Тяжелый разговор

Сабир пришел в беседку в пижамных штанах, пиджаке , накинутом на майку и тапочках на босу ногу. Необъятный Шалико, уже сидевший с сигаретой в зубах в садике, мрачно посмотрел на него . Сабир тяжело вздохнул, и потянул из кармана пиджака бутылку с коньяком. Шалико тоже вздохнул и, пошарив глазами по столу, зацепил два стакана. Придирчиво осмотрел их, зачем-то вытер полотенцем, навевавшим мысли о том, что его лучшие годы давно прошли, дунул внутрь в качестве завершающего штриха и вопросительно уставился на Сабира. Тот сбросил с плеч пиджак, объявив миру паршиво сделанную наколку, изображавшую какое-то чудовище с рыбьим хвостом, должно быть, русалку, привычным и уверенным движением сорвал крышечку с бутылки, и налил по полстакана. Они, не чокаясь, выпили и закурили...

Напряжение не уходило. Отголоски вчерашнего скандала еще висели в воздухе, обоим было страшно неловко, но оба понимали, что другого пути, кроме примирения, у них нет. Это вчера они орали друг на друга на весь двор, доставляя массу удовольствия соседям, а сейчас, сидя в тенистой беседке в садике, принадлежащем Шалико, оба мучительно искали, как начать разговор.

Собственно, садик был ничей... В далекие-далекие времена, когда во дворе качали воду собственным насосом, Шалико отвечал за своевременное включение и выключение этого агрегата. Насос было решено окружить забором, чтобы не лазали любопытные, и под это дело Шалико отхватил длинный и узкий кусок земли на самом краешке двора, прилегающий к столовой. Потом бысто засадил его деревьями, понатыкал клубнику и объявил своим. Как предприимчивый человек, он объяснил в столовой, что больше, чем половина окошек их заведения выходит в его садик, а он почти всегда в нем , и днем и вечером. Так что, им стоит взять его сторожем. Директор столовой колебался, но получив согласие на ежемесячный червонец "hермята"с нищенской зарплаты сторожа, быстро согласился.[Хёрмят (азерб.) - уважение, вознаграждение.  Здесь:ежемесячное отчисление десяти рублей с каждой зарплаты.]

Шалико, понимая, что появление Сабира здесь было шагом примерения с его стороны, решил сделать ответный шаг:

-Сабир-джан, ты извини меня, что вчера тебя районской чушкой назвал...- И в качестве дополнительного извинения и демонстрации собственного совершенно недопустимого поведения, добавил: - Я же знаю, что ты Чемберикендский...[Чебрикенд – неофициальное название части  Баку.]


-Еще бы не знал... Помнишь, когда около парка Кирова тебя пятеро зажали, а я нечаянно подошел...

Оба заговорщицки улыбнулись, а Шалико повел огромными плечами:

-Ты же знаешь, троих бы я раскидал...

И в этом была доля правды. Шалико прошел всю войну в разведке, и его плечо украшал страшный шрам, оставленный то ли осколком, то ли пулей, из-за которого он не очень любил щеголять в майке.

Сабир поднял обе руки , как бы сдаваясь и выражая всем существом полное согласие со его словами, все таки уточнил:

-Но пятеро - это многовато даже для Самира..

Оба согласно покивали головами. Самир, брат Сабира, щупленький и подвижный, был блатным, хорошо известным в Баку , и отличался взрывным характером и недосягаемым мастерством в драках, как с ножами , так и без...

-Да и ты, меня, брат, извини, что назвал тебя ишаком карабахским, ведь тоже знаю, что ты завокзальный...["Завокзальными" называют жителей района Баку, расположенного за ж/д вокзалом]


-Конечно, еще мой отец там поселился... И, вообще-то, мы, Саакянцы, очень древний и благородный род...

Сабир , не утерпев, подпустил шпильку:

-Ада, ты еще скажи, что княжеский....

Шалико открыл было рот, потом призадумался , и честно сказал:

-Нет, не княжеский... Но, ты знаешь, по секрету скажу, мать Жанны, моей жены, - и он показал большим пальцем, куда-то за спину, на мусорку, - была горничной у князя. И такая была красавица... Даже в старости...

Ничего больше не было сказано, ничье имя не было оскорблено, но намек на то, что в детях Шалико, возможно, есть малая толика княжеской крови повис в воздухе...

Сабир тяжело вздохнул:

-А у меня даже фамили нет... Ты же знаешь...

Каким-то образом, несмотря на все усилия по паспортизации населения, и в паспорте и на двери его квартиры было написано "Сабир Мирза". И все. Фамилия отсутствовала, что давало повод дворовым мальчишкам всерьз подозревать его в том, что он иностранный шпион, а работатет таксистом именно для того, чтобы таким образом обеспечивать связь между остальными шпионами, наводнившими наш город...

Сабир взялся за бутылку. Шалико, увидев, что маленькая и шустрая Жанна, с подносом направляется к беседке, счел необходимым подтвердить свое мужское "Я" и заорал громовым голосом на весь квартал:

-Жанна, давай быстрей, ты же видишь, у меня дорогой гость.

Жанна издали закивала головой, и, почти бегом, влетела в беседку.

-Доброе утро, Сабир...

-Доброе утро, Жанна...

Пока женщина накрывала на стол, мужчины, безразлично смотрели по сторонам. Двор просыпался. Еще возбужденный вчерашним скандалом, прикидывавший, чем же кончится пикантная ситуация, он, зная, строптивый характер Сабира, был несколько удивлен, таким мирным разрешением конфликта и недоуменно переговаривался...

А когда стол зазеленел огурчиками, сорванными Жанной прямо тут же, на грядке и, закраснел сладчайшими апшеронскими помидорами, заблагоухал разнообразной зеленью , придавленной желтоватой, душистой и пористой брынзой, мужчины налили себе еще. Это в других городах коньяк относили к экзотическим напиткам, пили его, закусывая лимончиком или шоколадкой, а в Баку, в те благословенные времена, коньяк имел хождение наравне с водкой, и даже был несколько употребимее ее. Цены были почти неотличимы, магазины были завалены коньяком, и он шел и под зелень с сыром, и под плебейский бараний шашлык, и под более аристократический осетровый или севрюжий, и даже под самый легендарный, джейраний ....

Сабир, не выпуская бутылку из рук, задумчиво посмотрел на стол и сказал:

-Жанна, пожалуйста, сделай еще пару стаканов...

Затем обернулся и посмотрел на свой балкон. Там уже давно стояла его жена, Тома, и настороженно наблюдала за развитием событий. Сабир приглашающе махнул рукой и тоже заорал на весь двор:

-Тома, иди сюда....

Через несколько минут все четверо несколько напряженно сидели за столом, со стаканами в руках. У мужчин было налито почти доверху, у женщин на донышке.

Сабир , еще раз тяжело вздохнул, и сказал:

-Ну что, давайте за наших детей...

Все подняли простые граненые стаканы, выпили до дна и , переглянувшись, поняли , что вплотную подошли к проблеме вчерашнего скандала.

Вчера вечером, любимый и единственный сын Сабира, Алик, и не единственная, прикрываемая постоянно от родителей старшим братом Гургеном, но не менее любимая дочь Шалико, Грета, объявили, что хотят поженится. И, может быть, не было бы этого скандала, если бы молодые разгильдяи, спровоцировавшие его по лености и непониманию ситуации, повели себя чуть иначе. Они, набравшись храбрости и войдя в блок, сначала зашли на второй этаж, где жил Шалико, и объявили о своем решении. Затем, оставив всю семью в полуобморочном состоянии, они поднялись на четвертый этаж, где жил Сабир и взорвали бомбу там...

Именно это больше всего возмутило Сабира. Сын, кёпяй оглы,[азерб."сукин сын",здесь-балбес]сначала пришел не к отцу, а к этому, сторожу, управдому и толстяку Шалико... Сабир взорвался, в своих неизменных пижамных штанах полетел вниз и там стал выпускать пары...

Сейчас, после бессонной ночи, ему было стыдно, и он не совсем понимал причину своего взрыва. Разве только то, что он хотел для своего сына более подходящей партии. А с другой стороны, кто он? Таксист. Кто жена? Складчица, но не "уважаемый человек", а так, заведует бутылками, железками и прочей ерундой, с которой не очень-то разживешься. А семью Саакянцев он знал с уже не один десяток лет.. И он гулял на их свадьбе, и они, уже женатые, на его... И дружили много лет, и ходили друг к другу в гости, и выпили вместе цистерну коньяка, и съели тонну шашлыка, не говоря уже о зелени и соленьях... И Грету он знал с пеленок, знал, что она тихая и скромная девочка, хорошо учится , уже почти кончила техникум, да и красавица, машалла [азерб."не сглазить бы"]...

Шалико, помолчав, разлив остатки коньяка и, сделав знак Жанне, после которого та на мгновение исчезла и появилась с полной бутылкой, сказал:

-Сабир-джан, ты извини, я немножко старше чем ты, и, конечно, твое слово имеет больший вес- у тебя сын, но я бы ничего не имел против такого зятя...

-Шалико, брат, ты знаешь, как я отношусь к вашей семье, и ты знаешь, как я люблю Грету, как дочку... Я не знаю, что со мной вчера было... Так что, если вы не против, давайте думать о свадьбе...

Мужчины сдвинули стаканы, а женщины, забыв обо всем, ударились в слезы...

Они еще долго сидели, обсуждая подробности, иногда спорили по пустякам, в беседку заглядывали соседи, и, выпив глоточек, летели во двор, сообщать потрясающую новость. Полные бутылки сменяли пустые, и, вдруг, Сабир загрустил...

-Слушай, Шалико-джан... Вы армяне, я азербайджанец, Томка моя украинка... Кто же будут наши внуки?

Шалико положил свою толстую искалеченную руку на плечо Сабира и тихо сказал:

-Бакинцы они будут, брат , бакинцы....

Три дня шумела и гудела свадьба во дворе... Стояли шатры, гремела нагара, заливался дудук, разливалась переливами гармошка, звучали тосты на русском, азербайджанском, армянском, народ ел, пил и веселился...

А через несколько дней, когда кончилась вся суматоха, Сабир и Шалико пришли в беседку, сели за стол и стали ожидать внуков...