*** спб ремейк в восьми сериях серия четвертая

Серия четвертая,
в которой ломается линия повествования



Мы не помним предела, мы вышли за…
                Б.Г.


«Гиза»

      Коля протянул похожему на Терминатора охраннику приглашение и прошел внутрь; VIP-персон впускали с отдельного входа и не обыскивали, так что содержимое рюкзака осталось нетронутым. Он поднялся по широкой лестничной спирали вверх и оказался в гигантском холле. Резкий лазерный свет обжег сетчатку глаз, и на минуту-другую Коля совершенно ослеп; когда же зрение вернулось, он испытал нечто вроде де-жа-вю.
     Интерьер второго этажа создавал полную иллюзию, будто посетители клуба находятся на набережной Невы, и Коля, завороженный открывшимся зрелищем, дабы проверить, насколько впечатление соответствует реальности, даже коснулся постамента, на котором застыл один из Сфинксов, охраняющих мост лейтенанта Шмидта.
     Декорация была сделана из пластмассы, покрытой фосфорицирующей краской, а изображение города проецировалось на стены из висящего под потолком специального аппарата; получалось, что второй уровень клубного танцпола устроен по типу планетария, и действительно, Коля заметил, что окружающая его картинка как бы вибрирует, смещаясь то влево, то вправо от зрителя. Тем не менее исходная точка обзора оставалась прежней: Коля стоял как бы на площади Трезини, слева возвышалась величественная чернильница Исаакиевского собора, и, чтобы достичь гипотетического центра, нужно было перейти мост.
     Коля медленно, как в сомнамбулическом трансе, пошел по мосту, и только тут осознал, в чем заключается обман восприятия. Масштаб клубной инсталляции не мог соответствовать реальному ландшафту, и возникала возможность почувствовать себя неким Кинг-Конгом, неизвестно с какой целью заброшенным в российскую столицу. Дойдя до середины моста, Коля остановился: внизу, в пространстве виртуальной Невы, шевелилась густая людская масса.
     В нижнем ярусе питерская молодежь «зажигала» под кислотные кавер-версии советских хитов, и он с трудом узнал детскую песенку, переделанную в мрачный убойный ремикс: «Дремлет обдолбанный северный город, низкое небо над головой. Что тебе снится, крейсер «Аврора», в час, когда «full moon» встает над Невой?..»
     Повертев головой, Коля нигде не обнаружил и намека на макет революционного крейсера, хотя художественная концепция интерьера, как видно, предполагала сосуществование всех питерских достопримечательностей в одном флаконе, однако, привыкнув к клубному освещению, он испытал еще один эстетический шок:  справа, там, где, за крышами домов, должен был плескаться Финский залив, харизматически мерцали египетские пирамиды, а на переднем плане золотился циклопический Сфинкс, из глаз которого и вырывались два лазерных луча.
     Коля не сразу понял, что именно привлекло его внимание, но, всмотревшись, он увидел, что мифический мутант поразительно похож на президента Путина. Вспомнив, что древние египтяне изображали Сфинксов с лицами фараонов, он мысленно процитировал провиденциальное четверостишие Блока: «…Россия – Сфинкс, ликуя и губя, и обливаясь черной кровью, она глядит, глядит в тебя и с ненавистью, и с любовью…»
     Несколько подавленный, Коля продолжил путь, но от неожиданности чуть не свалился с моста: из искусственного тумана вдруг выплыла рыжеволосая и абсолютно голая фотомодель с подносом в руках. В сознании мелькнула только одна более или менее вменяемая мысль: «Так и охуеть недолго!..» Коля судорожно схватил с подноса фужер с шампанским, мигом осушил его и сразу взял другой. В голове слегка прояснилось.
     Добравшись до пластикового подобия Английской набережной, Коля различил в стене зеркальную дверь и вошел в огромную галерею, где собрались главные гости. Презентация достигла апогея, «випы» тусовались вокруг полуразоренного стола и возбужденно галдели. Вопреки заявленному в программке маскараду, людей в масках присутствовало немного (преобладали знаменитости, а они, как известно, не любят прятать свои физиономии), зато в изобилии были представлены разнокалиберные чиновники с расфуфыренными ****ями, да клоны рыжеволосой официантки.
     Обнаженные девушки сновали по галерее, разнося напитки и легкую закуску. Одна из красоток как раз остановилась неподалеку от Коли, и у него возникло навязчивое желание подкрасться сзади и вставить между ее ягодиц указательный палец. От желания, впрочем, пришлось отказаться, и, чтобы немного успокоиться, он решил покрепче выпить, устроив себе «северное сияние».
     Коля принялся с энтузиазмом глотать то водку, то шампанское, и довольно быстро добился нужной кондиции: его мозг уподобился как бы многоканальному магнитофону, способному фиксировать на ленту памяти одновременно несколько диалогов.
     Популярный шоумен Наглеев, наряженный так вызывающе, будто только что вышел из студии передачи «Щели», оскорблял женоподобного телеколлегу:
     - Тебе, Кеша, с твоими пидерастическими ужимками и голосом минетным никогда на широкую аудиторию не выйти. Так и будешь вечно в своих «Шхерах» сидеть, как опущенный у параши…
     Телеведущий, жеманно закатывая глаза, вяло отбрыкивался:
     - Ой, Дима, когда вы меня, наконец, оставите в покое!..
     - А вот когда Лобков или Малахитов тебя в прямом эфире в очко трахнут!.. В два смычка!.. Ха-ха-ха!..
     - А они что, гомы? – встрял в разговор «агент национальной безопасности» актер Перечников.
     - Гномы, гномы, не беспокойся, - качаясь и щуря правый глаз, кричал Наглеев.
     Два московских политтехнолога «средней руки», выпендриваясь друг перед другом, перетирали корпоративные новости:
     - Не знаешь, почему в последней серии «Гарри Поттера» эльф Добби фэйс сменил и стал страшно похож на Березовского?
     - Наш ответ Чемберлену!
     - То есть?..
     - Через своего человечка в МИ-5 мы выяснили, что образ Добби под ВВП скопировали по заказу БАБа. Ну мы и отомстили олигарху, как смогли…
     Седой академик с рюмкой в руке (из пьяной Колиной головы напрочь вылетела фамилия академика, но по странной прихоти застряло неполиткорректное название книги, автором которой тот являлся – «Русофобия») собрал вокруг себя группу случайных слушателей и вещал:
     - В двадцатом веке Россия пережила две масштабные еврейские революции. Первая – Октябрьский переворот семнадцатого года. Советский каганат  был самой впечатляющей победой мирового сионизма за всю его историю. Потребовалось по меньшей мере два десятилетия, чтобы вновь народившаяся национальная элита под руководством Сталина сумела вытеснить сынов Израилевых из Кремля…
     В монолог академика врезался циничный разговор рыжеволосых фотомоделей:
     - Лично я за его поганые сто баксов даже не пердну… Пусть раскошеливается, жлоб порхатый, если хочет продолжения банкета…
     - …Вот почему, - резонерствовал академик, - потомки тех, кто основал СССР, превратились затем в заклятых врагов советского строя. Пресловутое диссидентство питалось уязвленной иудейской гордыней…
     - …Я всегда «лаве» вперед беру, хотя иногда и без всяких денег так ****ься хочется, что даже в ушах хлюпает…
     - …Вторая еврейская революция произошла в девяностые годы. Это было подлинное восстание «пятой колонны». Жиды захватили СМИ и финансы, нефть и алюминий. Более того, в их загребущих руках оказалось ментальное тело России…
     - …Я бы не советовала тебе клиентов здесь снимать. Вокруг видеокамеры. Босс просечет, ноги повыдергает…
     - …Настоящее значение Путина откроется несколько лет спустя, когда набравшая силу русская элита вышибет из страны жидовствующую фронду….
     Среди толпы слонялись алчные, аки волки, телерепортеры, как баранов, тянувшие за собой неповоротливых водеооператоров, которым тоже хотелось выпить и закусить по-человечески. Зажав в руках фаллоимитаторы микрофонов, репортеры выплевывали в знаменитостей свои скабрезные вопросы, получали не менее скабрезные ответы и сразу меняли дислокацию съемки. Коля не заметил, как перед ним выросла глистообразная фронт-вумен, претендующей на скандальность передачи «Светская жизнь Петербурга». Теледевка сунула «фаллофон» в Колино лицо, и, брызгая слюной, зашепелявила:
     - Что вы думаете об открытии клуба «Гиза»? Как чувствуете себя в этих фантастических декорациях? Какие мысли рождает новое творение Комара и Меламида?
     Она ткнула «микрофаллом» прямо в рот, и Коля не выдержал издевательства:
     - Пошла на ***, ****ая в рот сука!.. – рявкнул он так громко, что близстоящая публика оглянулась в предвкушении скандала.
     - Фу, какой грубый, а еще сын сенатора, - фыркнула глистообразная и отвалила восвояси.
    



«Метаморфоза чекиста»

     Электронные СМИ и прессу попросили удалиться, и официанты моментально, как в цирковом аттракционе, обновили скатерти и закуски, причем, судя по заметно повысившемуся в цене ассортименту, бутылкам со спиртным и более живописным пейзажам на столах, стало понятно, что ожидаются не просто «дорогие», но «высокие» гости.
     - Неужели и Путин будет?.. – громко воскликнул кто-то.
     «Раз репортеров поперли, значит, предполагается что-то интересное», - решил Коля, несколько подуставший от бессмысленных фраз и мельтешения публики.
     Ждать пришлось недолго, и откуда-то сбоку, из потайной двери, вынырнула группа людей, не с нимбами, а с минами небожителей на лицах. Возглавлял компанию энергичный лысый человечек – министр культуры Прыткой; Коля узнал отца, Николая Цукатова, в прошлом талантливого танцора Мариинки, а ныне преуспевающего арт-директора «Гизы»; четвертым шел Жириновский в костюме Бэтмана.
     «Ну вот, «своих» дождался», - подумал Коля. – «Жирик будет песни орать, а я на столе станцую…»
     К микрофону вышел Прыткой:
     - Друзья! Я рад приветствовать вас здесь, в этом клубе, синтезировавшем в своих интерьерах самые актуальные тенденции мирового шоу-бизнеса!.. – провозгласил министр культуры с энтузиазмом. – Говоря откровенно, никакой клубной субкультуры не существует, - продолжил он. – Культура – она либо есть, либо ее нет. Все остальное – от лукавого или безответственные выдумки журналистов.
     «Набив» язык на бесчисленных ток-шоу, Прыткой легко вошел в образ ведущего телепередачи «Триумф хунвейбинов», бездумно вворачивая в свою речь мысли и обороты, украденные из передовиц и интервью культурологических изданий.
     - Увы, оценочным определением «попсовый» у нас зачастую обозначаются феномены культуры, которые гораздо актуальнее тех явлений, что тщеславно именуются «экстримом», и совсем не важно, что клуб, выступая своего рода современной модификацией «башни из слоновой кости», всегда имеет вход и выход на рыночную площадь, - Прыткой даже вспотел от напряжения, силясь закруглить мысль. – Но гораздо важнее здесь то, что из камерных галерейных каморок и душных художнических междусобойчиков передовое и, я бы добавил, по-настоящему взрывоопасное…
      «Зря он так», - вскользь подумал Коля.
     - …Искусство шагнуло на широкие проекционные экраны, в мониторы компьютеров, в окошечки мобильных телефонов… Другими словами, именно здесь, в клубящемся пространстве смысла, рождается то новое искусство, трансляция которого и обеспечит России свое – достойное – место в грядущем изменяющемся мире.
     Волюнтаризм вывода никого не смутил, и все дружно выпили за «Гизу». Коля присоединился к тосту: решив перейти на более крепкие напитки, он смешал виски с коньяком, разбавил «Пепси» и получил шипучий «ерш», приплывший откуда-то из района Ла-Манша.
     Следующим выступал арт-директор Цукатов; он напомнил присутствующим, что открытие клуба «случайно» совпало с днем рождения президента, всвязи с чем культуртреггеры «Гизы» подготовили публике сюрприз:
     - Специальным авиарейсом из Нью-Йорка!.. – объявил Цукатов. – Свежайшее творение классиков русско-американского гипер-реализма!.. Прошу любить и жаловать: Комар и Меламид!..
     В галерее электричество потухло, а на потолке, наоборот, ярко вспыхнуло, и Коля, как и все, задрав голову, увидел движущееся объемное изображение Петербурга, по-видимому, заснятое на видео с вертолета; впрочем, картинка была настолько четкой, а разрешающая способность неведомого оптического прибора была столь впечатляющей, что сразу возникло подозрение, а не сделана ли эта панорама, вся целиком, в процессоре компьютера? И хотя Коле, как и всем остальным, пришлось смотреть вверх, появлялось ощущение, что на самом деле это ты сам висишь вниз головой, обозревая архитектурные ансамбли, мосты, набережные и скверы, по которым только что ходил пешком.
     Все зааплодировали, и даже Коля, вобщем-то весьма скептично настроенный к технологичному «нео-арт-нуво» (его коробил сам этот дублетный термин, по недоразумению прижившийся в языке), отдал должное задумке художников. Он опустил голову, и субъектно-объектное отношение тут же сделало рокировку: теперь город висел над зрителями, готовый сорваться в бездну. Иллюзорные дома, зависшие вверх тормашками, медленно и плавно кружились, и казалось, что любой зритель, даже не очень всматриваясь, способен заметить и плеск волн о гранитные ступени, и облезшую краску на фасадах, и тени, мелькнувшие за окном мансарды.
     «Долго они еще собираются башку дурить?..» - спросил себя Коля, и вместо ответа с зависшим под потолком изображением стало происходить что-то странное: светящиеся микрочастицы реальности начали перестраиваться, мутировать, сплетаться в комбинации, разлетаться и соединяться вновь, и через минуту Петербург обратился в нависшее над столами лицо президента Путина, ласково глядящее на своих подданных.
     «Так вот оно что!..» - только и успел выдохнуть Коля, и его мысль утонула в экзальтированных аплодисментах. Субъектно-объектный скачок сохранялся: стоило посильнее задрать голову, как начинало казаться, что зрители парят над стереоскопическим путинским ликом, однако, как только горизонт восприятия уходил вверх, выпуклости лица повисали над публикой: Коля различал мельчайшие поры, волоски и неровности на бледно-розовом эпидермисе президента, и от того, что в мозгу постоянно мерцала возможность как бы «провалиться в картинку», физиономия Владимира Владимировича представлялась до боли знакомой и родной.
     - Метод погружения, - изрек кто-то рядом.
     - Визуальное зомбирование, - заметил другой.
     Свет в галерее включился, и иллюзия исчезла.
     Все снова захлопали в ладоши и бросились обниматься со скромно затерявшимися где-то в углу художниками; Цукатов предложил выпить за удачную премьеру, и Коля вторично впустил в желудок англо-французского ерша. Общение с искусством подействовало благотворно, публика радостно расслабилась, обсуждая увиденное и заливая восторги спиртным.
     Между тем к микрофону приник Жирик-Бэтман и предложил не забыть об «еще одном новорожденном… достойнейшем муже… без пяти минут губернаторе Санкт-Петербурга… Аполлоне Аполлоновиче Аблеухове».
     «Еб твою!.. Совсем забыл поздравить…» - с опозданием вспомнил Коля о дне рождения отца. Толпа кинулась чокаться с именинником, а Коля постарался затереться куда-нибудь в тень; общаться сегодня с отцом не входило в его планы.
     Вдруг явились маски; на сцене крепкие финские парни из группы «Apocalyptica» забили смычками по струнам своих виолончелей, и сделалось еще веселее и отвязнее; Жириновский приветствовал вновь прибывших велеречивым тостом, в душном воздухе запахло потом и похотью; кто-то блеванул прямо в тарелку.
     Согласно замыслу постановщика маскарада, ряженые изображали дьявольскую свиту: гнусный клетчатый господин, полуголая Маргарита, огромный пушистый кот Бегемот, Азазелло, -  все были в сборе, все были тут, правда, с одной поправкой: возглавлял компанию не традиционный Воланд, а монструозный субъект в костюме Мэрэлина Мэнсона.
     Коля пригляделся и понял, что это не субъект, а самый настоящий Мэрэлин Мэнсон и есть. Глэм-рок-идол прибыл на церемонию открытия «Гизы»  из Берлина, где давал несколько концертов в рамках европейского тура. Блестя роскошной черной шерстью, кот Бегемот брал у Мэнсона автограф, и только сейчас до Коли дошло, почему волосы поголовно всех фотомоделей выкрашены в рыжий цвет.
     «Надо б отлить, пожалуй…» - и Коля, шатаясь и наступая на ноги гостей, стал продираться сквозь шумную тусовку, - неподалеку от входа маячила черным значком манящая дверь ватерклозета.
     Тут, как из-под земли, перед ним выросла фигура мадам Помпадур, будто только что вырвавшаяся из тесной рамы висевшего в Колином кабинете портрета.
     «…Откуда она могла знать?..»
     Шокированный, Коля молча уставился на Соню, которая отразилась в зеркале его воображения; она сделала глубокий реверанс и вручила ему какой-то предмет, завернутый в золотистую подарочную бумагу.



«Теракт?..»
 
     Аполлон Аполлонович не любил презентаций и фуршетов, и если и участвовал в подобных мероприятиях, то исключительно из соображений деловой и жизненной необходимости; он понимал, что настоящая корпоративность рождается не в офисах и коридорах, а у банкетных столов, где часто открывается то, что скрыто за пеленой внешних условностей и пустотой служебного рвения; и как бы серьезно и трепетно человек не относился к своей карьере, опьянев, он выдавал свои истинные желания и цели. Это обстоятельство нельзя было недооценивать в повседневной работе: можно сколь угодно долго и с пристрастием приглядываться к коллегам и оппонентам (а опыт показывал, что и те, и другие – это всего лишь две ипостаси одной субстанции – субстанции Врага),  и не суметь различить в сумятице лиц и ситуаций не только скрытую угрозу, но даже и вполне обычную некомпетентность; но иногда хватало и часа, проведенного в компании подвыпивших подчиненных,  чтобы стало ясно, на кого можно надеяться, а кого стоит опасаться.
     Нечто подобное характеризовало и вечеринки, где общались «люди одного круга»; в разговоре «на равных», да еще подогретом доброй порцией алкоголя, проскакивало больше информации, потому что ни узы общего дела, ни невидимые перепонки субординации не сковывали общения, и подчас важно было не «авторитетное мнение» или «конфиденциальная новость», а настрой собеседника, его оценка положения вещей, ибо живая практика доказывала, что верное решение – это не всегда плод интеллектуальных усилий, скорее – это перст интуиции.
     Вот и сейчас Аполлон Аполлонович внимательно следил за происходящим: не выдаст ли случайная гримаса, небрежно оброненное слово или нечаянный взгляд что-то такое, о чем еще вчера нельзя было даже подумать, и что сегодня могло стать знаком неминуемой «смены вех».
     - Поздравляю! Эк-к вас угораздило, Аполлон Аполлонович… Родиться в один день с президентом, - с дежурным фужером к сенатору Аблеухову протискивался один из ряженых, изображавший булгаковского Коровьева: на кончике носа с крупной неопрятной бородавкой повисло треснутое пенсне.
     Аполлон Аполлонович вежливо пожал ледяную руку незнакомца:
     - М-м-м… Спасибо… Чем обязан?
     Сенатор привык к тому, что к нему нередко обращаются люди с личными просьбами, - это было нормально, но незнакомец не производил впечатление человека, которому что-либо от кого-либо нужно.
     Он протянул Аблеухову красную книжечку удостоверения:
     - Я не представился… Сотрудник ФСБ, Морковин… Павел.
     - Ага… Отойдемте в сторонку…
     - Я, Аполлон Аполлонович… Собственно… Должен вас проинформировать…
     - Так…
     - Готовится преступление…
     - Теракт?..
     - Он самый…
     Аполлон Аполлонович подлил Морковину шампанского:
     - И кто же?.. Предполагаемая жертва?
     - Один высокопоставленный чиновник.
     По спине Аблеухова побежали мурашки: несколько дней назад он получил письмо с угрозой; кто-то, пожелавший остаться неизвестным, обещал взорвать сенатора в случае принятия им поста губернатора Петербурга; однако за годы активной политической жизни Аблеухову так часто угрожали, что он не обратил на письмо особого внимания.
     - Да?.. И в кого, если не секрет, они на этот раз метят?
     Морковин спрятал пенсне в карман, наклонил голову и прошептал:
     - Как в кого? В вас, Аполлон Аполлонович…
     - В меня?.. То есть как?..
     - Да никак! Очень просто…
     Разумеется, это была только фигура речи: ничего «простого» в готовящемся убийстве не было и в помине, и лицо Аблеухова, мервецки побледнев,  выдало волнение подергиванием лицевого нерва.
     Морковину стало жалко сенатора:
     - Да вы, Аполлон Аполлонович, не волнуйтесь так… Меры приняты… Мы не допустим… По-крайней мере, в ближайшие дни… Нет никакой непосредственной опасности… Даже более того – через неделю вы будете знать всех… И зачинщика, и исполнителя.
     Морковин подлил сенатору шампанского и снова напялил на нос свое пенсне:
     - Вы того… Успокойтесь… Не так страшен черт, как его малюют. Выпьем!..
     - Выпьем, - согласился Аблеухов.
     - Правда, должен вам сообщить еще одну вещь…
     - Что еще?
     - Да так, пустяки…
     - Ну?!.. – разволновался сенатор. – Говорите же прямо!
     - О Фредди Пу слышали?..
     - Пу?..
     - Да.
     - Слышал, как же…
     - Так вот… Это ваш сын…
     - Коля?!..
     - Жаль, конечно, что эта неуместная шутка приняла столь неоднозначный оборот…
     - …
     - …но факт остается фактом… Так что знайте: за ним установлено внешнее наблюдение.
     - Зачем?
     - Так, на всякий случай… Мало ли что…
     Аполлон Аполлонович очнулся от шока:
     - Э-э… Позвольте еще раз взглянуть на удостоверение…
     - Хм-м-м?.. Не доверяете?.. Напрасно… - Морковин снова достал свой документ. – Само собой, удостоверение не настоящее. И фамилия моя не Морковин…Только это дела не меняет.
     - А как ваша настоящая фамилия?
     - Чупов, - Морковин стал цеплять книжку к специальному шнурку, пришитому к подкладке для подстраховки: чтобы случайно не потерять. – Отсюда и агентурная кличка… Чупа-чупс. Я вообще-то москвич… А в Питере по спецзаданию… Надеюсь, скоро назад… Климат, знаете ли, достал… Нездоровый какой-то… Только водкой тут и спасаюсь…



«Арт-теракт!»
    
     Он буквально ворвался в туалет, чуть не сбив с ног застегивающего ширинку Прыткого. Проникнув в кабинку, Коля закрылся на шпингалет и сел на крышку унитаза. Судя по характерным звукам, доносившимся из соседней кабинки, там уже вовсю трахались; возле писсуаров, где справляли малую нужду, возник спонтанный диалог:
     - …Не люблю смотреть голливудские фильмы по ящику, - делился наблюдением один из «отливающих». – В Голливуде давно осознали, что чем больше в фильме мата, тем выше кассовые сборы; а наши переводчики фильм похабят: вместо «мазафака» вставляют «черт побери».
     - Согласен, - продолжил тему другой. – Где он, реализм?.. За что, спрашивается, боролись господа Толстой с Некрасовым?..
     Коля нервно, дрожащими от волнения руками разорвал золотистую бумагу.
     - …Ты зубками… Зубками слегка… - охая, распоряжался кто-то в соседней кабинке. – Вот так…
     Внутри упаковки оказалась самая обыкновенная видеокассета формата VHS с фильмом Ф.Ф.Копполы «Апокалипсис наших дней». На лицевой картинке стая американских вертолетов летела бомбить въетнамских патриотов.
     - … Ох…Да не так сильно!.. – прервал свои «охи» неизвестный. – Член откусишь…
     Коля в недоумении повертел кассету в руках и вытащил пластмассовый корпус из картонки, откуда тут же выскочила яркая открытка и упорхнула за порог туалетной кабинки. Коля бросился было следом, да заел шпингалет, и дверь не открывалась. Между тем по соседству все кончилось, и по кафелю звонко застучали женские каблуки. Коля заметался в своей кабинке, как бешеная птица в клетке. Ударив в дверь плечом, он вырвал шпингалет с «мясом».
     Посреди туалета, облизывая губы большого рабочего рта, стояла голая рыжеволосая девица и рассматривала открытку.
     - Это мое!.. Мое!.. – завопил Коля, выхватывая открытку из цепких девичьих рук.
     Мимо, вдоль стены с писсуарами, пробирался довольный кот Бегемот. «И когда успел, котяра?..» - подумал Коля и нырнул в освободившуюся кабинку. Он внимательно изучил открытку и не увидел ничего нового:


                Уважаемый(ая)___________________________!
                Имеем честь и удовольствие пригласить Вас
                на открытие клуба «Гиза»
                В программе:
                1. Маскарад
                2. Презентация видеоинсталляции «Путинбург//Метаморфоза
                чекиста»   Авторы: Комар и Меламид
                3. Концерт группы «Apocalyptica»
                4. Дискотека
                5. Фуршет
             А также – шоу «великого и ужасного» Мэрилина Мэнсона
             К Вашим услугам – ресторан «Мемфис», бары и сауна

     Коля перевернул открытку и обнаружил на обратной стороне:
               
                «Tovarisch! Pomnya o letnem predlojenii, speshim uvedomit’, chto vremya ne terpit. Ochered’ za toboy! Predlagaem likvidirovat’ senatora. Nujniy material v vide bombi dostavlen. Dlya ispolneniya zadaniya dayom 2 sutok. Da, smert’!
                Nemo».

     «Ну вот, дожался. Теперь и в самом деле конец…» Коля не знал, сколько времени он провел в кабинке, стараясь не думать, не понимать, о чем идет речь. «Думать здесь нечего. Потому что это… это…» Перед глазами была дверца кабинки, а в душе – черная дыра. Коля снял с пояса мобильник и набрал «эсэмэску»:
     Ну что, сука?! Хочешь эксклюзивное интервью от Фрэдди Пу? Я – в «Гизе». Сейчас вас всех убивать пойду!   Send by: 9212128506
     Потом он достал из рюкзака маску и натянул ее на голову. Ощупав лицо, убедился, что силикон сидит на коже лица плотно, без складок и вздутий. Медленно надел шляпу и блестящую режущую перчатку.
     Здесь вспомнилось все: последний сентябрьский день, свидание с Дудкиным, длинный и путанный разговор, грязная сумка, бутылка «Арманьяка» и остальные детали. Словно посторонний, он увидел, как взял из рук Дудкина сумку и засунул ее в сейф с портретом мадам Помпадур.
     «Помпа… дура» - развернулось знакомое слово, и только теперь его охватило невыносимое чувство испуга.
     «Как же так?..» – панически стучало в мозгу.
     - Да никак!.. – ответил кто-то другой, живущий внутри.
     Фрэдди Пу встал, надел на плечи рюкзак, поправил шляпу и с достоинством покинул туалетную комнату.
     В галерее творился полный беспредел, и никто не обратил на Фрэдди Пу внимания. Коля приметил отца, беседующего с каким-то весьма неприятным типом в разбитом пенсне, зацепившемся за круглую бородавку у носа, и память снова выстрелила блоковскими строчками: «…Рассказывает он, виляя задом, сенатору скабрезный анекдот…» Министр Прыткой, оживленный и радостно вспотевший, без пиджака, в расстегнутой рубахе, обнажив волосатую грудь, кокетничал с голыми красотками, то и дело хватая их за торчащие «прелести». Бэтман пошел еще дальше: уже ничего не стесняясь, дурачась и громко хохоча, он разложил одну из девиц прямо на столе…
     Коля прошел внутрь галереи и вскочил на стол. Сшибая бутылки и грозя окружающим ножами металлической перчатки, он помчался по направлению к отцу. Раздался истерический женский визг. Секьюрити стали пробиваться сквозь публику к месту инцидента. Фрэдди Пу выдал несколько безумных па, схватил со стола большой бисквитный торт, изготовленный в виде Зимнего дворца, и метнул его в Аполлона Аполлоновича. Торт просвистел над головой сенатора, и с глухим стуком врезался в стену. В Колином сознании навсегда запечатлелись веселые кремовые брызги, ошалевшее от испуга лицо отца и министр культуры, плюхнувшийся на пол.
     Однако кольцо окружения сжималось, и Колю могло спасти только чудо. Спасение явилось в образе двух розовых ягодиц, выставленных напоказ пытавшейся спрятаться под столом фотомоделью. Фрэдди Пу вытащил официантку из-под скатерти, и, приставив указательный нож к нежному горлу, истошно заорал:
     - Я убью ее!.. Я убью ее!..
     Охранники чуть отступили.
     Фрэдди Пу, пятясь спиной к выходу и волоча за собой дрожащую фотомодель, выбрался из галереи. Путь на другой берег был свободен.
     Коля отступил девицу и бросился бежать по мосту лейтенанта Шмидта, но в тот момент, когда он ступил на пластик переправы, неожиданно включился механизм: мост разводили.
     «Успеть! Надо успеть!..» Коля со всех ног понесся вперед, но механизм работал быстрее, и каблуки заскользили по поверхности, как по льду. Тем не менее, беглец как-то сумел достичь края и - прыгнул…
     Он не рассчитал силы прыжка, и, нелепо вскинув руки, ударился о торец противоположного пролета.
     Огромный зал замер, ди-джэй вырубил музыку. Внизу завопили.
     Еще пару мгновений Коля держался за край эрегированного моста, а потом сорвался и полетел вниз.



«Фрэдди Пу уходит в ночь…»

     Кабельная сеть «Петербург, 6 канал».
     Программа «Дневник происшествий».
     Ночной эфир: 7 октября 2006г.(23.06).
 
     Телеведущий (в кадре):
     В эфире – экстренный выпуск «Дневника происшествий». В студии – Борис Бланк. Сегодня вечером в VIP-зале только что открытого для публики клуба «Гиза» было совершего нападение на сенатора Аблеухова, которого прочат на пост губернатора Санкт-Петербурга. Детали скандального инцидента - у корреспондента нашей программы Варвары Соловьевой.

     Стендап:
     Журналистам не повезло. Перед тем, как случился скандал, их попросили покинуть помещение. Это обстоятельство указывает на то, что акция, которую осуществил небезызвестный питерский перформансист Фрэдди Пу, не готовилась заранее, а произошла спонтанно. На этот раз объектом атаки – с устрашающими жестами и метанием торта – стал Аполлон Аблеухов, с недавних пор называемый главным претендентом на кресло градоначальника, что и придало хэппенингу политическое измерение.

     Корреспондент (за кадром):
     Охрана «Гизы» попыталась задержать Фрэдди Пу, но он успел взять в заложницы одну из девушек-официанток. Вы видете кадры, сделанные видеокамерой внутреннего наблюдения. На них отчетливо видно, как Фрэдди Пу запрыгивает на банкетный стол и бросает торт в сенатора.
     А это – уже съемки нашего оператора. Фрэдди Пу пытается убежать от охраны по клубной декорации, копирующей мост лейтенанта Шмидта. В это время мост как раз разводили, и прыжок скандального художника окончился падением вниз, и его жизнь спасло только то, что он упал не на пол, а на рекламный надувной камуфляж презерватива.
     После чего Фрэдди Пу затерялся в толпе.
                (www.spb6.telenet.ru)






КЛУБok ПРОВОКАЦИЙ
Гиза, Мемфис, далее везде…
текст: Фил Спектр
фото: Андрей Бухло

     Субботний октябрьский вечер. Люкс отеля «Европа». Тьма сгущается за окном, где мерцают огни «отпрыска России, непохожего на мать». Я вытаскиваю из кейса майку с имитацией пота под мышками, мятый пиджак от «Trussardi» (купил на парижской распродаже), прыскаю на себя последним изыском от «Hugo Boss» - «аромат бомжа».
     Сегодня я иду на открытие клуба. Казалось бы, событие рядовое в наш просвещенный век, но это… случай особый.
     Клуб «Гиза» - выражение того, что называют «новой пафосностью». Несколько широкоформатных дансполов, панорама Петербурга в сочетании с египетскими пирамидами, галерея актуального искусства.
     И все-таки главное – не антураж; главное – персоналии. Телевизионщики, как обычно, опоздали, и весь эксклюзив достался мне.
     Знакомьтесь. Сенсация сезона. Самый скандальный перфоманс-мэн Петербурга. Мутант президента России и голливудского киногероя. Несравненный Фрэдди Пу!
     - Интересно, откуда берутся столь неожиданные идеи? – спрашиваю у Фрэдди.
     - Из жизни, вестимо, - Фрэдди затягивается крепкой «Gauloises». – Вы что же, всерьез верите, что Путин существует на самом деле? Что он не глюк, вроде Масяни, возникший из компьютерной пустоты?..
     Что сие? Реакция на тотальную виртуальность? Провокативный фантом? Экспликация местечкового страха, выползшего на простор форумов и площадей?
     Да, таких арт-акций я еще не видел.
     Сначала Пу инсценировал покушение на известного сенатора, запустив в чиновника тортом (арт-теракт? Намек на антиглобалистские хэппенинги?). Затем разыграл номер с заложницей (маленькая, но эффектная аллюзия на «Норд Ост»?). В финале Фрэдди шокировал всех, симулировав суицид (манифестация сокровенной и социально значимой темы?).
     Как бы там ни было, это было нечто. Мы заткнули хваленый Запад за пояс. Символично, что спасло Фрэдди Пу то, что, когда он свалился с моста, то попал прямехонько на огромный презерватив, надутый ради рекламы средств контрацепции. Хлопок лопнувшего кондома был похож на взрыв портативной бомбы, нашпигованной смыслами и пронесенный в клуб неизвестным медиа-террористом.
     Ба-бах!
     И морок развеялся, как искусственный клубный дым.
     Сфинксы все также загадочно вглядываются в тебя.
     А Фрэдди Пу уходит в ночь…
                Журнал «Вольт»


ГЕЛЬМАНТОЗ,
или кое-что по поводу недавней презентации
клуба «Гиза»

     Если кто не в курсе,  напомним, что гельмантоз – не только крайне неприятное, но и опасное заболевание: болезнь грязных душ и убогих мозгов. Развитие патологии осложняется глубоким отравлением и общей ослабленностью великой когда-то страны. Возбудители заболевания, гельманты, встречаются в природе, приспосабливаясь к внешним обстоятельствам, но стоит им попасть в благоприятную среду, как они начинаются неудержимо размножаться, паразитируя внутри организма Родины.
     Как и все паразиты, гельманты равнодушны к тому, чем живет и как дышит вскормившее их существо, ибо основное их назначение (модус вивенди) – сосать соки и откладывать яйца (преимущественно в виде произведений так называемого «искусства»). Надо признать, что в России гельмантоз вступил в хроническую и особо тяжелую стадию. Еще одним серьезным подтверждением этого диагноза стала вакханалия, развернувшаяся на брегах Невы по поводу открытия «самого шикарного и продвинутого клуба Европы», - как не преминул выразиться крупный и влиятельный гельмант по фамилии Прыткой, презентируя новый очаг воинствующей антикультуры.
     Кстати, о Прытком. Главный «культурист» России давно радует других гельмантов своей маниакальной приверженностью ко всему замороченному, межеумочному и выморочному. Ладно бы сидел пьяненький в студии «Театр+TV» и лопотал бы на своем ублюдочном «улялюме» о том, что-де из всех искусств важнейшим для нас является похабный анекдот; мы бы даже простили ему судорожные попытки «включиться в культурный процесс» (в конце концов, минкульт – не РТР, его так просто не развалишь), но когда нас хотят убедить, что публичная мастурбация есть не что иное, как художественная акция, освещенная авторитетом монстров америкосовского шоу-биза… Увольте! Трезвым сознанием любого здорового человека овладевает одно чувство: хочется брезгливо раздавить гадину!
     Взяв за основу сомнительную апологию сатанизма, когда-то выползшую из-под пера придворного драматурга Сталина, Прыткой и компания таких же отвязных отщепенцев, как и он сам (Жирик-Бэтман, сенатор Аблеухов, некто Мэнсон и проч.), предприняли очередную атаку на здравый смысл, и все бы ничего, пусть себе гельманты развлекаются, так нет, они еще (пользуясь неисчерпаемыми информационными ресурсами) организовали прямую телеинсталляцию под названием «Путинград/Превращение гэбиста», заставив миллионы телезрителей всматриваться в фантазмы, посетившие старых и проверенных гельмантов из Нью-Йорка – Комара и Меламида (не замечали, что само это звуковое сочетание провоцирует рвотный позыв?).
     Паранойя, в последние годы ставшая синонимом президента, этот бред навязчивых состояний (Путин-Сфинкс, Путин-таун, Фрэдди Пу, etc.) принимает все более извращенные и губительные формы. Не сумерки сознания, а маргинальная vip-зона, символизирующая отраву в незамутненном концентрате. Дожили! Отпрыски некогда полноценного народа уродуют тела пирсингом и тату, отравляют души визуальным фаст-фудом от «MTV» и «VIVA2» и, вдыхая гнилой воздух, дующий с залива, падают вниз головой. Туда, откуда уже нет выхода, а есть только падение, падение, падение…
                (www.nagrani.ru)   


«Загнать дурака под кожу…»

     Да, Варька, да.
     За все приходится платить – отчаяньем, неуверенностью, отсутствием смысла.
     Что за зверь такой – отсутствие смысла?
     Сформулируй, пожалуйста, попонятнее.
     Увы, Коля не может тебе ответить.
     Коля слаб; он совсем, совсем не симпатичен; он не мужчина, а жалкий паяц.
     Все верно.
     Никому не нравится чужой выебон. Люди бывают снисходительны, но только по большим праздникам. Скажут еще: выебон-то, того, с душком… У чела крыша поехала.
     Ну и что?.. Что такого?
     Ну, жертва собственного вымысла…
     Ну,  невротик, недостойный сочувствия.
     Опять – правда…
     Так вот.
     Засунь эту правду себе в жопу.
     Ты хоть понимаешь, что все мы тут делаем?
     В западне.
     Западне электронных декораций?
     Ладно, назовем это по-другому.
     Эмпирическая безысходность, причинно-следственная решетка.
     Конечно, если ты пьешь по-черному в течение недели, то рано или поздно приходит расплата.
     В виде прозрения.
     Вдруг опыт обыденности становится не нужен.
     Норма теряет ориентиры.
     Ненадолго, но и этого достаточно.
     Достаточно, чтобы что?
     Чтобы уже никогда не чувствовать себя спокойно.
     Чтобы проклинать Бога при каждом удобном случае.
     Чтобы взывать к Нему.
     Чтобы не дождаться ответа.
     Чтобы понять со всей очевидностью (повторяю - ОЧЕвидностью): ты одинок, ты никому не нужен.
      Все так.
      Кто-то мучается желудком, и у него дурной запах изо рта, а кто-то…
     Читает Генри Миллера по ночам и тихо плачет.
     И неизвестно, что на самом деле страшнее.
     Естественно, добрый доктор объяснит популярно, что ты-де ни хера не видел в этой жизни, горя не хлебнул.
     Умирающие от рака, от СПИДа, от…
     Миллионы, миллиарды…
     Да мало ли еще от чего умирающие.
     Каждый час, каждую минуту…
     И мне тоже бывало больно.
     Обычный зуб, например, способен надолго избавить от элементарных желаний.
     Типа желания загнать дурака под кожу.
                Send by: 9212128506


 
     И что, я спрашиваю?.. И что?..
     Вот ты, Варя, вроде бы неглупая девушка.
     Ежедневная поденщина, опостылевшая работа, общение с прямоходящими приматами…
     Ответственность, труд, болезни.
     Я?
     Да, да, да.
     Безответственность, праздность, удовольствия.
     Знаю, понимаю, и где-то даже согласен.
     Но поймите же вы, люди, братья, человеки. Недруги, бездари и уроды.
     Жизнь свидетельствует в пользу абсурда (этим понятием переводят на европейские языки «достоевское» слово «вздор»).
     Да, вздор!
     Тысячу раз вздор!
     Я тоже читал несколько книг.
     Как там, у Артюра нашего, понимаешь ли, Рембо?
     Похмельное утро?
     Время убийц?
     Работа смерти?
     Я такой же, как все.
     Нет, я не такой, как все.
     (Зачем я тебе все это пишу? Даю повод для злорадства).
     Может, возьмешь у меня эксклюзивное интервью? «Дневник происшествий». Фрэдди Пу собственной персоной! Стенания пьяного неврастеника.
     Ладно уж, пойду, съем аспирину, приму прохладную ванну.
     Может, отпустит слегка, станет немного светлей… Хотя бы на миг.
     Когда пройдет боль?
     Я болен, Варя, безнадежно болен.
     Извини за пафос, но уже ничто не спасет меня от возмездия…
     Бог, возможно, и видит все… Откуда-то оттуда, со своей невидимой колокольни.
     Но Бог же – не человек.
     Даже если Он и есть всепрощающая и вечная любовь, Он не погладит меня по макушке, не прижмется теплой родной щекой.
     Мама! Мама, где ты?..
     Это я, твой несчастный страдающий ребенок…
     Бедный, бедный…
                Send by: 9212128506
    

«http:\\www.russ.ru»

                WARNING!

             Сперматозоиды мозга – фантомы, порожденные воображением;
                аффекты мышления, лишенные витальных мотивов; особые
                образные концепции, спонтанно возникающие в творческом
сознании субъекта, склонного к так называемому «провокативному
                восприятию», солипсизму и трансагрессивным реакциям.
                Специальный словарь
                психических перверсий


Sперматоzоиды
моzга
by A.Донисов

                1) у меня нет и тени  художественного таланта. Я даже и языком-то владею плохо. Но это все-таки ничего. Истина – хорошая вешь: она вознаграждает художника, который стремится к ней. И я не скажу никому, почему я после того,  как все это было написано, пошел домой и разрезал младенца на кусочки.

                2) дело в том, что я родился уродом. Не в физическом смысле, а в другом, с приставкой  «мета». Вероятно, поэтому мое внутреннее зрение всегда привлекали явления, которые осуждаемы и гонимы. Идеальная ситуация: скандал, а я – удачливый папарацци.
     Например. На глянце журнала – фотографии амбициозно восседающей на унитазе Аллы Пугачевой. Ракурс сверху, сбоку и, конечно, кадр как бы изнутри унитаза.
     Подпись: «Уникальные снимки. Звезда российской поп-музыки. Утренний акт дефекации».

                3) из всех стихов  Маяковского сильнее всего меня торкала фраза: «Я люблю смотреть, как умирают дети».

                4) банальный случай некрофильского характера выглядит так. В подростковом возрасте я много рисовал. На уроках в школе или в часы досуга я рисовал одно и то же: толстых кольчатых червей, выползающих из женского влагалища, или трупик младенца, застрявшего в канализационной трубе.
      Кусок вагины с червями я помещал на тарелку, блестевшую на шикарно сервированном столе, вокруг которого собрались нарядные гости в предвкушении сытного обеда.
      Над злополучной трубой застывал изумленный сантехник с разводным ключом в руке, а к двери ванной комнаты рекрутировались жильцы коммунальной квартиры.
      Иногда объекты менялись местами. На столе появлялся младенец, а сантехник, немея от ужаса, обнаруживал в трубе червивый кусок влагалища.

                5) повзрослев, я забросил рисование. Способностями живописца меня явно обделили. Поэтому в тайне от всех я занялся изготовлением мыслительных видеоклипов. Если периодически прикидываться идиотом, никто не догадается, что происходит у тебя в голове.
       Допустим. Эффектная женщина стоит рядом с газовой плитой и ждет, когда поджарится мясо. На аппетитно шипящей сководродке – мужские гениталии. Крупным планом: мошонка и пенис в томатном соусе. Титр: «Завтрак феминистки».
        Рекомендация предполагаемому реципиенту. При желании сюжет можно конкретизировать. То есть вместо абстрактной женщины подставить реальные лица.
          Варианты: Клаудиа Шиффер, Zемфира, жена президента Путина.
      
                6) итак, я родился уродом. И с этим нужно было что-то делать. Как говорится, искать оправдание. Иначе от приступов самоуничижения можно сойти с ума (меня поймут депрессивные нарцисисты и отщепенцы всех мастей).
        Кроме того. Обнаружилась одна коварная тенденция. Мой мозг упрямо дрейфовал в сумеречную маргинальную зону. Если верить вердиктам психотестов, профиль моей личности отличался тревожной чувственностью, а ее анфас был крайне наивен. Как сформулировал один ассенизатор выгребных ям моего подсознания, "субъект настоящего исследования испытывает серьезные трудности в понимании мотивов поведения других людей; он импульсивен и склонен к уходу от реальности, не умеет контролировать время и увлекается деструктивными идеями». 

                7) как-то, несколько лет назад, в одном молодежном глянцевом журнале я прочитал заметку о художнике, который создавал свои картины анусом. Техника создания картин такова. С помощью клизмы мастер вводил в задний проход краску, а затем, раскорячившись над холстом, выплескивал цветную жидкость на его поверхность. Нескольких клизм было достаточно, чтобы получился образец нового искусства.
        Сколько стоили эти новаторские полотна, не сообщалось, но заметку (впридачу с репортажным фото) народ схавал. Мне до сих пор интересно, кто был истинным автором столь удачной  PR-идеи – сам концептуальный анусописец или редактор модного журнала.

                8) вобщем, я попал.  Как всякий маргинал, я презирал мэйнстрим. С другой стороны, будучи человеком скорее визуальным, чем вербальным, я только тем и занимался, что каталогизировал зрительные впечатления.
       Девочка, жующая резинку, сидя на унитазе. Конспиративный клуб и шизофрения в декорациях общественного туалета. Прирожденные убийцы в широкоформатной пародии на телерепортаж. Таблетки для похудания и маниакально-депрессивный психоз…
       Я примечал своих двойников в каждом фильме, который видел на экране, и был напичкан видеоцитатами, как атомная субмарина – потенциальными героями.

                9) кстати. Организм мой никогда не ошибался. Скажем так: художническое чутье ни разу не изменило ему, являя исключительно шедевры.
       Судите сами. Предельно самобытная манера, только ему подвластная, исходящая буквально из нутра. Совершенство бесконечных композиций, творимых с завидным постоянством (обычно с утра, но часто и в другое время суток). Сам материал, такой податливый и мягкий. Прочая пахучая чепуха…
       Однако не это главное. Главное – особая моментальность впечатления, загадочного и гадкого, не объяснишь какого!..
      Пошуршав туалетной бумажкой, бросаешь быстрый внимательный взгляд на свежий шедевр, а деликатная рука уже дергает за ручку. Привычный шум сливного бачка: маленький водопад превращает очередные арт-экскременты в достояние вечности.
        Вот пишу, и все слова бледнеют перед вдохновенным позывом! Перестальтика духа, творческий акт в чистом виде. Подозреваю, что самые впечатляющие экспонаты – не результат напряженной внутренней работы, а просто дефекты дефекации. Так сказать, экспериментальные экскременты. Шедевры фекального искусства.

                10) и все-таки существуют в этом мире живописцы без картин; писатели, не написавшие ни строчки; режиссеры, монтирующие киноленты в уме. Вы можете встретить их везде: в банковской конторе, в редакции провинциальной газеты, в геологической экспедиции, за столиком дешевого кафе через дорогу напротив дома. Их гениальные творения подобны миллиардам сперматозоидов, которыми выстреливает тот несчастный пенис, что обтянут стерильным латексом презерватива.

                11) обычно они бредят вслух, пьянствуют и просыпаются в чужих постелях. Однако единственной их страстью остается желание написать авангардную картину, сочинить великий роман или снять фильм, затмевающий славу Эйзенштейна. Тоска, застрявшая в их глазах, сродни тоске импотента. А все потому что ни картина, ни роман, ни тем более фильм никогда не появятся на свет, и их несостоявшиеся авторы умрут от цирроза печени и бесконечной печали.
        Так что на самом деле я вовсе не хотел сочинять эту байду. Просто мне стало обидно повторить судьбу ван Нордена или еще кого-то, кто так и сгинул на страницах чужого романа.

                12) любой порядочный художник время от времени бывает в шкуре ван Нордена. Видите ли, у нас любят порассуждать о таком весьма распространенном недуге как графомания, но почему-то никто не удосужился обратить внимание на письмобоязнь. Отсутствие семяизвержения является физическим аналогом этого редкого психического отклонения. Поговорите с больным аноргазмией, и вам откроется бездна. Нечто подобное я могу сказать о себе. Творческий зуд, эскалация желания… вот-вот, еще немного, и… Облом, пустота и вселенская обида. К счастью, экспериментируя с алкоголем, я постепенно нашел рецепт преодоления письмобоязни.

                13) нужно как минимум дня три-четыре (а иногда и неделю) надираться до бесчувствия. Проваливаться в нигдейю. В процессе насыщения организма алкоголем не возбраняется общаться с друзьями или телевизором, но все же лучше это проделывать в одиночестве.
     Симптомы знакомы всем, кто хотя бы раз испытал, что это такое.
     Периодические потери сознания и интеллектуальные экстазы, бессонница и возбуждение нервной системы (ощущаемое буквально физически, как гудение каких-то внутренних проводов). Временная утрата зрения, а затем его странное обострение и насыщение цветом, как в «Панасонике» на пределе его технических возможностей.       Расстройство речи и отсутствие аппетита, а, кроме того, утомительная потливость эпидермы, выделяющей токсины и общая слабость, позволяющая пропускать через кровь токи иных, неведомых, субстанций (ставлю точку и чувствую, как колотится испуганное сердце).

                14) сначала это чисто физиологическое ощущение. Все тело пронизывает боль. Химические реакции внутри организма так ясны и отчетливы, что скелет и мышцы существуют как бы по отдельности. Уже потом, в какой-то с трудом фиксируемый момент (или это серия моментов?), по законам не мною выдуманного жанра, начинается самое интересное: абстиненция, медленно переходящая в психоз.
      Глубокое отравление (от опечаленной печени до истонченной зубной эмали) влечет и втягивает в орбиту жизни демонов беспокойства и отчаянья. Ингридиенты распада этилового спирта, разъедая глубинные слои серого вещества, извлекают из небытия Бабая и других чудовищ.
     Сидя на кухне с трясущимися руками, голый, глотая безвкусный чай, я видел, как за окном рушится мир, и сталкиваются планеты. Тыкаясь по углам и прячась за шторы, я проникался той иррациональной тревожностью, желание покончить с которой заставляет сооружать из подручного материала удавку.  И, в довершении ко всему (в виде бесплатного бонуса), время замедлялось так, что минута равнялась часу, а восприятие расширялось до галлюцинаций, когда после двух суток бреда и бдений вдруг заявлялись причудливые гости: разноцветные шарики и блестящие зверушки. Конечно, я не спорю, алкоголь – это передовая линия на фронте человеческого познания, но хотелось накатить еще, чтобы навсегда убить наваждение.

                15) внимание! Вот здесь и нужно не пропустить, нет! вернее, не вспугнуть ту дивную гипердепрессию, которая дозволяет ненадолго избавиться от письмобоязни. Как писатель, я полностью обязан регулярным интоксикациям и спонтанным проявлениям аутизма. Вероятно, черви подсознания, дружно вылезшие погреться под лунным светом персонального безумия, отвлекают часть контрольных функций, высвобождая неучтенную психическую энергию, и я перестаю бояться слов и их неожиданных сцеплений. Так что к 30 годам моя жизнь превратилась в эсхатологические качели из двух, в основном, состояний: запой и похмелье, похмелье и запой, и в этой изнурительной рокировке мне нужно было ловить моменты психо-моторной амнезии. Вообразите, как это тяжело и жестоко, ради нескольких страниц сомнительного текста, еженедельно подвергать себя столь деструктивной процедуре. Воистину, не позавидуешь судьбе графофоба! Самое обидное в этом сюжете то, что сам я, обезвоженный автор, лишен права перечитывать написанное. В противном случае вновь вспыхнет костер личной инквизиции. Так бывало, увы, не раз, и вопреки дьявольскому афоризму, рукописи горели, еще как горели!...

                16) истинный новатор всегда стремится к предельной концентрации смысла: если абстрактное изображение, так сразу черный квадрат, если публика жаждет скандала, то пусть получает писсуар на постаменте. Прагматический аспект искусства роднит его с политической борьбой; здесь творческий акт подобен теракту: «Я хочу, чтоб к штыку приравняли компьютер». Бездна, разверзшаяся между пресловутой «слезинкой ребенка» и экскурсией в хоспис, не вмещается в черепную коробку обывателя, который привык к стирке грязного белья в семейных ток-шоу, но отворачивает глаза от мяса солдата, изжаренного на броне подбитого чеченцами танка.

                17) дня три я потратил на поиски темы, способной выразить сущность моего патологически заурядного таланта. Литературная память услужливо предлагала на выбор: войну и мир, отцов и детей, преступления и наказания, Москву-Петушки, Чапаева и Пустоту.
        Желтая пресса подсовывала: исповедь наркомана, драму гомосека, описания сексуальных извращений.
        Авторы бестселлеров в мягких обложках нахраписто пихали заказные убийства, патентованный юмор и приторные love-story.
        Иллюстрированные статьи в продвинутых глянцевых журналах навязывали галлюциногенный опыт, инцест и целлулоидные откровения (начиная от Бонюэля с Хичкоком, заканчивая Финчером и Линчем).
       Телевизор советовал сильно не париться. Дескать, все равно голливудские шарлатаны давно обсосали все прикольные фишки.

                18) вскоре я стал автором нескольких теорий. Первая была своего рода приветом Ролану Барту и творчески развивала его идеи. Эссе получило концептуальное название «Отвращение от текста». Я умудрился убедить себя, что неофрейдистский дискурс, подстилающий гипотезу Барта, не только эротизирует акт чтения, но и заставляет поверить, что существуют и другие тексты-реакции: например, раздражение, антипатия, фобия, скука… Следовательно, писал я, оргазмируя серым веществом, восприятие текста можно позиционировать и как доступ субъекта к специфической реальности, и как реакцию на аберрации внешнего мира.
       Текст есть оргазм, всем остальным (т.е. фактами воображаемого в языке: словом, фразой, речью, письмом) нужно пренебречь.
       Я мечтал составить алгоритм, позволяющий с легкостью воспроизвести текст, провоцирующий любую реакцию: от эвакуации рвотных масс до учащенного сердцебиения и даже смерти. Текст-отвращение подобен  рваной ране, он отталкивает и влечет одновременно. Такой текст обязан кровоточить, вонять, разлагаться. Т.е. он должен стать телом.  Идея не нова, но чудовищно привлекательна. 
Правда заключается в том, что такой текст невозможно написать. 
        Испытав острейшее разочарование, я заглушил интеллектуальную неудачу в многодневном запое.

                19) вторая теория основывалась на метафорах, и тем самым (как мне казалось тогда) была ближе к жизни.
       Поэт – это Бог, а поэзия – эманация его сущности, которая, к тому же, имеет физиологическую природу. Я сравнил стихотворение с непроизвольным извержением семени (поллюцией), т.е. с абсолютно бескорыстным выбросом витальной энергии.
       Проза – это full contact, полноценное совокупление с реальностью. Здесь важно все: выбор партнера, интрига сближения, качество эрекции. У всякого соития своя история. Задача художника – рассказать эту историю увлекательно, с удовольствием и непременной оргазмической развязкой перед тем, как в зрительном зале вспыхнет электричество.
      Мастурбация – удел тех, кто сочиняет рецензии. Критик онанирует на тексты писателей, и только чужое вдохновение вызывает у него вялую эрекцию и вымученный оргазм.
      Поэт. Проза. Мастурбация. Три стадии деградации  художника, обреченного воспроизводить одни и те же сюжеты.
   
                20) увы. Литература не конкурентоспособна. Этому способу самовыражения не доступны ни драйв рок-н-ролла, ни спецэффекты визуальных технологий, ни рейтинги теленовостей. Я думаю, фразы должны напоминать обрывки хитов, звучащих в FM-диапазоне. Актуальный писатель, если хочет быть понят, обречен трахать и трахать гипотетические мозги читателя, но – что делать? – на дворе постинтеллектуальная эпоха…

                21) однако главная причина рождения текста – мой личный Апокалипсис. Разумеется, сейчас. Все остальное – манифесты и ненужные подробности. Иначе говоря, причина появления этого текста сугубо психиатрическая. Пытка вожделением – вот как это называется. Текст рождался в конвульсиях коматозного мышления, отравленного алкоголем, наркотическими трансами и запущенным комплексом неполноценности. В любом многоквартирном доме сумасшедшим глазом светится окно, за шторами которого в отчаяньи глотает собственную сперму потенциальный суицидник.

                22) функция. Шокировать, то есть действовать как нервно-паралитический газ. Настоящее искусство – это как удар по яйцам. Стакан хорошей водки, выпитый залпом. Инфаркт актера в финале спектакля. Публичный стриптиз Папы Римского (список аналогий можно продолжить).

                23) удовольствие. Искусство обязано отсасывать мозговое вещество с энтузиазмом элитной и щедро оплаченной проститутки.

                24) познание. Мир сузился, как зрачок наркомана.

                25) польза. Толстые пачки банкнот в оттопыренных карманах художника.

                26) цель. Бесконечная эйфория, здесь и теперь.

                27) и мне насрать на мнение снобов.

                28) еще не поздно смешать жесткое порно и социальную революцию в одном флаконе, чтобы при первом удобном случае метнуть полученный коктейль в претенциозный и уродливый колосс политкорректности.

                29) потом я понял, что текст – это всего лишь испражнения стиля. Известный набор стереотипов, коллекция концептов. Нужно забыть обо всем, чему учили в школе и на студенческой скамье. О Гегеле и Гоголе. Об интенциях мышления и импотенции современного искусства. О триумфе и трагедии языка, который, как известно, фашист. Если мозг – это умственный концлагерь, в крематориях которого сгорает собственное небо, то необходимо избавиться от мозга.

                30) так я стал ацефалом. Я хотел, чтобы самые красивые девушки страны выстроились в очередь, мечтая отсосать у последнего антигероя порцию терпкой андеграундной славы.

                31) эрекция. Крайняя плоть значения. Сношение с «реальностью». Вспышка оргазма. Инсайд. Эякуляция смысла.
     Далее: оплодотворение пустоты и рождение нового текста, несовершенного и беззащитного как выкидыш.


Конец четвертой серии
(продолжение следует)