Случай в тайге

Вернувшись из отпуска, Александр Тряпицын, жизнерадостный сорокалетний мужчина в тот же день вышел вечером на работу.
 Почти целый месяц не просыхал в запое в деревеньке у родителей. Потерял счет дням. И все оттого, что побывал на поминках своего бывшего врага, деревенского кузнеца Павла. С самого детства они дрались, ненавидя друг  друга.
Трезвый он никогда не пошел бы к умершему. Пьяному хочется чего-то особенного. Верх взяло любопытство, посмотреть на покойника Пашку Кирпичникова.  И вот он лежит в гробу. Даже острый нос сгладился, не задирался.
Молча, Саша постоял, осунувшись, у гроба. Когда сели  за стол, родственники, друзья и знакомые, говорили хорошие слова о Паше. Так принято на похоронах. Тряпицын пил рюмку за рюмкой и думал: “Вот как о нем отзываются! Обо мне так не скажут. Может, зря с ним всю жизнь ругался?”. Переживая, он запил.   
Если бы не старшая сестра Аня, по-мужски мощная женщина, что приехала погостить и силком увезла его полупьяного на железнодорожный вокзал, чтобы купить билеты на поезд до Красноярска, он, наверное, стал бы прогульщиком. Ругали бы его ребята на буровой.
Аня вместе с ним ехала в одном вагоне, не давала пить.
-Хватит, нагулялся! – отрезала, как ножом все его попытки похмелиться, - не женат, бестолочь, в кого только такой вышел,  пропадешь от водки.
-А что Света не приехала? – обречено спросил Александр о своей младшей сестренке, когда он ожидал уже посадки в зале аэропорта. Дотошная Аня ни на шаг не оставляла брата одного. Мало ли собутыльников рядом. Им только стоит перемигнуться. Волновалась она не зря. Два года назад обчистили братца бедолагу, при возвращении с отпуска, хорошо, что не стукнули, не покалечили.
-Я знаю, почему ты о Светке вспомнил! Она тебя жалеет. А я плохая! – ответила Аня с горечью в голосе, вытерла слезинки, попрощалась с братом, обняла его крепко, поцеловала. Хоть он непутевый, но она его любила всем сердцем. Вот дурной, уехал из родных мест на заработки!  Уж в воздухе он спиртного не найдет. Спокойно села на местный поезд и поехала домой. Жила она в поселке недалеко от Красноярска.
Прилетев в Туруханск Тряпицын, побежал, перепрыгивая, придерживая рукой серую кроличью шапку, через сугробы в столовую при аэропорте, заказал себе три стакана чая, хотелось пить, словно он оказался не на севере, а  в жаркой пустыне.
Официантка, молодая симпатичная сибирячка с голубыми глазами, с удивлением обслужила прилетевшего пассажира.
-Вам только чай?
-А что водка есть? -  радостно спросил Саша.
-Что вы! У нас нет спиртного в продаже. Я поинтересовалась, покушать ничего не желаете?
-Поесть? – изумился искренне Тряпицын, его даже бросило в пот, очень теплым оказался шерстяной свитер, впервые о нем кто-то думает из посторонних. Он дотронулся ладонью до живота. Что там журчало. Не было аппетита. – Спасибо я не хочу.
-Извините!
Официантка ушла на кухню. Двое летчиков сидели за столом. Ели сочный хорошо прожаренный шашлык. О чем-то разговаривали. Тряпицын пил горячий чай, обжигая о стакан пальцы, которые вдобавок еще тряслись. “Как бы не разбить его, – с тревогой подумал он, - осрамишься еще!”
Было морозное январское утро. До городка идти километра два через поле по дороге. Нужно зайти в управление экспедиции, чтобы узнать, когда будет вездеход. До буровой ехать сто километров.  Можно конечно туда добраться вертолетом, если повезет. Навстречу ему неслись собачьи упряжки. Единственный наземный транспорт у коренных жителей.
При входе в городок Тряпицын всегда смотрел направо на огороды у крайних изб, вспоминал невольно, что где-то там разбился самолет, не дотянул до аэропорта.
Шел он налегке с маленьким коричневым чемоданчиком, внутри  на верхней крышке был написан большими буквами адрес бывших дружков из Нижневартовска, которым обещался написать,  но забыл ответить. Перчаток   не было. Поочередно грел руки в кармане, перекидывая чемоданчик.
Улица центральная леденистой тропкой привела его к магазину. Место примечательное. Рядом музей Свердлова. Он здесь находился в ссылке. А Тряпицын по своей воле оказался здесь. Захотелось романтики. Сибирь обширная, до сих пор не освоена. Красноярский край побольше европейского государства. А вот какого он точно сказать не мог. При случае надо проверить на карте. Чтобы не ударить лицом в грязь.
Только он об этом подумал, как поскользнулся и упал.  Стукнулся так, что вместо того, чтобы зайти в магазин и купить бутылку водки, он встал, развернулся на сто восемьдесят градусов к двери магазина, побежал вприпрыжку искать туалет. А где его на улице найдешь!  Забежал на какой-то огород к стогу сена. Приперло до невозможности.
Замерз, пальцы не слушаются. В голову разные мысли лезут. Как до управления добираться?  Ведь там огородов нет. Хоть поворачивай в лес, беги до самой буровой!
 В нервном напряжении собрался с силами, вернулся на злополучную улицу, где не только мужчины в овчинных тулупах, но и женщины ходят в соболиных шубках, оценивают взглядом прохожих, на него как на будущего жениха посматривают.  Мужчин неженатых в таежных местах мало.
Он парень хоть куда. Широк в плечах. Красив собой. Молод. Любая за него замуж пойдет. Только дай надежду, заговори с ней в пути.
В другой бы раз Тряпицын поиграть с озорными девчатами не отказался. Веселый у него характер. Да и гармонист заядлый.
Не повезло, не до знакомств было, свело  до тошноты нутро. А отчего не знал. Кое-как до конторы добрался. Там вездеход уже заведенный, урча, рабочих ожидал. Спас его от позора. Юркнул под брезент. Сел на холодную полку между ящиками с продуктами. Повар армянин сел в кабину к водителю, там теплее. Он человек южный.
Саше тепла не надо. Чем холодней, тем лучше. Взревел мотор, помчался вездеход по лесной дороге, укатывая гусеницами снег. Замелькали раскидистые пушистые ели, и оранжевые стволы сосен. 
Через три часа мучений оказался Тряпицын в жилом вагончике, словно никуда не выезжал.
Вроде полегчало. Вышел на работу в свою смену.
-Как хоть отдохнул? Дернуло тебя зимой отпуск взять! – посмеивались ребята над товарищем.
К вечеру морозец усилился. Вечерняя  смена начала подъем труб, отворачивали по две трубы, называемые попросту свечами. Хлестала  на пол буровой вода вместе с глинистым раствором. Работали  в валенках, которые специально заранее обливали водой. Они на морозе обмерзали льдом и не промокали. В резиновой обуви в сорокаградусный мороз работать не возможно. Отвалятся ноги вместе с сапогами. Прожектора пронизывали клубы парящего тумана.  Фигуры людей проступали, полустертыми контурами.
Рев дизелей, слаженные движения сменщиков настраивали на бодрящее настроение. Не страшна работа зимой в воде чуть ли по щиколотку. Буровики народ привычный. От тяжелой работы только щеки розовеют!
В двенадцать часов ночи пересменка. Грязные пропотевшие люди возвращаются в свои вагончики.
Тряпицын жил в самом крайнем вагончике под елками.
Он вошел в сенцы, включил свет, обстучал поленом  валенки, сбивая лед. Открыл дверь в коридорчик, разделся. В валенки забил деревянные колодки, чтобы они за ночь не сели. Поставил к печке. Стараясь не шуметь, чтобы не разбудить ребят, забрался на верхнюю полку, укрылся одеялом. Но сон не шел. Ворочаясь с боку на бок, стукнулся спиной о ружье. Висело на стене, сам повесил. Саша страстный охотник. Чем еще заняться в тайге?  Он повернулся лицом к ружью, впотьмах погладил рукой ствол. В выходные обязательно пойдет, поставит капканы на соболя.
Снаружи послышались какие-то звуки. Елки что ли задевают ветками о вагончик. Нет это что-то другое. Прямо пилят над ним. Слышится Тряпицину знакомый голос,  душераздирающий:
-Думаешь, спрятался от меня? Я тебя и здесь найду. Подожди, вот крышу распилю. Доберусь до тебя. Зачем зря меня при жизни изводил? От твоих козней я умер раньше!
Сколько он царапал ногтями, неизвестно. Наверно ночь кончается. Не поддается крыша покойнику. Слава богу, что хоронят сейчас не в гробницах пирамидах. Фараонам клали личные вещи, инструменты. Нет у кузнеца кувалды и зубила. Без них сил у него маловато.  Сжался Саша под одеялом, ожидая рассвета, не зная, что предпринять. Разве можно победить мертвого!  За ребят волновался. Под ним Мишка Зверев спит, пугливый малый. Напротив на второй полке Степан Медведев. Фамилию свою не оправдывает. Шапку перед всеми гнет. Четвертая нижняя койка пустая. Может, рвется нечистая сила, чтобы поселиться у них. Домового им не надо. Не курит, не пьет. Компанию не поддержит.
Паша Кирпичников искал снаружи в вагончике место послабее своим зубам. Переместился к коридорчику. Слышно как трещит лист железа.  Просовывается череп с взъерошенными волосами.
Не выдержал Саша, схватил ружье, выстрелил дуплетом.
В вагончике переполох. Все сонные, ничего не понимая, соскочили с нар. Включили свет.  Бедному Тряпицыну отдачей от приклада чуть не сломало плечо, он прижался к стенке, не чувствуя от нервного потрясения боли. Не отдает ружье. Кричит как помешанный:
-Влезть хотел через крышу!
-Кто?
На всякий случай проверили. На улице метет поземка. Никаких следов.
-Да у него белая горячка!  Смотрите глаза как у сумасшедшего. Спрячьте ружье, а то всех перестреляет!
Выключили свет. Легли спать. Утром Тряпицын очухался.  Смотрит осмысленными глазами. Ему стыдно за поступок. Улыбается вместе со всеми. Поглаживает ушибленное плечо. Слегка морщится.
-Ребята, дайте выпить хоть пятьдесят грамм, - умоляет он. Но они разводят руками – сухой закон. Все, что было, до него выпили. А до магазина сто километров.
Весть о ночном происшествии разнеслась по всему поселку буровиков.  Любопытные, не веря рассказу, приходили посмотреть. В патроны были заряжены пули,  они пробили насквозь фанерную перегородку первой половины вагончика, коридорчик, и  стенку второй половины, задев край подушки, выпотрошив из нее пух, на которой лежал тракторист. Если бы он сместил немного во сне голову на пять сантиметров, убило бы наповал.  Одно перышко ему даже в нос залетело. Чихнул и проснулся после выстрелов.
Тряпицын герой дня. Мастеру об этом ни гу-гу!  Да что он сделает, ничего же не случилось. Ружье на всякий случай убрали подальше. У разведчиков разные чудеса бывают. Народец подобрался, взрывом атомной бомбы не испугаешь.
Днем Саша чувствует себя нормально. А к вечеру опять начинаются чудеса. Портится настроение. Сегодня у Тряпицына выходной. Вышел из вагончика, направился на ужин в столовую. Поскрипывает снег. Слышит сзади крадущие шаги. Черная тень настигает. Испуганный Саша, добежал до вагончика, где располагался красный уголок. Там собирались мужики вечерами почитать журналы, газеты, поиграть в шашки, домино, шахматы. Открыл дверь, а в вагончике как назло никого. Кинулся от страха к столу, только хотел под него спрятаться, с петель сорвалась дверь. Гроб с облаком морозного воздуха грохнулся об пол. Из него тот же голос:
-Теперь тебе никто не поможет! Я тебя сейчас прессовать начну!
Осмелел Саша, кричит в ответ:
-Как бы не так! Я тебя при жизни не боялся!  Не успеешь меня спрессовать!  Я знаешь, что с-сделаю? - угрожающе заявил он несносному противнику, заикаясь от возмущения, - Я, я вдохну воздуха, надуюсь, стану больше.
-Ха, ха! – оскалил челюсти покойник, приподнимая крышку гроба, я тебя прокушу в одном месте.
Растерялся Александр, руки опустил по швам, как по команде смирно, вдруг ему на глаза попались шашки, метнулся к ним, схватив рукой коробку,  судорожно открыл ее. Радостная догадка озарила его лицо:
-Вот, смотри, строганина непричесанная, я внутри стану тверже, не раздавишь меня! - со смелостью факира он стал проглатывать шашку за шашкой. Ни разу не подавившись, съел две партии шашек – сорок восемь штук.
 Гроб исчез. Тряпицын, торжествуя победу, повесил дверь на петли. Заботливо прикрыл ее за собой. Теперь ему не страшен Кирпичников. Наверное, от злости провалился в преисподнюю.  Больше не вернется.
Довольный собой пошел в столовую.
На следующий день симптомы белой горячки прошли. Болезнь исчезла. Но мучила тяжесть в животе.  Александр смутно помнил, что он чего-то наглотался. Уж не таблеток ли от поноса? 
Настроение мрачное, сидел, смотрел, как мужики режутся в домино. Не принимал участия в игре. В красном уголке дым коромыслом. Лиц сидящих не видно. Но не расходятся до ночи. Без пьянки свободное время тянется медленно.
-Куда шашки подевались? Найти их не могу! – говорит недовольно помбурильщика Медведев Степан, заядлый игрок.  Медлительностью очень похожий на отдыхающего тюленя.
-Может, кто в вагончик унес? – заметил близорукий  Ветров, разглядывая у себя под носом костяшки домино. Очки забыл надеть.
-А доску, почему не взяли? - возразил Степан,  подсаживаясь к стучащим по столу, с азартом забивающим козла.
-Отстань от нас! Кто играл в них последний раз, с того и спрашивай! -  отрезал недовольно Костин, кочегар, отодвигая локтем пыхтящего Степана.
Тот, ворча, оглядывал всех, ища сочувствующих.
-Не иголка же!
-Они здесь, - облегченно вздохнув, сказал Тряпицын.
-Где? – не понял Степан, мучительно соображая, и крутя головой, как юлой,  в какую щель, он не успел заглянуть, - ты, что на них сидишь?  Вот балбес!
-Да нет, они у меня в желудке. Я их проглотил, - ответил Саша, не таясь больше. К нему возвращалась память.
-Ты чего совсем рехнулся?!  Опять приступ белой горячки! – засмеялись мужики.
-Вы что мне не верите?
-Вот чертяка, от смеха лопнешь! Что шашки котлеты что ли!
-Я правду говорю. Саша встал со стула. Его окружили все присутствующие, забыв об игре и чтении. Смотрели ему прямо в рот. Ожидали новой сказки. Что он им еще скажет. Молодец! Хоть он сокрушает чудачеством скуку.
-Ты, что артист! Говори, куда шашки спрятал? – на всякий случай нетерпеливые прощупали карманы его пиджака.
-Слушайте! – Саша постучал себе по животу. Там что-то застучало. Звук был отчетливым. Шашки в желудке бились друг о друга. Ветров согнулся пополам, приложил ухо к Тряпицыному животу.  Открыл от удивления рот и не дышал. Затем покраснел как рак от натуги, чтобы не рассмеяться. Ему это не удавалось, так как от взрыва хохота затряслись стены вагончика.
-Ой, не могу!  Он точно их проглотил как кит!
-Что теперь будет!
Бурильщик Ветров рванул дверь, выскочил на улицу, побежал к начальнику партии доложить о случившемся.
В Туруханск, не мешкая, отбили радиограмму “Срочно отправьте вертолет! С рабочим Тряпицыным несчастный случай!” 
Утром прилетел вертолет. Ребята до посадочной площадки несли Сашу на руках. Хотя он им говорил, что может спокойно идти сам.
-Нет уж, нам так спокойней будет, - отвечали ему, - что-нибудь еще отмочишь.
Через месяц Тряпицын вернулся из больницы живым и невредимым. Рассказал, как его лечили. Сделали рентген. Делать операцию бесполезно. Шашки разошлись по всему кишечнику.
-Что же теперь с ним будет? – всплеснула от ужаса молодая врач практикантка,  она только что закончила институт.
-А ничего не будет! – успокоил ее опытный врач хирург, снимая с рук перчатки, - как глотал, так и будут выскакивать только из другого места. Будет заниматься самолечением. Аккуратно ходил Саша в туалет, слава богу, теплый, считал, сколько штук вышло. Боялся сбиться со счета.