Повестка без адреса

ПОВЕСТКА БЕЗ АДРЕСА

Гостиница была сырой, и гудевшие в темноте комары кусали через простыни. Степан Доброскок, старший поверенный в делах промышленной компании, не привык к таким. «Всего одна ночь», – мелкими глотками запивал он снотворное. Но ещё долго перекручивал простыни, точно пытался завернуть в них разбегавшиеся мысли.
День выдался трудный. Вместе с помощником Доброскок прилетел в провинциальную дыру, чтобы сократить две сотни рабочих. Он долго объяснял им, почему закрывают дело и за бесценок распродают акции, для наглядности рисовал графики, которые сопровождал колонками цифр. Его речь погрузила городок в траур. Доброскок не любил подобные поручения, но в столице у него остались маленькие дети и сердечница жена. «Жизнь без денег, что насморк без чиха – зуд есть, а унять нечем», – повторял в самолёте помощник, с глазами, как сохнувшие лужи, – они всегда были на мокром месте, но никогда не плакали.
И Доброскок согласно кивал.
На собрании он ждал возмущения, но рабочие угрюмо молчали. И только один, криво усмехаясь, бормотал что-то под нос. Глядя на вытянутое, нерусское лицо – впалые щёки, заострённый, с горбинкой, нос, Доброскок про себя отметил, что он приезжий.
«И каким ветром тебя занесло?» – подумал Доброскок, спускаясь с трибуны. Он повсюду натыкался на колючие взгляды, которые сверлили ему спину, но Доброскоку было всё равно. Дорогой в гостиницу он представлял, как доложит о командировке начальству, как встретят его дома, и тихо улыбался…
Гость вошёл без стука и, несколько раз шаркнув ботинками, по-собачьи вытер ноги о половик.
– Столько дел, столько дел! – затараторил он, громоздясь на трёхногий стул. – Просто голова кругом… – Подоткнув под себя чёрный плащ, поставил рядом зонтик, с которого капало: – И дождя вроде нет, а вот на тебе – зацепит!
Доброскок не испугался.
– А ведь я тебя знаю, – вспомнил он давешнего рабочего, приподнимаясь на подушке. – Пришёл, верно, за место хлопотать?
– Так и я вас знаю, Степан Андреевич, – ухмыльнулся гость. – С самого вашего рождения… А за место чего хлопотать – его на всех хватит!
Достав чётки из вишнёвых косточек, он стал их медленно перебирать.
– Прадед ваш, помещик из Доброскоковки, к примеру, был заядлым охотником: волка брал голыми руками, а русаков, бывало, как бабочек, ловил с лошади огромным сачком. Однажды он охотился с дворней: смеркалось, он привстал на стременах, чтобы удобнее было примериться к петлявшему под копытами зайцу, и на всём скаку ударился лбом о дубовый сук. Все вокруг засмеялись. Он тоже засмеялся – и умер. Нестарый был, о месте заботиться вроде рано, а оно ему сразу сыскалось…
Выпятив подбородок, гость посмотрел насмешливо.
– Кстати сказать, деду вашему, студенту, тогда крупно повезло: он к тому времени проигрался в пух и прах, ему оставалось поставить на кон разве последнюю рубаху, а тут подвернулась оказия спустить имение. Зато, когда он встал из-за стола, ему уж точно нечего было терять…
Гость развёл кулаки, унося в правом чётки, а левый, свернутый «фигой», сунул Доброскоку под нос.
– И опять ему подфартило: случилась революция, помыкался он самую малость и, чтобы обрести весь мир, пошёл в Комиссию. «Жизнь – это вам не собаку выгуливать! – приговаривал он, разбирая чужие доносы. – Тут гляди в оба…» Однако донос на него поступил к другому следователю, и он сгинул в сибирском лагере. А место ему тоже нашлось… Да, спешили жить ваши предки – между делом женились, второпях заводили детей. Жадные были до времени, до этого света, точно знали, что вечность – не для них, и на том свете их не ждёт ничего хорошего. Впрочем, и вы в роду не белая ворона…
Доброскок разинул рот.
– Но мне об этом не рассказывали…
– Правильно, когда деда забрали, его жена умерла от чахотки, так что вашего малолетнего батюшку отправили в сиротский приют. А там обманули – наболтали про родителей с три короба…
Гость сидел на высоком стуле, подогнув ноги, так что казалось, будто тело держится на трёх спицах, остро упиравшихся в пол, как птичьи когти. Он и сам походил на хищную птицу, высиживающую в гнезде чужие яйца, а, когда разводил руками, казалось, вот-вот взлетит.
– Но вся беда в том, что и прародителя вашего в саду обманули – яблоко-то он съел, а отличать добра от зла так и не научился…
Человек в чёрном тараторил, как сорока.
– Уж не ты ли постарался? – сухо перебил Доброскок. – Ты что же – змей-искуситель?
Он храбрился, но ему стало страшно.
– Всё это сказки! – хохотнул гость, облокотившись о стол. – Ну, зачем искушать – свинья грязи найдёт. Однако у вас своя правда: зло – моё, я его знаю, как свой желудок, а вы – нет…
Маленький рот сполз набок, и на мгновенье показалось, что из него высовывается раздвоенный язык.
– Зло и так видно… – уставился на него Доброскок.
– Разве? Тогда скажите, сколько у меня костей в чётках?
Доброскок почесал затылок.
– Пятнадцать.
– Двадцать, – свысока бросил гость. – Вот так и зло: видеть его вам позволено, а познать не дано…
Губы скривились, обнажив ряд жёлтых зубов, и Доброскоку опять почудился торчащий наружу язык, который быстро шевелился, качаясь из стороны в сторону.
– Вот вы, Степан Андреевич, за тридевять земель прилетели, чтобы людей по миру пустить, а ведь это – грех!
Наклонившись вперёд, гость рассыпал четки, накрыл катавшиеся косточки волосатой ладонью.
– А что такое грех? – деланно зевнул Доброскок. – Сегодня – грех, завтра – добродетель…
Доставая по одной, гость откладывал косточки в сторону:
– Ну вот, я же говорил: вы не различаете зла!
Доброскок смутился. Он смотрел на волосатую ладонь, пересчитывая про себя косточки. Их оказалось пятнадцать.
– Так как же, Степан Андреевич, – гнул своё гость, – не ведаем про зло – с нас и взятки гладки?
Доброскок молчал.
– Ах, это, – перехватил его взгляд гость. – Ну, пересчитайте сами…
И протянул горсть. У Доброскока вышло двадцать.
– Вы слишком доверяете числам, – поскрёб гость кривым ногтем край стола. – А это – пустое.
Доброскоку сделалось не по себе.
– Дешёвый фокусник! – взвился он. – Ты пришёл издеваться!
Гость замахал руками.
– Помилуйте, Степан Андреевич, я к вам с уведомлением! А в нём всё по-честному. Прадед ваш на самом деле был взяточник, его били плетьми и сослали в Сибирь. А дед торговал краденым. Это добро так ловко отскакивало от его рук, что он получил от воров своё прозвище, ставшее вам фамилией…
Гость перевёл дыхание.
– Видите, как легко всё переиначить: я придумал вам родословную, как цыган лошади. Скажу больше: и Цезаря не было, и Чингисхана, а Моисей не переводил евреев через Чермное море. Весь мир придуман для вас…
– Но зачем? – затрясся Доброскок.
– Как зачем? Чтобы уловить вашу бессмертную душу.
Стало слышно, как в соседнем номере капает умывальник.
– Что ж, по-твоему и комара нет? – хлопнул на шее кровососа Доброскок.
– Есть, но лишь для того, чтобы вы задали сейчас этот вопрос.
– А тебе откуда знать? – окрысился Доброскок. – Ты что – пророк?
Гость пропустил мимо ушей.
– Сейчас тебе жаль уволенных, – незаметно перешел он на «ты», – а напрасно: их – нет. И тех, кого ты раньше разорил…
– Ну зачем так, – зашептал Доброскок, – была конкуренция…
Гость и это оставил без внимания.
– А жалеть тебе нужно себя, – продолжал он скороговоркой. – Грехопадение случается ещё до рождения: земля для каждого – Страшный Суд. На ней много миров, и в каждом держат ответ… – Раздвоенный язык сложился «пистолетом». – Так что каждый шаг на ней под прицелом…
– Но завод не давал прибыли! – взвизгнул Доброскок. – Не я устанавливал законы экономики!
– Конечно, – вздохнул гость, – их установил я…
Опять капал умывальник, где-то глухо пробили часы.
– А дети?
– Брось, нет ни детей, ни жены с больным сердцем, нет ничего! Есть только душа, а всё остальное – для её испытания…
Доброскок проглотил язык. Вся его жизнь вдруг предстала перед ним, он смотрел на неё и не находил оправдания. Он тёр виски, краснея от напряжения, и ему казалось, что он кричит, вытянув палец:
– Это ты, ты во всем виноват!
Гость устало нахмурился.
– Все так говорят, – произнёс он, глядя в угол. – Но вы и без меня мастера. Мне, между прочим, запрещено козни выдумывать, только за вами повторять. И я обязан вас предупреждать. Зачем только – за всё время ни один не поверил!
Он пожал плечами.
– Однако Он всё надеется. И вот я стучу в глухие ставни и кричу: «Проснитесь, проснитесь!»
– Проснитесь, Степан Андреевич, – плаксивым голосом будил младший поверенный, – через час вылетаем…
Доброскок опёрся о подушку.
– Привидится же, – прохрипел он, ища одежду.
Помощник распахнул занавеску, открыв кусок ясного неба. Из окна потянуло свежестью, на стенах заиграли «зайчики».
– Что, Степан Андреевич, – дурной сон?
– Да пророк один…
Доброскок замялся.
– Пророка, – заржал помощник, – надо распять, чтобы нажиться на его имени…
Доброскок улыбнулся.
– Иди, иди – сейчас спущусь…
Насвистывая, он причесался перед зеркалом и долго возился с галстуком, прежде чем толкнул дверь, так и не заметив черневшего под стулом мокрого зонтика.





Сентябрь 2004 г.