анна отправилась в реанимацию. В палату ее не пустили, а из гостинцев взяли только сок. Анна стояла у дверей, глядя на Анечку, лежавшую возле окна. Девочка была бледненькой, но глаза весело блестели синевой. Она была явно рада ее видеть.
- Когда ты еще придешь?
- Завтра приду, моя милая, обязательно. Что тебе принести?
- Книжку, – Анечка устало закрыла глаза, хотя сказала всего пару слов.
Медсестра, молоденькая до безобразия, выразительно поглядела на Каренину, и та поняла, что пора уходить.

…Анна перешагнула порог квартиры Павла, как в омут нырнула. Он моментально «сварганил» легкий ужин, открыл бутылку красного терпкого вина – терпкого как их отношения. Анна чувствовала к нему щемящую нежность и одновременно пыталась себя уговорить, что нельзя так, но не получалось. При первом же его прикосновении – он провел, чуть касаясь, теплой ладонью по ее предплечью – она потеряла голову…
Анна просто наяву слышала презрительные Ларискины реплики (И кого же мы себе нашли, опять красавчика!), видела недоуменно поднятые мамины брови (Быстро же ты сдалась, моя милая.. И сколько вы знакомы?), но ничего не могла с собой поделать… Да, в общем, и не хотелось. Она вздохнула, заворочалась, устраиваясь уютнее в объятиях Павла, и, может быть, впервые в своей жизни длинной в тридцать лет так спокойно и надежно заснула рядом с мужчиной