Подруги Детства Школа Жизни

Подруги детства: школа жизни
Итак, сейчас вы читаете книгу о настоящей дружбе. О такой дружбе, о которой снято много  фильмов, написано множество произведений. В этой книге вы прочитаете о трех абсолютно разных людях: Даше Ковалевской, Оле Лоевой и Оле Жавнерчик, которых абсолютно непонятным образом угораздило стать лучшими подругами, подругами детства, прошедшими вместе через огонь, воду и медные трубы. А историю дружбы этой великолепной троицы поведаю вам я, Ковалевская Дарья, одна из трех главных героинь этой повести.

Глава 1: Даша

Моя «дольче вита» началась в роддоме номер два города Минска 12 апреля 1990 года где-то примерно в четыре часа дня. Я была единственным ребенком в семье, и мои родители меня обожали. Первое, что я могу вспомнить, это то, что маму положили в больницу, и мы с папой ходили ее навещать. Мне было 2,5 года. В три года я внезапно полюбила бразильские сериалы и с упоением смотрела «Тропиканку». Мне тогда купили трехколесный велик, и я целыми днями гоняла по своему району, приезжая лишь на сериалы. У меня были две подружки: Ира и Женя. Мы с ними целый день сидели у кого-нибудь дома, раскрашивали картинки.
Когда мне исполнилось четыре годика, мама получила квартиру, и наша семья переехала из бабушкиного дома в Дражне в свою крохотную квартирку на Нестерова. Хотя переезд был далеко не выгодный (в однокомнатной квартире не хватало места на всех), эта была СВОЯ квартира. В то же время я пошла в детсад на другом конце города, где неподалеку работала моя мама. Там я познакомилась с Анькой, Кристиной и Сергеем, которые стали моими лучшими друзьями. Мы играли в прятки, дочки-матери, где заплетали интриги не хуже, чем в бразильских сериалах, устраивали мы и девичники, с хохотом выгоняя оттуда Сережу. А еще мы тихо ненавидели нашу воспиталку Галину  Юрьевну, которая тихо ненавидела всех нас. Зимой мы валялись в снегу и катались на заднице с горок. Но когда мне стукнуло шесть лет, мама нашла другую работу, и мне пришлось уйти из садика. После моего ухода из садика мы больше никогда не встречались с Аней, Кристиной и Сержем. Мне пришлось переходить в садик по месту жительства, но перед этим папа захотел, чтобы я сразу шла в школу. Меня даже заволокли на тест в двести четырнадцатую школу, однако первого сентября я все же в школу не пошла, а попала в старшую, «нулевую», группу детсада. Там я нашла новых лучших друзей, а вернее, подруг: Наташу Пархамович, с которой мы потом попали в один класс, и Катюху Берегейко, которая после садика ушла в 214-ую школу. До пятого класса мы с Катей встречались, играли в детективов, мечтали о ноутбуках и принцах на белых «Феррари». После моего переезда на новую квартиру мы больше не встречались.
После детского сада началась история, которая сожрала семь лет моей жизни и разбила мне сердце. 1 сентября 1997 года я пошла в первый «А» класс. Именно в первом «А» я познакомилась с человеком, который и стал причиной всех моих бед. Его звали Андрей Сасимович. Мы познакомились отнюдь не сразу, хотя на одной фотке мы стоим рядом на линейке. Меня вначале посадили с лохом Веревкиным, и я била его руслитом по башке за его чрезмерную тупость. Затем я нажаловалась на него Надежде Николаевне, и она посадила меня именно с Андреем. Лучше бы она этого никогда не делала. С ним мы сразу подружились: он был таким же умным, как и я, и лучшего соседа по парте на тот момент было не найти. Мы иногда гуляли на прогулках, сидели в самолетиках, писали диктанты вместе. Помню как сейчас: он треснул моего тамагочи об стенку перед тихим часом, а потом на этом же тихом часу его чинил. Мы также мучили Веревкина примерами типа «1056+1056». В конце года мы заключили договор на 40 бутылок «Фейри», на то, получу ли я по окончанию школы золотую медаль. Он сказал, что получу, а я очень сильно засомневалась.
Остальные четыре года прошли слишком быстро: мы с Андреем ездили на «Умники и умницы», участвовали в различных конкурсах и олимпиадах. Мы просто были друзьями. Даже не лучшими.
Все покатилось к чертям, как только мы перешли в  шестой класс. К нам пришла новенькая – Катя Мануленко. Вначале я не обратила на нее никакого внимания – подумаешь, новенькая. Но уже очень скоро она заставила меня присмотреться к ней. Дело в том, что Катя и я учились на одном уровне, но училки однозначно выбрали ее в любимицы, а я, которую в пятом классе называли будущим Маяковским, отошла на задний план. Я была в полном ауте, так как весь наш класс стал коллективно обожать новенькую, но внезапно я нашла единомышленника в лице друга детства. Как и я, Андрей ненавидел Мануленко. В шестом классе мне удалось выбить у классной разрешения сесть с ним. В тот же момент во мне проснулись писательские данные (через год я открою сайт своих произведений в Интернете). Тогда я писала «мелкоту» - стихи типа:
Нам бы на халяву десятки получать,
Причем в школу не ходить – в «Макдональдсе» гулять.
И историю, конечно, лучше не зубрить,
Лучше TV-Set смотреть, «Пепси-колу» пить… и т.д.
А еще я тогда написала поэмку про моих одноклассников (не про всех, конечно!). Все подружки перечитали это произведение и коллективно ржали, а Андрей умолял меня прочитать часть про него. Я лишь показала ему жирную фигу.  Мы с ним хотели вместе пойти сдавать на права, поступить в РТИ, пойти в физико-математический класс. Могла ли я тогда знать, что через полтора года мой лучший (по крайней мере, в начале шестого класса я считала его таковым) друг превратится в моего врага? Могла ли я тогда предвидеть, что все жалкие иллюзии будут разрушены его лучшим другом и одной из моих подруг? Очевидно, что нет. Однако именно с этой точки все полетело под откос.
В середине первой четверти этого же шестого класса я внезапно поняла, что втюрилась по самые уши. Однако мон амуром стал отнюдь не мой бэст фрэнд Андрей. Я влюбилась в его лучшего друга, выскочку и идиота нашего класса – «Юрика» Семко. К моему величайшему сожалению я поссорилась с Наташей, и моими лучшими подругами стали Оля Жавнерчик и Оля Лоева. Я узнала страшную тайну Оли Лоевой, и меня словно утюгом треснули по башке: она тоже любила Семко, правда намного дольше – с четвертого класса. Олька на тот момент как раз с Семко и сидела, а я кусала ногти от досады, так как моим соседом по парте был Андрей. И если мы с другом не ссорились, то Оля и Юра делали это на каждом уроке: то она его часы раскурочит, то он ей рожки поставит. Я даже Ольке немного завидовала: от своего соседа я могла лишь слушать решения задачек по матемше. И именно поэтому мне на него стало глубоко наплевать. Я даже плюнула на наше соседство: чтобы Семко не достался лучшей подруге я села с ней, а самого же «Юрика» посадила вместе с моим бывшим соседом.  Но потом один день перевернул всю нашу жизнь. Классуха устроила грандиозную пересадку века, и объекта наших с лучшей подругой воздыханий посадили… правильно, к Кате Мануленко, а Андрея вообще ко всем чертям – через два ряда. Короче, более несчастливого дня у нас с подругой никогда не было. Андрей втрескался в Катю, а «Юрасю»  понравилась Катина подруга, еще одна новенькая – Алеся Сидорейко. Он даже Катю бросил и сел с Алесей, которая с виду напоминала светлого ангела, а вот в душе была черной ведьмой, которая в конце концов разбила все, что я упорно строила. Но это было позже. А тогда Андрей и Юра, пребывающие в царстве полнейшего амура писали, что Катя – самая умная, позабыв напрочь, что совсем недавно говорили противоположное. И тогда я пошла но экстренные меры.
Я стала подругой Кате Алесе, которые никак не заметили в этой дружбе подвоха. Тем самым я сделала себя пятой лишней в этом квадрате. Оля Лоева стала шестой. Только Оля Жавнерчик не участвовала во всем этом.
Когда дело подошло ближе к маю, и жить стало совсем невыносимо, я сделала поступок величайшей глупости моей жизни – написала рассказ «Лучшие Друзья: Брошенная подруга». Там было описано про все: про мою любовь, про мои обиды и подозрения, про мое отношение к Кате и Алесе, которые знали про мой амур, про наши с Олей Лоевой поступки, о которых через год мы будем жестоко сожалеть. Короче, там было все, что никто кроме нас с Ольками не должен был читать, ведь по моему светлому замыслу рассказ должен был быть в качестве нашего личного чтения. Но и тут все пошло не так, как надо. Я не выдержала (меня жутко распирала гордость от моих творческих способностей) и рассказала обо всем Андрею, забыв, что передо мной уже отнюдь не лучший друг детства, а представитель лагеря врагов. Он, конечно же, захотел все прочитать, и я (дура!!!) дала ему. Вскоре и «Юрик» попросил меня об этом же, и я как последняя втюренная овца не смогла отказать. Дальше произошло То, чего я боялась больше всего, давая бывшим «сябрам» «Лучших Друзей». В тот день, когда Юра должен был отдать мне дискету, мне было очень плохо, и я ушла из школы после первого урока, даже и не подумав о дискете. А зря. Юра сделал свое дело: он со спокойной рожей отдал все Кате и Алесе, хотя я строго-настрого запретила ему это делать. Липовая дружба треснула по своим липовым швам, но настоящие мои подруги, которые тоже дружили с девчонками, меня не бросили. Наоборот, я получила твердого и надежного союзника в лице Оли Лоевой и просто верного друга в лице Оли Жавнерчик. А в тот момент, когда дружба с Катей и Алесей треснула, я поняла, что Семко мне резко разонравился. Но это было еще не все. Я с ужасом для самой себя вдруг ясно осознала: я люблю Андрея Сасимовича.

Летом этого отвратительного 2003 года я безвылазно сидела дома. Позвонить было абсолютно некому: лучшие подруги и даже враги уехали кто куда. Моим любимым занятием стала писанина рассказов, и я даже написала продолжение популярных среди нашего класса «Лучших Друзей». Летом я слушала «Тату», и в моем мозгу крутилась тупейшая фраза «Show Me Love». И вместо того, чтобы плюнуть и растереть на этого Андрея, мне стало еще хуже. Казалось, я забыла все, что было в шестом классе. Казалось, что этого года не было. Самым непостижимым образом шестой год моего обучения в «А» классе напрочь стерся из моей памяти. Лишь рассказы «Лучшие Друзья», кассета, где мы с Олькой полчаса трындим про нашу несчастную любовь и фотки с моего тринадцатого (какая несчастливая цифра») дня рождения отдаленно напоминали о том, что было в этом недалеком прошлом. Я действительно «сошла с ума», как пелось в еще одной песне «татушек». Когда я думаю об истории сейчас, я понимаю, что если бы я остановилась в этой точке, все могло бы закончиться прекрасно. Но я не думала остановиться, и от этого мне делалось все хуже и хуже. Я многое просто-напросто не смогла понять…
В начале седьмого года этой истории все слаживалось просто отвратительно. Андрей не проявлял никакого желания со мной разговаривать, сидел через два ряда от меня и… полюбил на моих глазах Алесю Сидорейко, которую так любил в шестом классе Юра Семко. Эта любовь, которая росла на моих глазах, очень больно ранила меня в самое сердце. Совсем как стрела с ядом замедленного действия. И когда было слишком больно, я писала рассказы. Однажды даже от боли и досады от непонимания подруг по этому больному поводу, я с силой треснула ногой системный блок любимейшего компа. Треснула так, что несчастный гибкий диск «А» напрочь застрял в дисководе. Пришлось мне экстренно просить папу разобрать комп, чтобы достать «флупик». Но восьмое сентября 2003 года стало моим самым счастливым днем в тот момент и самым, наверное, переломным днем в будущем. Андрей попросил меня сесть с ним. Я сразу же села, не думая о том, что ничего хорошего моему убитому сердцу это не принесет. Я села, думая лишь о том, что все будет хорошо. Тогда я не знала, что в большинстве случаев эта фраза означает «все будет паршиво». Вот и у нас с Андреем все стало паршиво. Все это длилось полтора месяца, а затем с взаимными оскорблениями, нанесенным ударом в давно уже убитое сердце и поступком, из-за которого я даже пошла в детский садик, в котором мы были с ним вместе в первом классе, и плакала так, что две лучшие подруги не знали, как меня утешить, закончилось. Закончилось так, что вряд ли мы с ним это забудем… Два дня счастья и три месяца моего жуткого депрессняка я не забуду никогда…
Наше соседство не заладилось почти сразу же, у нас были трудные отношения: мы ссорились из-за Алеси, он устраивал мне скандалы перед учителями (тоже из-за нее), он уходил от меня, бешено кидая свои вещи в портфель, когда я рыдала про себя. Но он всегда возвращался, и мы мирились. Очевидно, какой-то ион той великой дружбы, которая связала нас в первом классе, заставлял всему становиться на свои места, то бишь оставаться теми, кем мы с Андреем были задолго до Алеси. И когда он возвращался, все было здорово: наши вечные коллективки по биологии, истории, решение задач по матемше, обмен тетрадями на проверку и обсуждение мировой игры «WarCraft 3: The Frozen Throne» на моем любимом руслите. Когда я не читала чего-то, он мне это рассказывал, даже вроде обещал по телефону мне диктовать сочинения, хотя и не позвонил, когда мне это было нужно. В такие моменты я понимала, что это то, ради чего и стоит жить, что это то, о чем я мечтала всю мою жизнь. Я даже подарила ему сборник своих рассказов, которых уже настрочила 8.
Облака ясной надежды разбила чернейшая туча, которая нависла над нами 30 октября, за день до каникул. Мы поругались из-за того, что я прикололась над ним и попросила физрука вывести ему семь, хотя у него была спорная оценка между семью и восемью. Физрук меня послушал, и в первой же четверти Андрей схватил семь баллов по физре, хотя всегда получал не меньше восьми. Из-за меня. Когда нам диктовали оценки по физре, он посмотрел на меня ненавидящим взглядом смертельного врага. Казалось, будь бы у него пистолет, я была бы трупом. Мы поссорились так, что на следующей перемене у нас чуть было не состоялась очная дуэль. Я опять осталась сидеть одна. Но на следующий день, в последний день четверти все опять склеилось. Я попросила его вернуть мой подарок – рассказы, которые я сдуру подарила ему. Он сказала, чтобы я зашла за ними к нему домой. И я пошла. Короче, у него дома мы помирились и вновь восстановили статус фрэндов.
Сами каникулы были, хм, отвратительными. В первый же день каникул я и Оля Лоева поехали к нему, все было ОК, ели не считать того, что в пресловутый WarCraft мне так и не удалось поиграть. Мы договорились встретиться на следующий день у меня дома. Знаете, тогда мне это показалось немного подозрительным, но потом я даже и не думала об этом. Мне казалось, что все будет хорошо. Все будет хорошо… Зря, очень зря я так думала. Все стало просто ужасно. Мы все же остались врагами. А дело было вот в чем.
Во второй день каникул я как последняя ослица готовилась к приему гостя, как к приезду президента США. Надо ли сказать, что надо мной по-идиотски посмеялись в очередной раз. Я позвонила ему, чтобы уточнить время приезда, а он ехидным голосом заявил, что ни фига, мол, тебе, я буду сидеть дома и играть в Варкрафт. Все, что было в пределе зоны досягаемости, полетело об стенку: бокал, телефон и даже компакт-диск «Тату». А несчастный системный блок получил очередной пинок. В этот раз пострадал диск «Е», то бишь, компакт-диск. Бедные «Татушки» вылетели со скоростью света из дисковода, а сам комп безнадежно завис. Но я даже не ревела. Я смеялась. Смеялась сама над собой: за свою тупость, за свое чрезмерное доверие к людям. Я была уверена, что он в это время тоже смеется надо мной. Перезагрузив комп, я стала щелкать по клавиатуре, набирая очередную порцию всемилюбимых рассказов.
В начале второй четверти меня ожидал удар в самое больное место: на второй день после начала четверти он попросил классную пересадить его от меня. К Алесе. На этот раз я дала волю своим эмоциям: перед руслитом я рыдала в туалете, а лучшие подруги пытались утешить, хотя мне их утешения абсолютно не помогали.
Остальные три четверти я вспоминаю с трудом: если бы не личный дневник, я бы их вообще не помнила. Меня душила ненависть и меня душила Алеся. На моих глазах они выделывали всякие мерзости, прекрасно осознавая то, что я абсолютно все вижу и понимаю. Масла в огонь подливала сама Алеся, после уроков рассказывая очередной эпос «Как Андрей меня чуть не поцеловал». А я слушала ее и думала: «А что же дальше?». А дальше то, что Андрей дарил свои восьмерки Алесе на праздники, а дальше то, что у меня начался кошмарный депрессняк. И если на людях я могла улыбаться и смеяться, то если я была одна, я рвала от обиды волосы и тупо пялилась на фотку первого класса: я и он на линейке.

Продолжение следует...