Сотня

       Теща с тестем приехали в город из деревни за день до свадьбы. Войдя в маленький флигелек, который Сашка с Ниной сняли неделю назад, они молча остановились посередине. Занятый последними приготовлениями, Сашка обернулся не сразу. В эти дни к ним приходило много кого: и девчата из Нинкиного общежития, и друзья.
       - Мама, - тихо сказала Нинка.
      Сашка вздрогнул, быстро обернулся. Посреди комнаты стояла высокая, лет пяьтидесяти, женщина в шерстяном костюме. Худое, с кавказскими чертами, лицо, строгие глаза, в руках небольшая хозяйственная сумка.         
        - Живете, - сказала теща.
        Взгляд ее медленно прошелся по Сашке и ударил по дочери. Нина вспыхнула, торопливо прижала руки  к груди. Сашка растерянно оглянулся. Из-за спины тещи выглянула подруга Нины Ленка.  "Привела, - подумал. – Договорились же, если приедут, встретить в общежитии. Ни телеграммы, ни письма. Как кирпич с крыши".
- Свадьба-то зачем? – спросила теща, не сводя с дочери железного взгляда.
       Тесть негромко кашлянул, поставил сумку в угол. Проскрипел сапогами к Сашке, дохнул винцом. Улыбнулся:
- Звать-то как?
 - Погоди, - перебила теща. – Я хочу знать, за что моя дочь свою честь продала.
 - Да будет тебе. Поздно теперь об этом говорить, - махнул рукой тесть.
         - Поздно?
         Всхлипнув, Нинка молча кивнула головой.
         - Значит, скоком. Ни отца-матери не спросила. Галопом. А Илья в армии, - развязала большой узел. Посыпались письма.  – Рви, все до одного. Коли сумела десять лет на три месяца променять. При нем рви, - указала на Сашку…
        Свадьба горела синим огнем. Ванька Липецкий, маленький, вертлявый,  с  полотенцем через плечо, крутился колесом. Трехкомнатная квартира, которую предоставил товарищ по работе, ходила ходуном как корабль в бурю. Изрядно подвыпившие гости за столом повели разговоры посвободнее.
        - Невеста-то хороша. Маков цвет.
        - Два и свадьба хорошая. Жалко, Сашкиных родителев нету. Для полного комплекту.
        - А он детдомовский.
        - Как?
- А так. И свадьбу сам организовал. Са-ам. Истинный Бог. Девчата Нинкины малость помогли готовить – и все.
- Ну, молодец. Работяга.
         Заиграли цыганочку. В середину меж столов выскочила толстая Ленка. Подняла круглый подбородок, повела плечом. Но до цыганки далеко. К ней, заплетаясь сыромятными ногами, вышел длинный, худой Митька из модельного цеха. И упал. Его увели на кухню под кран.
       На Сашкино плечо завалился пьяный тесть. Заплакал:
       - Я, сынок, самую старшую тебе отдаю. Самую лю… любимую. Там еще трое… Всех их Нинка подняла. Мы с матерью на работе, а она с ними.
       Нина потянула его за рукав:
       - Батя, ну хватит. Сядь.
       - А я, доченька, правду говорю. Это мать у нас, рупь не выпросишь. На шв…шв…вшивой козе подъезжать надо. Вся жисть как в цирке. И бьет. Как выпью, так бьет.
       - Ладно, отец, потом поговорим. – Сашка оторвал руки от плеча.
       - Поговорим, так поговорим, - отодвинулся тесть. – А лучше споем. В честь дочери моей любимую споем. Как на фронте: " Три танкиста, три веселых друга…".
       Песню уже подхватили. Голос тестя утонул в громовых раскатах. А тот, довольный, потянулся через плечо к стакану с вином.
       - На, - Сашка подал было рюмку с водкой.
       - Не-е, - тесть сморщился. – Дорогая. И толку мало. Бормотухи-то гахнешь, мозги и очумели. Дешево и…
       Пока донес до рта, всю спину облил. Сашка только плечами дернул. Не ругаться же7 Один черт не поймет. Обидится еще. А тесть уже мокрыми губами к уху прилип:
       - Теща-то Нинку хотела за Илюху выдать. Как в армию уходить, он Нинку заманул в дом, и снасиловать хотел. Чтоб, значит, ждала его. А она в окно…, - он тяжело посмотрел на тещу и наклонился опять. – Подговорено было. Моя дала согласие. Одного поля ягоды, что соседушка раскоровенная с соседом на сносях, что моя. А дочка-то напрочь сурка того отмела. Не бывать этому! – сказал он громко.
        Нина вздрогнула, тревожно глянула на Сашку, на отца:
        - Батя, что ты говоришь-то?
        - А как есть, так и говорю. Богатые соседи-то. Потому и хотела отдать за этого жеребца.
       - Отец!
       - Молчи, дочка. Она и остальных уже определила. У кого машина, да у кого ковры. Ничего, они и те подрастут, сбегут, - и зашатался на другой конец стола. Выговорился.
       Нинка заплакала. Сашка легонько обнял, в щеку поцеловал.
       - Горько! Горько!!! – гости как только этого и ждали. Пришлось в губы, покрепче. Щеки мокрые от слез.
       - Ну, ладно, ладно. Чего ты? Свадьба, а ты как эта…
       - Да я ничего, - всхлипнула. – Он хороший у нас. И сварит, и постирает. Только пьет. За это они и ругаются.
       Подбежала подружка:
       - Слушай, Нин, чего твоя мать как стала у стенки, так и стоит. Злая какая-то. Ну, всю свадьбу портит.
       - Не болтай, - оглянулся Сашка. – Мать же. Жалко.
        - Жалко, да не так, - сказала и пошла.
       А тут уже сваха поднос понесла по кругу. Кидают, кто сколько. От бригады особый подарок. От себя тоже не скупятся. Сашка простой, всем друг. Под конец теща от стенки оторвалась, подошла к подносу. Оглядела кругом. Гости притихли.
      - А это от нас с отцом. Сто рублей. Пусть молодые извинят. Сколько можем, - и опять к стенке пошла.
      Тесть снова сзади появился. Забормотал:
      - Брали, вроде, больше. Не в городе живем, все свое…
      Сашка рукой махнул, в деньгах ли дело? Жену молодую привлек к себе, не налюбуется. А она то стыдом зальется, то счастьем.
        Отгуляли свадьбу, проводили тещу с тестем. Хорошо зажили. Ребенок родился. И вдруг бац, телеграмма от тещи: "Саша, Нина, вышлите сто рублей. Поросенка покупаю. Отдам через месяц".
         Что ты будешь делать? Сашка затылок почесал. Зима на носу. Дров не покупали. Себе кое-что надо, ребенку. Нина молчит. "Ладно, подумал, обойдемся пока. На месяц же просит". И отослал теще сто рублей.
        Месяц прошел, второй. От тещи ни слуху, ни духу. И вдруг понял Сашка, зачем она сто рублей попросила. Засмеялся. Дело-то разве в деньгах.