Шостакович, Солженицын и Молотов

Сведующие люди сразу поймут, что речь идёт о подмосковний Жуковке. Именно там в супер-пуперпном дачном посёлке провели мы две недели в январе 72-го. *** (тогда моя жена - первая) систематически обыгрывала в шахматы Юру Семёнова и Таня Харитон была ей признательна. Предложила пожить на их зимней даче (сами они куда-то уезжали), целых две недели.
Таня (Виктория Юлиевна Харитон) всегда светилась радостью и доброжеланием. Помнится я ей сказал, что не знаю, что такое музыка (классика) и вовсе толку в ней не нахожу. Она тут же напела маленький кусочек Моцарта и спросила, как же это можно не любить? Это так радостно и волшебно. Я и сам удивился. Так вдруг понял, что по крайней мере Моцарт - абсолютный музыкальный гений. Сгорела она за четыре месяца - в 1985-м, - скоротечная злокачественная лейкемия, подхваченная на Камчатке. Я говорю подхваченная: после Камчатки лет за 10 до того точно также угасла Тома Бычкова, - доброй памяти истиная физтешка.
Таня и при смерти была светла и трогательна. А при жизни - просто очаровательна (хотя трудно было сказать, чтобы она была смазлива). С тех пор я подозреваю, что счастливое детство может сделать людей счастливыми и радостными. Хотя и это счастье было на не вполне безмятежной основе. Таня была дочкой жены Юлия Борисовича, - та так и не решилась на ребёнка от него, боясь несправедливой конкуренции в его сердце.
А Юлий Борисович! Таня как-то организовала мне и Лёве с ним встречу (Лёва и встречался с ним и до того). На следующий после встречи день я не мог дождаться Тани (она работала с Лёвой), чтобы в восторге объясниться в любви к её папе. Она ответила просто: "Я знаю. Все так думают". До встречи с ним я и представить не мог, насколько прост, доступен и скромен может быть великий человек. Он абсолютно всё понимал, оставаясь совершенно нормальным человеком совершенно непримечательной внешности. Не могу понять, почему институт в Сарове не носит его имени. Пусть верующие меня простят, - что думаю, то и пишу, - Юлий Борисович сделал для человечества куда как больше, чем преподобный Серафим.
Итак, мы втроём (с 3,5-летней дочкой) оказались в Жуковке. Когда Таня нас привезла, - кивнула по диагонали через забор, - несчастные дети! Овдовевший отец увлёкся ужасной стервой, и всё, - не до них ему (такая вот косвенная, ещё одна, - встреча с Сахаровым). При первой прогулке по прекрасно ухоженному зимнему посёлку - встреча с двумя необыкновенными красавицами - колли Шостаковича, тоже жильца соседней дачи. Самого его, мы, правда, так и не увидели. Кажется, в Ленинграде жил.
Чуть поодаль была дача Вишневской с Растроповичем.
- нет, ты представляешь до какого безобразия дошли! На второй этаж - лифт сделали. Нелепейшее барство! - говорила Таня. Но в голосе проскакивали не только нотки осуждения, но и, ... скажем, - восхищения. А в дворницкой у Растороповичей в это время жил, милостиво ими опекаемый Солженицын.
Однажды на утренней прогулке мы с дочкой увидели около дворницкой, за ажурной чугунной решёткой ворот, и самого Дворника. Он упражнялся. В памяти представляется, что зарядка чем-то очень соответствовала упражнениям Зэка. Может просто иначе нельзя было подумать про знаменитого узника. Мы подошли ближе к воротам (нелепое ротозейство! Хотя чего смотреть-то? Он тогда даже и Нобелевским лауреатом не был). Мэтр увидел. В сверкнувшем отнюдь не любовью и всепрощением взгляде мелькнуло:
- Стукачей с детьми подсылают! ГБ проклятое.
И повернулся спиной, самой нижней её частью, чтобы и юных стукачей не поощрять.
Молотов как-то утром оказался на платформе электрички. Энергично вышагивал во всю её длину по ходу рельсов. Я не сам заметил, - простая на вид баба шепнула, замирая от восторга при виде знаменитости: "Молотов!" Моё антисоветское сознание взметнулось яростью - эта вот рука, не старого совсем человека в рукопожатии была, - с Гитлером. Сейчас подойду и спрошу в лоб про Пакт Молотова-Риббентропа! А он был мыслями где-то далеко. Очевидно вокруг ничего не видел. Теперь мне сдаётся - он был идеальным очень работособным аппаратчиком. Много они натворили. Не только чёрного. Надо бы всё-таки расставить всё на свои места и отдать богу богово, а кесарю - кесарево.
Две недели промелькнули совершенно незаметно, для нас с Татьяной. А дочка выучилась читать, с той поры - на всю жизнь. До самой школы с 3-х с половиной лет она читала много. Но не вслух - про себя. Узнать можно было, спросив что-то по содержанию книжек. Она была в курсе.