Дорога

Наверное, где-то в ветвях моего генетического древа среди листвы притаилось лицо цыганской национальности. Иначе, чем бы объяснить пристрастие к перемещениям? Точнее, к дороге.

Ну, что особенного в продвижении из точки А в точку В? Да ничего. Вовсе ничего особенного. Но меня медом не корми, дай только сорваться и полететь к этой самой точке.

…..
Я возвращаюсь из Айовы. Три дня переводил в университете. А теперь домой. Правда, сдуру уже умудрился заблудиться. Вроде и свернул на нужный мне фривей, а он вдруг перешел в хайвей, а потом и вообще в деревенский проселок. И оказался я, как говорят американцы, «посредине ничего». Вокруг кукуруза да редкие фермы торчат.

И никаких городков вокруг, хоть бы на заправке карту Айовы купить, посмотреть, где я и как мне из этой кукурузы выбираться.

На дорогу несет пыль от комбайнов, все ветровое стекло в останках безвинно погибших мушек, мошек, блошек…. А я все еду и еду неведомо куда, как герои «Затоваренной бочкотары».

Вот, вроде и какие-то признаки цивилизации. Как бы городок. А вон и заправка. Кстати, заправиться и правда не мешает.
 
На заправке, как ни странно, карты Айовы нет. Есть Иллинойса, есть Небраски, а вот Айовы нет. «А куда тебе?» - спрашивает мужик в красной бейсбольной кепке, услышав мой диалог с продавщицей.

- «Twins, Minnesota”, - отвечаю.

 Twins – Близнецы, точнее, «Города-близнецы», это вполне официальное название Миннеаполиса и Сент-Пола.

 - «Twins, Minnesota, а пока хоть до фривея добраться». -

- «Ну, это запросто, так и двигай, не сворачивая, по 218-й, она приведет к 20-му фривею, а там до тридцать пятого». -

- «Далеко до фривея?» -

- «Да миль двадцать». –

Пустяки….

- «Держи» - высокий плотный старик, проходя мимо меня на выход, протягивает сложенную книжечкой дорожную карту Айовы.

 «Thanks a lot. Сколько я вам должен?» -

«Да ничего не должен» -

Продавщица, улыбаясь, говорит: «Это же Айова».

В Миннесоте, выручив тебя , скажут: «Это же Миннесота».

В машине рассматриваю карту и выясняю, где же я свалял дурака. Приличный получился прыжок в сторону. Да, ладно….Цели ясны, задачи определены, за работу, товарищи!

Есть, вырвался на фривей. Можно разгоняться.

Ставлю скорость на автомат, снимаю ногу с педали газа. На гладкой дороге пустынно. Машина почти неслышно скользит. Однообразный пейзаж скрадывает ощущение скорости. Обычно в такой ситуации начинает клонить ко сну. Но не сегодня. Сегодня я как бы раздваиваюсь. Под звучащую в машине музыку я ухожу из реальности. Придерживаю руль, поглядываю вперед. Иногда вбок на однообразную равнину. Но это все рефлекторно. А сам я витаю неведомо где. Музыка, мысли, картины, картины, лица мелькают…

В Айову меня выдернули на три дня для синхронного перевода. В университете Айова-сити чуть ли не сильнейший в Америке литературный факультет. Кроме обычных студентов туда приезжают на стажировки писатели и поэты из самых разных стран. Наших подопечных трое: Саша, Дима и Катя. Два поэта и писательница. Моя напарница Маша уже неделю с ними, а я только на три дня.

Про поэтов сказать ничего особенного не могу. Не берусь судить о мощи их таланта, не моя это стихия. Один сутулый, картавит и удручающе серьезен, другой представляет лиц нетрадиционной сексуальной ориентации. О чем он, горделиво потряхивая вьющимися длинными волосами, с радостью извещает американскую аудиторию на второй минуте своего выступления. Беспроигрышный вариант. Назовись гомиком, и тебя полюбят всей душою.

Оба говорят по-английски, один похуже, другой получше. Так что переводим мы в основном для Кати. Бывают и такие парадоксы в нашей работе – два переводчика на одного человека. А с группой еще и фасилитатор из Москвы, серьезная красавица Надя. А еще и Келли, координатор программ из университета.

Катя вначале показалась мне совсем некрасивой, просто, даже, дурнушкой. Буквально через минуту, наоборот, лицо, вдруг, оказалось очень интересным. Вроде бы застенчивая и замкнутая. Разговорились – совсем не так. Думал ей чуть больше двадцати – оказалось тридцать один.

Пишет с юности. Сейчас профессиональная писательница.
Любопытен ее рассказ о том, как она работает. Обычно я не запоминаю то, что перевожу. Но здесь мне чем-то запал нарисованный образ
«Начинается все с возникшей неизвестно откуда картины. Например, с какого-то времени я вижу полутемную комнату и стол. Точнее, не весь стол, а только его угол, покрытый голубой скатертью с несколькими пятнами на ней. Свет лампы, голубоватая ткань и руки над скатертью. Гибкие руки. Я не знаю, чью это руки и что это за комната. Но это толчок.»

На второй день вечером приехавший в университет классик американской поэзии, Джон Эшбери, читает свои произведения. Зал набит битком. Сидят в проходах, стоят у стены.

Рассматриваю аудиторию. Отвык я в Америке от интересных лиц, да еще в таком количестве.

Назавтра мне предстоит переводить встречу Эшбери со студентами, поэтому больше всего меня он интересует с практической стороны: как строит речь, какая дикция. Отвратительная дикция, голос глухой и говорит невнятно. Намучаемся завтра…

Теплым вечером возвращаемся с Катей и Надей в университетскую гостиницу. Остальные рассеялись, кто куда. Маша с Келли почему-то отправились в сторону центра. Саша возжелал гулять один, а сексменьшинство исчезло из зала еще во время чтения. Был еще студент университета, словак Михал, который явно неравнодушен к Кате, но тоже затерялся в толкучке выходящих из зала студентов и преподавателей.
Болтаем о том, о сем. Катя и Надя внешне совсем непохожи друг на друга, но, похоже, хорошо поладили друг с другом. С ними легко. Какие же они СВОИ! Приятно расслабиться и отключить внутреннего цензора, который в общении с американцами бдительно следит, чтобы ты не ляпнул что-то политически некорректное или неуместное в их культуре.
На следующий день, отмучавшись с переводом динозавра американской поэзии, прощаюсь с Катей и Надей.

- «Удачи вам, девочки, и счастья.» -
 
Из маленького, битком набитого студентами, домика, где проходила встреча, бреду вниз по склону холма к закрытой парковке. Вещи уже в машине, пора в путь-дорогу.
 
…..
К чему я об этом? Да, ни к чему. У вас разве воспоминания возникают к чему-то?

К чему, скажем, меня заинтересовал зеленый чистенький тракторочек «Джон Дир» на трейлере трачка, который я сейчас обгоняю?
 
…..
Слева от фривея что-то вроде завода. Трубы торчат. Хочу прочесть название города на типичной для Америки водонапорной башне в форме гриба, но не успеваю.

 «За мною зажигали города,
 Глупые, чужие города»

Не знаю, насколько глупые они, эти чужие города. Не берусь судить, какой город глупее: Блумингтон или Серпухов, Рокфорд или Усть-Лабинск.

А вот чужие, точно. И любопытства не пробуждают. Маленький американский город это олицетворение великого стандарта. Посмотрев пять, знаешь, какие остальные пятьсот тысяч

Интересны бывают названия, например: «Маленькая коричневая церковь». Да, так и называется городок – Little Brown Church.
 
А кроме названия любопытного там ничего нет – будь это Ватерлоо или Сиу-Сити, они как братья-близнецы. Ну и размеры, бывает, вызывают глубокое уважение.

В позапрошлом году на границе Миннесоты и Висконсина я наткнулся на городок Рай (Paradise) с населением 175 человек.

Городки стараются привлечь к себе внимание. Например, сообщением, что здесь находится крупнейший крытый мост в Америке. Крытый мост больше напоминает красный товарный вагон с отпиленными торцевыми стенками. Но раз уж тебя сюда привели, нужно демонстрировать энтузиазм. Надо же! Какой же он крытый, этот совсем крытый мост!

В одном городке с гордостью демонстрируют крупнейший в мире моток шпагата. Какому-то придурку больше нечего было делать, и он двадцать лет мотал шпагат. Теперь этот клубок горделиво красуется в стеклянном кубе на обочине дороги. Рядом вся информация: каков диаметр, сколько ушло шпагата, краткая биография творца. Фотография, естественно. И буклеты есть, и, даже, будка с горделивой надписью «Информационный центр».

Иногда дорога и правда принесет тебе что-то необычное, например, выведет к амишам. Это выходцы из Швейцарии, которые пытаются в XXI веке жить, как в XVIII. Они живут во многих штатах, в том числе и на юге Миннесоты. Очень интересная секта. Зажмурились люди и сказали себе: «Представим себе, что ничего этого вокруг нет. Ни самолетов, ни машин, ни ядерных электростанций. И пусть те, кто вокруг нас, тоже поверят, что мы этого ничего не видим». И стали так жить, зажмурившись.

Их одноконные крытые черные кабриолеты можно видеть на улице. Сами амиши бородатые, в черных шляпах. Девушки в чепчиках.

Хорошие ребята и глаза добрые, но….

Какие-то они недомытые и с признаками вырождения. Недомытые – это понятно, электричества-то не признают, а дровами замучаешься воду греть. И признаки вырождения объяснимы: ведь браки заключаются только внутри своей общины. А сколько их в Миннесоте в районе Хармони? Мне говорили цифру, но я ее не помню. Ну, три тысячи, допустим. И живут они здесь лет сто пятьдесят. А до этого так же обитали в Швейцарии – могучей кучкой. Во главе общины выборный епископ. Школы у них свои. В одной школе все вместе, с первого по пятый класс. Один учитель наставляет маленьких амишей в чтении, письме и сложении. И все, на этом образование их заканчивается. Собственно, это нарушение федерального закона об обязательном среднем образовании, но правительство включилось в игру амишей и, зажмурившись, делает вид, что ничего необычного не замечает.

Что-то у них любопытное с языком. То ли говорят они на верхнегерманском диалекте, а Библия у них на нижнегерманском, то ли наоборот.

Всех неамишей зовут «англичанами».

Но сейчас я в стороне от этой местности. В этих краях вообще ничего не происходит. Для меня лично сейчас важно, что скоро 20-й и 27-й фривеи будут расходиться. В своем отключенно-задумчивом состоянии можно после развилки не на той дороге оказаться. Возвращаюсь в реальность и внимательно посматриваю на знаки. До развилки 2 мили.

Есть, теперь еще 60 миль и я буду на 35-м. А там вообще забот никаких до самого дома.

 Главное в дороге – подспудное ожидание чего-то неожиданного, какого-то поворота событий.

Например, вдруг откроется слева казино «Остров сокровищ», поманив призрачной возможностью быстро решить все проблемы.

Казино – это индейцы. Лишь в одном штате, Неваде, казино можно открывать, где угодно. В других же штатах они запрещены. Но маленький нюанс – у каждого индейского племени есть свой договор с федеральным правительством. Каждое племя считается суверенным государством, на котором действует лишь незначительная часть федеральных законов.
 
Поэтому на территории резерваций казино открывать можно. И открывают. Это манна небесная для данного племени. Есть индейцы среди персонала казино.

В больших городах если индейцев и видишь, то, по большей части, в крепенько поддатом виде в трущобах.

В резервации заезжать никто не запрещает, но особенно привлекательного там ничего нет. Все драное, все обшарпанное.

Хотя, например, видел я современнейшую школу в индейской резервации Миллак.
 
Оттуда я привез учебник языка оджибве. Оджибве живут в северной части Миннесоты. Учебник называется «Baswewe» - «Эхо». Начинается он песенкой под названием «Nimaoominikemin» или «Мы собираем рис».

 В традиционном своем красочном обличии индейцы предстают только во время пау-ау.
 
Большой пау-ау верхних племен сиу проходит в начале августа. Зрелище потрясающее красотой и необычностью. Меняющийся ритм барабанов и нескончаемая песня, исполняемая очень высокими, резкими голосами. Вот они сидят – человек шесть под навесом. У каждого между колен барабан. Песня и барабан завораживают. За певцами поле с врытым в центре столбом. На столбе, как ветки укреплены гирлянды из орлиных перьев. Воткнули их туда во время танца открытия пау-ау.

По кругу нескончаемая процессия танцующих. Среди индейцев и индианок есть и белые, вот, например, русоволосая молодая женщина в вышитых бисером индейских сапожках, но с обычной дамской сумочкой на ремне. Некоторые индейцы в полном праздничном наряде – сейчас перед нами, притопывая, проходит полуголый старик с бронзовой кожей. Классическое лицо с резкими чертами. Длинный плюмаж из перьев. На груди и на спине что-то вроде круглой мишени с перьями. На ногах мокасины. В руках подобие маракасов.

Яркие краски перьев, разноцветный бисер, расшитые платья.
Большинство в традиционном костюме племени, но попадаются и варианты, допустим, клетчатая ковбойка и плюмаж на голове. Танцуют маленькие дети, танцуют толстые старухи. Вот две проходят мимо нас. Именно проходят, обозначая ногами и поворотом рук нужные движения танца.
Женщины танцуют свой танец, мужчины свой.

Процессия идет в танце круг за кругом. Их сотни две. Меняется ритм барабанов и пения, меняется ритм танца. Черноволосая девочка лет двенадцати в расшитом бисером розовом платье, раскинув руки кружится. За ней коренастый парень в джинсах, мокасинах и с огромным красочным плюмажем. У него танец другой: резкие движения, полусогнутая спина, согнутые в локтях напряженные руки, прыгает с правой ноги на левую, приседая.
 
И так час за часом.

Это не для туристов, Да здесь и нет никаких туристов. Роща милях в десяти от маленького городка Гранит-Фоллс на границе Миннесоты и Южной Дакоты. Хочешь смотреть, смотри. Хочешь плясать – пляши. Это твое право. Это пау-ау, праздник мира, поминовения предков и обращения к духовным силам.

Одни выходят из круга, другие заходят в него – индейцы, белые.
Уже пора ехать, но стоишь завороженный древней музыкой, ни на что не похожим пением и танцем. Понимая, то это настоящее. Это и есть та самая индейская Америка, почти исчезнувшая, но, вот, как видите, тонким ручейком пробивающаяся к жизни.
….
Который час я уже еду по Айове. Почти весь штат по диагонали пересек. Ломит спину, натирает ремнем шею. И вот впереди большой шит «Миннесота приветствует вас!» Ух, почти дома. Первая приятная новость – ограничение скорости уже не 65 миль в час, а 70. Естественно, я сразу устанавливаю свой автопилот на 80. Еще часика полтора и дома.
Два-три дня и мне опять захочется куда-нибудь поехать – чем дальше, тем лучше

Миннесота
Октябрь 2004