Телефон декабря
Сумерки окончательно сгустились, и свет от костра окрасил окружающий лес в медь всех оттенков. Вековой лед блестящей коркой покрывал мертвые деревья. Стена замерших без солнца деревьев обступала стоянку со всех сторон. Медный свет костра заманчиво играл на ледяной корке и создавал впечатление, что лес полыхает. Это феерическое зрелище поразила человека своей нереальностью. За свою жизнь он не видел огня размером больше его самого. Теперь его окружал хоть и иллюзорный, но все же лесной пожар. Ему хотелось прикоснуться к полыхающим деревьям, но он боялся разочарования. Лед, даже цвета огня все равно холодный. Он создан для обмана и игры, он может быть чем угодно - любым миражем. Но он создан этим миром и не когда не отречется от него.
Человек отвернулся ото льда и, порывшись в своей сумке, достал блокнот. Он прислонился спиной к поставленной на сани лодке и стал греть карандаш. Ручек он не признавал. Все найденные в пустых домах ручки не писали, холод окончательно заморозил пасту в их стержнях. Разогреть ее в мире где всего два источника тепла было невозможно. Огонь - слишком жарок. Тепло тела - слишком драгоценно. Карандаши не замерзали и писали даже в лютый мороз, но к счастью пока в такие морозы он не попадал.
Человек вынул карандаш из-за пазухи и нагнувшись к огню стал писать.
День девяносто восьмой от прихода, тридцать второй от начала пути. Снег по-прежнему сухой и легкий. Лежит твердым настом, сани идут без скрипа. Температура - неизвестна, но щеки уже не щиплет. Прошел двадцать семь километров. Общая длина пути составляет восемьсот километров. От подстреленного снежного гора осталось две задние ноги. Патроны – 76 штук, топливо -12 литров, «пополнил из баков брошенного автомобиля (+4)».
Человек оторвался от блокнота и снова посмотрел на огонь. Ледяной пожар стал стихать, он подбросил в костер увесистое полено. Человек взял карандаш в зубы и стал перелистывать исписанные листы блокнота, потом снова взял карандаш и принялся писать.
Я обратил внимание, что мое путешествие носит скорее характер какого-то наблюдение. С этого дня я буду записывать свои мысли и все увиденное мною со дня моего прихода. Записывать все подряд у меня не хватит бумаги. По этому ограничиваюсь описанием самого, на мой взгляд, главного.
Мое имя всего лишь условность. Ко мне уже давно никто не обращался по имени. Мое путешествие одиноко и лишено общения. Раньше я этого, конечно не замечал, наверное становлюсь старше. Но скорее всего мой быт высвободил место для чувств. Но, раз я решил вести свои записи, то в душе надеюсь, что там, в самом конце, их кто-нибудь причтет. Если конечно там умеют читать. Мое имя - Путник. Во всяком случае, так меня называло абсолютное большинство моих соплеменников. В целом оно отвечает моему роду занятий, я путешествовал в поисках пищи для остальных. Но это было давно. Я не буду описывать, почему я оказался вдали от моих соплеменников. Не потому что это печально, вовсе нет. Просто в этом мире гибель нескольких десятков людей так мала и незначительна. Скажу проще снежная лихорадка, холод, голод. Просто однажды я вернулся в пустой поселок. В тот день и началось мое путешествие.
Путник закрыл блокнот и убрал карандаш. С минуту он невидящими глазами смотрел на огонь. Его мысли блуждали где-то в самой глубине памяти. Он убрал блокнот в сумку и встал, разминая начавшее остывать тело. Он приседал, делал рывки руками, пробежал несколько кругов вокруг костра. Потерять тепло тела было страшнее смерти. Угроза смерти всегда страшнее самой смерти. Падение температуры начинается или от голода или от неподвижного образа жизни. Со вторым он справился, и сняв с таганка закопченный котелок стал бороться с первым.
Раз за разом зачерпывая ложкой жирный бульон Путник снова посмотрел на огонь. Но теперь уже не от воспоминаний. Просто кроме огня в этом мире смотреть было не на что. Его варево состояло почти целиком их мяса, волокна делали бульон похожим на кашу. Хлеба у него не было, хлеба вообще не было в его мире. Еще в городе он определил себя как полу цивилизованного хищника. Он жил охотой и пользовался огнем.
Протерев снегом опустевший котелок Путник убрал его в полотняный чехольчик. Он всегда относился к вещам бережно. Свою жизнь он крепко связал с этим нехитрыми предметами - дарами павшей цивилизации. С собой он взял самое необходимое, столько, сколько он мог тянуть за собой.
Путник подбросил в огонь дров и перезарядив карабин залез в лодку. Надувное дно он выстлал шкурой снежного гора. Их брезента он сделал крышу. Спать он лег в сшитый их другой шкуры мешок. Он даже гордился собой. Жизнь выковала его по своему образу и подобию. Практичным, суровым и выносливым. В этом мире, где потерять тепло значит погибнуть, другой бы не выжил. Из всех требуемых навыков он умел делать самое главное - сохранять тепло.
Холод нависал над его стоянкой. Подступал к светлому кругу. Но внутрь он не проникал. Огонь горел ровно и медленно. Тепло отраженное брезентовым экраном втекало под полог палатки и согревало Путника. Он спал спокойно, он всегда побеждал этот мир. мир вечного декабря.
День девяносто девятый от прихода, тридцать третий от начала пути. С утра шел снег. Шел крупными хлопьями и уносился поземкой. Мороз ослабевает и стало светлее. Треснула рама саней, пол часа потратил на ремонт. Прошел двадцать три километра. Общий путь 823 километра. Патронов 72, « удачно подстрелил ползуна», топливо 12 литров.
Проснувшись утром, я почему-то нарушил свой привычный порядок пробуждения. Обычно перед выходом из палатки я выставляю вперед карабин, а сегодня высунул голову. Ночью к огню подходил какой-тот зверь. Судя по следам не гор.
Считаю своим долгом упомянуть в моем дневнике о снежном горе. Конечно я могу ограничиться его описанием, или придать описанию элемент рассказа, но я выбираю среднее.
Снежный гор одно из животных обитающих в этом мире, (я по-прежнему говорю в «этом мире» – привычка). Старик в поселке говорил, что раньше таких зверей не было. Он еще упоминал о белом медведе. Но гор это совсем другое. Он медведя мне по крайней мере удавалось убегать. О горах я узнал еще в поселке и не раз добывал их на охоте. Но в городе я узнал их еще лучше. Оказывается, горы живут под землей. Прорывают слой вечной мерзлоты, и потом выходят на вольный воздух охотится. А вот охотятся они на людей. Правда если им удается заломать медведя, то они тоже его едет. Но я не об этом. В городе они водятся во множестве.. Они заходят даже в дома и хотя там уже почти не осталось трупов горы процветают. У моего дома в городе была нора из которой все время вылезали эти монстры. Вообще благодаря горам я не стал трупоедом. Однажды, еще в поселке на меня напал гор, совсем маленький. Сломал мне два ребра, обнюхал, но не съел. После этого я решил сто я не вкусный, поэтому, придя в город я, не стал есть человечину.
В город я шел, наверное целую вечность. Когда из поселка пропали люди я вспомнил слова старика и пошел на юг. С тех пор день начинается для меня слева, а заканчивался справа. Город оказался нагромождением высоких каменных построек. Он не понравился мне с самого начала. Вошел я в него со стороны маленькой речки. Река текла в котловине окруженной домами. Что произошло в городе, я не знал. Но промерзшие трупы покрывали всю котловину.
В сооруженных из металлических листов и прутьев участках лежали ружья и недоеденные горами останки стрелков. Придя в город я встретил на улицах следы жесточайших боев. Трупов было мало, горы съели почти всех. Когда произошла та бойня, я не знал. Замерзшие тела могут лежать вечно. Дома были пусты, некоторые двери забаррикадированы. Кто погубил город, я не знал. Скорее всего люди сами поубивали друг друга, горы пришли позже. Следов подобных самоубийственных сражений я на своем пути повидал превеликое множество.
Люди почему-то всегда начинают обвинять друг друга в своих бедах. Вот они и перестреляли друг друга. Старик однажды сказал, что ничто так не объединяет людей как осложнение жизни, но это же их и ссорит.
В городи я поселился на пятом этаже высокого каменного дома. Там я прожил до того дня.
День сотый от прихода, тридцать четвертый от начала пути. Сегодня видел странное явление. Серая пелена неба в одном месте расступилась, и я увидел клочок голубого полотна. На снег упал странный свет и снег заблестел. Явление длилось несколько мгновений. Снег слежавшийся и мелко потрескавшийся. Пришлось перебираться через небольшую трещину. На дне трещины течет вода. Прошел двадцать пять километров. Общий путь 848 километров. Патронов - 72 штуки, топлива - 9 литров.
Вокруг стоянки опять ходил зверь оставленные мною потроха и кости ползуна пропали. Зверя видел во время утреннего перехода. Но рассмотрел только во время обеда. Это точно не гор, хотя и похож. Он примерно мне по пояс, а я считаю, что я высокий человек. Шерсть белая, короткий хвост, лапы толстые, нос черный, глаз не видно. Принюхивался в воздуху когда я варил мясо. У него красный язык и когда он дышит от него идет пар. От горов пар не идет они холодные.
Почему-то я не стал в него стрелять. Он конечно украл у меня кости ползуна, но мне то они зачем. Да и почему-то мне не хочется его убивать. Наверное, это от того, что у меня в се есть. Это нужно записать, «жажда убийства продиктована человеку необходимостью».
У меня есть мясо мне не нужен этот зверь. Я то ему тоже не нужен. Иначе бы он меня съел прошлой ночью. Но с другой стороны я не вкусный. Ладно это слишком сложно.
Смерть должна иметь смысл, особенно здесь. Сумасшедший мог убить меня без всякого смысла, но я убил его по необходимости. Значит я прав. А, как говорил старик - Бог с ним.
Я предполагал, что рядом с моим городским жилищем живет еще один человек. Горы не съели его наверное потому, что он как и я был невкусным. Это было как раз на следующий день после звонка.
Я проснулся и принялся за интересное для себя дело. В комнате где я остановился было много бумаги. Сначала я ее жег, но потом, как человек грамотный решил читать. Книги я видел еще в поселке. Тогда их читал только старик, он меня и научил.
Я читал очередную книгу, и вдруг случилось то, что заставило меня отправиться в путь. Я тогда целый день бродил по комнате не в силах поверить в произошедшее. Наконец к вечеру даже к полуночи я принял решение, что мне было терять. С самого утра я отправился на поиски всего необходимого. Путь мой проходил мимо низеньких домиков. Я предполагал, что в их подвалах и живут горы. Проходя через сквер с замерзшими деревьями я встретил его. Он подметал сугробы снег. Тщательно заметая собственный след, он что-то бормотал. Увидев меня, он бросил веник и дрожащими губами заговорил.
- Холод, есть творец мира, жизнь есть враг холода и разрушение мира. Я слуга мира холода. Ты враг мира.
Он что-то еще бормотал, но мое внимание к счастью привлекло его движение. Он судорожно расстегивал свое пальто и вынимал обрез. Мой карабин висел на плече, я предупредительно выставил его вперед. Сумасшедший никак не прореагировал, он продолжил доставать обрез.
- Я тебя не трону, - сказал я, снимая карабин с плеча.
- Враг мира, - закричал он. – Проклятый нарушитель выживун.
К счастью я успел упасть в сугроб. Сумасшедший выстрелил и стал передергивать затвор. После произошедшего я не мог позволить что бы меня застрелил сумасшедший. Я не хотел его убивать но такова жизнь этого мира. Я выстрелил и попал ему в грудь. С такого расстояния даже несмертельная рана убивает человека. Сумасшедший перелетел через сугроб и затих.
Я не хотел его убивать, для этого я слишком люблю жизнь. Даже эту. Я похоронил его в том же сугробе. Хранитель мира оказался до зубов вооруженным людоедом. В патронташе кроме патронов оказались еще и пальцы. Мне не нравится вспоминать тот день, я ограничусь кратким перечислением.
На следующей улице нашелся склад нужных мне предметов. Конечно, саней там не оказалось, зато я нашел резиновую лодку с надувным дном. Рюкзак, котелок, несколько фляг. С такими вещами я мог обойти весь мир. нашелся даже примус. В книжках которые были в моей комнате. Герои всегда находили что-нибудь чудесное или сами были волшебниками. Все это обман. Простой человек всегда рассчитывает только не себя. Я простой человек. Не волшебник. У меня нет никаких уникальных способностей, разве что меня не едят горы. Через три дня я нагрузил свои вещи на самодельные сани и пошел на юг.
День сто первый от прихода, тридцать пятый от начала пути. Опять видел голубое полотно. Теперь я почти уверен, что это и есть настоящий цвет неба. Снег стал тяжелее. Патронов – 71, топлива – 7 литров. Прошел двадцать шесть километров общий путь 874 километра. Прошел через брошенный поселок. Отремонтировал сани.
С этого дня я решил изменить счет времени. Старик считал года, но вскоре отказался от этой идеи и пересчитал все ото дня сотрясения. По его исчислению я родился 13507 декабря от сотрясения. Ушел, по тому же счету21175 декабря. Или по его старому счету через двадцать один год. Однажды я поспорил с ним, я принес ему старую бумажку со столбиками цифр. Там говорилось что в декабре тридцать один день. Но он только заплакал. И объяснил, что зима начинается 1-го декабря, а раз она не кончается то вводить январь и февраль нет смысла. С той поры я живу в декабре.
Когда я ушел из пустого поселка я много блуждал и со счета сбился. Но мой дневник требует хронологии (это слово я вычитал в одной книге). В моей жизни есть две точки отсчета от прихода в город и от начала пути. Если от ста одного отнять тридцать пять, то в городе я прожил 66 дней. Но я принимаю решение считать от начала пути. Значит сегодня, по моему стилю 35 декабря.
Зверь весь день шел по моим следам не нападал. Сначала думал, что он ждет когда я упаду. Это даже смешно. У меня с собой столько припасов, что хватит пережить его детей и внуков. Во время привала зверь сидел неподалеку от меня и провожал взглядом все мои движения. Глаз я его не видел, но они точно есть. Но самое главное, что он выходит на охоту и убивает странных маленьких зверьков. Одного я подобрал прямо возле лагеря. Странный зверь я конечно отдаю ему кости и потроха моей добычи, но он зачем-то принес свою ко мне. во всяком случае с ним весело и не так одиноко. Я решил назвать его снежным львом. Я видел львов в книге, они жили еще до сотрясения, но вымерзли. Тут всегда так кто не выжил тот вымерз. Старик говорил, что это эволюция – вытеснение слабых сильными. Это пожалуй правда. Я выживаю значит я сильный. Мир сильных - странное сочетание, но сила подразумевает и существование слабости.
Люди в городе и в поселке который я видел сегодня были слабые. А если и с ними случилось как со мной. Со мной, который приспособился к вечному холоду и живет по странным законам природы и разума. Нет слабый не может принять такого решения какое принял я. Они скорее перестреляли бы друг друга в порыве споров. Хорошо, что я одинок мне не нужно, незачем оглядываться назад. Только один может преодолеть все эти снега.
В одном из домов я нашел несколько книг. Я перевязал их веревкой и поставил на колченогий стол. Ведь если есть я то могут быть и другие. Сумасшедший людоед ведь выжил, правда он сошел с ума. Наверное ему передалось безумие тех кого он съел. Правда он мог есть только трупы.
Страшная догадка посетила меня. Наверное, когда человек замерзает ,то замерзают и его переживания, мысли, страхи. Хорошо, что я не ем людей. Бедный сумасшедший человечек, подметавший вечные снега. Ты поедал чужие страхи и горе. Оно проросло в тебе, заговорило сотнями голосов, явилось сотнями кошмарных снов, сотнями видений и смертей. Маленький затравленный холодом разум оказался раздавлен ими и ты превратился с ходячее вместилище сотен душ.
Поняв это я встал и долго ходил вокруг стоянки. Зверь внимательно наблюдал за мной а потом стал приближаться. Это привело меня в себя и я вспомнил о карабине. Привычка носить карабин на шее одно из моих положительных качеств. Но стрелять в него мне не пришлось. Патрон я истратил на невесть откуда взявшегося гора.
Гор появился позади меня и шел в стоянке разевая свою зубастую пасть. Я выстрелил и промазал. Зверь пролетел мимо меня и зачем-то бросился на гора. Чудище опешило и стало пятится. Зверь кидался на гора, который был раза в три крупнее. Гор старался попасть по нему лапой, но тот был очень юрким. Поняв, что стоянку ему не разорить, гор ушел. Появление гора навело меня на мысль о близости людей или поселка, но отвлекаться на его поиск я не хочу.
36 декабря. Просветы в серой пелене не попадаются. Патронов – 67, топлива – 5 литров. Снег стал липким и влажным. На пути попалась брошенная машина, но топлива в ней не оказалось, людей тоже. Тащить сани тяжело налипает снег, прошел всего семнадцать километров, общий путь 891 километр.
Зверь спал возле костра. Ночью отогнал от стоянки снежного гора. Проснувшись я убил гора и накормил льва мясом. У льва есть глаза они спрятаны под густой челкой. Он очень теплый и мягкий. У него на лапах семь когтей. Следы он оставляет круглые почти с ладонь.
Добытого мяса мне хватит еще дней на десять, но вот патронов и топлива маловато. Поселки мне попадаются, но они пустые. Много машин, но баки пустые. Трупов то же нет. Часто попадаются следы горов. Но я знал на что шел.
Какой же я глупый я исписал почти весь блокнот и не разу не упомянул, что же погнало меня в путь. А ведь в моих переходах я только и думаю об этом. Моя жизнь была лишь процессом добывания и поглощения пищи. Старик однажды сказал, что те, кто верил в Бога, после сотрясения разуверились.
Что значит верить в бога я не знаю. Но вот льву идущему рядом со мной я доверяю, то есть верю, что он меня не сожрет. Он может, но не жрет. Даже наоборот - отгоняет от меня горов.
Наверное, те о ком говорил старик, верили во что-то большое. Они надеялись на это, как я на льва. Но после сотрясения, когда декабрь воцарился на долгие тысячи дней…
Нет наверное не так. Просто они верили, что есть что-то, что может изменить их жизнь и окружающий мир даже больше мир. Но потом жизнь перестала меняться. Люди жили а мир не менялся. Всегда был мороз, снег, декабрь.
Я вырос в декабре я в нем живу и до того случая жил бы в нем и дальше. Навсегда оставался в мире где все одинаковое, несмотря на то, что я меняюсь. Мои изменения слишком малы для этого мира. Мира где тепло тела значит все.
Но в тот день, когда я читал прихлебывая из котелка в моей квартире раздался звон. Звон был коротким, но повторялся раз за разом. Я сначала не предал ему значения. Но звон повторялся раз за разом он раздражал, злил, звал, и я пошел. В дальней комнате моего жилища была свалена куча всякого хлама. Звон шел из нее. По очереди поднимая каждый предмет я нашел аппарат с круглым диском и проводом. Я снял трубку и звон прекратился. Из трубки слышалось шипение. Сначала я хотел положить трубку на место, но что-то заставило меня поднести ее к уху.
- Ало! – сказала трубка.
Мне вдруг стало очень тепло не с наружи а где-то внутри. Так бывает когда напьешься кипятка или спирта. Трубка продолжала говорить Ало, и я решил ответить.
- Ало! - сказал я.
В ответ в трубке раздался смех и шум голосов. И шелест волн. Я не слышал шума волн никогда в жизни. Но в тот момент передо мной возник тот самый календарь который я показывал старику. Там еще была женщина без меховой одежды и вода вспенивающаяся на песке.
- Ало! Ало! – кричал я но там только смеялись. – Ответьте, я здесь. Где вы. ало!
Но в трубке пошли гудки, но последнее что я слышал, был крик птиц. В тот день я поверил, что декабрь не навсегда. Где-то на том конце провода уходящего в стену, есть мир, где нет снега. Я не видел его, но поверил в то, что он есть. И этот смех. Я не знал, что можно так беззаботно смеяться. Старик смеялся тихо, закашливаясь. Мать и отец никогда не смеялись. Они только говорили усталыми голосами и старели.
В тот день в понял, что значит верить во что-то большое. Вера тех людей, которые верили в изменение мира, влились в меня как кошмары в того сумасшедшего. Я вскочил и решил идти на юг. Такой смех может быть только там.
37 декабря. Небо синее. Оно стало синим с самого утра, и остается синим сейчас, когда я пишу эти строки. Оказывается свет, который раньше был для меня серым, на самом деле прозрачный. Его испускает желтый слепящий шар. Шар окрасил небо с красный цвет и взошел слева от меня. В полдень оказался впереди. К вечеру он упал за правый горизонт. Сейчас надомной темно-синее полотно все в светящихся точках. Равнина, на которую я вышел, вся переливается под из светом.
Лев радостно бегает вокруг меня и катается по снегу. Я и сам согласен кататься по снегу, но мне нужно идти в перед. Раз небо меняется, то и мир может. Я уже уверен, что дойду. Я вырвусь из декабря.
После обеда равнина пошла под уклон и тянуть сани стало легко. Попавшуюся на моем пути трещину я просто перелетел разогнав сани и вскочив на них. Я уже не доюсь сломать сани снег мягкий, вовсе не такой как в декабре из которого я ушел. Лев легко перескочил трещину и продолжил свой бег.
Но декабрь все еще силен. Он разверзает передо мной все новые и новые трещины. Но я не боясь преодолевал их и поплатился. Сани ударились о ледяной торос и разломились. Леса вокруг нет и починить их я не могу.
Но что мне сани они остались там в декабре. Я снял лодку. Она резиновая и хорошо скользит по оголенному ветрами льду. Я прошел, наверное, километров сорок. Часто я просто ехал на лодке как с горки.
38 декабря равнина по-прежнему бескрайна. Небо синие ветер слева. Патронов 50(пришлось отбиваться от стаи ползунов), топливо – 3 литра. Прошел тридцать километров. Общий путь наверное не меньше 950 километров.
Спускаясь со склона, проколол лодку. Тащить ее можно, но тяжело. Завтра решу что с ней делать. Лев задрал одного из ползунов и принес мне. он оказывается вовсе6 не делится. Просто ему нравится есть мясо без шкуры. Хитрая морда.
На равнине нет никаких возвышений или впадин она совершенно ровная. Горизонт просматривается во все стороны, но он ровный – никаких ориентиров.
39 декабря. Прошел двадцать километров. Осталось сорок патронов и 1литр топлива. Небо чистое.
Еды полно ползуны здесь не переводятся. Лев по-прежнему меня не оставляет. Лодку пришлось бросить. Все необходимое погрузил в рюкзак. Вместо лодки тащу за собой сделанную из шкуры волокушу. Пока шерсть не намокла и не смерзлась тащить ее было трудно. Когда мех покрылся ледяной коркой стало легче, но шкура потяжелела. Перетаскивать волокушу через трещины можно только разгрузив и, перебросав все вещи на ту сторону щели.
Лев перепрыгивает и охраняет вещи, пока я перебираюсь через ледяную пропасть. Палатку приходится ставить прямо на промерзшую шкуру. Но в мешке все равно тепло. Лев спил рядом и греет своим дыханием.
Декабрь не хочет меня отпускать. От яркого блеска равнины иногда режет глаза. Приходится перевязывать глаза полупрозрачной тканью. Идти с рюкзаком на плечах тяжело. Весь вечер растираю затекшие плечи. Но как на зло мне нельзя бросить самое ценное. Дрова. На равнине нет деревьев. В обед едва не решил возвращаться. Сильно переживал из-за лодки. Но меня опять спас тот звонок. Я не могу поверить, что на том конце провода нет ничего кроме пустоты. Я все еще сохраняю тепло тела. У меня есть патроны и топливо. Топливом я разжигаю дрова, которые тащу за собой на волокуше. Все просто. От меня не требуется ничего кроме веры. Инстинкты и опыт сделали все от них зависевшее. Теперь все решает только моя вера в людей которые смеялись на том конце провода.
40 декабря. Патроны топливо, все к черту. Южный горизонт раздвоился и нижний его край приблизился ко мне. Вернее конечно я приблизился к нему. Добраться до него я не смог, но завтра выйду прямо с утра.
Путник и лев прислонившись спинами сидели у костра, который путник сложил из последних дров. Здесь декабрь кончался. Он кончался ледяной кромкой на которой и горел последний костер человека и зверя. Впереди была вода, вода до самого горизонта. Путник почесал за ухом у льва.
- Если бы мы не прокололи лодку то пустились бы в плавь.
Лев понимающе посмотрел на него и снова отвернулся к морю. Путник убрал карандаш и отложил раскрытый блокнот. Все его вещи, которые он так ценил валялись вокруг. В них больше не было смысла. Путь кончился. Он скучал.
41 декабря сегодня я достиг кромки льда. Дальше только вода. Идти дальше я не могу. Лев решил остаться со мной, он сидит рядом глядя на море. Его можно понять, как и я он никогда не видел моря. Последние дрова и топливо я сжег. Все мясо мы доели. Я зажарил все мясо, которое смог.
Мой путь окончен. Наверное другой на моем месте счел бы себя самым разнесчастным во всем мире, но мой путь сделал меня неисправимым оптимистом. Мясо я смогу есть еще дня три, но что дальше.
Я не о чем не жалею. Моя жизнь куда разнообразнее, чем у кого-либо. Мало кто из людей может похвастаться ,что прошел тысячу километров на юг. А если учесть, что за весь путь мне не попался не один человек, то могу вас заверить, что кроме меня этого никто не делал.
Декабрь меня победил, но я не расстроен. Вся моя жизнь принадлежала ему. Как я могу бросить его. Конечно я с ним поспорил, и он меня наказал. До леса мне узе не добраться, но я не злюсь на него…
Огонь начал тухнуть и Путник слепив из талого снега несколько комков начал швырять их в море. Лев провожал взглядом каждый комок и смотрел на круги. Путник все быстрее и быстрее швырял комки лев вскочил зарычал и стал возбуждено бегать вокруг него. И тут Путник тоже вскочил на ноги.
На самом краю горизонта двигалось странное сооружение из тонких палок и тряпок. Он бросился к рюкзаку и стал яростно выбрасывать из него вещи. Наконец он вынул их него потертый футляр.
Бинокль оказался слабеньким, но Путник рассмотрел в него плывущий по морю корабль. Он видел корабли на картинках старика.
Бросив бинокль он принялся бросать в костер все что могло гореть. Огонь начал задыхаться, но налетевший ветер раздул его и пламя взметнулось выше Путника. Как сумасшедший он прыгал по ледяному берегу и палил в воздух из карабина. Лев призывно рычал, словно понимая, что движется в море.
Кораблик стал ближе и Путник увидел на нем людей. Схватив льва за шерсть, он развернул зверя к себе мордой.
- Ты понимаешь, зверюга, они есть. Они нас увидели, они нас заберут. Понимаешь, ты я был прав. Все это был не бред. Мы уплывем из декабря и встретим тех, кто нас с тобой спас. Где-то там есть те, кто знает мой телефон. Телефон декабря.
Корабль рассекал воду высоким носом. Путник так и стоял обнимая льва и смеясь как сумасшедший. Его могли принять за сумасшедшего. Да и бог с ними. Он знает как сохранить тепло тела там, где тепла нет. Но людям, которые знают телефон декабря можно все.
Свидетельство о публикации №204092900029