Другие ноги

Не помню, откуда и когда ОНА появилась, но не о ней самой собираюсь говорить. В один из очень неблагополучных периодов жизни довелось мне и моим тогдашним друзьям, которых я и забыл то потом с удовольствием, быть или даже жить рядом с одним ж/д вокзалом. Мы тогда были довольно молоды и неопытны, а ОНИ были вообще бездушны. Вообщем, мы, озабоченные вечным голоданием и всем из этого вытекающим, и они, в силу понятных причин не понимающие, чего нам нужно. Ох, как же мы хотели, смотрели на них каждый день по несколько раз, и вместе, и по одному. Хотели быть как все, ежедневно, ежечасно, в любой момент со своими. Но это так, предисловие.

ОНА была среди них самая недосягаемая, самая далекая и самая загорелая, что ли. Но я этому высокому ее рангу в пределах нашей шоблы не соответствовал. Был таким середнячком во всем – довольно обычная ситуация. А той, которая почему-то, по нашим внутренним раскладам должна была достаться мне, касаться мы не будем. Не то. Для меня было несколько странновато, хотя с другой стороны понятно, почему она должна быть именно моей, ведь на нее почти никто не смотрел, не соблазнялся – она была и мне неинтересна, а я ей и подавно.

ОНА была такая хорошенькая, смугленькая и аппетитная, но... Довольно глупыми, но в то же время естественными были наши чаяния, желания… И снова я не о том…

А пытаюсь я рассказать об относительно ярком впечатлении. Относительно – потому что отложилось в памяти и пишу я это спустя много, опять же относительно, лет. А картина довольно заурядная ныне… Лето…

Как вчера помню, стоим мы на раскаленном солнышком асфальте, рядом с вокзалом, но в этаком тихом местечке. Я чуть поодаль, там ОНА и все остальные ее товарки. Меня-то, глупого, ничего не интересовало кроме НЕЕ, и ОНА была здесь. Невдомек было, что то самое, желаемое-то, можно было получить гораздо быстрее в другом месте. Запудрить мозги я всегда умел и себе, и другим. И все “серьезные” просьбы, объяснения о НЕЙ и нас приходилось делать мне. Такой вот, если это можно себе представить, пресс-секретарь. Вот именно на этом раскаленном асфальте у киоска я в очередной раз пытался объяснить какой-такой павлин-мавлин хотим заиметь я сотоварищи. Не так, как всегда и все, а так – дай-дай-непродай, деньги-деньги-дребеденьги. Ходил вокруг да около, намекал прозрачно и не очень. Но есть люди, для которых и в зрелом возрасте язык намеков – это что-то из области научной фантастики. Почти что телепатия. Стоит ли говорить о каком-то выходце с Кавказа, который по-русски то говорит с ужаснейшим акцентом. Разговор, а точнее монолог затух. Тут произошли какие-то ненужные рассказу подробности, которые я хорошо помню, но вам не скажу.

К делу… Я стоял, прислонившись к стеночке и лицезрел, кажется, троих самых-самых “подружек”, как мы их часто называли, в то время когда друзья мои в стороне выясняли те самые отношения-разделения, которые я молча слушал, понимая, что ничего и никому в итоге не достанется. Так вот, я любовался ими тремя, чем грешу и ныне, что поделаешь – вошло в привычку. ОНА. Остальные даже рядом с НЕЙ находились зря, портили весь натюрморт. Хотя и они выглядели пожалуй неплохо. Не суть. О НЕЙ речь. Наверное, начать надо с абзаца.

ОНА была по-своему идеально стройна, с такой замечательной и очень преаппетитнейшей грудкою. Обшарпанные желтые, ну очень неказистые стены на которые я порой облокачивался… и то, остальное, что было в их пределах… волновало меня в тот момент гораздо меньше, чем то, что они заботливо выставляли на всеобщее обозрение. ОНА была, как и все, ножки врозь, таков обычай. И вот кульминация. К этим нескольким словам я и шел с самого начала. Именно это хотел показать…
Эти окорочка, нет – грубо, ножки… Ну а как еще? Казалось, что ОНИ существуют отдельно, составляя уже собой единое целое. Блики солнца от стекол и фольги игрались с ЕЕ поджаристой, загорелой и нежной, такой нежной кожей, вкус которой я почти чувствовал на своих обветренных губах. ОНИ были прекрасны, соблазнительны, завораживающи, восхитительны… Ничего лишнего, все совершенно… Смотреть, даже любоваться этим великолепием и не думать ни о чем, кроме этих вкуснейших ножек. Не думать ни о салатах и котлетах, ни о любви и смерти, ни о том, сколько тебе лет и как ты выглядишь, ни о друзьях, ни о деньгах, не думать даже о том, каково ЕЙ было, прежде чем ОНА попала сюда. Ровно ни о чем. Ни мысли. Будь я художником, нарисовал бы именно то возбуждающее, даже не то слово, аппетит великолепие, пусть и по памяти. Ведь помню же я все, как будто это было вчера. И разве стал бы я писать такое отвлеченное от темы вступление ради одного тщедушного абзаца, лишь попытки описать словами все то, что волею случая осталось где-то в памяти.

Увы, не художник я и не композитор, не скульптор и даже не профессиональный фотограф, не режиссер и не оператор. Иначе с чего бы вдруг при таком обилии возможностей не использовать такой действительно лакомый кусочек, такой вкуснейший момент. Изобразить на холсте все эти мелкие детали, сделавшие именно ЭТИ ножки такими притягательными и запоминающимися. Написать симфонию и прочувствовать каждый изгиб, ласкающий поджаристую кожу дымок, каждое круговое движение вертела, и переложить на музыку, передать ненасытное волнение слушателю. Сглаживать до идеала, до ощущения живого, сглатывая слюну, еще не застывший, кажущийся уже настолько близким к модели, что готов уже откусить кусочек, материал. Видеть, как в ванночке медленно проявляются эти контуры гастрономического совершенства. Экспериментировать со сценарием, вставляя такие мелкие, но чрезвычайно художественные эпизоды так, чтобы они органично вписывались в картину, чтобы вкладывать каждый кусочек не в рот, а в несколько кадров. Но, увы. Этим окорочкам, как и многим другим суждено попасть не в кадр, не на пленку и не на выставку, а всего лишь в чей-то голодный, а может и не очень, желудок. Дальше путь их известен всем…
И все, что вы можете узнать о таких фрагментах, запечатлевшихся в моей памяти в очень трудные для меня времена, это всего лишь несколько этих восхищенно-голодных строк, которые и возникли как-то случайно в моей голове, утром у подъезда одного РОНО, в котором я только начал работать.