показались

      и сто лет одиночества показались плевком за борт, когда ты . . .

В это время всем хочется жевать и кашлять. Всем. Я вхожу в число всех, значит, и я хочу. Но мои потребности, как молнии они то есть, то нет. Вот сейчас я жую. Чмок-чмок, как вкусно. Слюна, овивающая язык петлями очень вкусна, язык сам по себе хорош и приятен. В это время все боятся думать перед сном. Мысли перед сном могут принести очень много нового, ненужного, поэтому все думают с утра. Но я не вхожу в число всех, поэтому думаю исключительно перед сном. В это время сигареты начинают приносить всё больше удовольствия всем, кто использует их по назначению. Я вхожу в число всех. Поэтому сейчас курю. Затяжка, ещё затяжка, как хорошо и свободно внутри. В это время одежда перестаёт играть свою первородную роль, и, поэтому все начинают раздеваться. Я вхожу в число всех. Я раздеваюсь, но не до нага. Одежда моя прячется в шкаф, и всё будущее время будет служить лишь объектом воспоминаний. В это время всем можно плакать. Но и в этот раз я не попадаю в число всех, ибо трудно плакать с закрытыми глазами. Глаза мои закрыты. Возможно навсегда. Если вдруг я сейчас моргну, то все испугаются. Я вновь не в списке всех. Я не боюсь. Теперь я не боюсь ничего. Странно, но факт. Я, животное, загнанное в самый кромешный угол собой, тобой и прочими почитателями жизни не боюсь ничего. Нет, я боюсь остаться один. В это время все боятся остаться одними. И на сей раз я снова в обойме. В круговороте судеб. Я снова среди всех.
В это время все хотят знать ответ на вопрос «Зачем?». И снова я вне структурированного общества. Я не в числе всех, ибо знаю ответ. Ответ, который дано знать лишь тому, кто подобен мне. В это время я умер. И белые тапочки стали смешны, смешнее, чем когда-либо. И венки мне показались ненужной мишурой, ведь теперь я могу читать то, что написано у вас в книгах ваших сознаний, я могу жевать ваши мысли, ведь в это время всем хочется жевать. И никакими надписями на венках не прикроешь своё сознание. Зачем вы потратились на венки, я же знаю, кто меня любит, и будет помнить, а кто просто уважает и ценит символизм. И уж особо видно тех, кто пришёл сюда просто так, нехотя. В это время всем становится тепло (хорошо, что не я лежу с закрытыми глазами и не могу плакать - думают все). Одна ты не входишь в число всех. И сто лет одиночества показались плевком за борт, когда ты воистину один. В то время я умер. В то время умер я.  Вот.