Деньги

Enter.
   Группа людей, если рассматривать оную, как монолит, как единое, может представить гораздо меньший интерес, нежели отдельный индивид, коим и являлась Ира. В её поведении не было ничего предсказуемого, ибо она и сама не знала для чего делает следующий шаг, да и знать она этого не хотела. Её разум очень редко выдавал для её рассмотрения какие-либо трудные задачи; жизнь её была легка и непринуждённа. Каждый день был новым, не только от своего порядкового номера, но и от его насыщенности, от моциона, так сказать. Обилие друзей и знакомых сильно упрощало поиск нового. Утро никогда не предупреждало вечер. И самое главное, что всё это было наяву.
    Ира была моей соседкой, подругой, с вашего позволения. Я знал её четыре или пять лет, но от неё шла невероятной силы эмоциональная волна, которая заставляла даже, впервые увидевшего её человека верить в то, что они знакомы как минимум с рождения. Я тоже в это верил. Мы с ней общались достаточно много и часто, ибо я любил заходить в её холостятскую квартиру (она жила одна), в которой было много примечательных вещей, много еды и разнообразной выпивки – её друзья никогда не скупились на подарки. У меня складывалось впечатление, что ей должно быть очень много лет, потому что она праздновала свой день рождения по семь раз в году, причём всегда с размахом. Я понимал, что это, наверняка, её странность, видимо она называла разным людям разные даты своего появления на свет, обладающая особым обаянием она заставляла их запоминать. Мы говорили помногу и о многом. Иногда, когда разговор заходил очень далеко, она начинала нервничать, доставала из кармана губную помаду, и начинала выводить ей на столе какие-то слова. Я вещал, подобно безутешному транзистору, я говорил ей всё, у нас практически не было разницы в возрасте, поэтому было очень много общих тем. В конце разговора она всегда указывала на слово, которое написала помадой на столе. И всегда это было слово или фраза, точно выбранная и подходящая для простого объяснения всего разговора. Можно сказать, что это был ключ к нашему общению. Я всегда соглашался с написанным на столе, ибо это было на сто процентов верно.
   Я всегда удивлялся её безбашенности. Я сам проводил время без особого смысла и совершенно не думая о нравственности. По утрам я читал Достоевского, в обед гулял по всему городу, ловя периодически такси, которое отвозило меня в новое место, где я смогу черпать темы для новых песен, вечером я репетировал с группой, ночь никогда не была запланированной. На другой день утром я читал Толстого, в обед обедал в каком-либо кафе с каким-нибудь другом или журналистом. И, конечно ночные гуляния. Тусовка. Рафинированность. Богатая молодёжь. Вечный вальс денег. Она была самой мятежной и безудержной из всех, что я знал. Я встречал её несколько раз в дорогих ночных клубах, её мне представляли мои знакомые, причём всегда под разными именами. Однажды с ней случился интересный случай, которой запомнился мне своей вопиющей наглостью и сумасшедшим сюжетом. Итак в одном заведении, в поздний ночной час я, уставший, после концерта отдыхал, сидя в глубоком кожаном кресле, пуская в бордовый потолок белые кольца ямайского дыма. Ко мне подсел один мой знакомый, заказав что-то, он сказал, что к нам скоро должна присоединиться его новая пассия Ольга. Через пять минут мы с Ирой мило беседовали о папиросной бумаге. Она была рада тому, что я ей подыгрываю, не выдавая её. Затем мой приятель решил покинуть это место, и, откланявшись они с «Олей» отправились прочь. Я решил не покидать этого места. Через два часа ко мне присоединился другой мой старый приятель со своей дамой.
- Катрин, - ничуть не смутившись представилась Ира.
Моему смятению не было предела, но, тем не менее я вновь не выдал её. Затем, через пару дней мы дико смеялись над этим, сидя у неё дома и распивая противный «Джонни Уокер». Она ничуть не стыдилась своего поведения. Однажды она появлялась на экранах российских телевизоров. Это было на каком-то приёме. За один вечер она появилась перед глазами зрителей в трёх разных формациях, с четырьмя разными кавалерами. Но это было заметно лишь внимательному зрителю. Она записала эту трансляцию на видео, мы её очень часто смотрели, смеялись…
    
 

Ранним утром в её квартире зазвонил телефон. Бурная ночь не способствовала скорому пробуждению, телефон звонил долго, успел надоесть даже мне, ибо я тоже хотел спать, но особенность толщины стен в нашем доме вносила свои коррективы в мой распорядок дня. Она так и не взяла его…
Вновь зазвонил телефон. Я перевернулся на другой бок, жаркое одеяло сползло на пол, спугнув мою собаку, заставив её проснуться и начать жалобно скрести дверь, в надежде пойти на улицу. Я посмотрел на часы – всего 6 утра, с улицей придётся подождать. Телефон за стенкой продолжал звонить. Ушастое существо в коридоре продолжало скрести, нормальный сон становился заоблачной мечтой, мифом, фантазией…
   Я смирился. Встал. Натянул джинсы. Телефон продолжал звонить. Видимо её просто нет дома. Я пришёл домой через полчаса с довольным и облегчённым вариантом моей собаки. Летнее пустое, безлюдное прозрачное и солнечное утро особенно приятно, когда есть возможность беззаботно посидеть на, не занятой бабками, лавочке с баночкой любимого пива. Настроение поднимается, щёки приобретают здоровый цвет, бегающая собака радует глаз. Но телефон… Он безостановочно звонит… Я вышел на площадку, позвонил ей в дверь. Ответа не последовало. Я решил постучать  - тоже ничего. Я попробовал ручку, она поддалась, дверь была не заперта…
   Я обнаружил её первым. Её смерть констатировали через четырнадцать часов, после её наступления. Утреннее пиво, превратилось в обеденный скотч, избавляющий от жестокого стресса. Врач сказал, что мне повезло, что я наконец избавлен от такой соседки. Я не понимал его до того, как он пожалел меня, сказав, что нелегко, наверно жить с соседкой-наркоманкой. Только тогда я понял, что она умерла от передозировки, потому что до сего момента, я не понимал ничего, ведь я не увидел ничего что могло бы объяснить её смерть.
   Я точно знал, что она не употребляла наркотики, но эксперт есть эксперт. В наших с ней беседах она часто говорила о том, что знает многих известных людей, который сидят на тяжёлых наркотиках, но периодически сбивают дозу, а некоторые совсем слезают с них. Но то, с каким выражением лица она произносила слово наркотик, говорило о её отношении к ним – она их ненавидела…
   К вечеру я густо напился. Утром, я проснулся с больной головой, в дверь усердно звонили. По дороге к ней я наступил в лужу (я забыл выгулять собаку на ночь), растрёпанный и небритый я открыл дверь. На пороге стоял мужчина, потряхивая корочками, представился следователем, попросил зайти, в чём я ему отказал, но мы продолжили общение на улице, в компании моего пса. Этого человека интересовала Ирина персона. Я неохотно стал рассказывать ему что знал. Голова болела. Помню что повторял, что Ирка не употребляла дурь… Он назначил мне встречу через пару дней у него в кабинете, я сказал, что не смогу с ним встретиться, но помочь уже захотел. Я предложил ему неформальное общение. Он согласился…
- Значит сегодня в девять?
- Сегодня в девять.

Часы.    

  Вернувшись в дом, я решил навестить Иркину квартиру, в которой было много людей, которые организовывали её похороны. На кухонном столе, за которым мы и проводили наши товарищеские посиделки, стояла Иркина фотография, перед ней горела свечка, почему-то гелевая (видимо не нашлось иной). Я вспомнил, что Ира дарила мне точно такую же фотографию…
Вечером того же дня мы встретились с ним в парке возле моего дома. Его уже кто-то просветил и он знал, что сосед покойницы музыкант, следователь попросил автограф, в чём я решил ему не отказывать – это льстило моему самолюбию. Он оказался вполне приятным человеком, приятным в общении, видимо это его профессиональный долг, подумал я. Мы решили пойти в ресторан, тем более меня давно звал один мой приятель в свой (цитата: «ох…ный») ресторан.
   Отличная кухня располагала к общению. Я закрыл глаза и, почему-то мне представилось, что я бью кого-то ножом в живот. Рука чётко ощутила момент проникновения лезвия в мягкое тело жертвы. Похоже на то, если ты взрезаешь арбуз. Затем удар в горло. Кровь брызнула на моё лицо, стекала по нему на одежду. Это происходило какие-то доли секунды. Я испугался. Открыл глаза. К нам подошёл официант с соусницей и в момент прохождения мимо меня, его кто-то толкнул под локоть, бурый соус выплеснулся мне на джинсы. От злости я вновь закрыл глаза, окровавленные по локоть руки. Мои руки. Я попросил прощения у сотрапезника и попросил пригласить директора. Инцидент был исчерпан, компенсация за утрату Джинс была выплачена, моральные убытки заведение решило погасить тем, что трапеза не будет стоить для нас ничего, а такси доставит нас домой, как только мы закончим. После этого я решил отправиться домой. Разговор был не закончен, но вечер заставил отложить его.
   В машине я начал вспоминать эпизоды нашего разговора.
- Она действительно не обладала даром сдерживать себя, - говорил ему я, - Она могла позволить себе всё. Совершенно всё. Уехать, вернуться, прыгнуть или затаиться.
   Дома я нашёл такие керамические часы, в которых есть небольшой циферблат, и есть место для фотографии. Я отыскал в дальнем ящике  Иркину фотографию, она оказалась больше, нежели нужно, но я решил не останавливаться и обрезал фото. Я аккуратно вставил фотографию в рамку в часах, затем пошёл на кухню, захватив с собой часы…
  Я разговаривал с фотографией, я поставил её на стол, перед ней поставил бокал вина, я знаю твой вкус, потому что он совпадает с моим. Мне становилось всё тяжелей, но я продолжал говорить, обновляя свой бокал, доливая в него вина.

Деньги.

   - Ир, я с тобой совершенно откровенен, я говорю всю правду.
Я говорил с часами, да, наверно, у меня был самый странный вид. Моя собака не подавала вида, что что-то не так. После очередного бокала, я захотел в туалет, вернувшись к собеседнице, я сел и закрыл глаза…
   - Ты это зря. – Прошептал её голос.
   Я открыл глаза. В кухне ничего не изменилось. Я чётко слышал её голос. Я вновь закрыл глаза и стал вслушиваться в тишину.
   - Я говорю, что ты зря себя губишь. – Вновь говорила она, я решил не открывать глаз и попытаться продолжить диалог.
   - В смысле? – Спросил я.
   - Да в прямом. Вот ты пьёшь, а из-за чего? Неужели потеря столь велика, а, может быть, ты просто испугался? Не бойся, с тобой этого не будет, никогда… Ты будешь жить, и петь свои песенки, будет всё хорошо, так как ты и планировал. Ты уже в механизме, в системе, так сказать. Я отторгла её и вот.
   - Какая система?
   - Деньги! Ты смотрел «Брат-2», вот там персонаж говорит, что вся сила мира в деньгах, правильно говорит. Их сила в том, что мир и есть – деньги. Нет денег – нет мира, впрочем, и войны не может быть при их отсутствии. Значит, нет денег – нет ничего. Они могут приказывать, могут заставлять, могут всё. Они повсюду.
   - О чём ты? – Я открыл глаза, думая, что сплю.
   - Зачем ты открываешь глаза? С закрытыми проще общаться. Когда они открыты – ты ищешь меня, это сбивает тебя. Не надо переживать по поводу моего конца, это просто переход в новую формацию. Катрин, помнишь? Так вот, кстати, это не важно мёртв ты или нет, всё равно деньги делают своё дело. Например, ты отработал за жизнь определённую массу денег, её нельзя ощутить, измерить, она просто есть. И вообще в понятиях и теории совершенно не важна кинетика, важней потенциал, так вот, ты отработал за жизнь три мешка потенциальных денег, значит, ты будешь существовать определённое количество времени, в памяти других людей, пока деньги не иссякнут. Объясняю популярно: Допустим Ван Гог или кто ещё за жизнь отработал сто мешков потенциальных денег, не важно, сколько он имел на руках, важней то, сколько их всего. Вот после его смерти они (деньги) продолжают создавать себя в смысле материализовываться  (его картины продаются всё дороже и дороже), значит, деньги работают, пока они не иссякнут, все мы будем помнить, кто такой Ван Гог. Понятно?
    - Да.
    - Да ничего тебе не понятно, вот смотри. Деньги создают постоянный круг. Мы в нём. Мы работаем и живём за деньги и на них. Вот ты, например, добиваешься известности, девчонки весь подъезд тобой исписали, тебе уже тридцать три, а ты ещё в Москве, но зато популярен. Так вот, ты добиваешься популярности, с каждым новым твоим фанатом, твои потенциальные мешки денег тяжелеют, становятся пухлыми. Так вот, ты рад этому, мешков ты не видишь, их никто не видит, но все чувствуют, что они есть, поэтому хотят посмотреть на того, у кого их больше всего. Вот, например, президент, у него знаешь сколько мешков? У него очень много мешков и они практически неиссякаемы. Он умрёт, но история будет помнить его. Книжки и исторические пособия о нём будут всегда продаваться, причём за реальные деньги – вот, кстати, и момент материализации, так сказать. А вот ты, со своей группой, да у вас очень много мешков, только вот после того, как вас не станет, эти мешки будут очень быстро истощаться, затем о вас будут помнить только родственники, а это уже совсем не про деньги… Вот такие пироги, теперь хоть что-то понятно?
   - Да всё мне понятно!!! 
   - Слушай дальше. Человек умирает вне зависимости от мешков, но очень часто мешки влияют на судьбу человека. Это случилось и со мной. Я поняла эту систему очень давно, когда училась в университете. Я поняла, что нельзя допустить того, чтоб колёса системы поглотили меня, я сама не понимала тогда почему, но я так решила. Начала жить, прожигая деньги, причём точный контроль  над реальными деньгами, способствовал лучшей растрате денег потенциальных. К двадцати пяти у меня почти ничего не было в мешках,  только вот я не понимала, зачем я это делала, и лишь теперь становится ясно, что я несколько ошибалась, борясь с этим укладом, с этой системой. Вот ты, например, вполне успешен, наверно уедешь во Францию или куда ты там собрался на постоянное место жительства? Детей заведёшь, женишься само собой. Мешки твои будут наполняться. Делаем вывод: Ты счастлив – мешки наполняются. Значит деньги – счастье…
   - Ага, а художники, умирающие в нищете, ведь у них лишь после смерти наполнялись мешки.
   - Мыслишь, конечно, в правильную сторону, но надо сказать, что не было бы денег, не было б и этих художников, не купили б они себе красок и прочее, ну это уж совсем банально. Так что я останусь при своём: деньги – это человеческое всё. В смысле больше ему ничего не надо. Конечно, деньги – это очень широкое понятие, включить в него можно всё что угодно…
      Я знаю, где больше всего кинетических денег, поэтому я здесь, в смысле мертва. Больше всего денег в человеческой смерти. Потому что деньги заставляют человека жить, и только они могут заставить его умереть. Они текут в человеке длинными реками, как кровь по венам и артериям. Деньги – это кровь планеты.
   - А нефть?
   - Нефть скорее – гной планеты. Деньги текут в человеке, в его сознании. И, когда их ток прекращается,  человек уходит. Но больше всего денег в человеческой смерти конкретно. Например, наркотики. Человек заинтересован в покупке своей смерти, он не хочет на подсознательном уровне умирать, не хочет, чтобы смерть настигала его. Но готов покупать её, думая, что опередит её. Я знаю, что смерть – самое дорогое удовольствие. Оно тебе влетает в копеечку, ты теряешь совершенно всё. Да смерть - самое дорогое удовольствие, если это твоя смерть.
   Вот ты подумай сам. Люди (целые страны) тратят миллионы на войны, на оружие. Война несёт в себе разрушительную функцию. Чтобы разрушить что-то, необходимо затратить гигантские суммы на вооружение, на обеспечение армии, но в момент твоей смерти в твоём потенциале становится столько денег, что они начинают работать сами, уничтожая всё. Ты умираешь, убиваешь весь мир. С твоим уходом не останется ничего. Ни флоры, ни фауны. Ты способен уничтожить всё. Здесь – при жизни чтобы убить кого-нибудь одного, тратятся тысячи долларов, а ты одним махом всех, ну разве ты не богат. Может быть, для этого меня и…
   Хотя наверно просто неудачная попытка посадить. Ведь я выпила…


Exit

   Я проснулся после обеда. Собака вновь не дождалась моего пробуждения. Вновь болела голова. Мобильный телефон надрывался тоненькой мелодией моего директора. Я поднял трубку, там меня предупредили об отъезде на гастроли, что через два дня мы уезжаем в Тольятти. Я потрепал пса. День был жарким и неприятным. Тело было мокрым, и я решил принять душ, но лёг на диван. Собака хотела, есть и шарила на кухне. У неё была привычка тащить всё со стола. Вчера я забыл убрать с него закуски. Представив, что сейчас твориться на кухне я решил пока этого не проверять. Мой пёс вбежал в комнату весь в слюнях, видимо что-то нашёл из еды.
   - Иди сюда!
   Я попытался вытереть ему слюни, как вдруг заметил что-то красное у него на шее. Я выбежал в кухню. На столе была, размазанная моей собакой губная помада. Через три дня мы были в Тольятти, я больше никогда не был в Москве…