Последние дни

     Я считаю, что ядерная угроза – это не просто слова. Начнем с этого. Слова, за которыми что-то стоит. Что-то весомое.
     Я много об этом знаю. Много читал. Много говорил с разными людьми.
     Уже пять лет – никакой флюорографии, никакого телевизора, компьютера и других источников излучения, что сейчас применяются. Я узнаю о том, что происходит в мире посредством радио.

      Все началось со снов. Когда я сам был посмеивающимся придурком – вроде тех, которые сейчас смеются надо мной. Радиация мне снилась. Не было никаких причин, почему она начала мне сниться. Просто начала. Мне снились пустые города, брошенные людьми, мертвые города. Мне снился конец. Иногда я видел нескольких выживших. Они пугали меня не меньше, чем эти скелеты-дома и тишина вокруг. По телевизору я видел такие города, деревни. Оттуда исчезли люди. Уже в наши дни. Корабли-призраки, где в каютах чашки с кофе были еще теплыми, будто люди покинули их совсем недавно. Это было похоже на мои сны.
     Я был в Чернобыле. С исключительно ознакомительными целями. Я видел людей, до сих пор там живущих. Они меня не убедили. Я так не хочу. И еще – я не хочу не знать.
    
     Сколько всего болтали о конце света, и сколько над этим смеялись. Но были ведь Великий Потоп, Великое похолодание, был Тунгусский метеорит, была Атлантида. Они тоже думали, что будут жить долго – те люди. Была Хиросима, были испытательные полигоны, были еще случаи – те, о которых нам не говорили.
     Я видел бункеры на возможные такие случаи. Они есть в каждом российском городе. Во времена СССР им придавали больше значения, чем теперь. Тогда всё это было как бы реальнее. Теперь мы говорим об этом больше, но впустую. Потому что мы говорим не только об этом, мы кучу всяких вещей обсуждаем, как возможные. И ни одна из них не кажется настолько уж серьезной, потому что серьезности не бывает слишком много.
     А эти взрывы домов – люди просто спали! Уходили во сне. Ложились спать и не знали, что в последний раз, у них были планы на следующий день.
     Или – в январе 2004-го возле Земли прошел метеорит. В опасной близости. О нем никто даже не предупреждал! Ученые ждали, что земное притяжение его притянет или не притянет. Они ждали! Ждали конца, а все люди в это время веселились, рождались, женились, они не знали. И посвятили их в это, когда всё благополучно закончилось. Если бы всё было по-другому, и мы бы были уже мертвы – кто, какие люди тогда решали за нас, что мы не должны знать о том, что живем последние дни? Какие люди не дали нам возможности выбирать самим?
     Что бы там не говорили о всяких ракетах, способных сбить падающие на нас сверху камни, заставить их изменить траекторию полета, если все всё равно признают, что возможно такое, что в любой момент может попасться какой-нибудь неучтенный, не принимаемый в расчет метеорит, что это может быть не метеорит, а комета, что это может быть летающая тарелка и т.п. – все разговоры эти бред полный. Это видимость безопасности. Оказывается, мы ничего не контролируем. Однажды кто-то что-то решит за нас. Это может быть в любую секунду, в любой из моментов.
    
     Я думал о тех, кто мог бы остаться в живых. Кто мог бы выжить. Экипажи нескольких подводных лодок, космических станций, ракет, находящиеся под землей… Возможно, человек пять-десять везунчиков на самой Земле – да, бывают чудеса, а в такие моменты они тем более неизбежны. Всё это люди, которым суждено начать на планете новую жизнь.

     Я здесь уже два года. Живу. Мой дом – герметичный свинцовый бункер. Его построил я сам – за городом, на своем дачном участке вырыл. Я копал прямо в доме, убрав доски пола – не хотел, чтобы всё время работы меня преследовали смешки соседей.
     Я думаю, что всё предусмотрел. Я уже сейчас живу так, словно там наверху уже что-то произошло. Я привыкаю. Я расходую продукты жизнеобеспечения, которые у меня есть, поэтому иногда я выхожу наверх, чтобы их пополнить. У меня здесь куча еды – по большей части консервы разные. У меня есть кислородные баллоны, вода. У меня мое старенькое доброе радио, ловящее кучу всяких станций со всего света, мои коллекции, всякие книги, разная одежда. Много необходимых вещей… Это мой дом.
     Самая большая проблема, с которой я столкнулся – отсутствие общения. Я сижу, слушаю все эти людские голоса сквозь радиопомехи, а иногда так хочется поговорить самому. И я разговариваю сам с собой, но это, конечно, не то совсем. Есть такие люди, которых я хотел бы взять с собой, но они смеялись мне в лицо в ответ на предложение. И я их не осуждаю. Я всё равно люблю их. Они сделали свой выбор.

     Я сижу сейчас в бункере. Это похоже на одиночество беременной женщины – сколько бы людей не было вокруг нее, она всё равно один на один с тем, что у нее внутри. Я о многом думал. Будь на моем месте кто другой – он вполне мог бы сойти с ума. Я – уже привык. Я не жалею. Когда я выхожу наверх и закупаю в магазинах кучу всего-всего, продавцы желают мне приятного путешествия, с завистью смотрят вслед. Я иду по улицам, смотрю на лица людей, но я не чувствую среди них себя в безопасности. Безопасность я ощущаю, когда возвращаюсь. Я стараюсь запомнить эти лица, я бесконечно люблю этих людей. Я хочу, чтобы у них был шанс возродиться. И лучше я, чем никто вообще.

     Я расскажу миллионы историй – другим людям. Тем, что будут после вас. Возможно, меня тоже когда-нибудь будут называть Богом. Если я не умру раньше, чем человечество отойдет к последнему сну.
     Я буду молиться за вас всех. Потому что у меня есть надежда. А это – как улыбка матери, как ее поцелуй, до сих пор хранящийся на губах.