Тьма

Трагедия


Самая старая слепая. Они уже здесь! Они среди нас!..
Юная слепая. Кто ты?

Молчание.

Самая старая слепая. О, смилуйся над нами!

Молчание. Затем раздается отчаянный крик ребенка.
Занавес.

Морис Метерлинк. «Слепые»


Действующие лица:

К., слепой
Z.
Нищий
Дворник
Пауза


В центре сцены – две смежные скамьи, составленные спинками друг к другу так, что одна скрывает другую. На передней (фронтальной) сидят К. и Z..
Слева, у самого края сцены, спит Нищий.


К. (поправляя черные очки на глазах). Становится холодно.

Z. (уныло). Да…

К. Сколько времени?

Z. (не глядя на часы). Половина первого.

К. (удивленно). Значит, мы ждем автобус уже почти час?

Z. (озлобленно). Значит ждем!

Пауза.

К. Как ты думаешь, этот врач мне поможет?

Z. (резко). Не знаю!

К. (еще более удивленно). Ты на меня злишься?

Z. Представь себе, злюсь!

К. (наивно). За что?

Z. (едва не срываясь). За что? Ты спрашиваешь, за что?! (Успокаиваясь.) За то, что ты сделал меня своим поводырем! Ты думаешь, я этого хотел?

К. (растерянно). Но…

Z. Что “но”? Твое вечное “но”! Ваше вечное “но он же слепой”! Ну, вот и ходите с ним, если вам его так жалко!

К. А тебе разве меня не жаль?...

Z. (с отвращением). Прекрати давить на мои слезные железы! Я жалел тебя до тех пор, пока ты не стал лезть в мою собственную жизнь.

К. Но куда же я…

Z. (перебивая). Да! Я должен сидеть с тобой день и ночь, потому что ты можешь чего-то захотеть, я должен таскать тебя по всем докторам как сегодня. Ты что идиот, и не понимаешь, что тебе уже ничего не поможет? Как скупой рыцарь все бережешь, все экономишь на какие-то операции, думаешь, что сможешь вернуть свое проклятое зрение. Да понимаешь ли ты, что это навсегда?! Что Бог сделал тебя слепым и все! Все! (Кричит ему.) Все! Все!

К. (отстраняясь). Не говори так громко… меня это пугает…

Z. Я молодой и здоровый человек и я не хочу таскать тебя по улицам, чтобы все остальные смотрели на меня и думали про себя, мол, какой молодец, еще со школы с ним дружит и не бросает. Да знаешь ли ты, что мне тебя навязали. Твоя мать, твои все.

К. (запинаясь). Я… я…

Z. (подражая). Ты… ты… ты как всегда ничего не знал, ничего не предполагал. (Хватает К. за воротник пальто.) Она ждет меня! Понимаешь?!

К. (с улыбкой). Та, из тринадцатого дома?

Z. Да, та! Но это не твое дело!

К. (тихо, в сторону). Чертова дюжина…

Z. Она ждет и хочет, чтобы я к ней пришел. Прямо сегодня и прямо сейчас, потому что я вижу женщин и знаю, где начинается путь к их сердцу, а ты можешь лишь вечно мастурбировать, даже не представляя того, что тебя возбуждает.

К. (тяжело дыша). Я… ты не смеешь… ты знаешь, что я никогда… потому что я болен… очень болен…

Z. Тем хуже для тебя, ублюдок. (Заглядывая в глаза К. сквозь стекла очков.) Для чего ты вообще живешь?

К. (твердо). Я пишу музыку.

Z. (со злой улыбкой). Музыку? Ты композитор?

К. (уверенно). Я Моцарт.

Z. (лихорадочно смеется). Ты? Моцарт? (Отходит в сторону, сложив руки на груди.)

К. Я – Моцарт. Бах был Моцартом, Бетховен был Моцартом, Шопен тоже был Моцартом…

Z. Значит и ты в их компании?

К. Да

Z. Но ты ведь пишешь какую-то ерунду, тошнотворно скучную музыку.

К. Она не скучная. Она – минорная.

Z. Мне плевать! Она мне не нравится.

К. А что тебе нравится?

Z. (быстро вернувшись к скамье). Мне нравится, когда ты молчишь, когда тебя нет. Мне нравится твоя смерть. (Хватает его за подбородок.) Ты умрешь и даже не заметишь этого, потому что перейдешь из жизни, в которой не видел света, в смерть, в которой света нет. (Отпускает его.)

К. (срывающимся голосом). Никогда не смей этого делать… если ты еще раз…

Z. (издеваясь). То что? Ты убьешь меня?

К. (глухо). Да… не знаю, как, но убью…

Z. (дает ему пощечину). Начинай! Мсти! Докажи, что даже такой слепой кот как ты тоже достоин жизни. (Вздыхает полной грудью.) Как хорошо. Наконец, я освободился, как будто вышел на свежий воздух. (Нарочно подчеркивает.) А теперь я пойду к ней и мы будем весь день и всю ночь заниматься тем, чем тебе, увы, не суждено. (Смеется.) Можешь натравить на меня всю свою чертову родню, я прогоню их вон, пусть нанимают тебе няньку-шлюху, чтобы она удовлетворяла тебя во всех отношениях. Она хотя бы будет получать за это деньги и удовольствие, я же всегда был награжден одной твоей слепой рожей. Что ж, если тебе обидно, то можешь повеситься, думаю, ты сможешь скрутить веревку без посторонней помощи, а если что, то я, ладно уж, помогу тебе в последний раз. (Умолкает, хочет сказать еще что-то, затем резко произносит.) Крот! (Уходит.)

К. остается один. Снимает с лица очки, вытирает слезы.

К. (тихо шепчет). Геенна огненная… Скажите, Сальери, вы верите в геенну огненную. А он отвечает: «Да, верю». Что ж, вы в ней и окажетесь.

Просыпается Нищий. Зевает и потягивается после сна, затем встает, берет свою старую сетку и мелким неровным шагом плетется вдоль сцены.

НИЩИЙ. (проходя мимо К., говорит жалостливо). Извольте, сударь, помочь страждущему.

К. (переспрашивает). Что?

НИЩИЙ. Эээ… окажите милость… дайте денежку.

К. Ах! Сейчас. (Роется в карманах, вынимает мелочь, подает, несколько неверно протягивая руку.) Вот, возьмите.

НИЩИЙ. (берет деньги). Спасибо, дорогой. (Крестится.) Да благословит тебя Господь! (Медленно уходит в сторону.)

К. (вертит головой). Погодите! (Указывает в сторону.) Там, кажется, прибыл автобус.

НИЩИЙ. (смотрит). Ну, да.

К. Какой у него номер?

НИЩИЙ. (вглядывается). Шестьдесят шестой.

К. Ах! (Быстро встает, пытается бежать, но без посторонней помощи падает.)

НИЩИЙ. (испуганно). Вы что?

К. (кричит). Подождите! Не уезжайте!

НИЩИЙ. (оглядываясь). Да он уже уехал…

К. (садится на земле). Как? Уже? (Замирает.)

НИЩИЙ. (подозрительно). А вы что? Того? Кхм…

К. (спокойно). Нет, я не пьян. Я просто слепой.

НИЩИЙ. А-а! Слепой! А я то думаю, отчего вы мне деньги протягивали так странно… куда-то в сторону.

К. (слегка приподняв бровь). Да? Может быть.

НИЩИЙ. Вы так и будете здесь сидеть? Вам удобно?

К. Не очень. Просто я не знаю, что делать.

НИЩИЙ. (указывает рукой). Сядьте на скамейку обратно.

К. А где она?

НИЩИЙ. Сзади вас.

К. ползет на корточках.

НИЩИЙ. (поправляет). Нет! Не туда!

К. ползет в другую сторону.

НИЩИЙ. (с досадой). Да куда ж вы разогнались?! Она в другой стороне!

К. замирает.

НИЩИЙ. Да что с вами делать-то? (Подходит к К., поднимает его с земли, отряхивает от грязи, подводит к скамье, усаживает.) Вот так. Ну, все, я пошел.

К. Спасибо.

Нищий сначала доходит до края сцены, затем возвращается, садясь рядом с К.

НИЩИЙ. Значит…

К. (пугается). Кто здесь?

НИЩИЙ. (касается его локтя). Не бойтесь, это я.

К. Ах, вы.

НИЩИЙ. Вот вернулся, подумал, что нехорошо вас одного оставлять.

Пауза.

НИЩИЙ. Мы ведь с вами как-никак… мы ведь оба Божьи люди: вы – слепой, я – нищий, а таких, говорят, Бог больше всех и любит, потому что они страдают больше всех.

К. Значит любовь в том, чтобы заставлять страдать?

НИЩИЙ. (задумывается). Значит так…

К. (качая головой). Не может быть…

Пауза.

НИЩИЙ. А ты… вы с детства?… ну,… того… не видите.

К. С детства. Я родился слепым.

НИЩИЙ. А-а. Значит судьба такая.

К. (повторяет монотонно). Значит судьба.

Пауза.

НИЩИЙ. А чем занимаетесь?

К. Я пишу музыку.

НИЩИЙ. (оживляется). Ух! Композитор что ли?

К. Вроде как…

НИЩИЙ. А я, знаете ль, в молодости детей в музыкальной школе обучал, так что мы с вами, вроде бы, коллеги. (Смеется,  похлопывая К. по плечу.)

К. (устало улыбается). Да-а. А что потом? Почему оставили музыку?

НИЩИЙ. (пожимая плечами). Да черт его знает. Жизнь завертела-закрутила, то одно потерял, то другое, в конце концов, вообще без потрохов остался, так и живу теперь… бомжем, как сейчас говорят.

К. Жаль… (Неожиданно.) Хотите, я покажу вам свои ноты?

НИЩИЙ. (хлопая глазами). Давайте.

К. (достает из-под одежды, исписанные листы нотной бумаги). Вот, глядите, вчера ночью записал.

НИЩИЙ. (берет ноты). А как же вы смогли? Вы ведь не видите… ну, сами понимаете…

К. У меня есть особенная машинка. Ее специально для слепых придумали.

Нищий просматривает ноты.

К. Вы помните все эти обозначения?

НИЩИЙ. (не отрываясь). Да, да. (Водит пальцем по бумаге, пытается что-то напевать.)

К. (усмехнувшись). Я еще счастлив. Вот Бетховен был глух, но все равно писал музыку. Не знаю, как ему это удавалось.

НИЩИЙ. (не поднимая головы). А ему помогали.

К. (удивленно). Кто?

НИЩИЙ. Ангелы.

К. Ангелы?

НИЩИЙ. Да, они… (Шуршит листами.) Ваша музыка мне нравится,  но вот только…

К. (обеспокоено). Что?

НИЩИЙ. Она… как бы это сказать?... Она больна.

К. (отвернувшись). Больна? Конечно, ведь я сам болен.

НИЩИЙ. Нет, я не о том. У нее душа больная.

К. (разгневанно). Что вы несете?! Ее мне подарил сам Бог! (Машет руками в пустоте.) Отдайте! Отдайте мои ноты! Отдайте!

НИЩИЙ. (испугано). Вот, возьмите! Не кричите только. (Отодвигается в сторону.)

К. прячет ноты под одежду.
Пауза.

НИЩИЙ. Кхе-кхе, а вы кого-нибудь ждете?

К. Ждал. Автобус. Теперь ничего не жду.

НИЩИЙ. (понимающе). А-а! Ехать куда-то хотели?

К. Хотел. (Небольшая пауза.) На очередную операцию.

НИЩИЙ. У-у. Дорого, небось?

К. Да уж. Не дешево.

Нищий тревожно оглядывается по сторонам, затем приближается к К. и заговаривает с ним на незначительную тему, чтобы отвлечь внимание, а сам тем временем незаметно шарит по карманам слепого.

НИЩИЙ. А вы не пробовали писать, что-нибудь повеселей?

К. Зачем?

НИЩИЙ. Ну, публике это нравится.

К. Что, например?

НИЩИЙ. Что-нибудь веселенькое.

К. (с усмешкой). Как у Иоганнеса Брамса «Весело схожу я в могилу»?

НИЩИЙ. (вынимает деньги). Можно и такое. (Возвращает небольшую часть денег К. обратно, кашляет.) Ну, что-то я засиделся тут с вами. (Встает.) Пойду, пожалуй. Дела! (Пересчитывает деньги.) Дела!

К. (отрывисто). Спасибо за разговор. Всего хорошего.

НИЩИЙ. (уходит, напевая).

Вянет лист. Проходит лето.
Иней серебрится…
Юнкер Шмидт из пистолета
Хочет застрелиться.

Погоди, безумный, снова
Зелень оживится!
Юнкер Шмидт! честное слово,
Лето возвратится!

Пауза.
К. один

К. (тихо говорит сам с собой). Значит, любить – это заставлять страдать. То есть те, которые меня мучат, на самом деле любят? Интересно… (Поднимает голову вверх.) Эй, Бог! Ты еще там? Просто некоторые говорят, что Ты умер. Опровергни их! Выйди, покажись! Не будь тысячелетним трусом, которого никто не видел. Мне даже кажется, что одни Тебя любят именно за то, что не видят, а другие, наоборот, ненавидят за это же. (Кричит.) Явись же одесную силы, черт тебя возьми! (Бьет кулаком по скамье.) Молчишь? Или Ты действительно умер? Или всегда был мертв? Хочешь, я стану перед Тобой на колени? (Падает на колени.) Видишь? Я унизился перед Тобой, неужели и Ты не можешь сделать чего-нибудь для меня? А? Сделай, чтоб я прозрел. Тебе ведь ничего это не будет стоить, но Ты явишь на мне свою силу. Люди будут глядеть на меня и веровать! Веровать! (Задумавшись.) Помнишь, когда я был еще ребенком, то, вдруг проснувшись среди ночи, глядел куда-то в пустоту мертвыми глазами и шептал: «Господи! Если ты любишь меня, то подай хоть какой-нибудь знак!». И что? Могильная тишина. Только через полчаса могла заскулить во дворе соседская собака и снова тихо. Потом я придумал штуку похитрей, говорил тебе: «Господи, если ты любишь меня, то промолчи», - и ты молчал, а я засыпал успокоенный. (Грозит кулаком в небо.) Но я припру тебя к стенке! Слушай же, Бог… Если ты ненавидишь меня, то промолчи… промолчи как всегда… (Прислушивается.)

Тишина.

К. (усмехнувшись). Ну, вот видишь… Тогда зачем ты распускал про себя байки, будто ты «любящий» и «милосердный»? Лицемер! (Кричит.) Лицемер! Глухой Бог! Мертвый Бог! (Отчаянно смеется.) Подлец, негодяй! Старый дурак! Зачем ты оставил меня здесь одного подыхать на этой зловонной земле? Зачем ты затеял эту гадкую игру в Добро и Зло? (С огромной экспрессией.) Зачем?! За что?!

Тишина.

К. (взволнованно). Хотя… Постой, постой! Не гневайся только раньше времени!... Это очень странно… Ты всегда молчишь… это что-то значит… (Поспешно ищет свои бумаги, вынимает карандаш, говорит, торопясь.) Я понял! Я все понял. Это пауза. Твой ответ – это пауза. Как же я раньше этого не замечал? Какой дурак! (Держит в руках бумагу и карандаш.) Но как же записать? Я ведь не вижу… эх, сюда бы мою машинку… Ладно, попробую так. (Рисует на листке нотный стан, затем изображает на нем паузу.) Вот, кажется, вышло… Должно было получиться. Но кто поймет это? Люди скажут, что я сошел с ума, они не поверят в тишину, они не будут ее слушать. Никто не хочет слушать твой голос, они говорят: «Господи! Господи!», - но никто не дает сказать тебе хоть слово. (Тихо.) Почему так? Зачем?

К. медленно возвращается к смежной скамье, садится спиной к зрителям. Сжавшись, забирается поглубже в пальто, держит лист с паузой перед собой.

К. (неясным голосом). Холодно… Два холода: один снаружи, другой – внутри. Но внутри холодней.

Молчание.

К. (очень тихо). Холодно… холодно… (Замерзает.)

Шаги за сценой.

Z. (выйдя из-за кулис). Эй! Ты жив? (Подходит ближе, говорит небрежно.) Ты… это… не обижайся,… но мне деньги нужны. Ты сегодня, видимо, уже никуда не поедешь, поэтому… короче говоря, дай мне, а я тебе завтра верну… Понимаешь, она, которая из тринадцатого дома, попросила меня кое-что купить… а у меня с собой денег нет… вот… в общем,… (Грубо.) ты ведь можешь для меня что-нибудь сделать, я ведь для тебя всю жизнь делал! Ну?! (Приглядывается.) Ты спишь что ли? Ну и черт с тобой, я сам возьму. (Роется в карманах, вынимает остатки денег.) А что так мало-то? Ты их жрешь что ли? Ладно, мне на пару презервативов хватит. Спи дальше. (Уходит.)

Z., выходя, сталкивается в кулисах с Нищим. Оба недоверчиво оглядывают друг друга.

Z. Осторожней! (Уходит.)

Расходятся. Нищий не совсем трезвым шагом подходит к скамье, на которой лежит К.

НИЩИЙ. (откашлявшись). А я вот снова пришел… Дай, думаю, зайду, посмотрю, что вы тут делаете… (Садится.) А вы отдыхаете, значит. Спите, так сказать. Ну-ну. (Молчит. Быстро вынимает украденные деньги.) На, вот. Это ваше. (Протягивает через плечо К.) Берите! Я украл у вас. Честно говорю, что украл, а потом совесть замучила после первой рюмки. (Бьет кулаком в грудь.) А значит, у меня совесть еще есть! Значит я не пропащий человек! Значит, я нужен! (Снова протягивает деньги.) Да берите ж их! Не хотите? Тогда я вам их сам в карман положу. (Кладет деньги обратно в пальто К.) Вот, откуда взял, туда и положил. Все теперь. (С облегчением выдыхает.) Уф! Как будто гора упала с плеч. А говорят, будто совесть не мучает. Еще как мучает! Как палач! Того и гляди, что оторвет голову, если не послушаешься. Ведь совесть – это Бог в каждом, а попробуй перечить Богу. (Воодушевленно.) Знаешь что? Хочешь, я тебе свой крестик подарю? Не веришь?! А я вот возьму да и подарю, а он ведь золотой! Честное слово! Из чистого золота! Давно бы мог его пропить, ан нет, носил с собой, словно ждал чего-то и вот, видишь, дождался. Тебя дождался. (Снимает с шеи крест.) Бери, будешь моим названным братом. Бери, говорю! (Встает.) Не хочешь? От таких подарков не отказываются… я ведь от чистого сердца… Возьми,… пожалуйста… (Походит к К.) Хочешь я сам его тебе одену? Хочешь? (Не дождавшись ответа, целует крестик и, расправив цепочку, вешает его К. на шею.) Что это ты все молчишь? Спишь? (Берет его руку.) Руки у тебя холодные как лед… и шея такая же… (Трясет его за плечи. Голова К. опускается вниз.) Эй! Очнись! Мы братья с тобой! (Едва не плачет.) Ты не можешь… не имеешь права… тебе рано, слишком рано! (Садится рядом, очень близко, обнимает К.) Если ты замерз, то я тебя согрею. (Шепчет.) Все будет хорошо… хорошо… хорошо… (Тихо напевает.)
Лето пришло, расцвело.
Над нивой солнышко смеется,
Да серпы гуляют,
Песенка несется,
Голубки летают…

Нищий замерзает.

ДВОРНИК. (поет за сценой).
Светит месяц,
Светит ясный,
Светит он ко мне в окно.
(выходит на сцену). Пум-пурум-пурум-пум-пум! (Начинает подметать.) Насорили-то, насорили нехристи. (Продолжает работу, медленно приближаясь к скамье.)
Эх, яблочко, куда ты катишься?
Ко мне в рот попадешь,
Так не воротишься.
(Обращается к К. и Нищему.) Вы бы ноженьки-то свои подняли, господа, а то я мусор из-под вашей скамейки вымести не смогу. (Тишина.) Эй! Вам говорю! Ноги подымите! (Снова молчание.) Оглохли что ли? Ноги уберите, слышите! (Толкает Нищего в плечо, тот падает.) Эх, околел совсем! Помер. (Качает головой, стоит, опираясь на метлу.) Да уж… дела-а-а, однако. (Осторожно касается К.) И этот тоже Богу душу отдал. Ну, и денек! (Говорит зрителям.) Минут десять назад какого-то парня возле тринадцатого дома машина сбила, когда тот из аптеки выходил. Так презервативы по всей улице разлетелись! Вот смеху-то было! (Смеется басом.) Ребятишки их половили да надувать стали. Ну и детвора нынче! Хе-хе! (Смотрит на умерших.) А эти голубки видать от холода сгинули. (Укутывается плотнее.) Да, сегодня погодка суровая, сказать нечего. (Приглядывается.) Странно как-то… один точно бомж, а другой ничего так… одет неплохо… (Щупает воротник.) Не отказался б… хотя, говорят, дурная примета одежду покойников носить. (Чешет затылок.) А вот деньги?... (Лезет в карманы к К.) Деньги, они ж не пахнут, не умирают как люди, потому говорят, что они вечные. (Пересчитывает.) Мда… неплохо для покойничка… хоть и грех, прости Господи (Крестится.), зато будет, чем деток порадовать (Кладет украденное в карман своего рабочего фартука.) Ишь ты! Крест какой снаружи болтается. Видно, что богатый был человек. (Смотрит на Нищего.) У бомжа-то, откуда золотому кресту бывать? (Снимает крестик с К.) Тебе он, друг, на что? Тебе положено два аршина земли и камень сверху. (Вешает крест себе на шею.) Сам носить буду, хоть в церковь и не хожу. (Разжимает руку К., берет из нее клочок бумаги.) Эх, бумажка простая, а я подумал, что купюра. (Подносит поближе к глазам.) Так… что за улика? Скрипичный ключ, кажется, и с ним рядом какая-то ерундовая черточка. Мда… (Комкает бумагу, бросает в кучу мусора.) Прах к праху. (Крестится еще раз.) Ну, что, батюшки мои, спите с миром. Да помилует Господь души ваши грешные и да смилостивится над ними Отец Небесный. Честь Ему и слава и крепость во веки веков. Аминь. (Идет за кулисы, кричит на ходу.) Вася! Вась! Слышишь?! Тут на скамейке два покойника!

Пауза.

КОНЕЦ.