Стая

(Посвящается всем, не имеющим дома)

Не могу вспомнить сейчас, когда произошли все эти события, да и так ли это важно? Главное, что я вообще это помню. Иногда в моем уставшем мозгу всплывают картины прошлого, далекого и близкого, картины прошлых моих жизней. Но не в этом дело. Я могу видеть все происходившее тогда словно наяву, и я снова чувствую и действую... Стоит ли помнить прошлое? И да, и нет. Почему? Пусть каждый ответит себе сам; я думаю, найдется, что сказать. Возможно, лучше все перечеркнуть: ведь это еще не я... Но... не могу.

Итак, когда я была собакой, обычной милой дворняжкой, я жила в стае. Нас было девять: вожак, большой сильный пес с мудрым взглядом, мой «супруг»; красивая рыжая сука, похожая на лайку, его сестра; трое ее щенков – черный с белыми пятнами, бело-рыжий и серый; две подруги этих щенят – брошенная породистая собачка и резвая черная в белых носочках сука; один (он был действительно одинок, даже в нашей компании) стройный серо-карий кобель. Мы были очень дружны и, несмотря на постоянные проблемы – нехватку пищи, теплого места для ночлега и другие, оставались преданны и верны друг другу. Нашей бездомной стае могли позавидовать многие домашние холеные питомцы; мы всегда держались вместе, и никогда не было скучно. Одним словом, как и в человеческой жизни, только гораздо лучше: в отличие от людей наши души не были испорчены и оставались первозданно чистыми, а чувства не надо было скрывать из-за боязни быть неправильно понятым – все строилось на непосредственной открытости и предельной искренности, на самой естественной жизни.

Жили мы где придется, особо выбирать не было смысла: подвалы, свалки, заброшенные дома и другие подобные места, свободные от присутствия человека. Еда наша также не отличалась разнообразием. К людям мы относились настороженно: кое-кто уже был научен горьким опытом, что подобное общение до добра не доводит, кто-то догадывался об этом, и мы не лезли к ним, но и не трогали их; такое положение вещей всех устраивало. Правда, были недовольные, но мы на них не обращали внимания. В общем, жизнь наша была относительно нормальной; по крайней мере, никто не жаловался.

Мне повезло немного больше, чем другим: я была возлюбленной вожака, поэтому одна из главных проблем – забота о пропитании – была с меня снята. Но я довольно часто видела, как добывали пищу другие, и эти картины глубоко врезались мне в память. В частности, это была сестра вожака, которая кормила еще и щенков и поэтому еще не могла далеко от них уходить. В любую погоду, на жаре ли, под дождем ли, она стояла на широкой дороге, где всегда ходили люди, и умоляюще смотрела им в руки. Что это был за взгляд! Казалось, она на все готова за кусок мяса или даже за кость. Поджав хвост, она вдвойне чувствовала себя несчастной – от голода и от унижения, которое приходилось испытывать. А люди почти всегда проходили мимо, не замечая ее; они были в своих проблемах. И только дети иногда играли с нею, но ей было не до игр, и они, обидевшись, кидали в нее камнями. Она терпела, не уходила, в надежде, глупой надежде, что над ней сжалятся. Она не понимала их и ко всему уже привыкла...

Привыкли и мы. Мы давно уже усвоили главное правило: человек – бог, все остальные – твари. Эти боги позволяли себе все; но были, конечно, и такие, которые «входили в наше положение» – не до конца, конечно, но все же. Им мы позволяли даже гладить себя.

Случались в нашей стае и праздники. Например, однажды щенок привел свою новую подругу; она всем очень понравилась, и мы отметили ее появление пиром на помойке у столовой и играми всю ночь на старом кладбище. Правда, она пробыла с нами недолго: какой-то человек пожаловался, будто бы она его укусила. Боже, и это он посмел сказать про самую тихую собаку их всех нас! Не знаю, чем она ему не угодила, но ее отловили и куда-то увезли в большой машине с решетками. Больше мы ее не видели...

Было и так, что нашу кампанию покидали навеки. Тот пес, что был одинок, тот серо-карий кобель, молодой и стройный, нашел себе друга среди людей, и вскоре его забрали к себе. Отношение к нему у нас в стае было разное. С одной стороны, в чем-то его можно было назвать предателем, но на самом деле это было бы глупо. С другой стороны, многие ему завидовали: к счастью, его действительно полюбил новый «хозяин». «Хозяин»!.. Мы, привыкшие к свободе, не признаем этого слова, но... он смирился. Нашего уважения к нему это не умалило. На улице, завидя нас издалека, он счастливо и несколько смущенно вилял хвостом, но поводок не пускал его подойти ближе...

Да, жить было тяжело, но в то же время интересно, весело и прекрасно. Ведь мне было тогда еще лишь полтора года – самый расцвет юности! И все так бы замечательно и продолжалось, если бы не... опять люди.

Однажды мы собирались на прогулку в парк возле реки. День был солнечный, настроение отличное. Чтобы перебраться на сторону парка, надо было пересечь мост, по которому проходило шоссе. Машины ехали без перерыва, и мы уже устали ждать, когда их поток вдруг прекратился. Мы могли свободно бежать и так и сделали; я была в конце, за моим возлюбленным. Вдруг неожиданно прямо на меня понеслась машина – черная, красивая... Я успела перейти ровно половину, испугалась и сначала заметалась, но потом решительно побежала вперед; вожак взволнованно наблюдал. Но я не успела... Резкий удар в бок – и я отлетела на несколько метров и упала опять посреди шоссе. В это время я как бы видела себя со стороны: симпатичная черная собачка на дороге, а вокруг – жизнь. Только через пару минут я почувствовала боль, острую, сжигающую боль внутри. Мой возлюбленный склонился надо мной, и я непонимающе посмотрела в его глубокие печальные глаза, почему-то влажные. Вся наша стая обступила меня кругом, – машины неслись на них, сигналили и вынуждены были сворачивать. Откуда взялось в моих друзьях столько злости на эти железки? Они рычали на них, и глаза наливались кровью. Вожак, мой милый, пытался поднять меня, но не мог, и тогда стал аккуратно, почти нежно оттаскивать мое тело с шоссе. Когда мы оказались вне опасности, вся стая – не знаю, как им это удалось – приподняла меня и понесла в лес; они шли медленно и торжественно, как бы бросая вызов, и перед этим молчаливым шествием останавливались люди и долго смотрели вслед. А я... некоторое время я еще смутно различала происходящее, а потом какое-то теплое облако окутало меня, и стало неописуемо хорошо, и душа покинула тело. Последнее, что я помню – именно в этот момент вожак остановился и опять заглянул своим мудрым взором в мои неподвижные глаза...

Так закончилась моя недолгая жизнь собаки...

29.05.97