Любовь

Многих интересует знать, что такое любовь. Почему многих, а не всех? Да потому что многие другие решили для себя, что любви никакой нет, а просто платить не хочется – и на том успокоились. И живут себе спокойненько – в ус не дуют. Но многие все же интересуются, а некоторые даже считают, что знают это и умеют это. Но это не то “это”, о котором плохая передача на телевидении, наше это – это любовь.И бог ее, действительно, знает, что она такое и есть ли она вообще или просто продолжение рода, химизм и желание спрятать биологию в красивый футляр из слов. Кстати же, многие из тех, что считают себя вполне знающими, как раз словами и пренебрегают. Нет, запутанное это дело – любовь.

Вот представьте себе довольно крупный город на Кавказе, промышленный центр, флагман, как любили писать не слишком изощренные в литературном стиле журналисты, химии. И, конечно же, разноязыкое население – просто Вавилон до разрушения башни, но уже с разными языками. Хвастливо писали те же журналюги о сорока семи, что ли, национальностях. Все понимают, что такое этот город. Новостройки, дома культуры, танцплощадка, запах химии, акаций, моря. Все, как у всех – горком, исполком, памятник с вытянутой рукой, начальство разноязыкое. Делить нечего.

А в одной квартире в микрорайоне семья – родители, женатый недавно сын, дочь прибежала, потому что муж в командировке, а одной дома страшно – погромщики уже почти до ее улицы дошли. И пока бежала-то, была в ужасе, что поймают. Молодой жены дома нет. Она работает в НИИ, и руководство этого НИИ решило спрятать своих работников, принадлежащих к древней кавказской национальности. Именно эту национальость и громили. А молодая жена и ее семья, и семья мужа тоже была из этой же национальности. В многонациональном Вавилоне смешанные браки не были повседневностью: возврат к общему праязыку был невозможен.

НИИ был построен, на счастье, капитально и фундаментально с подражанием грекам с их портиками, колоннами, и подвал тоже был и очень надежный. Вода из крана шла, электричество работало, в буфете были продукты – дня три можно было продержаться с ружьем ночного сторожа и пистолетом участкового милиционера. Кто жил поближе сгоняли домой за одеялами и подушками, а там, глядишь, Москва заставит власти вмешаться. Обкурившиеся громилы должны испугаться танков и автоматов, пусть даже солдатам запретят стрелять. Так, кстати, и случилось, и громилы ничуть не испугались и продолжали убийства на глазах у связанных приказом солдат.Но кое-кого все же удалось спасти, и руководство НИИ правильно все рассудило, а молодая жена пошла звонить домой, что остается ночевать на работе.

Вот я не устаю твердить, что телефон – это дьявольское изобретение и враг человечества. Ни работать, ни отдыхать спокойно не дает. Я уж не говорю о спасении жизни. Не было бы дома телефона, ничего бы не случилось.

А случилось то, что молодой муж любил свою молодую жену. А как же! Современные люди, не средневековые дикари, когда молодые знакомились уже в брачной постели! Конечно же он ее любил – она ведь была его, разве нет? Вот его штаны, вот часы, очки от солнца, мотоцикл, а вот – жена. Молодая, его. Встречались, в кино билеты покупал, мороженое. Терпел до свадьбы: простыню-то по-прежнему выносили из спальни на погляд родни и гостей. Свой же отец бы был недоволен, не говоря о ее родственниках.У нее, правда только мама-учительница, то есть приданое, считай, нулевое, тряпки-плошки. Но тем более, тем более. Женился. Любил, значит.

И вот поймите: он ее любит, она его жена, он, значит должен трястись в “хрущобе” за картонной дверью и не спать всю ночь, а может быть, даже унизительно погибнуть, а она, мужняя жена, собирается ночевать вне дома в компании незнакомых мужчин?!

А то, что мужчины незнакомы только ему, а ей они – сослуживцы, - это даже еще хуже, потому что знаем мы этих сослуживцев. И этих жен, когда они ночуют не дома. Сослуживцы не были такими уж очень незнакомыми. Случались в НИИ праздничные вечера отдыха, на которые стремился попасть весь город, на демострации принято было ходить всей семьей – все развлечение. Так что было в негодовании мужа преувеличение, нарочитость. Тем более, что сослуживцы жены, сами кавказцы, не слишком спешили нарушать многовековые табу на чужих жен, да еще в такой экстремальной ситуации, в которой они все оказались, непонятно чьей волей.

Но факт тот, что ее не хотели отпускать домой, отговаривали, сторож отказывался открыть входную дверь, но молодая женщина рвалась домой, боясь гнева мужа и его родителей больше, чем погромщиков, которых она ни разу не видела. И где еще они были, эти громилы! А муж с родителями сидел в квартире и ждал, когда жена выполнит его приказ немедленно прекратить ****овать и вернуться домой, пока он сам не пришел в этот их ср...ый НИИ и не разогнал их всех там на...Весь мир, весь Вавилон, в минуты душевного подъема использует русскую нецензурщину. Может быть, она и есть тот праязык, отнятый умным богом у идиотов, которые только материться и умели? Смотрите, что получается: стройка шла, пока матерились, запрет на мат подкосил всю затею. И по сию пору нет стройки без мата – это просыпается древняя генетическая память о родном отнятом языке ( но почему же возврат к языку давнего абсолютного взаимопонимания в наши дни происходит с точностью до наоборот – в моменты наиболее абсолютного непонимания людьми друг друга?). У молодого мужа тоже, видно, проснулась генетическая память, потому что в обычной жизни он возврата к истокам не проявлял. Но тут такое дело – усмирение строптивой женщины, святое дело, можно сказать.

Его родители, особенно мать, тоже с нетерпением ждали невестку. И понятно – она там шляется, отдыхает на службе, что-то неприличное говорит мужу по телефону – совсем стыд потеряла, - а тут мусорное ведро невынесенное стоит, разве ж это порядок? Распустил сын совсем эту нахалку! Она думает, что раз она с дипломом, то ей уже все можно? Их дочь тоже с дипломом,и сын – муж нахалки – тоже инженер. Все интеллигентные люди, так ведро должно до утра полное стоять? Даже дочка сказала, что в кухне запах плохой, чего это невестка ведро не вынесла.

И вот нахалка прибежала, чуть жива, домой. По дороге в перспективе улицы увидела темное месиво толпы, неуклонно приближающейся к их району, и, конечно же, пришла в отчаяние от понимания неминуемости гибели.

Дома к ней отнеслись жестко и потребовали вынести мусор и вспомнить, что она жена, а не президент США, чтобы кто-то трясся за ее жизнь, которой она недостойна, раз хотела спастись без мужа. “Иди,иди!” И она пошла, а вернувшись, попала в подъезде в водоворот людских тел, воняющих ртов, налитых кровью глаз, цепких рук и сквернословия. Толпа схватила ее у дверей квартиры, когда спускалась вниз, проскочив в азарте лишний этаж.Потому что толпа знала адреса, а соседи еще и подсказывали, но тут разгневанные народные массы не успели затормозить на нужном этаже, и радостно увидели добычу, которая с криком стучала в наглухо запертую дверь, а за дверью не только не дышали, но и все химические процессы тела остановили.

И весь этот водоворот с добычей в лапах выкатился на улицу, а соседи опасливо выглядывали из-за тюлевых занавесок, не понимая, почему так быстро все прекратилось: захлебнувшийся женский крик – и все, ни треска взламываемой двери, ни разноголосых воплей, ни звона посуды – обычной мелодии погрома. Потом долго весь город с ужасом рассказывал друг другу, что увидели соседи – молоденькая худенькая армянка, абсолютно голая, в толпе пьяных и обкуренных мужчин, которые тут же, экономя время, насилуют ее по очереди, перемежая насилие побоями. Каждый был джигит, и у каждого был в руках кусок арматуры в качестве дубинки. Потом все построились в колонну, девочку поставили впереди и пошли по городу, время от времени останавливаясь для очередного сеанса избиения ее стальными прутьями и очередного предложения всем встречным и поперечным трахнуть армянскую суку. Недостатка желающих не наблюдалось.


Свой марш борцы за ...я не знаю, за что, закончили на городской свалке, где и было ими брошено синее тело растерзанной жертвы.

Все знают, чем закончились эти события. Армян вывезли, город подмели, сделали ремонт, у мужа моей школьной подруги – бездельника, дурака и анашиста – появился цветной телевизор, который он хвастливо смотрел на балконе, а его жена, красавица с толстой косой, милая и добрая ( у которой я была подружкой на свадьбе, в нарушение всех законов, касающихся отношения к гяурам), во дворе, на лавочке под их балконом, рассказывала мне о веках исторической несправедливости и о том, что желание исправить эту несправедливость святое и праведное желание. А я никак не могла понять, при чем же здесь дочка учительницы, у которой училась в начальной школе моя подруга и о которой всегда вспоминала с любовью и уважением. Непонятливость моя злила и раздражала мою добрую Милу – Мяляк, что означает ангел, а уж если ангелы начинают раздражаться, то значит, мир наш не имеет права называться этим словом, а должен быть назван адом, ведь именно в аду проживает тот, кто стал первым ангелом, позволившим себе разозлиться.

Давно это было.Я часто думаю, жива ли мама этой бедной девочки.Или так до сих пор существует в глубине какой-нибудь психиатрической больницы, куда она попала после гибели дочери в состоянии глубокой прострации. Я не знаю правильных терминов, но она ушла из кошмара настоящего в прошедшее время, где ее дочь жива, весела, а до ее замужества дело не дойдет никогда.

И мучает меня еще один вопрос. Случайность все это или семья молодого мужа заранее решила отдать невестку в искупительную жертву? И что чувствовал это человек, когда сквозь тюль смотрел на то, насколько он не сумел оградить свою молодую жену от нежелательного контакта с посторонними мужчинами.

Где они все сейчас? Как они живут? Вспоминают ли о той, которую швырнули в морду опасности, как швыряют любую кость или палку – любой мусор, что оказался под рукой, чтобы отвлечь от себя рычащую бездомную собаку?