Встань на середине ниоткуда киносценарий

                Ольга Фёдорова

                Встань на середине ниоткуда
                (Киносценарий)

                «…ты на суше, я на море,
                Мы не встретимся никак…»
                О. Газманов

    Какой-то дом в каком-то дворе. Всё нереально. Скорее всего, новостройки. Всё в предутренней дымке. Вообще, всё сделано нереально, словно во сне. Дымка этого тумана – везде, во всём. Камера ловит один из подъездов, издали. За кадром – звонок будильника. Что-то падает вниз сверху. Поближе – свежие цветы в чёрной ленте. Лето. Камера – снова подальше, средний план подъезда. Одна створка двери открыта, на стене рядом – объявление крупными буквами: «Все мы спим». За кадром – увертюра к «Кармен», из дверей выходит юный тип лет 18-ти и сразу поворачивает влево, даже не посмотрев на камеру. Отправляется в поход вокруг дома. За плечами у него большой рюкзак, в одной руке сетка, в другой – складной стульчик. На нём – брезентовая ветровка, брюки в тон (куртка расстегнута, под ней – тельняшка), на голове – «американская» кепка. Идёт, не спеша, словно ему предстоит длинный путь. Из этого же подъезда выходит девушка, в меру шикарно одетая, видит уходящего парня, останавливается, словно её что-то осенило, смотрит ему вслед, застыв на месте (можно руки в карманы), потом усмехается и идёт в другую сторону (походка медленная, свободная, руки – в карманах) – камера следит за ней только мельком, потом следит за ним. Он, не спеша (опять-таки слишком нереально) подходит к краю дома (последний подъезд новостроек), поднимает голову. Где-то на верхних этажах открывается окно, высовывается рука, выбрасывает небольшой свёрток, он его ловит, снимает кепку, вытирает лоб платочком, кладёт в сетку свёрток, делает шаг дальше – стоп-кадр. За кадром – что-то туманное, классическое.
    Камера следит за ней (сзади). Она идёт по двору мимо детского сада. Подходит медленно к ограде, смотрит внутрь – там пусто, никого нет. Только качели качаются – туда-сюда. Далее: сидит в беседке, руки в карманах. Задумчива. По детсаду (по асфальту) идёт толпа людей, несут красные транспаранты без надписей, о чём-то разговаривают, видят её невдалеке. Кто-то кричит из толпы толпе: «Она с нами не пойдёт! Она - не наша!» Она смотрит на них, повернув голову, взгляд тот же, задумчиво-непонимающий. Они машут руками, слова типа «что с неё взять? Нет так нет…», проходят дальше. На дороге никого нет. Она отворачивается. Взгляд вверх, на ветки деревьев, зверская барабанная дробь за кадром, камера вниз – беседка пуста. На скамейке внутри – лента от бантика и зеркало. А качели всё качаются….
    Тот, кто обходил вокруг дома, сделал остановку, сел на свой складной стульчик, поставил рюкзак рядом, снял и бросил на землю свою куртку, развернул свёрток – там бутерброды, и аккуратно откусил кусочек. За кадром – «Хава Нагила».
    Она – в городе. По проезжей части носятся машины. Она переходит дорогу перед быстро несущимся маршрутным автобусом. Тот резко тормозит. Они стоят друг против друга, затем в автобусе открываются двери. Она заходит в салон – там человек пять народу, садится справа у двери, к окну. Автобус трогается с места. Она оборачивается – кто-то в маске монстра, кто-то с ярко и неестественно наведённой косметикой, кто-то с головой, закрытой газетой, кто-то с костылём, поднятым вверх, и только одна девушка в конце салона – более-менее, глядит в окно. В кадре меняется резкость – за окном всё тёмное вместо белого, как в негативе. Так всё движется около минуты, потом всё снова приобретает нормальные очертания. Кто-то с улицы машет ей рукой. Она склоняется ближе к окну, смотрит, кто это был, но они быстро проехали мимо, и она не успела разглядеть. Проехав через небольшой мост, автобус останавливается перед остановкой обычных автобусов, где стоит много людей. Открывается задняя дверь, люди подбегают к дверям, стучатся в стёкла, но проходит только один человек. Дверь тут же закрывается, и автобус едет дальше. Человек этот проходит вперёд по салону и садится рядом с ней. Существенно то, что одет он в аккуратный костюм, при параде, на нём значок «Коопторг» и фотоаппарат через плечо. Она слегка поводит на него глазами, и снова отворачивается к окну. Он сладко улыбается, снимает с себя фотоаппарат и достаёт его из футляра, кладёт себе на колени. Она мельком смотрит на часы и хочет повернуться, но он склоняется к ней и тихо и сладко говорит:
    - Извините….
    - За что? – она, резко.
    - Чудесный день, правда?
    - О, да! – в высшей степени возмущения, но берёт себя в руки и отворачивается к окну. Далее выслушивает его, уже не глядя на него.
    - А вы знаете о том, куда мы едем?
    - Я знаю, куда едут они, - она, как бы между прочим.
    - А почему в салоне не зажгли свет? – уже громко, к водителю. Ответа нет, и тот снова обращается к ней:
    - Вам говорили, что вы отличаетесь от других?
    - Говорили, - в стекло. – И обещали целый мир.
    - Кто? – с интересом, так же сладко.
    - Я не знаю его.
    - А вы знаете, что такое красота? – говорит он и подсовывает ей пачку каких-то фотографий. Там несколько лиц девушек, какие-то под дождём, кто-то с цветами, все улыбаются. Она бегло их просматривает и возвращает.
    - Настоящая красота здесь – только дождь, - и тут видит нацеленный на неё фотоаппарат.
    - Это будет великий день, - вдохновенно. – Моё имя станет известным. Все газеты и журналы увидят это лицо! – щёлкая затвором.
    Она всячески пытается от него закрыться, но ничего не выходит. Он доволен, вынимает кассету с плёнкой из фотоаппарата, прячет в карман, она всё ещё закрывается курткой. Он садится слева на другой ряд.
    - Это будет великолепно! Такое экзотическое оригинальное лицо! На нём можно заработать больше, чем просто деньги.
    Тут автобус останавливается, открывается первая дверь, появляется он. Тип уникальный, загадочный. Он входит, двери автобуса закрываются, и автобус снова едет вперёд. Он подходит к фотографу, она следит за ним глазами, невольно опуская куртку с лица. Он садится рядом с фотографом   
    - Больше никогда так не делай.
    - Что? – удивлённо, улыбка на его лице переползает в гримасу.
    - Ты знаешь, кто она? – кивает в её сторону.
    - Догадываюсь.
    - Нет. Она не отсюда. Ей нельзя оставлять никаких следов. Я знаю, я шёл сюда за ней, и не тебе мешать ей. Ты знаешь, что за деньги ты продаёшь себя? Ты видел белый утренний рассвет сегодня утром? Для тебя эта ночь будет такой же чёрной, и ты знаешь это, - спокойно и как-то таинственно. – Ты согласен со мной?
    - Да, я согласен с тобой, - растерянно. – И что я должен делать?
    - Отдай мне плёнку, - протягивает руку. Она во все глаза следит за ним.
    Тот машинально лезет в карман и достаёт плёнку, отдаёт ему. Он, разворачивая, засвечивает её (голос за кадром: «Не надо мусорить, да? Да!»), бросает на пол, фотограф уходит вглубь салона, а он садится рядом с ней (за кадром – умеренная песня).
    - Ты ждала меня, я знаю, - смотря на неё, медленно.
    - Я ещё не успела об этом подумать, - опуская глаза.
    - Не думай о том, что я тебе сейчас говорю. Всё гораздо сложнее, и если ты об этом забудешь, я больше не приду.
    - Ты… больше не придёшь? А ты знаешь, сколько….
    - Я всё знаю. Я знаю ничего, ни больше, ни меньше. Я смотрю в никуда, и поэтому всё вижу. Не обращай внимания на этих людей, думай о нас. Только сейчас.
    - Но почему я? Откуда ты узнал, где я, кто я?
    - Я знаю то, что я должен знать, поэтому я знаю о тебе.
    - Ты – ангел?
    - Если ты веришь в ангелов, ты веришь и в демонов, а это – опасная штука, поверь. Ты отлично всё знаешь.
    - А кто был тот….
    - Он просто хотел спать. Он устал, а ты встаёшь слишком рано.
    - Но откуда ты?
    Он глядит, пожимает плечами, усмехаясь.
    - Но ты же не уйдёшь, правда? – с тревогой.
    - Всё зависит не от меня. Я не сказал тебе ничего, и у меня есть ещё минута, - облокотившись на спинку сиденья, продолжает смотреть на неё.
    Та девушка из глубины салона встаёт и идёт к ним. Как только подходит и трогает его за плечо, автобус останавливается.
    - Нам пора ехать дальше, - девушка.
    - Значит, уже? – он поднимает голову.
    - Я хочу уехать с тобой, - она.
    - Ты знаешь, куда мы едем? Ну, так подожди, - он.
    - Ему нельзя туда. Нельзя с тобой, ему нужно ехать, - та девушка.
    - Так надо, - добавляет он и встаёт.
    Она тоже поднимается, он тихо пожимает ей руку, и они спускаются по ступеням – она ступает на землю, он остаётся у дверей изнутри. Двери закрываются, скрыв его от неё, и автобус трогается с места. Обе стоят, провожая его глазами. Сзади на стекле автобуса надпись: «Водитель в отпуске». Затем она внимательно смотрит на эту девушку. Стоят они ближе к тротуару в переулке.
    - Это… ты? – она, с удивлением.
    - Да, – улыбается та. – Я знаю о тебе.
    - Разве мы знакомы?
    - А разве нет? Мы уже давно знакомы, и в моей записной книжке есть твой телефон.
    - Странно. Я видела тебя со стороны. А как же он?
    - О нём не беспокойся. Я во всём уверена.
    - Но я не знаю твоего номера….
    - Ты узнаешь его… потом. А теперь пойдём. Мы не виделись слишком долго, но вряд ли мы будем говорить о том, о чём сможем.
    - Пойдём.
    Они идут вдаль по улице. За кадром – гимн Америки. После девушка останавливается у двери магазина.
    - Подожди здесь. Я куплю себе свежие розы, а тебе – надежду. Ты же хочешь получить её от меня?
    - Да, от тебя – всё, что угодно, - отворачивается, остаётся стоять у витрины. Та скрывается в дверях магазина. Люди проходят мимо неё шеренгой, у которой нет конца. Она мотает головой.
    Спустя минуту она заглядывает в двери магазина. Ей преграждает путь какая-то девушка с чёрным пуделем на поводке.
    - Ты куда? Тебя же просили подождать.
    - Но я жду уже очень долго.
    - Там тебе нечего делать. Там продаётся слишком много, но для тебя там ничего нет.
    - А она?
    - Можешь идти. Она не вернётся. Её уже купили. Хотя, знаешь, здесь есть запасной выход, специально для тебя.
    - Но я не хочу….
    - Надежда не покупается, тебе не на что надеяться. Выход прямо.
    Она привязывает собаку к дверям и уходит в магазин. Собака глядит на неё, она устремляется куда-то вперёд по асфальту. В эту улицу закрывается дверь.
    Снова дом, вокруг которого отправился в поход тот тип. Зелёные листья деревьев, синее небо, пенье птиц. Внизу под деревьями отдыхает на спальнике тот тип, над его головой натянут тент. Он сладко спит. А птицы поют, и солнце на его лице.
    Снова она. Стоит в начале длинного гладкого шоссе, ведущего в лес. Её голос за кадром: «Вот твой выход. Ты хотела сюда попасть». Она в кадре оборачивается и спрашивает: «А что это? Где это?» За кадром: «Это – середина ниоткуда, и сейчас ты должна быть здесь».
    Дует ветер, и на шоссе падают листья. Она медленно идёт по нему.
    - А что в конце этой дороги?
    - Подумай, прислушайся к этому ветру, который бросает листья на землю, - её голос за кадром.
    - И что это изменит?
    - Ровным счётом ничего. Но ты делаешь следующий шаг, и это значит, что так надо.
    Она останавливается, смотрит в ярко-голубое небо.
    - Ты там?
    - Нет. Гораздо ближе, или, если хочешь, дальше.
    - Я и не хочу это знать.
    - Жизнь сложнее, чем ты думаешь. Когда ты всерьёз поверишь в реальный мир, ты уйдёшь сама.
    - А зачем верить?
    - Ты не одна. Счастье – в неведении. Ты - не одна.
    Она смотрит в сторону – у дороги стоит столб. Вокруг него ходит какой-то тип с серьёзным видом. Она подходит к нему:
    - Ты куда идёшь?
    - Не знаю, - слегка подняв голову, не останавливаясь.
    - Ты же никуда не придёшь.
    - Я знаю. Ну, и что?
    - Ты что, ненормальный?
    - А ты? Ты не нормальнее меня. Земля-то круглая, - продолжает сосредоточенно ходить вокруг столба. – А когда зажжётся свет – это будет мой дом. Это ничем не отличается от твоего дома.
    Она отходит, идёт дальше по гладкому шоссе, изредка смотрит на деревья на обочине.
    - Ну, и что ты об этом думаешь?
    - Идея та же, только радиус меньше.
    - Что-что?
    - Ничего, иди дальше. Ты же тоже никуда не придёшь. Когда ты вернёшься, у тебя снова ничего не будет.
    - Я хочу остаться здесь.
    - Это нельзя. В нереальности нельзя жить – поверишь в неё по-настоящему. А это тоже приведёт к одному исходу. И тот, кого ты ждёшь, очень хорошо знает это.
    За кадром – метроном.
    - Что это?
    - Ничего. Это просто любовь.
    Поднимается ветер, растрепав её волосы.
    Крупным планом – транзистор. Оттуда: «Ну, может, это была царевна-лягушка или кто-то вроде молодого учёного – с научной точки зрения эта гипотеза маловероятна». Транзистор в руках у типа, что в походе вокруг дома, он усмехается, ставит его на складной стульчик, поворачивается на другой бок и продолжает спать.
    Голос за кадром: «Ну, вот, пора возвращаться назад, не то будет слишком поздно…. Разматериализовывайся».
    Она едет в трамвае, её локоть на поручне, стоит лицом к окну. Поворачивает голову вбок, внимательно присматриваясь к тому, что осталось сзади. Вид из окна. В окне мелькают магазины, дома и машины. Её голос за кадром: «Меня просто съел трамвай…. Но я люблю свой город. Я вряд ли вернусь домой. Говорят, в этом транспорте не платят за проезд. Так делают любые другие животные. Но теперь мне нужно домой».
    Выходит из трамвая вместе с другими людьми. Трое из них тут же хватаются за сигареты, она смотрит на них, достаёт из кармана конфету, разворачивает и кидает в рот. Стоп-кадр. За кадром – голос: «Минздрав предупреждает…» (пауза). Она идёт дальше.
    Тот, что в походе – у противоположного угла дома. Он останавливается, смотрит на верхние окна. Откуда ему выкидывают свёрток, он ловит его, разворачивает и садится на складной стул.
    Темнеет. Она идёт под окнами своего дома, на стене у каждой парадной – указующий перст, показывающий ему направление. На одной скамейке у одной из парадных сидят девушки в мини-юбках, ногу на ногу, поют хором: «Ой, цветёт калина», на другой – мальчишки в кожаных куртках и при цепях играют в карты, сопровождая это соответствующими возгласами.
    Мимо проезжает мотоциклист, ударяет ей в глаза светом прожектора, остановившись, и уезжает. Подходя к своей парадной, она сталкивается с тем «туристом», стоят друг против друга полминуты, затем он уступает ей дорогу, она проходит в двери, а он остаётся. Вверху на ступенях сидит какой-то тип (силуэт в темноте) и показывает ей направление, уставив в сторону указательный палец. То же – в пролёте в окна. Она спокойно проходит мимо них, подходит к своим дверям, не спеша достаёт из кармана ключ, открывает двери, которые тотчас же за ней закрываются. На двери – номер.
    За кадром – мелодия (одним пальцем) «Чижика» на фоне облаков на небе. Показать какую-то набережную, в тупике – спуск к воде. Там кто-то оживлённо закидывает в воду ведро и льёт её на каменное основание спуска себе под ноги, потом снова закидывает ведро (у Зимней канавки). По маленькому тёмному мосту вдалеке кто-то ходит. Красный особнячок на Миллионной улице с мраморными колоннами, туда позже входят какие-то люди. Балкон на втором этаже, на нём стоит какая-то задумчивая дама под вуалью в наряде 19 века, с накрученными локонами. Из-под вуали видны глаза.
    За кадром – её голос на фоне пустого тёмного коридора (камера медленно продвигается по нему):
    - Говорят, что в моём коридоре водятся призраки. Ты тоже так думаешь? Но им же всё равно, у кого заводиться. Нет, просто там всё время кто-то есть, но он исчезает…. Конечно, там никого нет (усмехается).
    Камера находит её – она говорит по телефону в тёмном коридоре, и свет из открытой двери освещает её лицо.
    - Что? Что ты говоришь (без иронии)? Я знаю, что ты меня любишь. Прости, я никого сейчас не хочу видеть…. Я надеюсь. Нет, я хочу говорить с тобой…. Успокойся, там никого нет, квартира тёмная, пустая…. Нет, не боюсь. Всё дело в том, что сегодня – самая длинная ночь в году, и ведьмы собираются на шабаш…. Я – ведьма? Ты тоже это знаешь? Ты помнишь, какие дьявольские огни всегда играют в моих глазах? Нет, это не красиво, а страшно. Надеюсь, это будет долго…. Да, чем дольше, тем лучше. Что происходит? Происходит нечто странное, совершенно неожиданные встречи, голоса и ещё небо. Оно страшно голубое…. Может, и бред, но я не уверена. Сначала лучше, чем после. Ты сейчас у окна стоишь? Посмотри, сколько лун на небе! Вот видишь…. Я же сказала, что одна, и мне этого достаточно…. Нет, не нужно, меня постоянно укоряет моё отражение в зеркале…. Что? Со стула падаешь? Нет? А, мне так показалось. А какого цвета твой дом, я забыла? Голубого, и на стене солнце нарисовано? Значит, я ещё помню…. Нет, это не так безнадёжно…. У тебя все дома? Нет? У меня тоже, только что кто-то ушёл, и я чувствую его. Говорю тебе, не приезжай – размыло все дороги, ведь шёл очень сильный дождь. Да, даже на вездеходе…. Нет, ничего не нужно…. Когда тебе будет так же, унеси телефон на кухню, смотри в окно и разговаривай со мной…. Да. Пока.
    В течение разговора камера следит то за ней, то за направлением света, то за передвижением темноты в коридоре).
    Она отнимает трубку от уха, слышны короткие гудки. Она кладёт трубку рядом с телефоном, оттуда – те же гудки и пробивается голос: «Слушаю!» Она проходит в комнату, бросая мимоходом: «Телефон же отключён…».
    Обычная комната, посреди стоит стол, закрывающийся скатертью, под ней – что-то есть. Она откидывает скатерть в сторону – под ней стол, накрытый посудой, но перевёрнутой вверх дном. За кадром – умиротворённая тихая музыка. Она медленно переворачивает все тарелки и бокалы, как надо, садится во главе стола, зажигает две свечи, параллельных друг другу и с минуту сидит, задумавшись. Потом достаёт из-под стола экзотическую бутылку с красивой бирюзовой в серебряных звёздах наклейкой и надписью «Лысая гора», наливает красную жидкость в свой бокал, но не пьёт, а просто глядит на пустые приборы, пустые стулья вокруг стола, на оплывающую свечу – красиво. За кадром: «Водка «Смирнофф» - самая чистая водка в мире!».
    Камера снова выезжает в коридор, там, где телефон. Из трубки: «Алло! С кем я говорю? С кем я говорю?». Оттуда – на кухню – там на плите дымится чайник. Дым уходит вверх, оттуда – на потолок. Оттуда – на окно и резко вниз. Темнота.
    Открывается решётка. Затем – железная дверь. Чей-то строгий равнодушный голос: «Заходи». Её вталкивают в камеру-одиночку, и дверь тут же закрывается. Остаётся одна щель-глазок. Она осматривается, дотрагивается до стен, не понимая, что она делает. Где-то вверху – маленькое окно, она, прислонившись к пыльной стене, слушает голос сверху: «Это – твой мир. Как ты посмела появиться на свет? Как ты посмела убежать? Знать больше того, чем ты знаешь, тебе нельзя. Ниоткуда не существует. Сейчас ты вымоешь руки и будешь спать, пока тебя не разбудят. Это – твой дом». Она затыкает уши и отворачивается лицом к стене. На стене она видит надпись мелкими буквами: «Здесь был я». Она накрывает эту надпись ладонью и тихо съезжает по вниз стене. Снова голос сверху: «Никого, кроме тебя. Скоро придёт пора тебе заводить семью, и мы подселим к тебе ещё. Но никого больше не будет. У тебя будет уже не дом, а угол…» Её пронзительный голос за кадром, эхом: «Нет!..»
    Она снова сидит за столом, лицом на столе (вбок). Долгие продолжительные звонки в дверь. За кадром: «Стучите, и не отворят вам. Отворяйте и стучите, и отворят вам… (уже менее официальным тоном): Эй, вставай, кажется, в дверь звонят (быстро, как из подполья)…» Звонить тут же перестают. Она медленно встаёт и тут же отступает назад – в дверях стоит тот самый тип, кого она встретила в автобусе, и который уехал. Он отстраняет её и входит. За кадром: «Эй, Жертва, на кого я похож?»
    - С добрым утром, - иронично.
    - Ты….
    - Куда ты подевалась?
    - Меня здесь не было. Ты сказал, что мы больше никогда….
    - Нет. У меня есть ещё один шанс.
    Стоят: она – на фоне стены, он – на фоне дверей.
    - Ты помнишь меня? – она, тихо. – Я всё знаю о тебе, но скажи, кто я, где я? Я ничего не знаю, - обхватив виски руками, мотает головой.
    - Пойдём, - идёт позади неё в ту комнату. – Если свечи, значит, ты ждала меня.
    - Но ты же приходишь сам, к кому тебе вздумается….
    Садятся по местам.
    - И давно ты так сидишь? – он.
    - Несколько… много времени. Долго.
    - С днём рождения, - улыбаясь.
    - Извини, но тут ты ошибся. День рождения у меня был год назад. У меня был никто, но это был не ты, потому что ты….
    - Я – всё, - с той же улыбкой. – Продолжай.
    - Теперь…. У меня нет этого дня, я его не живу. Я не думала, что кто-то придёт. Я думала – пусть заходит тот, кто просто пройдёт мимо, бедный одинокий прохожий, привлечённый светом свечи…. Что я говорю? Я не знаю….
    - Ты не думала, но ты знала, что я приду. Я пришёл, чтобы не оставлять тебя здесь. У нас очень мало времени, но нам хватит нескольких минут, чтобы поговорить о нашем… неизвестном. Ты знаешь, с чем я к тебе пришёл?
    Она кивает, слегка прикрыв глаза. Свеча оплывает.
    - Теперь ты знаешь, кто я… такой? Знаешь – прекрасно. Закрой глаза – кого ты видишь?
    Она закрывает глаза, вглядываясь в темноту.
    - Вижу тебя…. Какой-то сад…. Там ещё я…. Очень красиво (открывая глаза). Я там уже была.
    - Отлично, ты это помнишь. Но сейчас ты должна забыть всё. Память – это опасно (продолжает прерывистым шёпотом). Я видел её. Она была темна, как небо, и светла, как вон те звёзды…. Она показала мне, кто я и кто ты, и я…. Я сам нашёл тебя. Поверь, я долго искал…. Впрочем, я тоже должен всё это забыть. Просто теперь….
    - Что теперь?
    - Мы знаем самое главное. Этого вполне достаточно. Например, я знаю, что тебя могут убить, - глядя ей в глаза, руки на столе.
    - Неужели это может быть?
    - Запомни, может быть всё, что угодно…. Но ты больше ни о чём не спрашиваешь….
    - Мне достаточно этого.
    - Очень опасно вступать в конфликты со своим миром. Сегодня ты впервые вспомнила утро войны, и следующий рассвет вправе убить тебя, ведь ты никогда уже не посмотришь на этот мир прежними глазами. Нет ничего страшнее потери надежды. Пока я здесь, с тобой ничего не будет, но мой срок слишком короток.
    - Но если ты теперь здесь, зачем мне что-то ещё?
    - Теперь стало ещё сложнее – тебе нужно всё. И сам я постепенно отхожу в никуда, туда, откуда ты меня извлекаешь.
    - Нет, ведь ты же здесь.
    - А что говорит твой внутренний голос?
    Она, подумав с минуту:
    - Он молчит.
    - Надо же!
    Оба ещё с минуту смотрят друг на друга, потом серьёзно и одновременно произносят: «Рекламная пауза».
    Тёмный кадр. На его фоне слова за кадром: «Не живите в России. Российский Гидрометцентр предупреждает: местный воздух не подходит для вашего проживания здесь. Мы купим вашу квартиру сегодня…» Далее по тёмному кадру движется белая точка. Голос за кадром: «Бабочка – украшение природы…. Она не переносит загрязнённой среды….» Далее: голубое небо, самолёт в нём, гудит. За кадром: «Сделаем мир немного чище…» На экране появляется дикторша: «Продолжаем наш телевизионный вечер». За кадром какая-то возня: «Чего-то не то…. Excuse me…» Камера снова в её комнате, они всё так же сидят за столом.
    - Что ты хочешь? – он, мягко. – Сегодня я могу сделать для тебя всё.
    - Оставайся здесь… подольше.
    - Если я останусь, с тобой что-то случится.
    - Пусть, - с равнодушной улыбкой.
    - Послушай, - слегка склоняется к ней. – Это невозможно. Я не стану тебя искушать. У меня есть всего одна ночь, больше времени не будет, и я должен сказать тебе всё, пока за мной не придут.
    Голос за кадром (читают Лермонтова): «Я дам тебе всё, всё земное. Люби меня!..»
    Обоюдное молчание. Она вздыхает, встаёт.
    - Поступай как знаешь.
    Хочет что-то добавить, но уходит в коридор. Он следит за ней глазами, тоже встаёт, медленно, но верно задувает обе свечи. Она стоит у вешалки, уткнувшись лицом в висящие там куртки в темноте, и издали голос на фоне её сияющих глаз: «Я тот, которому внимала ты в полуночной тишине, чья мысль душе твоей шептала, чью грусть ты смутно отгадала, чей образ видела во сне…»
    Её голос на фоне работающего будильника: «Знаешь, когда я была маленькой и ещё считала, что на свете бывают дни рождения…. Всё условно…. Да, когда мне в детстве было страшно, я забиралась в шкаф и закрывала за собой дверцы. Было только мягко и темно…. Хотелось кричать, но в горле стояло столько слёз и любви…. Вот ты смеёшься….»
    - Я не смеюсь, - он, - я жду.
    Камера изучает люстру на потолке.
    - Чего ты ждёшь?
    - Я жду всю жизнь. Я считаю каждую минуту. Теперь я жду тебя.
    - Меня не нужно ждать, я пойду с тобой куда угодно.
    - Нет. Туда тебе нельзя. Но сегодня – самая длинная ночь года, и мы можем продлить её.
    - Но я хочу оставить всё так.
    - Хорошо. У нас будет третий мир – только сегодня, и только у нас. Значит….
    - Да. Я верю в тебя, и я иду с тобой.
    Из темноты открывается дверь подъезда на улицу – он их распахивает, пропускает её вперёд, выходят. Сзади неторопливые шаги на лестнице – идёт тот тип с рюкзаком. Он смотрит на них как на ненормальных и опять уходит вокруг дома. Они смотрят ему вслед, долго и радостно вдруг рассмеявшись. Потом разом делают умные лица и идут дальше.
    Едут в конце салона того же маршрутного автобуса, причём, кроме них, больше никого в автобусе нет. Они сидят в самом конце, на поворотах трясёт. Он и она – рядом. Он усмехается и смотрит вверх:
    - Как будто никуда и не уходил….
    - Но ты же и так не уходил, - поворачиваясь к нему. Глаза сияют.
    Он смотрит в окно, усмехаясь:
    - Смотри, смотри….
    По улице идёт внушительного вида дама, ведёт на поводках трёх собак сразу, причём идти им как-то не очень хочется. Они смотрят в окно сзади, пока те не скрываются из вида. Потом он внимательно глядит на неё, полусерьёзно:
    - Таких, как ты, на свете нет… - декламирует, делая резкое ударение на последнем слове.
    - А зачем всё-таки тот, с фотоаппаратом, меня снимал тогда?
    - Ты бы попала в газету. Но я по своему опыту знаю, что бывает, когда попадаешь в газеты. Потом ты бы оказалась по горло в этих газетах.
    - Да…. А куда мы едем?
    - Мы едем по волне нашей мысли.
    - Она – одна и та же?
    - Ну, конечно.
    - А что за автобус? Из Дворца бракосочетаний?
    - Нет, из куда более печального места. Но теперь мы сбегаем из этого мира, в котором нас так долго пытались замуровать…. Заметь, вне твоего дома всё совершенно другое.
    - Послушай, я тебя столько раз видела, я вижу тебя насквозь, но я тебя совершенно не знаю… - она протягивает руку и закрывает его глаза. – Кто зажёг твои глаза? Чем? Это слишком неземной свет.
    - Всё дело в том, что ты всё отлично знаешь, - снова открывает глаза.
    - Что самое страшное, что может быть страшнее того, что было?
    - Для тебя? Самое страшное, когда человек оказывается не тем, кем его считали. Вот тогда уже не деться никуда, - отворачивается. – Боюсь, со мной может случиться то же самое, ведь я уже не знаю, кто я.
    - Нет. Никогда. Ведь если ты здесь, больше нет ничего. Ведь там – твоя середина ниоткуда, и останавливаться нужно там…. А кто там за рулём?
    - Никто, - как само собой разумеющееся. – И знаешь, он – отличный человек. Ты его знаешь. Да, и помнишь, и любишь, и даже видишь. Значит, твоя середина – андеграунд? А у меня есть свой мир, я его прячу в кармане, но в особых случаях извлекаю. Может, это – тоже андеграунд, да, конечно…. Хочешь, я буду таким, каким ты захочешь?
    - Нет. Будь таким, каким ты был.
    За кадром: «У вас есть ещё 24 часа. У вас есть ещё…»
    Он, с грустью, отвернувшись:
    - Что с тобой сделал этот мир…. Что с тобой будет, когда ты вернёшься…. Когда-то я тоже не мог жить, как все. И к чему я пришёл в итоге?
    Она сидит, закрыв глаза:
    - И ты думаешь, что я вернусь… одна?
    - Гораздо проще было бы намалевать красным губы, раскрасить синим глаза, и свернуть с этой дороги, не бросаться под этот автобус, а идти по обочине. Но это не для тебя.
    - Я не ожидала, что смогу ещё раз проехаться в этом автобусе вместе с тобой.
    - Я тоже… пока вода не закипела.
    На окна падают белые занавески.
    - А теперь не смотри в окна. Никто не должен знать дорогу в мой мир.
    - И я?
    - Ты её знаешь. Но те призраки – ты взяла их с собой. Мы скоро приедем, а сейчас нам здесь абсолютно нечего делать.
    За окном впереди по обе стороны дороги растут деревья, а вдали виднеются какие-то поляны через деревья. Она удивлённо смотрит на него:
    - Куда едет автобус? Куда мы едем?
    - Смотри только вперёд…. Смотри вперёд.
    - Я вижу какие-то райские места…. Но почему? Что делает этот непонятный автобус здесь?
    - Я же сказал, сегодня возможно всё…. А как проходил твой день рождения тогда, когда ты ещё жила отсчётом лет?
    - Тогда я действительно этим жила.
    - Скажи, что ты помнишь? Я там был?
    - Нет, тебя не было. Было много столов, каких-то лиц…. Помню, было страшно, я никого не хотела видеть…. Наверное, тогда я жила в последний раз.
    - Извини, что я посмел напомнить тебе об этом.
    - Но я ведь уже никогда не вернусь в этот день….
    - А этот… я надеюсь, он будет с тобой всегда. Я не хочу, чтобы ты навсегда ушла от того мира, что остался там, позади.
    - А я – не хочу возвращаться.
    - Я тоже.
    Голос из кабины, открывающиеся двери: «Ну, вот, приехали, выходите…» Они переглядываются и вместе поднимаются с места. Он быстро спускается вниз, снимает её со ступеньки, и они, оглянувшись, видят впереди поляну, всю в цветах, и где-то дальше – деревья. Они медленно туда направляются сквозь умиротворяющую музыку и пенье птиц.
    Она лежит в траве, где растут какие-то цветы, над ней – голубое небо. Она, опершись на руку, глядит за горизонт. Откуда-то всплывает её голос за кадром:
    - Ну, как, ты довольна? Это то, что тебе снилось? Это то, что ты хотела?
    - Может быть. Но мне снилось, что…. Какой-то прибалтийский город. Я не знаю, почему я так полюбила его. Была совсем узкая улочка…. Мне не отобразить здесь, на солнечной поляне, что было тогда, - в кадре.
    Переход. Тёмная узкая улочка, вымощенная камнями. Странные жилые дома. Одинокий бледный фонарь. Издали медленно скачут он и она на двух тёмных лошадях, в тёмных развевающихся плащах, лиц не видно. Потом – быстрая съёмка, и снова медленно. Камера едет вперёд по этой улице, тупик.
    Снова верхушки деревьев на горизонте. Она следит за заходящим за деревья солнцем, но ещё очень светло.
    - А что ты будешь делать, когда наступит утро? – её голос за кадром.
    - Я не знаю, мне ведь нужно так немного…. Я не поняла, что происходит.
    - У него вечная война с самим собой, и даже он сам не знает, что будет дальше, и чем всё это кончится.
    - Пусть завтра будет всё, что угодно…. А где он сейчас? – оборачиваясь на камеру.
    Камера быстро перемещается в сторону. Где-то поодаль он сидит на траве, обхватив колени руками, и задумчиво склонив голову. Ловит её взгляд, улыбается. Её голос за кадром:
    - Ну, вот он, вот – сейчас он никуда не уйдёт… пока. Цветы тебе собирал. Ты довольна?
    - Я хочу… - в кадре (задумывается).
    Он внимательно глядит в камеру, ловит её взгляд ещё раз, потом берёт букет цветов, лежащий рядом с ним, и идёт к ней. Она следит за ним глазами, он садится рядом, чуть обратившись в другую сторону.
    - Ну, что? – он, тихо, опустив голову.
    - Это именно так, как должно быть.
    Он кладёт ей на колени цветы.
    - Это зачем? Зачем сейчас? – она, задумчиво.
    - Просто здесь есть всё, и если мы не привыкли следовать законам, то теперь мы будем жить по законам ниоткуда, - в сторону.
    Её голос за кадром:
    - Ну, как. Ты счастлива? Чего молчишь? Счастлива?
    Она взглядывает на камеру, глаза светлые, улыбается краем губ, прищурившись, шёпотом:
    - Да.
    За кадром на фоне поляны и неба: «И кот полез в лунный столб и хотел ещё что-то сказать, но его вежливо попросили замолчать, и он ответил: «Тогда я буду молчаливой галлюцинацией…»
    Он медленно поднимается (сразу как-то постепенно темнеет), даёт ей руку.
    - Нам пора.
    Она поднимает голову, потом прячет лицо в цветы и встаёт.
    - Автобус ждёт нас там, - он, тихо, спокойно. – Мы должны идти, а то время кончится слишком быстро.
    - Подожди….
    Она оборачивается назад, ещё раз глядя на небо и лес, он уходит вперёд, останавливается, не оборачиваясь. Внезапно всё как во сне, в тумане. Она в каком-то прозрачном одеянии, с распущенными волосами медленно идёт, едва касаясь ногами травы. На фоне этого – их голоса за кадром:
    - Ты помнишь, что было до этого, тогда? – она.
    - Да. Это было давно, но я не забыл. Жизнь, какая она есть, не всегда бессмысленна. Но теперь я её уже не вижу.
    - Я не знаю, где я, к чему я приду (останавливается за ним, закрывает ему глаза своими ладонями).
    - Я здесь, чтобы показать это тебе. Но запомни – всё не так просто (отнимая её ладони от своих глаз, оборачивается, опускает её руки и как-то удивлённо смотрит на неё).
    - Но к чему идти во тьме? Должен же быть какой-нибудь свет…. Хоть какой-нибудь (кладёт руки на его плечи)?
    - Этот твой свет – фальшивый. Ищи настоящее во тьме, может, найдёшь. Должна найти (он снова опускает её руки вниз, отворачивается и уходит). Ты ещё не веришь в страшные сказки, так верь хотя бы во что-нибудь.
    - Но я верю…. Подожди (идёт следом).
    Снова в автобусе, в конце вагона. На окна белые занавески. Она спит на его плече, он смотрит по сторонам, затем переводит взгляд на часы – неважно, сколько там времени, - вздыхает. Свет в салоне гаснет, белые занавески трепещут на окнах.
    Шумный крытый подземный на площади Восстания. Такой коридорчик, по которому проходят туда-сюда люди, некоторые смотрят недоумённо, некоторые просто спешат мимо. У стены, обняв колени руками, склонив набок голову – она, взгляд остановившийся, вниз, безразличный. За кадром – какая-то умеренно-ритмичная музыка, там к ней подходит милиционер, отдавая честь, он что-то говорит, показывая в сторону – она не обращает на него ровно никакого внимания, только плотнее закутывается в свою куртку. Что он ей говорит – нам не слышно, но затем он всё же пожимает плечами и отходит. Она продолжает сидеть и задумчиво смотреть на прохожих. Лампы мигают ей откуда-то со стороны, кто-то заглядывается на неё – всё-таки, девушка красивая, экзотическая, она – ноль внимания, только взгляд какой-то странный. Неожиданно к ней подходит та самая её знакомая, с которой она рассталась ещё в начале фильма, присаживается рядом, она – только поворачивает голову.
    - Привет! – с улыбкой.
    Она молчит.
    - Почему ты здесь?.. А, понимаю. А я тебе чаю принесла, горячего, - достаёт из рюкзака термос, ставит перед ней.
    - Понимаешь, я снова потеряла надежду….
    Она наливает ей чай из термоса, та берёт кружку слегка дрожащей рукой.
    - Надежду нельзя потерять, тем более, сейчас, - с улыбкой. – Пей чай, тебе будет теплей.
    - Ты не знаешь, кого я жду? – она.
    - Знаю, конечно. Только ты его напрасно ждёшь, он же всегда с тобой.
    - Ты не удивляешься, что я здесь?
    - Нет. Год назад, когда ты ещё считала время, я сидела здесь, вот на этом самом месте.
    - И ты?
    - Но теперь… теперь у меня есть дом.
    - А у меня его никогда не было. И семьи мне тоже не надо.
    - Успокойся, ты скоро переедешь туда, куда ты хочешь, запомни только, что за любовь тебе простят всё.
    - Я знаю.
    - Ну, и хорошо…. Ну, пока.
    Целует её и смешивается с толпой. Она допивает чай из кружки, снова сидит и задумчиво смотрит на прохожих. Толпа идёт куда-то вперёд, теперь её никто не замечает, и тут она видит среди толпы чей-то знакомый пристальный взгляд – это он, оборачивается и останавливается, глядя на неё. Мимо проходят люди, все его задевают, но он неподвижно стоит, угол рта – слегка вниз. Его одолевают непонятные чувства – сомнение или удивление, или тревога, он чужой в этой толпе. Потом, наконец, идёт к ней, предварительно налетев на кого-то и, разминувшись, стоит напротив неё, слегка склонив голову, смотрит.
    - Что ты здесь делаешь? – чужим голосом.
    - Чай пью, - отрешённо, глядя перед собой.
    - Отлично. И давно ты здесь? – в сторону.
    - Очень, очень давно.
    - От тебя я сейчас хочу услышать только одно….
    - Ещё никто не входил в мой мир так бесшумно, как это делаешь ты.
    - Ты знаешь, где мы?
    - Да. Это же андеграунд.
    - Зачем ты здесь, скажи мне?
    - Я теряю всё, что имею, и я ищу того, кто мне всё это вернёт обратно.
    - Я верну, - ровно, тихо. – Я же везде искал тебя.
    - Так что нам делать? – задумчиво. – Давай будем вместе пить чай.
    - Здесь это нельзя. Ты попала как раз в тот мир, от которого стремилась убежать.
    - Знаешь, по-моему, другого мира нет.
    - Ты уже видела его, пойдём….
    Поднимается сам, почти насильно поднимает её за руку, и они смешиваются с толпой.
    Снова тёмный автобус, они. Она спит, он ей о чём-то тихо и задумчиво рассказывает:
    - Ну, вот, примерно так…. А потом я ушёл. Ушёл, потому что просто не мог поступить иначе…. Я даже помню, какое тогда было утро…. И теперь мне от тебя уже нечего скрывать, потому что это утро я тоже запомню очень хорошо. Наверное, ты тоже. Но так и должно быть, и хоть надежда у тебя останется, в этом я уже не сомневаюсь…. Ну, вставай, мы уже приехали, - трогает её за плечо, не меняя тона.
    Она поднимает голову, потом они выходят из автобуса, тот закрывает двери и уезжает вдаль, подняв клубы пыли. Они стоят рядом на дороге перед домом.
    - Значит, мы уже приехали, - она, задумчиво.
    - Но этот день и этот мир всегда будут с нами, только никогда не считай свои дни – это приближает конец, запомни это…. А теперь пойдём, и я не хочу надеяться, что в твоей жизни всё будет так, как и прежде.
    Они входят в подъезд, за кадром голос: «Летайте самолётами «Аэрофлота»! Аэрофлот – это быстро, надёжно и удобно! Вы забудете, где вы жили раньше. С комфортом… в один конец!»
    Они входят в ту комнату, где сидели за столом. На столе – всё то же, и почему-то горят свечи.
    - Да, мы уже вернулись… - она, задумчиво.
    - Ещё нет, ещё есть время.
    - Какое время? Почему ты всё время считаешь это время? Ты куда-то торопишься?
    - Я тебе всё объясню…. Нет, ты поймёшь сама.
    - Но я ничего не хочу понимать…. И почему горят эти свечи? Ты же их погасил, когда мы уходили….
    - Это – точно так же, как неизвестность нашего «ты»…. Подожди. Сядь.
    Снова занимают свои места.
    - Теперь я хочу, чтобы ты забыла всё, что я тебе говорю, и чтобы до наступления утра ты забыла обо всём.
    - Тогда что же у меня останется?
    - Прости, но этого я не знаю. Ещё я хочу, чтобы завтра ты….
    - Что? А как же?..
    - Чтобы ты больше не уходила туда, где мы были вдвоём.
    - А что мне там делать без тебя?
    - Ничего. Поэтому я даю тебе надежду, и ты будешь ждать меня.
    - Но….
    - Ты уже пообещала. Понимаешь, я уже давно рассказал тебе, откуда я, и я здесь только для того, чтобы тебя найти.
    - Но когда мне нужно тебя ждать? Ведь тебе нужно будет уйти…. Когда?
    - Я не знаю, - отвернувшись. – Но сейчас мы ещё там. Ты только не забывай….
    - Нет. Можно, я заберу у тебя твои часы… чтобы ты не смотрел на них?
    Он недоумённо глядит, потом снимает с руки свои массивные часы и отдаёт ей.
    - Всё равно ничего нельзя изменить, - с грустью, он.
    Внезапный порыв ветра гасит свечи. Становится темно.
    - Что это?
    - Ночь кончается, - он. – Иди спать, если понадоблюсь, буду на кухне…. Теперь ни о чём не спрашивай.
    Они выходят в коридор (их силуэты видны во тьме). Он сворачивает на кухню, не сказав ни слова, она при свете фонаря надевает цепочку на дверь.
    Утро. Уже почти совсем светло. Она спит у себя в комнате, не раздеваясь, прямо на покрывале. Он тихо открывает дверь, останавливаясь, смотрит на неё, потом прикрывает глаза – на мгновение, забирает со стола свои часы, идёт к окну, встаёт на подоконник, оглядывается ещё раз, и через мгновение исчезает.
    Всё в белом тумане, то же шоссе, где была она, вдали – деревья. У столба сидит тот, что ходил вокруг него. Её голос – за кадром: «Что, ты уже прошёл свой путь?» Он, подняв глаза на камеру: «А теперь-то зачем куда-то ходить? Нет выхода, кроме тебя, и у тебя нет выхода. Ты вряд ли…»
    Она просыпается и вскакивает. Взгляд на стол – часов нет. Она срывается с места, в коридоре – телефон со снятой трубкой и короткими гудками, на дверях – цепочка. Потом она осторожно заглядывает на кухню – она пуста. Возвращается медленно в комнату, подходит к окну, за кадром – его голос: «… и ты будешь ждать меня…», в окне – двор с асфальтом. У её дверей стоит тот тип, что ходил с рюкзаком вокруг дома, и интенсивно звонит (уже без рюкзака, аккуратно одетый). Она стоит у окна. Он звонит в дверь. Белый туман на шоссе. Всё.

                1992-1993