Прадед

                Детство моё прошло в маленьком сибирском городке, упрятанном в бушующем море тайги. Сколько старинных легенд и преданий я услышал от своего отца, сидя в добротном семейском доме, построенным ещё моим прадедом.
   Я вспоминаю удивительную чистоту просторных комнат, круглый деревенский стол на кухне, где мы по вечерам пили крепко заваренный чай, а свеча, стоявшая на столе вызывала из прошлого могучих героев, страшных чудовищ и притягательно грозный образ старика – Байкала. Я тогда превращался в зачарованного слушателя, а отец, казалось, молодел, вспоминая то тяжелое послевоенное время, когда он, ещё мальчишкой, ногами измерил горизонты неизведанных просторов Забайкалья.
   Как я любил бродить вместе с ним по лесу. Папа уводил меня порой за 15-20 километров от дома, рассказывая по пути истории и сказания о местах, что мы проходили.
   Собираясь в тайгу, отец никогда не брал ружья, он не переносил охоту, связанную с кровью и убийством: нож, спички, старая – ещё военная фляжка и булка хлеба – вот и всё, что нам было нужно. Бабушка частенько на нас ворчала из – за папиной, как она говорила, безалаберности. Да и, правда, в тайге можно было натолкнуться не только на коварного медведя, но и на рысь и даже амурского тигра. Не знаю как сейчас, а раньше эти страшные в своей дикой красоте, грациозные представители кошачьих, часто нападали на животных и людей. Отец всегда отшучивался, говоря, что человека, пришедшего в лес без страха и злого умысла ни один зверь никогда не тронет. Бабушка осуждающе качала головой и, перекрестив нас по старообрядски, долго стояла перед потемневшей  от времени иконой, кладя поясные поклоны.
   Один раз мы с отцом забрели на старую заросшую тропу, круто взбегавшую на хребет и терявшуюся в таинственном полумраке леса. Отец огляделся, силясь что – то вспомнить, а потом рассказал легенду, жутковато звучащую под сенью высоких сосен, глухо шумящих в вышине.
- Сынок! – он положил мне руку на плечо – про эту тропу старики говорили много дурного, а называли они её тропой дьявола. Охотники, естественно, старались по ней не ходить. А вот твой прадед, Сазон Афанасьевич – в ту пору ещё Сазонка, решил с той тропы не сходить и повстречать на ней самого дьявола. Да – да, именно повстречать специально. Родился он явно не в родню, точнее пошёл по родове своей матери – урожённой Черных. Его отец Афанасий Титыч, ростом высокий, сухощавый, телом белый, борода седая, клинышком – был рассудительным и спокойным. Сазон Афанасьевич, напротив, роста был невысокого, кругленький, телом темноват, такой подвижный, как ртуть, горяч очень и вспыльчив как порох, но и отходчив – вспыхнул, вмиг сгорел и нет ничего. Так вот, в молодости, ещё до женитьбы, он повстречался с дьяволом и вышел победителем.
-    Афанасий Титыч был глубоко верующим человеком, твёрдо соблюдающим все заповеди христиан – староверов. Его же сын, Сазон, то ли в силу своеё молодости, или по складу характера, не очень – то был расположен к молитвам и часто подшучивал над набожностью своего отца. После одной такой стычки и ради озорства, он ушёл в тайгу и устроился на этой самой тропе: снял нательный крестик, расстегнул все пуговицы на рубахе ( а по поверьям староверов, человек, застёгнутый хотя бы на одну пуговицу, защищён от воздействия нечистых сил ), и расстегнул брючный ремень. Потом положил справа берданку, а винтовку на колени. Надо сказать, что до революции охотник имел целый арсенал всяких ружей и пороху пудами. Так вот, расположился он на тропе, на закате солнца – ведь было известно, что дьявол появляется в полночь.
-    В деревне ложатся спать рано и уже в десять вечера людской муравейник затихает, лишь изредка загавкает какой – нибудь трусливый пес – Барбос, его тут же подхватят соседские собаки и лай, прокатившись из одного конца деревни в другой, стихает, чтобы позже возвратиться вновь.
-    В эту ночь смутная тревога, как перед грозой, не давала спать ни людям ни животным. Слышались тоскливые вздохи коров, куры хлопали крыльями, усаживаясь удобнее на насесте, воробьи  и голуби шебуршали за наличниками окон. Всё находилось как будто в ожидании чего – то неотвратимо грозного. К полуночи поднялся ветер с моря и рыбаки увидали тёмную грозовую тучу, медленно наползавшую на звёзды. Старик море, прогневавшись, колотил многопудовыми кулаками волнами по скалам, торчащим из воды. В селе уже знали, что Сазонка ушёл в тайгу, на тропу дьявола. Афанасий, переживая за сына, ходил по двору и прислушивался к шепоту ветра. Раздался тоскливый, леденящий душу вой, сначала тихий, а потом настолько визгливый, что Афанасий, зажав уши руками, забежал в дом. Вслед за порывом бури началась гроза и молнии с жутким постоянством стали бить за деревней, как раз туда, куда ушёл Сазон. Афанасий, не в силах ждать, предчувствуя страшное, схватил винтовку и кликнув собаку, побежал в тайгу. Вспышки молний освещали бурелом, дождь застил дорогу, но Афанасий упрямо шёл вперёд. Собака жалась к его ногам, испуганно вздрагивая от раскатов грома. Вновь послышался вой, ослепительно сверкнула молния, раздался страшной силы взрыв, деревья затрещали, согнувшись от ветра, земля вздрогнула и последнее, что успел услышать Афанасий, падая куда – то вниз, это эхо выстрелов.
-    …Очнулся он оттого, что собака лизала ему лицо. Оттолкнув её, Афанасий увидел, что находится недалеко от тропы, у подножия горы, куда по видимому в бессознательном состоянии он скатился. Ветер утих, в предрассветном тумане терялись все звуки и лишь высоко в небе, сужая круги, освещённый невидимым с земли солнцем, одиноко парил коршун. Задыхаясь и скользя на осклизлых от дождя выступах корней, Афанасий Титыч стал взбираться по склону горы наверх, на тропу дьявола. Рассвет занимался ярко, деревья весело шумели листвой, птичье царство оживало и перекликалось на разные голоса. Тени исчезли, а с ними все страхи и вот на тропе он увидал сидящего у костра своего сына. Сына – частичку его самого, самого дорогого, за которого он готов был вынуть своё сердце. И сын был жив и улыбался навстречу отцу, хотя лицо его было бледно от пережитого ночного кошмара. Подбежав к нему, Афанасий заметил стреляные гильзы, ружьё с оплавленным и загнутым стволом и вспоротую полосу земли. Домой они возвращались вместе. Крестьяне выгоняли скот за ворота, пастух щёлкал кнутом, направляя коров в нужную улицу.
-    В деревне вести разлетаются быстро и до вечера в доме Афанасия Титыча успели побывать все любопытные, однако Сазонка на все вопросы отвечал односложно –“было дело, было”- да крутил головой. Позже, придя в себя, он рассказал, что расположившись на тропе, где – то ближе к полуночи, сквозь раскаты грома он услышал тяжелые шаги, гулко отдающиеся по земле. Шаги всё ближе, земля уже чуть ходуном не ходит и тут из – за деревьев показался призрачный свет, в центре которого бушевало пламя. Огонь с завыванием и громом приближался, занимая всё большее и большее пространство. Ивот в середине этого пламени он увидал огромного, высотой на уровне деревьев, черного, руки – ноги бревна, а деталей более мелких не разглядел, да и когда было разглядывать, когда эта громадина громовым голосом как крикнет –“Кто посмел рассесться на моей тропе”?- и удар бича по земле – щёлк! Какое там разглядывать такое чудовище. Чувств можно лишиться, а Сазонка, то есть твой прадед – Сазон Афанасьевич, клацк затвором и в ответ такой солёной матюжной тирадой разразился, что сам дьявол рот разинул. И выхлёстывая из себя разные там мать -–перемать, он из винтовки и раз и два, да из берданки три пальнул, и… нет никого. Тишина. Лес только глухо шумит листвой, звёзды мерцают, да какая – то пичуга с перерывами пищит. Посидел он немного, пришёл в себя, ощупал – всё на месте и произнёс- “Кто я? Это я – добрый христианин Сазон, сын Афанасия Покацкого. Господи, спасибо тебе, что оставил меня в живых и прости меня грешного”.
-    Народ кто по неверию, кто просто из любопытства, а кто мимоходом, идя по своим охотничьим делам, приходили на тропу, где мой дед, а твой прадед Сазон Афанасьевич повстречал самого дьявола, видели след от бича – вывороченная земля метров на десять и ружьё с оплавленными стволами долго висело на суку, вызывая удивление той чудовищной силе, которая оплавила и согнула сталь, а вот человек остался невредим, хоть ружьё это находилось в его руках.
-    После этого случая тропа стала зарастать, хотя люди ещё долго с опаской ходили по ней и одна легенда сменилась другой, в которой говорилось, что простой паренёк, Сазонка, а после Сазон Афанасьевич, глава большого, в одиннадцать душ семейства, встретившись один на один с самим дьяволом, вышел из этой схватки победителем.
-    Сазон Афанасьевич притих немного и ярым безбожником уже не был. Стал он начетчиком, когда у него одного за другим забрали на фронт всех пятерых его сыновей. Кто знает, может молитвы его помогли трём старшим вернуться с войны. А двух младших сыновей он потерял и один из них, Сусой – отличный стрелок и удачливый охотник, по облику и приключениям был точь в точь в отца. Но об этом в другой раз – сказал мне мой папа.
   Слушая его я и не заметил, как мы поднялись по бегущей под нашими ногами тропе на самый верх хребта. Кругом, насколько хватало взгляда, простиралось, переливаясь зелёными волнами, настоящее море и далеко – далеко на севере виднелась серебристая полоска Байкала. И вновь – в который раз! Я почувствовал как жизненная сила вливается в меня из этих просторов, из воздуха, который так хорошо вдыхать всей грудью. Сила эта от матери – земли. Этой земли. Моей земли.