Ночной волк

Ненависть, страшная штука. Она гнетет человека, давит на  него невыносимой тяжестью, не давая  дышать.  Люди, сильно ненавидящие, легко узнают друг друга. Огонек безумия, прячущийся в уголках глаз.  Тяжелое дыхание, спресованный ненавистью воздух раздирает легкие. Сердце бьется чаще и ты чувствуешь каждый его удар, ведь трудно перекачивать становящейся вязкой кровь. Кровь, которая накапливаясь в висках, стучит бесжалостными молотками. Ненависть убивает. Она сродни допингу.  Она концентрирует силы распределенные на много лет вперед, для  достижения цели. Но горе тому кто не успевает. Накопленый яд ненависти отравит его. Остановиться измученное сердце, перегорят нити нервов. Умирая, человек будет грызть землю, бессильный отсрочить свою  смерть,  до смерти того, кого он ненавидит.
Ненависть - это тяжелая ноша, нести которую можно только одному.  Ее нельзя разделить с кем-нибудь. Хотя она и может объединить  людей,  но не одному из них не станет легче. Ненависть у каждого своя, она  единственна и неповторима. Это черная тень любви. Любовь, она всегда ищет партнера. Она делает человека легким.  Ненависть же оставляет человека одного, никто  не  способен  ни  понять его, ни помочь.
Существует много видов ненависти, но одна из самых  ужасных,  это ненависть к самому себе. Она душит человека бессильного что-либо  сделать. Она лишает сна и покоя, она выжигает душу кислотой.  И  нет  сил справиться с ней. Ведь каждый, как бы он ненавидел себя,  любит  свое тело и оберегает свою жизнь. Это страшный коктейль из любви и  ненависти сводит с ума. Борьба с самим собой за самого себя. И страшно  осознавать, что в этой борьбе не может быть победы, может быть только забвение.

Я мог бы сказать, что свое первое убийство  я  совершил  случайно.  Так я сказал бы судье, если бы меня поймали... Эх, если бы меня  тогда поймали. Нет, оно не было случайным, хоть и не было заранее подготовлено. Все получилось спонтанно, стечение роковых обстоятельств.  Но  они решают не все, в душе я уже был убийцей. Я был  им  в  детстве,  когда стрелял в людей из игрушечного пистолета. Я стал им когда,  понял  что чужая боль оставляет меня равнодушным, когда с  интересом  смотрел  на изуродованный колесами трамвая труп. Когда в армии первый  раз  заступая в караул, взял в руки автомат и получил право  на  убийство.  О-о, это ощущение оружия. Пропадают все страхи, ты спокоен. Именно тогда я осознал, что хочу убить. Ночами я всматривался в темноту периметра, выискивая нарушителей. При подозрительных шорохах, я в нарушение устава, снимал автомат с предохранителя и ждал, того в  кого,  можно  вогнать пулю и получить за это отпуск. Когда на весах лежит чья-то  жизнь и десять дней отпуска, то чаша весов склониться не в пользу этого несчастного. Но день за днем укладывая патроны, после караула в  соты,  я заполнял все ячейки.
Давно уже прошел дембель, но ощущение  тяжести  автомата  в  руках долго не давало покоя. Занятия рукопашным боем давали  некоторое  расслабление, но этого было недостаточно. Пружина внутри  меня  натягивалась. И в тот вечер открыв мне дверь, она сняла предохранитель.

Было уже почти полночь, когда я постучался к  ней.  Обычно  в  это время там многолюдно, но именно в этот вечер она  решила  выспаться  и выгнала всех еще в полдевятого. Ну почему ей не  спалось?  Почему  она решила открыть на этот поздний звонок? Ей было скучно и  она  впустила меня. Входя я отметил, что никто меня не видел и никто не знает, что я приходил. Она считала меня своим другом. Ох уж эта девичья  наивность, хотя кто не бывает наивным в шестнадцать лет. Она еще  не  успела  узнать, что не бывает дружбы между мужчиной и женщиной. Интерес  мужчины всегда конкретен. Так и я приходил к ней с  вполне  конкретной  целью, хотя у нее и был парень я обычно получал, что хотел. Я давно уже просчитал ее характер. Я заранее знал, что она может спросить и у меня были готовы ответы. Легко кидаться словами о любви и верности, когда  не знаешь толком, что это такое, а что легко говориться, то  легко  нарушается. Нужен лишь повод и я давал его ей. И она изменяла своему  парню с ощущением чистой совести. Я был снисходителен к  ней,  все  делал так, чтобы ее парень ничего не заподозрил. Хотя он наверняка  догадывался. Но парни у молодых девушек могут часто меняться, я же  оставался всегда. И последующие смотрели на меня, как на реальность  с  которой приходиться мириться. У меня была репутация, я был старше их  всех и одного моего взгляда было достаточно, чтобы заткнуть любого из них.  Но ничто не может продолжаться бесконечно. Мое  терпение  стало  истощаться от ее периодических взбрыкиваний. Она никак  не  могла  понять, что меня никогда не интересовало ее мнение, я лишь терпел его. Я  давно смотрел на нее, как на свою собственность. Хотя  и  старался  обходиться к ней по честному. Я никогда ничего не обещал ей и не мешал  ее очередной влюбленности.

Так уж получилось, что она жила одна и у нее часто  ошивались  подозрительные личности. Но в тот вечер она была одна. И в тот вечер она в очередной раз решила взбрыкнуть.  Позже,  анализируя,  я  нашел  свою ошибку, я шел по стандартной схеме упустив, что девушки в этом возрасте стремительно меняются, обычно я успевал заметить изменение и  внести поправку, но в этот вечер я слишком расслабился и упустил  этот  момент. Я посчитал, что все уже готово и возражений  не  будет,  но  они последовали. Я не воспринял их всерьез, приняв их за игру, и случайно сделал ей больно. Ее реакция не заставила себя ждать.  Я  приучил  ее, что со мной нельзя обращаться, как с остальными, но она позволила  себе это. Несколькими быстрыми ударами она откинула меня. Я списал бы ей это если бы она не начала говорить. Слова, а главное тон послужили тем сигналом. Как я уже говорил обстановку я оценил еще на входе и  я  дал выход своему тщательно задавливаемому желанию. Мои  глаза  автоматически обежали комнату, и в следующею секунду ребро ладони ударом по горлу остановило ее тираду. Ее швырнуло к стене. Предвосхищая  возможный  крик, ударил в солнечное сплетение. Она сложилась пополам. Приподняв ее  голову, основанием ладони нанес косой удар по лбу, вкладывая весь вес своего тела, вызывая сотрясение.  Она  была уже сломлена, хватая широко раскрытым ртом воздух, она  пыталась  плакать. Широко раскрытые, затуманенные глаза молили о пощаде. Безволие в ее взгляде говорило о согласии на все. Я же не был в ярости, я был холодно расчетлив. Сначала мне хотелось насиловать ее на сколько  хватит фантазии и потенции, получить от нее все, в чем она когда-то мне отказывала. Но я все-таки не был сексуальным маньяком. Это беспомощное  тело, этот молящий о жалости взгляд не будил во мне ни  малейшего  желания. Я понял, ничего я не сделаю. Передо мною встала проблема, что делать дальше. Дай я ей шанс она, конечно, стала бы уверять меня, что никому ничего не скажет. Но я бы все равно не поверил ей и  не  стал  бы рисковать. Хотя все это глупости, я хотел ее  убить,  точней  я  хотел убить, а она была подвернувшейся жертвой.

Видимо я смог изобразить на своем лице раскаяние, потому что в ее взгляде появилось успокоенность и она решила, что все страшное  позади.  Говоря что-то извиняющиеся я одной ладонью провел по волосам и остановил ее на затылке, другой  стирая слезы провел по щеке и остановил на подбородке. Наверное, она не успела понять, что произошло. Крутанув  голову я свернул ей шейные позвонки. Их хруст раздался у  меня  по  всему телу. Меня передернуло, как от удара тока.  До сих  пор  я  помню  этот хруст, как люди помнят свою первую любовь. Некоторое время я смотрел в ее раскрытые неподвижные глаза, но в моей душе не было никакого дрожания, было только любопытство. Я внимательно осмотрел ее. Даже не верилось, что только что она была жива. Я наклонился к ее груди  и  послушал сердце. Я не испугался, когда услышал его стук. Все-таки я не  был деградированным дебилом, не знающим элементарных вещей. Тот бы запаниковал и принялся убивать, то что и  так  мертво.  Я  проверил  реакцию зрачков на свет. Маленьким зеркальцем проверил наличие дыхания. Сомнений не осталось, она была мертва. А сердце не нуждается в приказах  от мозга и будет продолжать стучать, пока не задохнется. Пора  было  заметать следы. Устроить короткое замыкание в обогревателе, было делом  пары минут. Подбросив в разгорающееся пламя бумаги я вдохнул едкий  дым.  Сдерживая кашель я зажал ей нос и прижавшись ртом к ее раскрытым холодеющим губам, выдохнул дым. Так сделал  несколько  раз.  Бьющееся сердце разнесет его по крови. И даже если  кому-то  понадобиться  сделать экспертизу, то если не копать очень уж глубоко,  никто  не  догадается, что она не задохнулась в дыму. Пламя разгоралось все сильней и сильней. Пора было сматываться. Я выбрался через  форточку  на  кухне, квартира была на первом этаже. На улице была полнейшая  темнота.  Снежок мягко хрустнул под моими ботинками. Вокруг не было ни души.  Пожар еще не было видно, на окнах у нее были очень плотные шторы.

Реакция на произошедшее началась дома. Крупная дрожь начала  колотить меня. Пришло запоздавшее раскаяние о содеянном, но я раскаивался не в том, что убил, а в том, что подставил свою судьбу под удар.  И хотя все вроде предусмотрено, но кто знает... Я мог чего-то не  заметить. Я никогда не хотел попасть в тюрьму. Содеянное по кругу  прокручивалось в моих мозгах. Под утро я уснул и не один кошмар посетил  мои сны.
Когда наши с ней общие знакомые сообщили о произошедшем, я  вполне натурально изобразил горе. В меру сдержано, как  и  положено  не  родственнику, а другу, но вполне достаточно, что бы не  вызвать  подозрений. Все произошло почти, как я и рассчитал. Хотя  сильного  пожара  не получилось, пламя задохнулось, но дыма было больше чем  достаточно,  и ее тело обгорело. Следствия не было, никто и не засомневался в несчастном случае. А по телевизору прозвучало  очередное  предупреждение  об осторожном обращении с обогревателями.
Первый раз ненависть пришла ко мне на  похоронах.  В  тот  момент, когда я увидел плачущих людей над закрытым гробом. Вот тут то я до конца осознал, что я ее УБИЛ! Убил только потому, что какой-то части моего я, захотелось этого. Убил по своей глупой прихоти. Убил без  причины, без сожаления, без жалости, цинично и был при  этом  холодно  расчетлив.
УБИЙЦА! Я убийца. Дыхание мое сбилось. Шершавый, горький комок перекрыл мое горло. Глаза жгло кислотой. Запоздалое раскаяние навалилось на меня. Мне хотелось упасть на гроб и в  рыданиях  разбить  свою голову об его крышку. Но другая, не лучшая моя половина сдерживала меня. Подобная реакция могла вызвать подозрения, а рисковать мне не  хотелось. Я задерживал проявление своих еще человеческих чувств. Это  было тяжело, но мне это удалось. Лишь после окончания похорон, уйдя  туда, где меня никто не видел, я дал выход своим эмоциям. Два  последующих дня прошли, как в тумане, но  все  проходит.  Вернуть  уже  ничего нельзя. Покой стал возвращаться ко мне. Вернулось  и  ощущение  хруста шейных позвонков. Вернулось ощущение силы. Именно тогда я понял, что я убийца по рождению и никуда мне от этого не деться.  Я  не  хотел  кого-то либо убивать, у меня не было ненависти к людям. Это было так  же, как мужчина первый раз познавший женщину понимает, что не в  силах  будет от этого отказаться, ни при никаких обстоятельствах. Сколько бы  он не клялся. Человек становиться профессиональным дон Жуаном и ничего  с этим поделать нельзя.

Вот тогда ненависть к самому себе стала моей черной тенью. Я ненавидел себя за свою страсть, ненавидел свои низменные инстинкты,  которые переполняли меня. Ночи, когда я оставался сам с  собой,  превратились в ад. Руки горели огнем,  по ним прокатывалось ощущение хруста. Я его слышал ежеминутно, я видел остекленевшие глаза и обмякшее  тело  и хотел пережить все заново. Днем, общаясь с людьми, мне постоянно  приходилось контролировать себя. Автоматически я обдумывал, как и куда нужно ударить и приходилось следить, что бы мысли так же рефлекторно не перешли в действие. Занятия рукопашным боем в секции  пришлось  прекратить. Я допустил прокол во время спарринга. До сих пор помню его  глаза в них успело промелькнуть удивление, прежде чем они затуманились.  Моя атака была жестока и не оставляла никаких шансов.  Лишь  мучительнишим усилием мне удалось удержаться от удара,  который  поставил  последнюю точку на его жизни и моей свободе. Когда несчастного парня  привели  в сознание, я объявил, что бросаю тренировки. Это никого не удивило,  они посчитали, что я напуган. Они почти угадали, я действительно  был  напуган, только по другой причине. Слишком близко я подошел к своему  провалу. И еще я понял, что сдерживаться больше нельзя, иначе я  сойду  с ума и начну убивать всех прямо на улице, посреди бела дня.
Конечно, можно поинтересоваться, что-ж я не подался в киллеры. Как будто это так просто. Нельзя же просто подать объявление  в  газету  с предложением по убийству неугодных людей. Есть и такие, но они попадаются почти сразу, как только переходят от слов к делу.  У  меня не было ни знакомств в криминальной среде, ни выходов на них.
И вот настал момент, когда темными ночами я стал выходить на  охоту за одинокими людьми. Первые свои убийства я подстраивал под несчастные случаи. Насколько я знаю, мне это удавалось. Но  такое  тщательное заметание следов требовало слишком много времени, а это  было  опасно.  Пришлось отказаться от этого.

Я не мучил свои жертвы, мне не нужна чужая боль, это не доставляло мне ни малейшего удовольствия. Нападения были молниеносными. Многие не успевали ни удивиться, ни испугаться, ни дать отпор.  Я  не  пользовался оружием, лишь на всякий случай носил  с  собой  короткий  металлический стержень. Я не выслеживал кого-то либо специально, все было предоставлено случаю. Моими жертвами  становились  и  мужчины  и  женщины.  Как только в ночной темноте улицы я видел одинокую фигуру, то сразу  переходил к действию. Несколькими быстрыми ударами я вырубал  человека,  а затем убивал. Я раздавливал грудную клетку прыгая на нее или  разбивал гортань, переносье, висок, сворачивал шею. Существует  много  способов умертвить человека. Все это обычно  занимало  меньше  минуты.  Впрочем, иногда я встречал и сопротивление, редко но бывало. Я  не  отступал  в таких случаях, во-первых нельзя оставлять свидетеля, который может тебя опознать, во-вторых я натренировал себя на убийство и  у  меня  был большой опыт, в третьих я не трус и  не  отступаю  перед  противником. Это даже было интересно, вносило свою остроту.

Когда количество жертв перевалило за десяток, мной серьезно  заинтересовалась милиция. Меня  признали  маньяком  и  прозвали  «ночным волком». В газетах замелькали предостережения от  прогулок  в  ночное время. Но поймать меня было не так уж просто. У меня не было системы, по которой я бы выискивал свои жертвы. Я не оставлял следов по которым на меня могли бы выйти. С помощью порошка я испортил нюх  не  одной  сыскной собаки. У меня была тщательно разработана система ухода  с  места преступления.  Я никогда не возвращался туда, в противоречии общепринятому мнению. И даже если ко мне заявиться с обыском, то ничего  нельзя найти, что указало бы на меня. Я ничего не брал со своих жертв, у  меня не было орудия убийства, карту города я держал в памяти.

Несколько раз были официальные заявления, что «ночной волк» пойман. Тогда приходилось выходить на охоту  внеочередной раз, я  не  хотел, чтобы из-за меня страдали  невинные  люди.  Наверно  это  звучит смешно, я убивал одного невинного человека, чтобы снять  подозрение  с другого. До чего же бывают извращенны понятия о честности и порядочности. И я ненавидел себя за это, но поделать ничего не мог.

У меня не было строгого графика. Иногда случались перерывы в  несколько месяцев, иногда я выходил несколько ночей подряд. Это  зависело от той жажды убийства, что толкала меня на преступление. Иногда случались и курьезы. Как-то я стал свидетелем попытки  изнасилования  молодой девушки группой наглых юнцов. Расправа над ними  не  заняла  много времени, Они доставали ножи, кастеты, нунчаки. Их было пятеро. Но  это им ни капли не помогло. Им не удалось ударить меня ни  разу.  Как  мне хотелось их убить, ведь впервые мне попались те кто действительно заслуживал смерти, но тогда пришлось бы убить и несчастную напуганную девушку, а я не хотел этого. Мне не доставляет удовольствия чужой страх.  Этим подонкам крупно повезло они отделались лишь переломами и внутренними повреждениями. Итак, один преступник предотвратил другое  преступление. Я проводил девушку до дома, а затем поддавшись на уговоры  поднялся к ней. Нет, между нами ничего не произошло, она  была  порядочной девушкой. Она напоила меня чаем, мы мило побеседовали. Кажется,  я  ей понравился. Она была симпатична, но моя душа была занята другой страстью и любви на тот момент, там просто не хватало места. В последствии мы часто встречались, но как друзья. Хотя каждый раз все  явственней  было  заметно, что она ко мне не равнодушна. Но я вел себя сдержано. Я  боялся  сблизиться с ней. Я боялся полюбить ее. Ведь любовь в моем понятии  подразумевает честность, а как я могу быть честен с ней.
Конечно, у меня были женщины, но там был чистый секс  без  малейших намеков на чувства. Каждый получал удовлетворение своей плоти и  никого не интересовал внутренний мир партнера. Были у меня  и  друзья,  но никогда я не подпускал их к себе слишком близко. Мне никто не мог сделать больно. Контроль, вечный контроль, он стал  моим  вторым  проклятьем. Чтобы не выдать себя в разговоре я стал мало и  медленно  говорить, обдумывая каждое слово. Чтобы не выдать себя  мимикой,  я  постоянно носил на лице каменную маску равнодушия, лишь иногда я  позволял себе улыбнуться или нахмуриться в  зависимости  от  обстоятельств.  Чтобы не выдать эмоциями я перестал их испытывать. Я  не  волновался, не переживал. На людях я был всегда непробиваемо спокоен.
Странно и неправильно, что путь к моему самосовершенствованию  лежал через такие страшные вещи. Я полностью подчинил себе свое тело.  У меня была железная воля и выдержка.  Ничто  не  могло  выбить  из  колеи. У меня выработалась великолепная память, мгновенная реакция физическая и умственная. Жизнь под постоянным напряжением  выработала  интуицию, которой могли бы позавидовать знаменитые  сыщики.  Предчувствие опасности не раз помогала обходить мне ловушки, устраиваемые  теми,  кто меня безуспешно ловил. Я стал много читать, интересоваться  криминологией, философией. Я стал много знать и уметь.  Благодаря  своим  новым способностям я добился положения и финансовой свободы. Для меня не было невозможного. И только по ночам, оставаясь один  на  один  со  своим вторым я, терпел одно поражение за другим. Это было единственное, с чем я не мог справиться.

Я ненавидел себя за эту слабость. Я пытался периодически  бороться с ней, Но лишь в очередной раз убеждался в своей ничтожности. Тяжело ежесекундно помнить о своей слабости. Но такова была моя жизнь. И я продолжал жить ею. У меня появились личные мстители. Я знал, как несколько человек, которые рыскали по ночам по городу, в надежде на встречу со мной. Это было забавно, наблюдать за их дилетантскими попытками. Были случаи самосуда, когда кого-то принимали за меня. Несколько раз меня пытались грабить, во время моих ночных прогулок. Их я убивал не торопясь, что бы они успели осознать ошибку. И лишь, когда я видел ужас понимания, того на кого они напали, на их лицах, только тогда я наносил последний удар. Забавно, но на улицах по ночам грабить стали гораздо реже. И наглые, пьяные юнцы, меньше стали нарушать ночной покой горожан. Особенно после того, как группа пьяных подростков в количестве восьми человек, искавших приключений, нашли меня. В живых остался только один, но он даже не в состоянии был это осознать, так был поврежден его мозг. Теперь за мной гонялись не только правоохранительные органы, но криминал.
 
А потом… Потом появился ОН. Я убил его жену, которую он очень любил. Это был профессионал. Спецназовец. Прошедший ни одну войну. Он не стал выслеживать меня, как другие. Справедливо рассудив, если столько людей, за столько времени не нашли меня, то ему это точно не удастся. Он не хотел жить со мной в одном мире. Кто-то из нас должен был умереть. И он готов был рискнуть своей жизнью, за шанс убить меня. Он дал объявления в газету, на радио, на телевидение. Он хотел встретиться со мной, как боец с бойцом. Один на один. Без оружия. Да, он знал что делает. Иногда мне очень хотелось проверить свои силы в настоящем бою с профессионалом. Месяц я кружил вокруг него, собирая информацию. Потом еще месяц на плетение вокруг него сети интриг, заставляя поступать, так как надо мне. Я был очень осторожен, мне не нужен был прокол. А еще через месяц мы встретились. За городом. В тихом, уеденном месте, где нам никто не мог помешать. Он не ожидал, что все это подстроил я. Он был первый человек который узнал, кто я на самом деле. О, какой у него был взгляд, когда он понял, кто стоит перед ним. Как он ненавидел меня. Его ненависть должна была смутить меня, но что его ненависть по сравнению с моей собственной. Но все таки он спросил меня, зачем я убиваю людей. Что я мог ему ответить? Только то, что мне это нравиться. Нормальному человеку этого не понять. Ведь я и на самом деле маньяк, с извращенной психикой. И логикой тут ничего не объяснишь. Он действительно был без оружия, как впрочем и я.

Дипломатическая часть была окончена, мы перешли к основному блюду. С минуту мы кружили присматриваясь друг к другу, два хищника, один ночной, другой дневной. Оба привыкшие убивать. Его атака была первой. Да это был мастер. Быстрый и мощный, только он слишком ненавидел меня, это ему мешало, заставляя торопиться. Его атака увязла в моей защите. Мой кованый ботинок устремился в его колено, но не нашел его на месте, что ж никто и не думал, что будет легко. Серия ударов, пах, печень, гортань. Все ушло в блоки. Он чуть не подловил меня на контратаке. Я едва успел убрать голову от его локтя. За что он и поплатился, выведя его из равновесия, зарядил ему удар в затылок. Но я имел дело не с мальчиком, кулак лишь скользнул не нанеся особого урона. Зато я нарвался на отмашку в живот. Пресс выдержал, дыхание не сбилось. На несколько секунд мы разлепились. Затем сошлись вновь. А вот это уже была бойня. Все. Все правила были отброшены. В ход шло все, руки, ноги, голова, зубы, ногти. Все самые грязные и подлые приемы. Два комка ненавидящей ярости и рвущей плоть друг друга. Он был хорош, но я привык убивать. Убивать голыми руками. В конце концов его хрипящее тело, рухнуло. Кровавая пена из легких не давала ему дышать. Осколки поломанных ребер проткнули их. Я присел на корточки рядом с ним, глядя ему в глаза. Я почти никогда не смотрел в глаза убитых мной людей, для этого не было времени. Да и умирали они слишком быстро. Впервые за много лет, я наблюдал, глядя в глаза. А он… Он понял, что проиграл. Но его взгляд изменился. Он все так же ненавидел меня, но где-то в глубине, я увидел уважение. Он уважал меня, как противника, не бежавшего и победившего в честном бою. И тогда мне стало очень горько. Я пожалел о его смерти. Второй раз в жизни я убивал не безличного человека, как все остальные жертвы. И это доставило мне боль. Именно в этот момент, моя ненависть к себе, сломала мою страсть к убийству. Я начал стремительно терять к этому интерес. Теперь у каждой потенциальной жертвы я видел его глаза. Я не мог убить его снова. Да и в моей жизни кое что изменилось. Теперь я отвечаю не только за себя. Спасенная мною девушка добилась своего. Она сумела разбудить во мне чувства. Я решил завести семью. Скоро наша свадьба.
 
Мучат ли меня угрызения совести, за все содеянное… Нет, я не знаю, что такое угрызения совести. Совесть это психическое расстройство, своеобразное раздвоение личности. Когда одна часть человека говорит, как плохо он поступил, а другая пытается оправдаться. Я не спорю сам с собой. Я либо не делаю, то о чем буду жалеть, а если уж сделал, то жалеть об этом глупо, прошлого не вернуть. Нужно уметь извлекать из него уроки. Так что совесть меня не мучит. У меня уже есть одно отклонение психики, зачем мне два…

Вообщем, «ночной волк» уходит в историю. Только напоследок я решил все таки, хоть кому то рассказать про свою тайную жизнь. Тяжело постоянно носить это в себе. Так что доктор, я решил рассказать все вам. Извините конечно, но после этого я не могу оставить вас в живых. Не надо, нажимать на кнопку, тревожного вызова, она не сработает. Электрошокера в ящике стола тоже нет. Кстати, ваш диктофон тоже не работает. А видеокамеру вы вчера в ремонт сдали, неужто вы серьезно думаете, что она просто так сломалась. Что вы говорите? Секретарь? Ну мы же прекрасно оба знаем, что ее с утра нет, она отпросилась у вас, у нее проблемы дома. На прием записан не я. А тот полный псих, что записан, уже написал предсмертную записку, в которой признается в вашем убийстве. Скоро он покончит с собой. Все таки он должен умереть после вас, а то нестыковочка получиться. Простите доктор… Пусть вас хоть немного утешит, что вы все таки психоаналитик, и работая с психами, имеется профессиональный риск. Другие были абсолютно случайными жертвами. А вы погибнете, как профессионал, на работе. Не задавайтесь вопросом почему. Я выбрал вас совершенно случайно. Просто вам не повезло…

Прощайте доктор…