Яблоко

Утром я проснулся. Опять. Уже в который раз.

Сначала я проверил своё тело. Потрогал руками, ноги, голову, тело; правой рукой – левую; и наоборот. И открыл глаза.

Комната была всё та же. Иногда мне даже кажется, что я вижу её каждое утро во сне и из-за этого «кажется» пытаюсь проснуться второй раз. Но это бессмысленно так же, как и, например, много раз открывать дверь, которая прислонена к стене рядом с пустотой проёма. Мысль о том, что я, вполне возможно, живу во сне, и настоящее «за дверью» находится вовсе не там, где плоскость стены не вторгается в пространство, существует. Она даже посещала меня вчера.

Но сегодня её не было. Как я не старался. Пришлось встать.

***

Из-за панорамы за окном стекло окна казалось серым. В несколько прикосновений босых ног к холодному полу я подошёл к окну и провёл по стеклу пальцами. Хотелось курить. Я перестал трогать стекло и начал искать свои штаны. В этот миг до меня дошло, что до звонка будильника осталось 43 минуты. Пока я размышлял об этом, их стало 40. Остальные три, отделившись от бесконечности будущего бесследно растворились где-то в прошлом, не оставив от себя, как, собственно говоря, и множество других, абсолютно ничего. Некоторое время они ещё жили где-то в моей памяти, но после того, как я перевёл свой взгляд с оконного стекла обратно в комнату, исчезли окончательно.   

После того, как я понял, что встал раньше будильника, реальность потеряла свои очертания. Ведь если подумать – я что-то делаю в то время, когда я должен делать то, что делает человек до звонка свого будильника. Не слишком ли сильно смахивает на сон?

***

Я натянул штаны и стал хотеть курить. Пока я делал это за окном плыли кучные серые облака.

***

Квартира была пуста. Совсем. В ней была какая-то мебель и вещи, но со временем они так слиплись друг с другом, что казалось – это стена приняла такую форму и вся квартира казалась очень причудливым по форме, но пустым, объёмом. Я не любил это ощущение.

Сегодня, чтобы от него избавиться мне пришлось обойти всю квартиру, открывая по ходу дверцы и заглядывая во всякие щели и пустые пространства. Под диваном я нашёл мятую бумажку с чьим-то телефоном и подписью «никогда сюда не звони» явно не моим почерком. «Не буду» - пообещал неизвестно кому я и выкинул бумажку в мусорное ведро. Она ударилась об пивную банку и легла на дно между апельсиновой кожурой прошлогодним календариком. Время шло слишком быстро.

Кроме этой бесполезной находки везде, куда я не заглядывал, я обнаружил признаки ещё не начавшегося запустения. Пол везде был слишком чистым. Шкафы - пустыми. Вещи - излишне правильно расставлены вместе. Как в гостинице. Или как будто здесь никогда никто не жил, а за несколько минут до моего пробуждения кто-то нагрел подушку и место под одеялом, набросал мусора в ведро, бросил под диван эту бумажку и пометил (специально для меня) это давно брошенное (или так никогда никем и не взятое?) жильё прочими мелкими и обманчивыми штрихами чьей-то жизнедеятельности.

Увидев это, я тщательно прибрал за собой постель, задвинул обратно потревоженные вещи и ещё раз обошёл квартиру, уничтожая следы своего пребывания. Было грустно.

***

На вешалке висела моя куртка и пахла улицей. Ну, тем самым запахом, который чувствуешь каждый раз, когда выходишь из помещения на улицу. Не деревьями, не асфальтом, не городом и даже не воздухом. Так пахнет небо.

Сегодня утром небом пахла моя куртка, висевшая на дурацкой вешалке в коридоре этого, по сути дела, чужого мне жилища.

Простая синяя куртка, пахнущая небом.

***

Натянув куртку на чёрный свитер, я стал искать ботинки. Ботинки спали в углу. Им снилось детство. Детство пахло гуталином.

Стоя в ботинках на пороге, я, уже приготовившись слиться с улицей, в последний раз оглянулся. Хотелось сделать что-то такое. Решающее. Я прошёл и закрыл шторы на всех окнах. Теперь надо было взять что-то с собой на память. Я зашёл в кухню. В тишине мои шаги звучали чётко, словно барабан. Или просто слишком давно никто не ходил в ботинках по этому полу.

На память я взял с собой яблоко.

***

Стекло меня не обмануло. Воздух на улице был серым.

Яблоко лежало в кармане. На ощупь оно было приятно твёрдым и гладким. Выходя из подъезда, я гладил его одним пальцем. Скорее для себя, чем для яблока.

Около дома напротив торговали апельсинами. Я нащупал в кармане яблоко и пошёл в другую сторону, не оборачиваясь. Где-то в это время там, откуда я вышел, разрывался неестественным звуком будильник. Его никто не слышал. Он, впервые в жизни, давал сольный концерт сам для себя и, может даже быть, аплодировал сам себе в конце короткими металлическими лапками.

Во дворе дома с апельсинами маленькая девочка качалась на качелях с лицом человека, думающего о природе вещей. Я с такими же мыслями в голове и с яблоком в кармане проходил в это время мимо. Девочка меня не видела.

***

Я шёл по улице. Переступал ногами по асфальту, плиткам, грунту, земле, камням, опавшим листьям, мусору; обходил дома, лужи и  деревья; переходил через дороги, ожидая сигнала светофора и уклоняясь от брызг автомобилей; смотрел то себе под ноги, то на встречных людей, то просто вперёд – в общем, просто шёл. 
И чем дальше я шёл, тем яснее и отчётливее что-то начинало меня беспокоить. Выходя на проспект через узкий переулок, я внезапно, но чётко почти до осязания понял, в чём дело. В этом маленьком переулке почти во всю ширину разлилась глубокая лужа, и люди вынуждены были переходить через неё по неширокой толстой доске, проложенной по середине. Доска была вся в грязи: качаясь от шагов, она с разных сторон покрывалась грязной жижей. Люди оставляли в этой грязи, покрывавшей доску свои следы. Но тут же следующий человек проходил по ним, заменяя следы своими. И тут меня осенило.

«Ведь все эти люди» - думал я, - «они ведь идут по одним и тем же путям. Они ведь все, вообще говоря, идут в одно и то же место. Они ведь все идут «куда-то», «к кому-то», они ведь все идут навстречу друг к другу, И вряд ли есть среди них хоть один человек, который как я идёт «прочь отсюда». И уж точно нет среди этого города места, не единого места, где бы не ступала нога человека!» Подумав это всё, я не на шутку разволновался.

***

На проспекте около парка человек в зелёном комбинезоне красил перила жёлтой краской. Медленно погружал кисть в большую банку с краской и плавно водил кистью по перилам.

Дождавшись, пока он куда-то отлучился, я подошёл и, решившись, окунул правую ногу в банку на несколько сантиметров. Тщательно стряхнув капли обратно в банку, я занёс ногу и поставил её на асфальт.

Через минуту я в соседнем дворе отмывал ботинок от краски, окуная его в лужу. Лужа окрасилась в жёлтый цвет, но краска уже успела впитаться, и теперь подошва ботинка ровно по своему контуру оказалась жёлтой. С каждым движением ногой яблоко в кармане едва ощутимо било меня по поясу.

Я наконец-то успокоился. Дождь всё никак не хотел.

***

Она окликнула меня за остановкой. Маленькая, не больше шестнадцати, совершенно мокрая от дождя, она сидела на пластиковом откосе витрины аптеки рядом с водосточной трубой. Лицо – такое, как будто где-то уже видел.

И хотела курить. Так, что даже у меня попросила.

В знак уважения к её наглости, я сделал два шага по направлению к магазину и купил ей целую пачку. Когда я пришёл снова, она держала свои тонкие пальцы под струйкой воды, льющейся из водосточной трубы. Я отдал ей сигареты и задумался. Хотелось сделать что-то ещё.

Только отойдя на такое расстояние, что кончился дождь, я вспомнил про яблоко.

***

Есть иногда какая-то странная привлекательность в этих автобусах, открывающих свои грязные бока для людей. Бывает так – хочется сесть в него, а потом уже придумать, куда и зачем в нём ехать.

Я, и вправду, не знал, зачем сел в этот автобус. А он уже тронулся.

Мне досталось место у окна. Дождь пошёл снова и испачкал его. Дождь даже проник сквозь стекло – множеством совсем мелких капелек, из-за которых окно с моей стороны запотело. Я собрал этот дождь ладонью, и некоторое время ждал, пока он высохнет. Руке стало холодно.

Автобус ехал по улицам, а я сидел в нём внутри со всеми своими достоинствами и недостатками, с небом на куртке, дождём на руке, жёлтой подошвой правого ботинка и с яблоком в кармане; а снаружи мимо автобуса проносились люди, которым казалось, что автобус проносится мимо них.

Мне опять показалось, что я сплю, но в этот момент я уснул, прислонив голову к стеклу и закрыв глаза.

***

Я проснулся оттого, что автобус качнуло вбок и меня придавило головой к стеклу. Прямо рядом со мной один пассажир, стоящий в проходе, раскрыл зонт – на него капало из неплотно закрытого люка на крыше. Капли с зонта падали на пол. Люди расступились.

Автобус ехал. Он вёз водителя, который его вёл; человека, который первым на планете догадался открыть зонт в автобусе; меня со своими мыслями, карманами и ботинками и ещё несколько десятков каких-то совсем разных людей. Может быть, кто-то из них на следующий день умер, может быть кто-то за следующие годы написал прекрасную книгу или что-нибудь музыкальное, а может кто-то просто ехал в том же самом автобусе и был доволен тем, что за всю свою жизнь не сделал никому ничего плохо.

Но вероятнее всего эти люди – просто декорация в одной из дешёвых сцен в бесконечном сериале моей проносящейся мимо, как этот автобус мимо людей идущих сейчас по улице, жизни. 

***

  Я встал, чтобы направиться к выходу. Рядом со мной, уткнувшись в экран сотового телефона, сидела неприметная девушка. Выходя, я случайно задел её по голове яблоком, лежавшем в моём кармане. Она посмотрела на меня со смесью равнодушия и непонимания.

Автобус остановился.

Эта девушка умерла через два года.

Всю свою короткую жизнь она мечтала увидеть море.

***

Я шагал по городу. Мима меня проплывал городской пейзаж, словно намалёванный рукой торопившегося художника на старом сером полотне. Я шёл непонятно куда. В этом городе все улицы устроены таким образом, что утыкаются друг в друга. И получается так, что весь этот город он вообще никуда не ведёт. Он утыкается в никуда. У меня замёрзли руки, и я очнулся. Я действительно брел куда глаза глядят и задумался настолько глубоко, что если бы это не был мой город, я бы заблудился.

Руки замёрзли. Я зашёл греться в какое-то заведение, куда люди изо дня в день приходили есть. Я не хотел есть. В помещении пахло тщательно замаскированным сотней посторонних, почти испарившимся, никем не замеченным запахом грядущего всеобщего упадка.

Я сел за стойку и, искренне желая помочь рукам, зачем-то заказал коньяк и дольку лимона. Когда это поставили передо мной, я понял, что моим рукам на самом деле намного больше помогло бы прикосновение к горячей кружке чая или кофе. Я выпил коньяк. Потянулся в карман за яблоком но, перехватив взгляд бармена, зачем-то съел лимон. Мои руки, словно ничего не понимая, обиженно перестали мёрзнуть.

Мой сосед по стойке пил дымящийся кофе из эмалированной кружки и, как было видно по его глазам, ужасно хотел выпить.

***

Иногда я пытаюсь вспомнить момент, когда я родился. В ответ в голову непременно лезет такая ерунда, что я сразу жалею, что об этом вообще задумался.

***

Люди сидели за столами,  приходили, уходили и сменялись другими. Я рассматривал их и в итоге получил то, чего хотел – мой взгляд зафиксировал знакомое лицо. Глаза смотрели прямо на меня. В них не было ни доли того, что так привлекало меня когда-то.

Когда я увидел её, она здоровалась с другой девушкой, которую я, как ни странно, тоже знал. Здороваясь, они поочерёдно поцеловали друг друга в щёчку, и обе подошли ко мне. Слова, возникшие в моей голове при их появлении, быстро и бесследно растворились.

Здороваясь со второй, я тоже поцеловал её в щёку. Она была мягкая и упругая. На своих губах я ощутил вкус какой-то косметики – жирный и сладкий.

Когда мне подставила щёчку вторая, я тоже поцеловал её, но вдруг ощутил на секунду её губы на своих.

На её губах был тот же вкус. Она тоже целовала вторую девушку.

В этот момент я понял всё. Через несколько секунд ничего не значащих слов их кто-то окликнул и они обернулись. Когда они развернулись обратно, меня уже не было.

Я вышел на улицу, всё ещё ощущая её поцелуй, но всё больше понимая, что это всего лишь осколок моего далёкого и нелепого прошлого.

***

Девушки любили спрашивать у меня сигареты. Не могу даже предположить, почему. Просто так часто получалось.

Вот одна именно такая мне и встретилась. Она стояла за остановкой и, как мне показалось по выражению лица, очень хотела пообщаться с Богом. Вместо Бога её отвлёк я, наступив ей на ногу жёлтой подошвой ботинка. Она опустила глаза. Я остановился. Бог, потревоженный её обращением, снова занялся своими делами.

Я захотел подарить ей яблоко, но она прочитала мои мысли и помотала головой.

У меня в пачке оставалось две сигареты. «Тебе какую – предпоследнюю или последнюю?» - спросил я. Она засмеялась.

Мы стояли и курили. Со всех сторон мимо нас проходили люди. Она смотрела на мой карман, который оттягивало яблоко. Я молчал.

***

Когда-то очень давно, почти в детстве, одна девочка сказала мне, что жизнь – это всего лишь череда вдохновлённых безрассудств. Даже и не думаю, где она теперь.

***

На планете оставался только один человек, связывавший меня с этим миром.

         Мы встретились с ней в последний раз в каком-то непонятном холле – в одном из помещений одного из тех непонятных строений, в которых вообще и протекает человече-ская жизнь.

Через три минуты и двенадцать секунд мы уже не были знакомы друг с другом.

***

Я шёл восвояси и тёплыми, живыми руками ел яблоко.

Мне на плечи опускался запоздавший когда-то давно прошлогодний снег.
 




21.09-28.09.2004