Похищение Европы
И вот уже христианство, духовный оплот Европы, потеряло всякий стыд и погрязло в череде вполне земных и человеческих скандалов, утратило свой таинственный ореол и более не внушало страх своей пастве. Страх перед смертью. Страх перед Страшным судом. Страх перед богом. Бог вообще стал лучшей рекламой церкви, продававшей товар по выгодной цене – за отпущение грехов и место на небе. Церковь сдавала в аренду участки рая на определенный срок с возможностью дальнейшего продления договора при поступлении очередного платежа на ее счета, предоставляла расписки и рассрочки, ссужала верующих в нее, но уже не верующих в бога заоблачными суммами под высокие проценты. Понятие греха обезличилось, и уже можно было грешить как угодно и сколько угодно, лишь бы исправно платить отступные церкви. Бог оказался не у дел, получал свой скромный процент в виде пустых молитв и плавленого воска и не понимал, что происходит, но, как и прежде, доверял своим земным управляющим и не вникал в сложную бухгалтерию. А на земле тем временем борьба шла уже не за благосклонность его самого, а за благосклонность тех самых управляющих, которые стали новыми хозяевами жизни.
Кто не хотел платить постыдную мзду христианству, искал спасение в буддизме, тантре, пусть даже камасутре, то есть неуклонно приближался к востоку, приобретая характерные черты и цвет лица. Запад во всем стремился подражать и следовать востоку, что, наверное, внесло бы свежую струю в прогнивший насквозь западный мир, коммерциолизированный и фальшивый с ног до головы, если бы он воспринимал все восточное с соответствующей инструкцией по применению, а именно восточной мудростью. Увы, запад давно потерял собственную мудрость, и даже великий немецкий народ, народ-философ, подаривший миру Канта и Гегеля, Шопенгауэра и Ницше, Хайдеггера и Ясперса, вырождался в бессмысленных войнах и уже давно ничем не подкрепленном чувстве национальной гордости. Что уж говорить о тонкой материи восточной мудрости, которую запад снизводил до одной-единственной фразы в глянцевом журнале. Ведущие европейские архитекторы обставляли дома своих клиентов в соответствии с канонами фэн-шуй. По жемчужине Центральной Европы, культурной столице Вене, толпами ходили веселые кришнаиты. Из книжных магазинов моментально исчезал коран на арабском языке и залеживалась библия на коренном языке. И все это часто не несло с собой никакой смысловой нагрузки: фэн-шуй был в моде и придавал жилищу интересный колорит; славный мальчуган Кришна предоставлял множество поводов для радости и хорошего настроения; а коран с непонятными, но красивыми языковыми переплетениями являлся безусловным украшением любого книжного шкафа и гордостью его владельца, но вся восточная мудрость была здесь абсолютно ни при чем.
Однако наибольшую опасность представляло новое мусульманское завоевание. Да, иммиграция из Китая, Японии, Кореи или Индии тоже больно била по западным устоям. Но слухи о резком пожелтении мира, еще недавно казавшиеся непреложной истиной, оказались сильно преувеличены: теперь Европу захлестывала высокая волна ислама и главная угроза потере независимости исходила в одних регионах от арабов, в других – от турков. Женщины в чадре стали таким же обычным явлением на улицах немецких городов, как и в радикальных исламских странах. Кровавые арабские разборки во Франции или Бельгии уже ни у кого не вызывали удивления. Даже в Финляндии местное население традиционному leipa нередко предпочитала денеры с кебабами. К этому примешивалась немаловажная демографическая проблема: ведь азиаты размножались гораздо чаще и эффективнее, нежели аборигены. Пусть они и выполняли черную работу, которую иначе было бы некому выполнять, потому что европейская молодежь обленилась окончательно и бесповоротно и прожигала жизнь исключительно в развлекательных тусовках, но за стойками баров, в клубах и в постели друг у друга молодые европейцы не замечали, как вчерашние рабы постепенно выхватывали власть из их рук и порабощали их самих.
Итак, на западе наблюдался кризис семейной жизни: многие вообще не женились и не имели детей, предпочитая вдоволь нагуляться за свою короткую жизнь, другие, хотя и поздно, женились и выходили замуж, но рожали одного, в лучшем случае, двух детей, третьи и вовсе были потеряны для общества как производители, вступая в однополые отношения. Вот уж откуда Шпенглер не ждал заката Европы, так это от гомосексуализма, в угрожающих масштабах распространявшегося по Европе. На главной площади Копенгагена при большом скоплении зевак два здоровых викинга сочетались законным браком. Кто-то однажды эмигрировал из России в Финляндию и стал голубым, потому что финские девушки оказались полными крокодилами, а горячие финские парни вполне даже ничего. После Christopher Street Day вообще создавалось впечатление, что натуралы вымирают и теперь они относятся к меньшинству, а не наоборот. За что боролись, на то и напоролись. Грехи христианской церкви не прошли даром, когда в средневековье на кострах и в озерах Европы были казнены прекраснейшие женщины континента. Волна американского феминизма, пришедшего в Европу, доходила до абсурда в Скандинавии и Прибалтике: никогда не следует предлагать понести сумку или чемодан, будь он даже неподъемный для хрупких женских рук, какой-нибудь литовке или латышке – меньше нервов и ненужных переживаний! Потом опять же страстные арабы и турки, привлекающие скучающих европейских женщин гораздо больше, чем те же немцы или французы. Вот и получалось, что европейским мужчинам, и так весьма ограниченным в выборе из-за треклятой инквизиции и зажатым феминизмом, с одной стороны, и невозможностью выдержать конкуренцию с мусульманами, с другой, ничего не оставалось, как вспомнить о своей голубой крови. Хотя это, конечно, не оправдание.
Единственным, что еще могло спасти Европу от неминуемой гибели, было вмешательство России, которая, безусловно, понимала свою великую миссию и всегда была готова прийти на помощь западу в его возвращении к мудрости и духовности. Поэтому она мужественно жертвовала русскими евреями (евреи поворачивают Европу в русло западной цивилизации!) и нещадно отправляла их туда. Увы, русские евреи, прошедшие холокост на своей родной чужбине, и, как следствие, опустошенные и духовно, и физически, хотя и несломленные, уже не годились для выполнения столь сложной задачи. Но русские люди со всеми братскими народами не собирались сдаваться и только ждали своего часа, чтобы спасти Европу раз и навсегда.
Сама Россия тем временем утопала в дерьме. Нет, духовности в России было хоть отбавляй, да и православие, не в пример другим традиционным ветвям христианства, гордо вставало с колен и двигалось вперед, предводимое вчерашними его гонителями. Не только знаменитая Троице-Сергиева лавра, но и остальные церкви Сергиева Посада и вообще всей России – от помпезного и проклятого при его восстановлении Храма Христа Спасителя до скромной маленькой деревенской часовни – в большой праздник были заполнены до отказа, да так, что случайному прохожему невозможно было просто стоять в дверях и ему оставалось только два варианта на выбор – либо вообще не входить, дабы не смущать верующих, либо войти, встать на колени, перекреститься и непременно удариться головой об пол. Прихожане каялись перед богом за свою беспутную блудную жизнь. Грешили и снова каялись... грабили и снова каялись... убивали и снова каялись... Бог все простит! И такая духовность на поверку оказывалась фикцией, удобным способом сбыть свои грехи и забыть о них. Конечно, православие еще далеко отставало от товарно-денежных отношений остального христианского мира, но неуклонно к ним приближалось.
Однако православие, по крайней мере, со второй половины девятнадцатого века и весь век двадцатый, уже не служило главным источником духовности русского народа. Душой, религией и всей жизнью русского народа с тех пор являлась русская литература. Естественно, литература играла важную роль и в Европе, но она никогда не была там так популярна в лучшем смысле этого слова, как в России, и никогда не занимала такое место в жизни читателей, какое она занимает в России. В Европе никогда так не читали и не зачитывались своей литературой, как в России, где каждый человек примеривал ее на себя и находил в ней духовный образец для подражания. И как раз духовность русского народа, основанная на духовности русской литературы, могла спасти западную культуру от вырождения.
Русская литература избрала, тем не менее, ложный путь развития, точнее, этот порочный путь развития избрали для нее сами писатели, пошедшие на поводу у массового читателя вместо того, чтобы вести читателя за собой в выполнении исконной миссии русской литературы. Причем речь шла уже не о второстепенной литературе, которая существовала и будет существовать всегда. На новейшем этапе истории такая литература выражалась в криминальном чтиве, книгах с переизбытком часто надуманных, но ярких сексуальных сцен и просто в огромном количестве низкокачественной писанины. Никто не собирался спорить, что второстепенная литература тоже необходима и отражает реальное положение вещей в стране, где любой уважающий себя провинциальный мальчишка видел себя в будущем в серебристом мерседесе и с пистолетом в руке и почитал подобную карьеру за честь, где капиталистическая свобода выкинула на улицы и телеэкраны не переваримый в нормальном состоянии объем насилия и секса, где, наконец, кич стал стилем жизни. Другое дело, что темы второстепенной литературы плавно перетекали в произведения писателей, провозглашающих себя душой и совестью нации, то есть посредниками той самой духовности от русской литературы к русскому народу. Это течение гордо именовало себя постмодернизм.
Постмодернизм оказался довольно извращенным зверем. Он не стал страстным поклонником русской литературы, каковыми были, за малым исключением, его предшественники, а грубо усадил ее, как площадную девку, в гинекологическое кресло и тщательно исследовал ее внутренности, и уже оттуда смотрел под одним и тем же углом зрения на окружающий мир, упуская из виду другой, богатый, полный различий и противоречий мир, который не был виден из столь интересного места. В результате, один известный постмодернист смотрел на мир как раз с позиции ****ы и ебли, другой примешивал к ним говно и блевотину, а третий игнорировал всю эту лажу начисто и концентрировался исключительно на наркоте и кайфе – и основное общее у них было только одно: односторонность повествования, как будто ничего больше не происходило. Конечно, и остальные факторы, приводившие к закату Европы, не теряли актуальности для русской литературы: спекуляции на имени бога, чрезмерное увлечение восточными традициями, которое, правда, наметилось еще у некоторых предшественников постмодернизма, но достигло своей крайней формы именно сейчас, заигрывание с гомосексуализмом... Сами по себе открытия постмодернизма, как, например, поток подсознания или вольное обращение с метким русским словом, ни в коем случае не угрожали духовности русской литературы, а только подкрепляли ее, но культивирование их до абсурда заставляло читателей отворачиваться от постмодернизма, которым они поначалу было зачитывались, и бежать прочь, чаще всего, в Латинскую Америку – к Маркесу, Борхесу и Кортасару, ударение имени которого сместилось в устах русских читателей на последний слог, или опять же на восток, в первую очередь, к Мураками.
Из всего этого можно было сделать неутешительный вывод, что русский народ, так же, как и европейцы, стремительно терял свой духовный оплот, русскую литературу. Посему даже Россия была не в силах спасти западную цивилизацию от мусульманского завоевания. Жаль, но, как гласит общепринятая мудрость, почитай свои корни и своих предков. И эта мудрость теперь свято блюдется только на востоке. Значит, восток будет править новым миром, миром, где западной культуре места не найдется. L’Europe est merde! Vive l’Europe!
Сосново – Одесса, 20-29 августа 2003
Свидетельство о публикации №204092200142