Прощай

               

        От сине-зеленого рябого моря поднималась стеклянная стена неба, кое-где измазанная нелепыми пятнами косматых облаков. Прямо по шнурку горизонта, задрав кверху тараканью морду, скользил теплоход на подводных крыльях. Пяток упругих резиновых чаек кружился недалеко от берега, пестрого от черной, белой и другой разноцветной гальки. Море было спокойным. Лишь изредка то тут, то там выныривали из воды белые плавники редких волн. И тогда казалось, что под водой кто-то есть. Кто-то громадной разбросанной стаей мечется в глубине, пугая своей таинственностью.
       - Акулы, наверное, - тихо сказала Маринка, скользя карими, утыканными черными лозинами ресниц, глазами за белыми всполохами.
       Сергей косо взглянул на нее и опять уставился в горизонт.
      - А может, Ихтиандр, - прошептала Маринка. – Сейчас вынырнет и затрубит в раковину.
      - Тогда их там десятка полтора, - скривил рот Сергей.
      - А другие, может, его дети.
      - От кого? – рот совсем съехал набок.
      - Ну…
      Маринка задумалась и обиженно замолчала.
      Тараканья морда все ползла по горизонту. Казалось, она, как тот же таракан, хочет выбраться из воды, но ухватиться было не за что. И морда ползла и ползла, выискивая, хотя уже без надежды, но с упорством обреченного, малейшую зацепку, пока не скрылась там, за широким, обросшим зеленью, носом пологой горы. Чайки продолжали капроново мотаться над одним местом. Потом, вдруг, как кто их напугал из пучины, взмыли вверх и разлетелись по одной, по две в разные стороны. Море кидало и кидало на берег вспаханные пьяным трактористом мелкие борозды. Эта бесконечность тоже пугала Маринку. В сознании никак не умещалось, что это вечно, потому что она не видела еще на земле ничего вечного. Дома сносились, люди умирали, земле делали новое лицо. Даже звезды двигались только ночью, а днем пропадали вовсе. Но они были так далеки. Поэтому бесконечное движение неведомой, не знающей усталости силы, которая была вот, рядом – рукой подать – вносило в душу смутные беспокойство и тревогу.
        - Вечный двигатель, - тихо сказала она.
        - Да. – неожиданно согласился Сергей. – Здесь больше всего чувствуется вечность.
        Он немного помолчал, потом повернул голову. Долго всматривался странным взглядом. Затем спросил:
        - Когда твой поезд?
        - В десять вечера.
        Сергей отвернулся. Схватил крупный гладкий камень и с силой влепил в набегавшую волну. Как голодная, та со всхлипом проглотила его, недовольно зашипев слюной у самых ног. Отбежала, подмятая другой, такой же.
        - А когда уезжаешь ты? – искоса глянула на него Маринка.
        - Через два дня после тебя.
        Маринка опустила лицо в колени. Черный платок волос накрыл ее почти всю, оставив узкую полоску темной от загара спины и мягкую линию ног. Купальник все еще сочился мокрым. Было видно, как капля за каплей стекают на высушенную сонцем гальку. Сергей жадно впитывал в себя девичье тело. Совсем недавно Маринка бежала к нему по берегу, завораживая своей стремительностью отдыхающих. Тогда каждый завидовал ему, и каждая завидовала ей. Весь берег был у их ног. Они это понимали и немного смущались. Особенно, когда проходили мимо поросячьих тел ожиревших мужчин и женщин. Глупые люди, думали они, у вас есть все, у нас – только наши тела. Вы хотите, чтобы и это стало вашим? Но вы забыли – зависть губит. Мы не хотим, чтобы вы нам завидовали, потому что у нас всего семь дней. Они уже пролетели. Вы будете рады, когда мы расстанемся? О да, вы будете рады, потому что зависть, камнем давившая на ваши груди, упадет на землю и рассыплется обыкновенной галькой…
         Маринка дрогнула крыльями волос:
         - Ты ничего не рассказал про себя, - скользнула взглядом по морю. Не видя его, тронула темной дымкой печальных зрачков глаза Сергея.
        - Зачем? – впился он в эти зрачки. И опустил голову. – Разве нам это нужно?
        - Нет. Сейчас нет. Но потом…, - она положила подбородок на колени, обхватила ноги руками. – Сказать тебе? – не поворачивая головы, молвила медленно и тихо. – У меня есть парень. Он учится в институте. Он любит меня.
        Глянула пристально.
        Сергей сжал зубы. Промолчал. Обидные мысли затолпились в голове. Но между ними, как солнце между туч, зеленью сверкала гора, на вершине которой они недавно были. Они искали каштаны. И нашли. Каштаны росли высоко, за стеной колючего кустарника. Ноги Маринки все были разрисованы белыми царапинами, кое где с тоненькими строчками крови. Они продрались сквозь эту стену, как сквозь громадный клубок колючей проволоки. Так хотела Маринка. Потом Сергей помогал ей выдергивать из ног черные жала. Их было много. Но Маринка смеялась. А потом, набрав под деревом каштанов, они поднялись на вершину. Оказалось, и к каштанам, и к вершине бежало много тропинок. Но они были счастливы, что победили неприступную стену. Внизу, по всему побережью, тянулись бесконечные кубики домов. С одной стороны море было серебряным, с другой темно-синим. Даже солнце не могло охватить всю его ширь. А сзади горбатились зеленые верблюды. Там тоже было море, но зеленое, с бесконечными волнами – холмами, кое-где с пенными верхушками – лысыми белыми вершинами. Они прыгали дикарями вокруг костра и жарили каштаны…
      - А ты? Что ты молчишь? У тебя есть кто-нибудь?
       Опять Сергей утонул в громадных зрачках. Обида сжимала ему горло. Он молча стал одеваться.
       - Пошли. Тебе еще надо собраться и купить большую раковину. На память о… море.
       … Теплая ночь заволокла все вокруг темно-синим прозрачным туманом. На вокзальчике одна скамейка оказалась свободной. Маринка села на эту скамейку. Сергей молча стал рядом. Слышен был тревожный шум близкого моря. Со стороны курортной поликлиники доносилась музыка. Сейчас там были танцы. Опять он закружился с Маринкой по бетонной площадке. Опять почувствовал на себе прожигающие взгляды. Они прижались друг к другу, окунулись в неземные чувства. Рядом дергалась толпа. Отставив круглый зад, одна девушка медленно нагибалась, потом резко дергала руками, будто собирала грибы. Сергей указал на нее глазами. Они солидарно засмеялись…
        Издалека гукнул поезд. Затропился на стыках. И стал.
        - Все! – выдохнул Сергей.
        У ступенек Маринка повернулась, прижалась, но тут-же отстранилась:
        - Ты не сказл мне про себя. Я боялась спросить тебя об этом раньше, потому что… Ты женат, да?
       Сергей протянул к ней руки. Маринка отодвинулась дальше:
       - Да!?.
       - Да, да, да, - крикнул он. Он не понимал, зачем она спрашивает. У нее же есть парень. Она едет к нему.
       Злорадная усмешка вдруг скользнула по лицу Маринки, испортив разом все черты. Брызнувшие слезы тут-же высыхали на запылавших щеках. Она встрепенулась ресницами:
       - Здесь только сон. Я люблю своего Володю. Мы скоро поженимся. Прощай.
        - Маринка! – прошептал Сергей.
       Поезд тронулся. Дверь захлопнулась. Маринка прошла по вагону. Слезы потоком хлынули по лицу, покатились на грудь:
        "Нет у меня никакого Володи, - шептала она. – Я лишь хотела, чтобы ты сказал правду, потому что я полюбила тебя. Я все время боялась спугнуть свое счастье. Но ты сказал, что ты женат…".
        За окнами вагона продолжало накатывать на берег море. Оно все шумело. Ему никакого дела не было до человеческих трагедий, потому что только оно, и ничто больше на земле, претендовало на вечность.
        Через три часа Сергей сидел на вокзале. Он уезжал домой. После развода с женой там было пусто и холодно. Но здесь было еще хуже.