Просто так...

Вам не за чем знать, кто я на самом деле.
Вам не за чем знать, какой я на самом деле.
Вам ни к чему знать, зачем это я на самом деле.
И какое вам дело, в чем это я обтрухался весь на самом деле с ног до головы,как свинья, в чем это я на самом деле, а?



Купил вишневый сад.
Весь пустил на веники.
Веники продал.
На деньги от веников купил пиво, кильку и полкило вишни.
Пиво выпил, кильку скормил коту, вишня сгнила.
Косточки посадил на даче.
Ни хрена не выросло.



На чем свет стоит…
Лишь бы стоял, не падал.
Лишь бы не опадал, как лист осенний на ковер себе подобных.
И пока он такой стоячий, а не опавший, у нас все за здравие, а не за упокой.
И лишь когда он спотыкается о что-то твердое, не живое, мы вспоминаем о кладбище. И в каждом заходе солнца хотим видеть конец света. И звезды падают опасно рядом. И слезы замерзают даже летом.
И лучше ни о чем не мечтать. Все сбудется наоборот и исполнится наизнанку.
Нельзя ему спотыкаться и падать.
Но он спотыкается и падает.




Что такое непреодолимое желание?
Это когда хочется с такой силой, что темнеет в глазах, и мир вокруг тебя лопается, как слишком сильно надутый шарик. Тебе больше не надо ничего кроме. Устаешь желать, худеешь и умираешь. Лопается что-то внутри тебя, отрывается и вылетает вон. Получив свободу, пьянеет и падает замертво. Это и есть непреодолимое желание. Не пытайся его преодолеть. Не борись с самим собой, а почувствовав, сделай то, что желаешь и умри героем.




…и запомни! Если она ломается, то и цена ей – ломанный грош.




Первый день без любви. Прикольно. Новые ощущения. Какая огромная кровать! Первые пылинки на цветах. По телевизору – футбол. Одна пара тапочек и пиво.
Как давно это было. Если это было вообще…
…Первый год без любви.
По телевизору – сплошной футбол. Цветы пора выкинуть. Кровать пора застелить, все равно сплю на диване. Ботинки и пустые бутылки. Такое уже было. Такое каждый день. Так тому и быть. Если вообще чему-то быть.




Ответь на чувство.
Не вешай трубку. И не вешайся. Я не маньяк, когда с тобой. Я всего лишь ласковый, пушистый, плюшевый кабан со спиленными клыками и вырванным жалом.
Ответь, наконец, на мое неловкое чувство. И ты увидишь цветы на столе и апельсины в вазе. Ты откроешь для себя все, что я тебе открою. Ты больше никогда не услышишь мое бездарное рычание под своим балконом.
Ответь, я умоляю тебя!
Хочешь знать, как я красив без одежды? – Узнаешь!
Хочешь видеть мое лицо близко? – Увидишь!
Я буду курить твои сигареты! Я буду пить твое молоко!
…ты что-то сказала?
Другого ответа я и не ждал.




Если нечем дышать, совсем не обязательно, что у тебя насморк. Возможно,просто кончился воздух. Ушел от тебя к другому, и ты умрешь. Ничего нового. Просто ты так и не узнаешь, что такое, когда тридцать лет, забудешь всех, не посмотришь лишний раз на часы.
Ведь ты же срубил дикий виноград, и он умер. Спроси у него, что такое, когда воздух уходит к другому.





Девять этажей и не работает лифт. Я стерплю. Меня ждут. И пусть меня лучше ждут высоко под небом, чем глубоко под землей. Я осилю сорок раз по девять, если на страшно высоком триста каком-то я смогу обнять и поцеловать. Потом мы растаем в горячих солнечных лучах и медленно стечем к земле и под землю. Мы просочимся к корням древних баобабов и вернемся на землю одним целым, красивым и хрупким. И поднимемся над страшно высоким триста каким-то.
И увидим все. И все поймем.





Уж вечность близится…и ни в одном глазу. И даже тот, кому положено быть, канул и больше не будет.
Пожалуй, и я так больше не буду. Хватит. Пора рожать. Нельзя же всю жизнь ходить беременным и мучиться от изжоги. И вспоминать, кто же так меня трахнул, что до сих пор чувствуется.
Весна – пора любви, но еще не пора. Потому что утро. Была бы хотя бы ночь…
Зря я здесь сижу, жду и надеюсь. Надо бежать, надо рожать!
Только, куда бежать и кого рожать? Оно уже неживое, перехоженное, переношенное, перебродившее…





Мне всего один день. Еще пупок в зеленке. Мне еще все позволено, но я еще ничего не могу. Только могу гордиться своим зеленым пупком. Все вокруг спят, значит надо поорать, разбудить и посмеяться в лицо той, которая устала меня рожать и которая измазала зеленкой весь мой пупок. Так не аккуратно. Я жду сиську полную сладкого и теплого молока, а есть еще запасная.
Вот увидите, я буду толстым и капризным.





Он был убежденным пропойцей.
А я был еще сопляком.
Теперь его просто нет, а я пропойца. Не уверен, что убежденный, но я вижу солнечных зайчиков на дне бутылки и чувствую запах свежей полыни из горлышка. И есть, о чем поговорить. О том, что все мы когда-нибудь будем, как те, которые уже были. О том, что все горит, кроме золы и пепла. А лето и зима, по сути, одно и тоже, потому что обжечь или обморозить – одинаково больно. А все полезное – совершенно не вкусное, а значит вредное. А если тебя похоронят в саду, это совсем не значит, что ты запахнешь розами и тюльпанами.
Словом, всегда есть, о чем поговорить.
Но почти всегда не с кем.





На сто верст ничего. Даже ветер – лишь редкие дуновения. А между дуновениями – ямы и штиль. И лишь на сто первой версте появились зачатки и признаки. То, что называется жизнью, будет не скоро. Дай бог, чтобы вообще было. А пока, редкая пылинка, да сухое семечко. Мы не сможем это любить. Все слишком мертвое.




Твое лицо мы узнали…со спины…ты выглядишь лучше…когда спишь…со мной…творятся чудеса…трудно поверить…что это так близко…от того самого…сложного…уравнения с двумя неизвестными…гулящими девками…с карими глазами…и ушами любят…не любят…плюнут…и поползут дальше…чем ходили другие…сны мне снятся…ужасы…опять твое лицо.





Последний раз о любви мы говорили…о нашей с ней любви. Говорили откровенно и честно. Как говорят, когда точно знают, что никто не услышит или когда знают, что больше не скажут об этом никогда.
На кого мы были похожи! На двух влюбленных божков, на два полевых цветочка в целом поле других, безразличных и слишком понятных. Мы говорили о любви, как любили. Мы наслаждались каждым прикосновением слова, каждым проникновением в душу. Ничто не могло нас остановить. Небо было все ниже и ближе. На самой макушке неба, над самой загадочной луной мы расстались.




Вот она!
А вот я!
Есть еще оно, но оно не волнует.
Она – это не она. Не та, что всегда.
Я – это я. Хотя, не уверен.
Оно было, есть и будет. Мозоль. Заноза. Сгусточек молодой спермы.
А я – размазанная на столе лужа пива с водкой.
А она – обратная сторона луны. Туда не долетишь ни на одной сверхракете. Тем более, не встретившись с первой стороной.
Прощай, зодиак моей жизни!
Желание смертника – жизнь. Желание мое – перевернуть луну и построить сверхракету.
А что еще желать?





Нет, не хочу!
Не хочу я пользуясь случаем и по полному моему праву не хотеть.
Не хотеть ничего, не хотеть иметь и уметь чего бы там ни было тоже не хотеть. Не хотеть даже не хотеть, а хотеть тем более. Нехотение приятно и заманчиво. В состоянии нехотения тепло, как в теплой кровати в дождливую погоду.
…Так я его себе представляю.





Слышишь? По-военному четко и ритмично, будто, кем-то четко срежиссированный бой, в котором каждый стреляет по часам и секундам, убивая секунды и часы. Один за другим.
И так давно.




Видел друга. Он меня тоже. Кто-то из нас изменился. Коротко постригся, отрастил бородку, одел костюм и стал разговаривать по-китайски. Да все про рисовые плантации.
Но мы друг друга поняли.