Институт - Марш-бросок

История четвертая

«Марш-бросок»

(1) Когда мы были студентами и ездили на сборы, то самое трудное испытание на этих сборах было на них попасть. Оно и понятно: если не все, то очень многие, включая и старост, пропустили перед дальней дорогой и на посошок, и по стременной, и еще по незнамо какой, о чем было известно только им одним.
 Руководству военной кафедры, потянувшему носом воздух и явственно почуявшему токи с характерным запахом, исходящие от душистого облака, колышущегося над необозримым студенческим морем, было необходимо принять какие-то меры. Конечно, если подходить строго, руководству следовало бы не допустить до сборов весь курс, но это было невозможно, ибо тогда оно в полном составе потеряла бы работу, но вот наказать хотя бы нескольких в назидание другим ему было вполне по силам. Первым пострадавшим оказался безобиднейший студент, по имени Леха, крикнувший перед самым носом у майора: «Смирно!» - ему было велено отправляться домой незамедлительно. Вторым оказался Сеня, качавшийся, словно былинка, колышимая ветром, проявивший впоследствии чудеса одному ему присущих хитрости и изворотливости, все-таки пробравшись тайком в поезд вместе со всеми, чем и обеспечил свое присутствие на сборах. Начальство не было особенно кровожадным. Оно вполне понимало охватившие студентов чувства, но со своей стороны тоже блюло свои правила игры. Невыезд на сборы означал автоматическое отчисление из института и поход в армию уже не на полтора месяца, а на 2 года.
 Сеня вопреки требованию ехать домой отправился вместе со всеми на вокзал. Погрузка в поезд была сумбурной и носила характер взятия осаждаемой крепости полчищами варваров. В образовавшейся толчее Сеня с еще одним будущим лейтенантом зашли в привокзальный туалет и там в течение 3-х минут (абсолютный рекорд, установленный на сборах) выпили для храбрости остававшуюся у них бутылку водки. После этого взгляд Сени прояснился и стал прозрачным, как стекло. Он вознамерился во что бы то ни стало попасть вместе со всеми в поезд. Решимости ему теперь с избытком хватило бы, чтобы слетать на луну, не то, что добраться до какой-то воинской части. Пользуясь неразберихой, он незаметно проскользнул в соседний вагон вместе с другим факультетом, после чего, дождавшись, когда поезд тронется, через тамбур (который во время стоянки был почему-то не заперт, как того требует инструкция) перебрался уже в свой вагон.
Когда майор увидел Сеню, он подпрыгнул от неожиданности.
- Ну ладно, повезло тебе, не уследил. Но клянусь, Жуковский, я с вас на сборах глаз не спущу! А сейчас немедленно на верхнюю полку и не отлучаться с нее ни на шаг до самого момента прибытия!
- А если приспичит, товарищ майор?
- Сходишь в окно!
- Так они ж заперты!
- Значит, не приспичит. Если увижу тебя где-нибудь в другом месте, лично остановлю поезд и пересажу в первую же встречную электричку! Все ясно?
- Так точно!
Но у майора дел было выше головы и без Сени. Он не мог следить за ним всю дорогу. В скором времени его внимание привлек подозрительный кружок слишком уж плотно сомкнувший свои ряды в тамбуре возле туалета.
- Что вы тут делаете? - подбежал к ним майор.
- Курим, - ответил за всех один из студентов, что-то пряча за спиной.
- Ну-ка, покажите руки!
Студент, тем временем передав за спиной сосуд с некой прозрачной жидкостью своему товарищу, показал майору пустые руки.
- А ты покажи, - обратился тот к его соседу.
Сосед тоже успел сбыть бутылку с рук на руки, продемонстрировав майору отсутствие у себя каких либо посторонних предметов.
Так продолжалось несколько минут, как в детской игре « в собачку», причём водящим был старший по званию. Так и не найдя искомый предмет, он уже собрался было вернуться в вагон, как вдруг, обернувшись, онемел от возмущения. Перед ним стоял Сеня, собственной персоной, который, наблюдая со своей полки за увлекательной игрой и обуреваемый в свою очередь жаждой деятельности, не мог не присоединиться к компании. Воспользовавшись тем, что офицеры вниманию которых он был поручен, увлечены разговором, Сеня, не спускаясь на пол, по верхним полкам добрался до тамбура.
- Жуковский, по приезду вы схлопочите у меня несколько внеочередных нарядов, - выдохнул майор.
- Виноват, не было возможности терпеть, - отрапортовал Сеня, прикладывая руку к пустой голове.
Конечно, майор не стал дергать никакой стоп-кран и все благополучно прибыли на место дислокации.
Так напористость и желание бороться до конца помогли 2-ому наказанному избежать армии, в отличие от 1-ого, который, сразу махнув на все рукой, ушел в нее осенью, после чего восстановился в институте курсом ниже, вычеркнув, таким образом, из жизни ни много ни мало - целых три года.
В иные моменты обстоятельства заставляют действовать решительно.
(2) Приехав на место,  мы столкнулись с обычными для новобранцев проблемами: мозолями от неправильно замотанных портянок, нечищеными сапогами и не подшитыми воротничками.
Кстати, первая проблема, а именно мозоли, вывела из строя за первые несколько дней почти треть состава. Некоторые так и провалялись в лазарете со своими ногами все 45 дней вплоть до самого отъезда, надев сапоги, таким образом, лишь дважды - в первый день и в день принятия присяги.. Вот что значит переход с гражданской формы одежды на военную! Наука правильного наматывания портянок оказалась недоступной для трети студентов, окончивших четвертый курс, т.е. людей, имеющих незаконченное высшее образование. Кто, вообще, придумал эти портянки? Насколько мне известно, их не носят больше ни в одной армии мира. Я знал людей, которые, проносив портянки все 2 года службы, так и не научились их правильно заматывать, т.е. делать это так, чтоб в них было удобнее, чем в носках. Очевидно, чтя память героев гражданской войны, руководство нашей армии сохранит портянки, в которых сражались с белогвардейцами еще их деды и прадеды, как священную реликвию, на все времена, пока будет существовать наша армия.
Очевидно, Устав охотнее мирится с солдатами, стершими ноги, в шлепанцах, нежели в армейских ботинках, существование которых не допускается даже гипотетически.
Жизнь на сборах потекла своими суровыми буднями - нарядами (но не теми, что носят на гражданке воздушные красавицы), ежедневными пробежками, учениями и боевыми дежурствами.
(3) В одном из ночных нарядов дневальный, по имени Андрей, бродил между палатками, глядя на ночное небо и поеживаясь от холода.
Вдруг ему стало неожиданно жаль самого себя.
- В самом деле, - рассуждал он, - я тут не сплю, мерзну, а они все (он имел в виду своих боевых товарищей) храпят себе в тепле, на мягких постелях под теплыми одеялами!
Тут взгляд его упал на одну из палаток, точнее, на тот участок ее наклонно натянутого брезента, где находился второй ярус кроватей. На одной из них, как раз около стенки, спал его тезка, которого первый почему-то недолюбливал. Как раз на том месте, где лежал второй Андрей, ткань характерным образом округлилась, отчетливо вырисовывая в лунном свете силуэт его спины и то, что располагалось чуть ниже.
- Ага, да он просто надо мной издевается, - возмутился дневальный.
Не долго думая, он подошел к палатке, и двумя пальцами резко оттянул по тому месту, где по его расчетам, находилась самая чувствительная часть тела спящего.
Стена колыхнулась, выпуклость на ней мгновенно исчезла и уже больше не показывалась.
Дневальный с несколько успокоенным сердцем вернулся на свой пост под грибок.
Пострадавший спал надо мной. По вечерам он снимал очки и подолгу смотрел на нас сверху своими умными, как у спаниеля, полными грусти глазами.
(4) На следующий день были тактические занятия в поле. Командир отделения (а ими были, как правило, те из студентов, кто уже отслужил в армии) объяснял задачу:
- При команде: «Вспышка справа» или «вспышка слева» отделение поочередно рассредоточивается спереди и сзади своего командира. Значит, первый бежит вперед, второй - назад, следующий за ним, третий, вперед, перед первым, а четвертый, соответственно, следом за вторым. Ну и так далее. Понятно?
- А я куда? - послышался тонкий голос самого крайнего, замыкающего строй.
Блин горелый! - возмутился его тупостью командир. - А ты уходишь вертикально вверх и сидишь на ветке до окончания учений!
Пристыженный студент больше уже не лез с глупыми вопросами.
(5) Вообще, служба разных взводов (проще говоря, учебных групп) одного и того же факультета разительно отличалась друг от друга. Все зависело от офицера, который достался тому или иному взводу.
Были офицеры, приехавшие из действующих частей, и рассматривавшие сборы, как законную возможность отдохнуть от службы и семьи, но были и молодые, только что закончившие военные училища, горящие желанием показать штатским молокососам все прелести военной службы. В результате получалось так, что в то время, как одни студенты загорали на солнышке где-нибудь в поле на рытье окоп, которые прокладывались в земле лишь мысленно, другие в ОЗК и полной боевой выкладке наматывали круги вокруг лагеря. В конце концов всякая служба зависит от видов, которые имеет начальство на подчиненных.
(6) Наконец, мы подходим к кульминации сборов - маршброску на       15 км. И хотя новоявленные курсанты и бегали каждый день на зарядке и некоторые из них за месяц, проведенный в лагерях, даже похудели на несколько дырочек на ремне, все равно, пробег в полной амуниции на 15 км был, конечно, серьезным испытанием для многих новичков.
Но вот старт дан и студенты бегут дружно, поначалу даже не очень растягиваясь. Хуже всего пришлось заядлым курильщикам, с их дыхалкой у них было преимущество перед другими быстрее увидеть небо с овчинку, или в алмазах, - как вам больше нравится.
Один из самых рьяных курильщиков, Андрей (тот самый, что претерпел ночью от дежурного столь незаслуженную обиду), решил пойти ва-банк. Он задумал обогнать всех и пробежать 15 км, как можно быстрее, в безумной надежде прибыть к финишу прежде, нежели Кондратий успеет схватить его за пострадавшее место.
Поначалу он держался молодцом и даже бежал минуты три с автоматом впереди всего строя. Но на ближайшем повороте неожиданно рухнул в кусты, из-за которых уже больше не показывался. Очевидно, Андрей не рассчитал свои силы, и Кондратий, которого он вполне справедливо опасался, все-таки, настиг его даже скорее, чем тот ожидал.
К счастью, забег делился на 2 этапа: 7,5 км вперед и столько же тем же маршрутом назад. Это была, несомненно, гуманная мера, потому что забег можно было ведь пустить кругом, маршрутом, который не повторял бы одних и тех же пройденных мест. Тогда наш взвод к финишу точно не досчитался бы половины своего состава. А так, благодаря именно той схеме, которая была выбрана, мы имели возможность на обратном пути подобрать тех, кого растеряли по дороге, а их на протяжении первых 7-ми с половиной километров набралось, пожалуй, около трети. Андрей был лишь первой ласточкой, выпавшей из строя, дальше студенты посыпались, как горох, они падали в овраги, под каждую удобную корягу, куст или дерево. Так, по впечатлению одного бойца, после 3-его км он перестал видеть что-либо вокруг. Все сокрыла сплошная красная пелена, в которой он брел, брел куда-то, как ему казалось, вперед, падал, поднимался, и вдруг с трудом различил сквозь полосу тумана, застлавшего ему глаза, бегущих навстречу товарищей, пора было возвращаться, это предало ему сил. Открылось второе дыхание, и он, окрыленный, помчался, что было духу, впереди всех к финишу. Оказалось, что до него рукой подать, и он бодрый, как жеребец, пересек заветную линию одним из первых.
Но не все сыпались в кювет с дороги, как спелые сливы, были и настоящие бойцы, честно пробежавшие все 15 км. Конечно, с непривычки им пришлось несладко. Тут уж каждый приноравливался к трассе, как мог. Более выносливые брали автоматы у тех, кто послабее. Поскольку бежать пришлось по бетонке, у некоторых сводило судорогой ноги так, что не было никакой возможности их согнуть.
В довершении всех бед пришлось терпеть издевательства и от местного населения. Так, на одном из поворотов, где бетонка переходила в проселок, стоял какой-то местный пижон, который, наслаждаясь нашим изможденным видом и не зная, чем еще себя позабавить, предлагал всем пробегающим закурить, очевидно, с целью усугубить наши страдания. Кое-кто принял вызов и затянулся, но бежать от этого стало еще трудней.
(7) Здесь самое время вспомнить еще об 1-ой жертве пресловутых портянок. У одного бойца к середине пути они совсем размотались и их пришлось заменить носками, предусмотрительно захваченными с собой. В тех колодках времен инквизиции, именуемых кирзовыми сапогами, они тоже довольно быстро безнадежно сбились и начали весьма чувствительно натирать кожу на ступнях. Поправлять носки через каждый шаг было решительно невозможно, так что, в конце концов, пришлось плюнуть на них и бежать уж так, как придется.
Довольно быстро они содрали кожу со ступней почти полностью, так что бежавшему стало слышно, как хлюпает кровь в сапогах. Но лечь в траву у дороги тоже не было никакой возможности, потому что никто ведь не понесет тебя на руках к финишу. Так или иначе, это был не просто кросс, это было нечто большее, настоящая борьба на выживание, то испытание, которое формирует мужской характер, потому что одно дело бегать в удобных кроссовках на тренажере в спортзале, и совсем другое - в орудиях пыток и совсем даже без кожи на ногах. Дело было даже не столько в дистанции кросса, сколько в множестве препятствий, которые нужно было преодолеть, никак с самой дистанцией не связанных.
 Рядом на негнущихся после бетонки ногах бежал еще один боец, после нескольких затяжек, предложенных ему местным, совсем упавший духом, и только слова “Stand rock on fight!” (стань, как скала в борьбе) из песни Status Quo «Ты теперь в армии» предали ему недостающую бодрость. Вообще, песни всегда поддерживали нас в трудную минуту.
Так или иначе, все когда-нибудь кончается, кончилась и эта пытка.
Все же, мы испытывали известное моральное удовлетворение оттого, что все-таки, не смотря ни на что, пробежали эти 15 км, а не отлеживались всю дорогу в придорожном кювете, как некоторые.
Конечно, по времени мы не победили, и конечно, нам было далеко до первого взвода (где были, в основном, ребята с подготовительного отделения, т.е. отслужившие в армии), которые к финишу пришли строевым шагом в полном составе, да еще и с песней.
Вот что рассказывала жертва портянок уже после:
- Когда я, наконец, сел у финиша, и снял проклятые сапоги, то увидел, что кожи на ступнях у меня нет, а есть одна сплошная рана. Вобщем, я прочно влез в шлепанцы, с которыми не расставался до самого конца сборов и даже еще месяц после них. Его твердость духа отметил даже комвзвода, до этого считавший данного студента раздолбаем и, вообще, человеком второго сорта.
(8) Благодаря своим боевым ранениям, он даже был освобожден от ротно-тактических учений (РТУ), проходивших в открытом поле, на которых, по рассказам очевидцев, студенты, лежа в окопах, ели землянику, а также тайком бегали в лес по грибы, тогда, как старший командный состав, истомившийся за время сборов от безделья, бегал, раскрасневшийся и счастливый между воюющими сторонами. Некоторые офицеры, поменявшись со студентами свой формой, стреляли в неприятеля, брали друг друга в плен, одним словом, развлекались как могли. В общем, РТУ закончились без большой крови. Единственное, что было пролито на этих учениях, это слезы полкового лекаря, так и не осуществившего своей заветной мечты выспаться за все предыдущие дни службы. Доктор справедливо полагал, что уж где-где, а на РТУ, - раз уж он не принимает напрямую участия в боевых действиях, - ему дадут отоспаться на всю катушку. Игры командования спутали все его планы. Только он, по его словам, прикорнул на раскладушке в лазарете, как грохот от разорвавшегося рядом взрывпакета лишил его сна на несколько ближайших часов. Доктор решил найти для сна более укромное местечко, справедливо рассудив, что красный крест на дверях больницы слишком заметный знак, привлекающий внимание противника, почему и решил отойти от места учений подальше в лес. Там он и схоронился под елочкой в сладком предвкушении придавить пару часиков. Но не тут-то было - свист холостых снарядов и крики воюющих сторон, окруживших елочку, и тем самым переместивших ее вместе с несчастным доктором в эпицентр боевых действий, не позволили последнему, вздрагивающему после этого от малейшего шороха, присесть ближайшие полдня.
Ровно столько замученный мед. работник тенью шатался по позициям, нигде не находя себе пристанища. Наконец, он решил, что поскольку студенты большую половину дня беспечно провалялись в окопах, почему бы и ему не последовать их примеру, доказывающему, что лучший способ замаскироваться - это быть у всех на виду. Он спустился в один из окопов и со слезами попросил у его обитателей разрешения перехватить в их гостеприимном укрытии часок-другой. В ответ последовало великодушное согласие. Наш медик с облегчением вздохнул и не успел сомкнуть после всех треволнений минувшего дня сонные вежды, как был захвачен вместе со всем населением окопа внезапно нагрянувшим неприятелем под предводительством самого начальника военной кафедры, который был совершенно счастлив тем, что застал врага врасплох, был красен, оживлен, и, вообще, имел вид человека, достигшего в этой жизни исполнения всех своих желаний. Лекаря он великодушно отпустил.
(9) перед окончанием сборов нас всех ждал гос. экзамен по военной подготовке. Вообще-то, он вопрос в вопрос повторял экзамен, уже однажды сданный нами в институте, без которого не допустили бы до сборов, тем не менее, его следовало сдать повторно уже в полевых условиях.
О том, что это был за экзамен, можно судить по ответу на нем одного из студентов.
- Так как же срабатывает ядерная боеголовка на детонацию, - был вопрос. - Как, вообще, происходит ядерный взрыв?
- Ну, ракета же кверху заостряется, - осторожно ответил студент.
- И что же?
- Ну, вот она летит, летит - втыкается в землю и взрывается.
Студенту за этот ответ поставили «удовлетворительно». Хорошо еще, что не четверку. Впрочем, если память мне не изменяет, там были даже 2 или 3 двойки.
По окончании сборов, каждый добирался до дома своим ходом. Первое мое самое яркое впечатление от гражданской жизни была женщина, спокойно идущая по перрону. Это было так странно: спокойно идущая по своим делам - и вдруг женщина! Наверное, за полтора месяца лагерной жизни о женщинах складывается впечатление, что они не ходят, а плавают по воздуху, пуская в небо разноцветные шутихи. Впрочем, весьма скоро взгляд на жизнь адаптируется к мирным условиям.
(10) Вот, собственно, и все. Это был, пожалуй, последний год, в который мы с друзьями шагали по одной дороге, питая единые интересы и устремления. Со следующего курса наши пути стремительно расходятся, все дальше разводя нас в стороны, что, наверное, было неизбежно, ибо мы вступали в новую эпоху перемен, когда прошлое, как это часто бывает, ни малейшим напоминанием не пересекается с настоящим.

                19.08.2003 г.