Сначала Бог создал 540 квартал,
А потом, вокруг него начал отстраивать
Нагорную часть Баку.

Из фольклора 540 кв.

Я зубами развязал ленточку, положил коробку на стол и медленно заглянул вовнутрь. Она была так изящна, так аристократична, с такой грацией лежала на продавленном плебейском ложе в конфетной коробке, и так выгодно отличалась своей золотой фольгой от прочих серебряных, фиолетовых и зеленых товарок, что удержаться, несмотря на все запреты, было просто невозможно. Я медленно взял ее в руку, осторожно раскрутил фольгу и, предвкушая все блаженства рая, поднес эту малюсенькую шоколадную бутылочку с ликером к губам… и – плям – плим – плюм... Мерзавка, она лопнула у меня в руках и залила выходную рубашку...

Вы представляете себе, что такое быть отлученным от Телевизора? А, точнее, быть наказанным, и из-за этого не пойти к соседям и не увидеть фильм с совершенно потрясающим названием "Операция "Кобра"? Такие фильмы, со столь будоражащими названиями, показывали очень редко, может раз в два - три месяца, а может и реже. И вот, пропустить ТАКОЙ фильм. Уже одно название сразу же создавало в воображении леденящую кровь музыку, мрачные и дождливые ночи на экране и толпы шпионов, отлавливаемых нашими бравыми чекистами. И вот, лишиться всего этого из-за какой-то дурацкой конфеты с ликером... Мне кажется, что именно с тех пор я и невзлюбил шоколад, чему очень рады мои домашние, полагая, что должен быть хотя бы один продукт, который можно оставить совершенно спокойно в компании этого обжоры.

Походы На Телевизор! О, как мало людей могут сейчас оценить все сладость этого выражения, прочувствовать всю трепетность ожидания и радость приобщения к голубому экрану... Это же было целое событие, к которому готовились загодя. Каким-то образом узнавалась программа передач, с помощью сложных интриг выяснялось, к кому можно напроситься на этот вечер, совершался процесс напрашивания и - начиналось ожидание. Ближе к вечеру напряжение достигало апогея, народ со своими стульями и табуретками в руках чинно направлялся к месту Приобщения К Высокому Искусству. Взрослые сидели на стульях, я полагаю, только потому, что не представляли насколько великолепно было валяться на полу перед самым экраном, как это делали мы, малышня. А народу набивалось предостаточно. Иногда в маленькую комнатушку, где на тумбочке стоял Телевизор, набивалось по полдвора.

Наш двор... Мы были абсолютно нестандартны. Ни архитектурно - это были четыре двухэтажных деревянных дома, даже не стоявшие каре, а тихо и мирно параллелившие свои стены друг другу, ни с точки зрения контингента- когда-то в этих домах было общежитие Бог-Знает-Кого, а потом эти дома попали в лапы Азгипроводхоза и он начал вселять туда своих людей , ни, даже, географически - мы были островком цивилизации в степи. Ниже нас, в четверти часа ходьбы, высился Политехнический институт, выше и в стороне на горке ощетинился колючей проволокой лагерь, чуть южнее нас было старое кладбище... и ВСЕ. Да, правда, ещё далеко, за горкой, были Салаханы, нахалстроевский зародыш поселка Мусабекова. И вот эта-то обособленность в дальнейшем неоднократно мне портила жизнь, потому что на вопрос "ты откуда?" я начинал экать и мекать. Мы не были Салаханинскими, мы не были Даглинскими , даже не были Советскими, не говоря уже о Чемберикендских...Мы были сами по себе, и из-за своей обособленности и окраинности, даже защищать себя мы должны были сами . Поэтому, когда кто-то из зеков близкорасположенного лагеря решал погулять на свободе, мужчины нашего двора организовывали ночные дежурства. Обнаружившиеся в нашем дворе охотники значительно усиливали нашу обороноспособность, и, при необходимости, кто-то из них, набросив на плечо свою двустволку, сопровождал невооруженных товарищей. Конечно, сейчас я могу себе представить, как трудно было нашим родителям, но насколько тогда это романтизировало и образ родителей, и обстановку двора, и укрепляло отношения между соседями. А во всем остальном это был типичный бакинский двор, со своими криками и запахами, любвями и драками, звуками и судьбами.

Походы На Телевизор были, наверное, просто одной из форм совместного времяпрепровождения, так же как и посиделки под окошками по вечерам, или чаепития. Но почему-то запомнились именно они.

Процесс просмотра начинался с занимания мест. В несколько рядов расставлялись принесенные стулья, высокие подальше, табуретки поближе, детские стульчики и скамейки перед экраном. И начиналась борьба за место на полу. Сейчас я не уверен, что сидеть на полу было удобнее, чем сидеть на маленьком стульчике, но тогда, почему-то, именно за эти места шла борьба. Сейчас бы сказали, что по пацанячему рейтингу это были престижные места. В ход шли и лесть, и грубая сила и даже вопли "Мама", но это обычно пищали девчонки, а мы сражались за свои места.
Попутно шло священодествие настройки антенны. Иногда эту чертову антенну приходилось держать на коленях. И тогда антеннодержалец оказывался в центре всеобщего внимания. Ему приходилось выслушивать возмущенные взрыкивания всех зрителей, когда руки и ноги начинали неметь, и приходилось ими шевелить. Но чего не сделаешь, ради удовольствия своего и соседей. Наконец, начинался фильм - и тут все умирало для нас. Мы сидели, не отрывая глаз от экрана, замирая от восторга, когда наши побеждали, и холодея от ужаса, когда у них были неприятности. Как было все здорово и понятно, как было все черно-бело, а точнее красно-бело. Какими "нашенскими" были все "наши", и противными и мерзкими все "они".
Конец фильма всегда вызывал противоречивые чувства. С одной стороны, он наполнял счастьем наши сердца, что происки всевозможных врагов закончены и, как всегда, добро победило зло. Но, с другой стороны, и фильм закончился, а значит, теперь нужно было отправляться по домам. Вот это уже было гораздо хуже. Чтобы не терять время, мы тут же начинали бурные обсуждения, с показом "а он его так, а то ему кааак!". У нас было несколько минут сейчас, потом пара мгновений на улице, перед тем как разбежаться, но этого было мало. Правда, было еще завтра, но это было так еще далеко. Поэтому мы стремились стряхнуть эмоции сейчас, пока взрослые освобождают помещение.. В то время, когда первые ряды, то есть мы, обменивались пинками и впечатлениями, взрослые вставали, делая нам "страшные" глаза, разбирали свои стулья , и гуськом тянулись к дверям. И тут в воздухе, погустевшем от долгого неподвижного сидения, возникало что-то странное - слова прощания и благодарности, произносимые вразнобой разными голосам сливались в какой-то странный гул, напоминающий молитву или благославление, а, скорее всего, заклинание - СПАСИБОДОСВИДАНИЯСПОКОЙНОЙНОЧИ. И это гудящее в воздухе длинное, доброе и благодарное СПАСИБОДОСВИДАНИЯСПОКОЙНОЙНОЧИ не исчезало в неизвестности, оно проникало в наше сознание, потом переползло в фольклор, стало стандартной фразой прощания в нашем дворе, просто каким-то паролем, и никак не идет с языка.

Даже сейчас, уходя из чьего-нибудь гостеприимного дома, с трудом заставляю себя говорить членораздельно, а не впасть на секунду в детство и не материализовать заветное заклинание СПАСИБОДОСВИДАНИЯСПОКОЙНОЙНОЧИ, оставляющее на языке незабываемый привкус детства, счастья и легкой грусти по тому, что уже никогда не вернется.

27.03.04