Главы из Крейсерского романа

Главы из Крейсерского романа.






Питер


   Я сидел в каюте и читал свой дурацкий дневник. В тот момент он меня раздражал полные пессимизма и чёрной тоски строчки. Война была проиграна,  наш поход изначально представлялся самоубийством. На нашем лучшем, на тот момент в мире крейсере собрались отчаянные люди.
Как потом я понял большую часть офицеров, двигали те же соображения что и меня.
Пустить пулю в лоб отравиться повеситься да что ещё есть миллион способов лишить себя жизни, а здесь так сказать во благо Родины героически погибнуть. Воин, погибающий в бою это совсем не самоубийца, прыгнувший с крыши или перерезавший себе вены не удавшийся поэт.
Две трети экипажа молодые люди и совсем ещё молодые не нашедшие себя и разочаровавшиеся в жизни и так далее. Мне даже казалось, проводили специально подбор такого экипажа, которому абсолютно не чего терять, а смерть как избавление от бессмысленной жизни. Я не далёк был от истинны. Но надо отметить весь экипаж отменные специалисты. Наш крейсер был точной копией пятитрубного «Аскольда» находившегося после Порт-Артуровской блокады и прорыва в Шанхае. Английской постройки только что со стапелей с доработанной ходовой частью и техническими усовершенствованиями он был больше на десять тысяч тонн водоизмещения. Он был самый сильный крейсер на всей планете. Теоретически он мог вести бой, имея преимущество хода перед броненосцами с целой эскадрой противника. Ощущение грозной силы у себя в руках испытывали все находившиеся на борту и кочегары и матросы, особенно комендоры орудий. Командир носовой башни Григоренко, в которой находилось два ствола двенадцати дюймового калибра, любил повторять свою приговорку. « Япошка сукин кот….»

Крейсер ещё мирно качался на волнах Балтики. Через два дня мы уходили в долгий поход к берегам вражеской Японии. Единственное что знали японцы то, что Россия приобрела у правительства Англии боевой новейший крейсер. После полной победы на море они даже мысли не допускали, что этот корабль может выйти из порта. Поскольку крейсер гипотетически представлял опасность, небольшие дозоры миноносцев курсировали на всех подступах к Японии. На первый взгляд на кажущуюся безнадёжность нашего предприятия у неё был определённый смысл и шансы. После Цусимского сражения Российский флот был полностью разгромлен. Часть кораблей покоилась на дне морском часть досталась японцам но на тот момент для ведения боевых действий из всей эскадры адмирала Того могла выйти из портов лишь треть кораблей.
У нас не было теперь эскадры, всё сосредоточилось на одном корабле. Вся информация, которую могли узнать агенты о противнике, отправлялась в наш штаб. Корабли противника были изрядно потрёпаны и стояли в доках на длительных ремонтах. Из всего броненосного отряда боеспособными были лишь…. Со всеми нам было не справиться, но половину… мы бы имели все шансы на успех. Все до последнего матроса говорили только об этом, никто не знал истинной цели и поставленной задачи. Только дойдя до Владивостока, мы узнаем о пункте назначения. Каждый лишний день, проведённый на рейде, уменьшал наши шансы, все ругались по делу и без дела. Погрузка боеприпасов и продовольствия была закончена ещё вчера. Последние тонны угля легли в десять вечера.
Оставался ещё один день.





Поход


Моя вахта закончилась, на мостике сменил меня поручик Крымов. Доложив обстановку я пошёл к себе в каюту. Лёг на заправленную койку прямо в форме (хотелось иногда побыть разгильдяем). Спать не хотелось, я достал из кармана трубку и кисет. Табак был голландский не ахти, какой, но время очень даже скрашивал. Набив трубку, я с удовольствием её раскурил, выпуская гигантские клубы дыма. Посидев в задумчивости минуты две, рука потянулась к дневнику, но тут же отдёрнулась. Желания писать, что-либо не было. Тогда я достал свой новенький “Smitt and Vesson” за него некоторые сослуживцы называли меня ковбоем. Подержав в руке холодную тяжесть оружия, я принялся его разбирать. Чистка револьвера меня умиротворяла, успокаивала нервы и поднимала настроение.


Влажный тропический воздух заполнил лёгкие, и ощущение что они отсыревают, держалось ещё очень долго. Мы шли вдоль берегов Мадагаскара, и этими южными ночами я чувствовал себя взволновано как, будь-то что-то очень хорошее, должно было случиться. Хоть я и понимал, что хорошего ничего не предвидится, но ощущение не проходило.

Утро. Наш крейсер на всех парах мчался к вражеским берегам. Южное солнце сверкало на стволах орудий. Во всех движениях людей чувствовалась внутренняя готовность и взвешенность. Никто не суетился, не кричал, не делал лишних движений. Разговоры были не продолжительны и по делу.
Мы легли на боевой курс.





Первая стычка


Четыре часа двадцать минут утра.
Я стоял на вахте в боевой рубке, моя смена кончалась через сорок минут. Вдруг сигнальщик с левого борта закричал истошным голосом.
   - Вижу два миноносца с левого борта, быстро приближаются, один выпустил мины -
   - Боевая тревога! Мины с левого борта! Право руля машины полный  вперёд! -
Буруны от двух мин чётко виднелись на фоне моря и уже начинающего светлеть неба. Грохнул выстрел за ним другой третий. Била мелкая артиллерия. Огромный столб воды взвился в миле от борта. В одну мину попали, но вторая неуклонно шла нацелясь на борт крейсера.
   - Увеличит ход до максимума! - кричал я в машинное отделение.
Мы разворачивались кормой, уходя от мины течение от винтов, должно было утащить и сбить её с курса. С замирающим сердцем следили мы за приближающейся точкой сигарообразной мины начинённой двумястами килограммами взрывчатки. Она могла проделать дыру в борте корабля метра три в диаметре. При неудачных обстоятельствах крейсер мог и затонуть. Выдох облегчения пронесся по всей палубе, мина прошла мимо.
Миноносец оказался один и быстро уходил на юго-восток. Преследуя, его мы отклонились бы от заданного курса, принять решение об его преследовании мог только капитан. Я позвал посыльного, что бы отправить к за капитаном, но на мостике в полном боевом мундире вбежал Алексей Георгиевич Кольцов наш бессменный капитан.
- Почему не преследуем миноносец? Почему молчит главный калибр? -
- Алексей Георгиевич…-
- Знаю, знаю-
- Кормовая открыть прицельный огонь по цели пока она ещё на расстоянии выстрела-
Капитан обернулся, посмотрел на меня - Заодно и проверим эту калошу на скорость-
- Лево на борт! Машинное полный вперёд держать минимум двадцать узлов. -
Круто развернувшись, крейсер, задымив всеми трубами начал набирать скорость. Тем временем миноносец, быстро удаляясь, уже успел скрыться за горизонтом, и были видны лишь дымы.
- Упустили - пронёсся шёпот по рубке.
- Разговорчики! -
- Машинное отделение мне нужно максимальное ускорение, на которое способны котлы. Заодно и опыт проведём –
Японцы, видимо не ожидая погони, сбавили ход, и не спеша, разворачивались на восток.
- Они ведут радио переговоры ещё с тремя судами – сообщил радист.
- Доложить, как только подойдём на расстояние выстрела –
Японцы не сразу нас заметили или что-то у них сломалось в машине, но только когда заметили, было уже поздно. Наш крейсер неумолимо настигал миноносец как кролик удава.
- Мы на расстоянии выстрела! -
- Носовая огонь –
Грохнули два залпа, корабль содрогнулся всем корпусом, а я схватился за поручни, что бы ни упасть.
- Вот это силища – прошептал Ярмоленко.
- А ты что не видел, как двенадцати дюймовка бьёт? –
Снаряды дали большой недолёт.
- Ещё, точнее прицел – раздражался капитан.
Теперь снаряды легли почти в плотную с миноносцем, было видно в бинокль как столбы воды сбивают на палубе матросов с ног.
- Японцы выбросили белый флаг! – закричал сигнальщик.
Капитан смотрел, не моргая, вперёд не произнося ни слова.
- Алексей Георгиевич они сдаются – подошёл к капитану первый помощник Кадюшевский.
- Носовая огонь! –
Один снаряд сделал перелёт, а вот второй просто оторвал и разнёс в щепки нос миноносца вплоть до рубки. Корабль на полном ходу зарылся в воду.   Корма нелепо взметнулась вверх и с бешено вращающимися винтами, как бы помахав на прощанье в сильной спешке, миноносец навсегда скрылся в пучине моря. Катастрофа произошла настолько стремительно, что на поверхности не было видно ни одного человека, а болталось лишь немного мусора. По всей палубе пронеслось громовое ура. Из носовой башни вышел весёлый Григоренко облепленный матросами он тряс кулаками и повторял свою приговорку.
В рубке повисла тишина. Я подошёл к капитану.
- Поздравляю вас Алексей Григорьевич с первой победой, разрешите отметить миноносец на доске вражеских кораблей? –
- Разрешаю –
Я подошёл к доске, где был символически обозначен почти весь японский флот и поставил цифру напротив миноносцев.
- Вам Малышев объявляю благодарность за своевременную реакцию и удачное отбитие минной атаки. Благодарю за службу. Внимание господа офицеры! Радист доложил о радио переговорах трёх японских судов. Они направляются к месту гибели миноносца, я намерен принять бой. Ваши мнения по этому поводу. –
- А если это броненосцы? –
- Вы прекрасно знаете, помощник Кадюшевский что, имея преимущество хода, мы легко можем уклониться от боя с превосходящими силами противника. Потом броненосцы в этом районе не могут, находится, так как все стоят в доках и если даже это и они то, наверное, только вы не представляете, зачем мы тут все собрались. Ещё есть соображения? –
Молчание.
- Прекрасно. Прошу всем занять места согласно боевому расписанию. Вы Малышев можете отдыхать ваша вахта, если не ошибаюсь, закончилась полтора часа назад –
- Разрешите остаться? –
- Разрешаю –
- По нашим данным в этом районе могут, находится только миноносцы и лёгкие крейсера, так что проблем думаю, нам не составят, а вот мы пару лишних японцев пустим на дно. Машины малый ход два румба влево. Будем ждать. –
Все бинокли были заняты и я, пользуясь передышкой, вышел на мостик раскурить трубку. Я думал о решении капитана. С Кольцовым я не был близко знаком, но за время похода составил мнение как о человеке и как о руководителе огромной сложной машины с сотнями людей.
Он мучался, те люди сдавались, но сила ненависти к ним была сильней.





Шахматы


 Были в моём скромном багаже нефритовые шахматы. Эту вещицу я любил и в душе её гордился. Красивая старинной работы и наверняка дорогая. Истинную её ценность я не знал. Шахматы достались мне при очень странных обстоятельствах уже в Питере перед самым отплытием. Я хотел сходить к антиквару проконсультироваться на счёт цены да не успел. Рулевой Шитов в лице, которого нашёл я партнёра по игре, несколько раз пытался уговорить меня продать ему эту нефритовую безделушку как он выражался. Причём каждый раз поднимал цену, но я был не приклонен, да и деньги мне были не к чему. Шахматы меня манили и успокаивали совсем не так как чистка револьвера. Оба мы любители не профессионалы собирались в свободное от вахт время у меня в каюте вечерами или днём на юте и упражнялись в стратегии. Надо сказать пару слов о самих шахматах. Фигурки были тонкой резьбы, а короли имели человеческие лица. Чёрный король с лицом мавра в гневе наводил своим видом ужас на белые фигуры, и видимо по этому независимо от игрока белые проигрывали чаще, чем чёрные. У белого короля лицо наоборот имело одухотворённое лицо скорей поэта, нежели воина. Тонкое вытянутое  задумчивое лицо человека в мыслях далеко от доски сражения. Шитов высказывал предположения, что шахматы делал чёрный мастер.
Очень даже может быть.
Эти самые шахматы совсем оказались не простыми.
Уже во Владивостоке разрабатывая план совместной операции с подводными лодками кавторанга Михаила Николаевича Беклемишева, я сдружился с ним тем, что частенько захаживал во время стоянки на их транспорт «Шипка» так сказать плавучую базу подлодок. Я облазил все лодки, выспрашивая скорость хода дальность водоизмещение и так далее. Очень они меня заинтересовали. Я уж думал, не попроситься ли, перевестись на подводный флот к Михаилу Николаевичу. Он и сам потом предлагал, но любовь к крейсерам и открытому морю пересилила. Мы долго спорили о преимуществах и недостатках подлодок и в результате сошлись, что при нынешнем развитии прогресса подводный флот не действенен и мало эффективен без надводного.
Разработка плана совместных действий нашего крейсера и Беклемишевских подлодок шла полным ходом и, пользуясь тем что, Михаил Николаевич часто бывает у нас на борту, я пригласил его на партию в шахматы, на что он с радостью согласился.
После очередного заседания Беклемишев не пошёл сразу на катер, а подошёл ко мне и спросил.
    - Ну что мичман предложение ещё в силе? -
Я сначала не понял и, видя моё недоумение.
- Шахматы Алексей запамятовали –
- Ах да конечно пойдёмте, правда, у меня тесно –
- Ничего не тесней чем у меня на лодках –
Мы пришли ко мне в каюту. Беклемишев закурил трубку крепкого резкого табака, я открыл иллюминатор и поставил на стол игральную доску.
- Вот так да! – С неподдельным восторгом и удивлением расставлял он фигуры.
- Очень занятная вещица. Нефрит откуда вы взяли эту прелесть? –
- В Питере. Надо сказать при очень странных обстоятельствах –
- Ценная и я думаю очень редкая вещь. Вы знаете, Малышев, что первые подводные лодки появились ещё при Наполеоне? –
- Как такое возможно? –
Мы разыграли фигуры, мне достались белые, и я сходил, не мудрствуя Е2Е4. Беклемишев не задумываясь ответил ( ). Я ( ). Выпустив клубы дыма Михаил Николаевич задумался и поведал мне историю.
- Во время ссылки Наполеона на острове святой Елены ему принесли, подарок от кого-то там… не знаю,… в общем, дар. Нефритовые шахматы тонкой работы. Красивая дорогая вещь вроде вашей. Только шахматы были не простые, а с тайником. В одной из фигур была спрятана записка с планом побега с острова, при помощи как вы думаете чего? Подводной лодки! В записке были указаны координаты, и время, откуда его должны были забрать. По всем признакам и фактам надводным кораблём это не являлось, и что было бы не осуществимо. Не знаю, что уж там произошло, только побег не осуществился. Может, он записку не нашёл, может, лодка утонула, не дойдя до места, что скорей всего, учитывая, какая в то время, это была конструкция –
С этими словами Беклемишев взял свою правую ладью и с силой стал откручивать башенку. Сердце моё сжалось, когда я услышал тихий хруст. Всё произошло так неожиданно, что я не успел даже возразить. Беклемишев видимо, и сам не ожидая поломки расстроился. Разжав руку,  мы увидели, что фигурка не сломана. Оказалось, что башенка откручивается. Тонкая резьба вилась по выступу туры. Внутри она была пуста. Места как раз хватило бы на небольшую записку.
Там было пусто.
- Может это те самые шахматы –
Мы осторожно перепробовали все фигуры, тайников больше не было. Оба мы были, как-то не обычно взволнованы и напряжены.
- Пожалуй, доиграем в следующий раз поздно уже, и Зиночка будет волноваться –
Я пошёл проводить Михаила Николаевича. Он задержался у трапа, ещё закурил.
- Вроде бы те шахматы находятся, где-то в музее, но чем чёрт не шутит, берегите их как часть истории –
- Они и так уже часть истории –
- Да. В следующий раз обязательно доиграем чёрные мои до свиданья –
Сбежав по трапу на катер, Беклемишев махнул рукой и повернулся лицом к огням города. Катер мгновенно растворился в темноте. В задумчивости вернулся я к себе и уставился на нефритовое чудо. Естественно я ещё более тщательно перебрал все фигурки, но результат был тот же. Только одна чёрная ладья имела полость. Я оставил фигуры с начатой партией на столике и лёг спать. Долго не мог уснуть ворочался с бока на бок и в результате мне приснился Наполеон в неизменной треуголке. Стоял он на борту нашего крейсера и махал мне рукой уплывающему на подводной лодке в морские просторы.


Последний бой



Страшные судороги сотрясли крейсер. Сразу два или три снаряда главного калибра попали в кормовую башню двенадцати дюймовок. Половина башни с правым стволом откололась и взрывом была выброшена за борт. Всё остальное превратилось в воронку от борта до борта, из которой торчал обрубок ствола, и вырывались языки пламени.
- Если взорвётся боезапас, то считай, отвоевались. Пожарный дивизион на корму срочно! –
- Капитан из пожарников осталось человек пять не больше –
Кольцов кинул пронзительный взгляд на меня.
- Малышев берите всех кого найдёте и затушите, этот чёртов пожар. Со мной остаётся только рулевой и один сигнальщик всё вперёд! –
- Есть! –
Все шланги были перебиты, вода хлестала на палубу. Сначала пробовали залить воронку с палубы.
- Ничего не выйдет мичман надо лезть в трюмы отсечь огонь от снарядов – кричал мне на ухо сигнальщик Ершов.
- За мной! –
Мы впятером спустились вниз, дышать было не возможно, гарь дым разъедали глаза. Мы пробрались ниже в пороховой погреб. Огонь ещё не добрался сюда, но температура была уже критической.
- Ершов лей на снаряды и порох! Остальные за мной! –
Мы начали потихоньку отбивать огонь от трюма со смертью. Все понимали, если мы не справимся с огнём, то взлетим на воздух. Рядом со мной молодой матрос не знал его фамилии от жары и дыма потерял сознание.
- Облейте его водой и оттащите пониже! –
В корабль участились попадания от вражеских снарядов.
- Пристрелялись сволочи – только я это сказал, как похожий по страшной силе удар сотряс корпус корабля, где-то на носу. Мы все полетели с ног кто куда. Я сильно ударился о переборку головой и на секунду потерял сознание.
- Вперёд! Не расслабляться! Япошка только и ждёт, когда мы на воздух взлетим! Ершов ко мне!
- Я здесь ваше благородие!
- Сам благородие! А ну слетай на нос, посмотри, что там япошка натворил.
- Есть! Я мигом! – закричал, почему-то улыбающийся Ершов и исчез в дыму.
Постепенно мы пробирались к воронке всё больше оттесняя огонь и вдруг с верху с палубы обрушился столб воды.
- Япошка сам поджигает сам и тушит – радовался матрос рядом со мной тушивший огонь.
Крупный снаряд взорвался рядом с бортом, подняв колоссальный столб воды, которая в свою очередь обрушилась на палубу как раз в воронку с пожаром. Повезло. Через две минуты огонь был окончательно потушен. Мы вылезли на воздух все в копоти похожие на чертей.
- Ребята вы откуда такие трубочисты? – хохотал наводчик Ерофеев.
- К чёрту в задницу лазили – но смех был нервный и прерывистый.
Я поспешил на мостик. Там я застал капитана с перевязанной рукой и рулевого с забинтованным глазом.
- Пожар нейтрализован! –
- Молодец Малышев всех спасли, если бы рванул боезапас крышка. А нас осколками закидало вон вишь пират, теперь какой у штурвала - 
Рулевой Меланин заулыбался. Я посмотрел на нос корабля, но не обнаружил ни каких повреждений.
- Алексей Григорьевич я слышал крупное попадание в судно но… -
Капитан не дал договорить.
- В левом борту на самом носу надводная пробоина величиной с вагон, наверное. Небольшой шторм и … нам не заделать её полностью, но думаю, это и не понадобится. Нас зажимают в клещи. Камимура со своим отрядом крейсеров уже начал обстрел –
Я взял бинокль, далеко на горизонте были видны четыре крейсера идущих на полных парах пересекающим курсом. Были видны вспышки орудий, но снаряды делали большой недолёт.
- Пристреливаются, при таком ходе минут через двадцать они нас накроют –
- Да - 
- Броненосцы отстали, но нас преследуют пять крейсеров Микадо и четыре крейсера Камимуры идут на перерез итого девять. У Того полно разрушений и пара судов не выдержит и скоро отстанет но вот у Камимуры свежие силы. Кормовая башня разбита, в носовой действует только одно орудие. Треть средней артиллерии выведено из строя. В личном составе огромные потери. Главный механик Чебышев докладывает, что в таком режиме котлы скоро взорвутся. Из-за повреждений скорость хода постепенно падает –
- Корабль и так обречён предлагаю идти на сближение с Того пока Камимура ещё далеко. Думаю один или два крейсера мы потопим. Корпус у нас прочней, чем у японских крейсеров, поэтому можно идти на таран, а может и на абордаж чем чёрт не шутит. Все готовы? Все это знали, так умрём с честью за Россию –

Корабли Микадо понемногу отставали и прекратили обстрел. Камимура ещё не приблизился на расстояние выстрела. Пользуясь затишьем, капитан решил сказать последние слова команде.
- Малышев соберите всех, кто остался –
Через пару минут на палубе перед мостиком выстроился оставшиеся в живых из команды крейсера за исключением дежурной бригады кочегаров, благодаря которым мы ещё давали свои последние узлы.

- Славяне на бой идём последний! Мы дни с самого начала были мы одни и знали, на что идём! Поход наш принёс свои плоды! Немало вражеских кораблей покоится на дне морском и навеки останется подвиг наш в памяти людей! Я намерен в виду безвыходности положения принести противнику наибольший урон. Я разворачиваю и направляю наш крейсер на сближение с кораблями Того. Не посрамим земли русской в последнем бою! Бог с нами – добавил он не громко.
- По местам! –
- Ура нашему капитану! –
- Ура! – пронеслось громом по кораблю.
Грудь сжало до боли в сердце. Хотелось заплакать, я закрыл глаза и сжал рукоятку револьвера.

Все разбежались по своим местам и докладывали в рубку о готовности.
- Зарядить все орудия и торпедные аппараты! Право на борт! Увеличить ход! –
Крейсер стал описывать дугу, Того видимо думая, что мы пытаемся уйти,  тоже стал забирать правее. Группа крейсеров Каммимуры так же изменила курс. Через три минуты после начала манёвра мы вышли в лоб Того. Крейсер шёл перпендикулярно, Того так и остался на правом траверзе, и мы шли на пересечение их курса. Орудия молчали. Японцы, не поняв манёвра, и видимо не допуская мысли что, мы пойдём на такое сближение решили, что мы сдаёмся и тоже молчали, ожидая белого флага. Расстояние сократилось до двух кабельтовых, можно было разглядеть медали на мундирах японских офицеров. У японцев началось движение на палубах, прогремел выстрел, снаряд упал около правого борта, обдав палубу водопадом воды.
- Полный вперёд! Рулевой держать кура точно на борт японского крейсера! Не упусти его! –
- Есть! Не уйдёт япона-мама! –
- Открыть огонь по флагману и концевые корабли! –
- Огонь! –
Крейсер вздрогнул от одновременного выстрела стольких орудий. Расстояние было такое маленькое но, тем не менее, половина снарядов не попала в цель.
- Умудрились промазать с такого расстояния черти! –
Зато попавшая половина смела большую часть труб и палубных надстроек с японского флагмана его заволокло дымом, и он моментально стал сбавлять ход. Японцы не замедлили ответить. Впереди и с боков крейсера просто выросла стена из взрывов и воды. Первым же залпом нам снесло все мачты, одна труба оказалась за бортом, на носу начался пожар. Расстояние между нами и японским крейсером неумолимо сокращалось. Японцы только сейчас поняли, какая смертельная опасность грозит им в виде горящего русского крейсера. Японец стал отворачивать в сторону, нарушая строй и грозя столкнуться со своими же кораблями. Остальные корабли стали сбиваться в кучу, кто сбросил ход, кто стал повторять манёвр, но было уже поздно. Грянул ещё залп, с наших бортов вызвав новые пожары на флагмане и на кольцевом крейсере.
Неприятельские снаряды градом сыпались на палубу, смешивая и живых и мёртвых, казалось, горит вся палуба от носа до кормы. На японском крейсере началась паника, матросы поняли, что столкновение неизбежно и стали просто прыгать за борт. Офицеры кричали на матросов, пытаясь удержать на корабле и расстреливая прыгающих за борт, но гибель была неминуема. Страшное это было зрелище израненный объятый пламенем русский крейсер, несущийся прямо на голову японцам.
Меня сбило с ног и слегка контузило разорвавшимся около боевой рубки снарядом. Из уха текла кровь, я вскочил на ноги, не слыша ни каких звуков, схватился за штурвал, рулевой был убит осколком. Как заворожённый смотрел я на приближающийся борт японского крейсера и видел все неровности и шероховатости на броневых листах заклёпки подёрнутые ржавчиной. Удар! Корабль вздрогнул так, что ясно представилось, как разошлись все швы спайки и кусочки, оставшиеся от корабля пошли на дно. По инерции меня просто расплющило о стену рубки. Я разбил нос и выбил пару зубов, всё лицо было в крови. С трудом, поднявшись, я не поверил своим глазам. Мы продолжали плыть вперёд, правда скорость была узлов семь не больше. Японского крейсера не было на поверхности. Мы раскололи его пополам, будь это не лёгкий бронепалубный крейсер, а более больший по водоизмещению и бронированный корабль мы тоже бы пошли кормить рыб. Нос был сильно деформирован, и имел множество надводных и подводных пробоин, вода стала заливать носовые отсеки. Японцы делавшие манёвр теперь оказались кормой к нам. Флагман был далеко в стороне, на нём полыхал пожар. Крупный снаряд попал нам в корму, это подоспел отряд Камимуры. Получивший множество пробоин и охваченный пламенем наш крейсер доживал последние минуты. Мы находились в кольце, с лева и чуть впереди Того, справа выстраиваясь в линию, нас расстреливал Камимура. Было ощущение, что на пылающем крейсере не осталось ни одного живого человека. Машины встали, ещё по инерции корабль продолжал плыть вперёд. Орудия молчали, не было больше орудий, а может, некому было из них стрелять. Японцы, видя, что крейсер в агонии прекратили обстрел и, выстроив почти ровное кольцо, сигналили нам. Я с трудом разобрал из-за заливающей крови глаза, что они предлагают сдаться. Капитан Алексей Георгиевич Кольцов сидел на полу рубки, прислонившись спиной к задней стенке, и хрипел в предсмертной агонии. Осколок пробил ему грудную клетку ого минуты, как и крейсера, были сочтены.
- Они предлагают сдаться –
Капитан попытался, что-то сказать, но лишь хрип и душа его отлетела в мир иной. К нам подходил японский крейсер кто это был, я уже не мог разобрать. Подойдя на расстояние не больше полу мили, они спустили катер, который направился к нам. Я разглядел троих офицеров и человек десять вооруженных матросов. Шатаясь и держась за стенки, я вышел на мостик. Жаль, не осталось ни одного пулемёта. Я достал свой на кануне чищеный револьвер и стал расстреливать японцев в приближающемся катере. Один из офицеров схватился за бок и упал. Японцы открыли пальбу из винтовок.
И тут раздался выстрел минного аппарата. Видимо всё-таки кто-то уцелел. Мина, пройдя мимо катера, приближалась к борту японского крейсера. С него открыли огонь и попытались уйти. Матросы в катере перестали стрелять и как зачарованные смотрели на след, от мины, проплывшей от них в метрах трёх. Мина попала в самую корму японцам. Корабль дал большой крен, но не утонул. Я высыпал на палубу горячие гильзы и начал вставлять новые. Катер, резко развернувшись, стал уходить, но я ещё успел выпустить пару патронов и ранить офицера. Тут наступил, можно сказать,  конец света так силён был грохот от взрывов и разрушения. Японцы окрыли огонь сразу со всех сторон, но крейсер и так уже погружался в воду. Силой взрыва разорвавшегося под рубкой снаряда меня выбросило далеко за борт, я потерял сознание мысленно в последнюю секунду попрощаться с жизнью, но вышло по-другому.

Очнулся я на дне лодки. Надо мной стояли японские матросы, наведя винтовки со штыками мне в голову. То, что я смог уцелеть после такого обстрела, можно назвать чудом. Меня посадили, я огляделся. Кругом только японские крейсера нашего корабля уже не было. В глубине души я порадовался, что глубина здесь большая и японцы не смогут достать крейсер, да и вряд ли будет что доставать. Кроме меня уцелело человек десять матросов и всё.

Меня отвезли на броненосный крейсер «Якумо»  и заперли в кубрике без иллюминаторов. Я был обессилен и опустошён и, закрыв глаза, повалился на пол. Какое то время я был в забытье. Не знаю, сколько прошло времени, потом за мной пришли. Привели меня в кают-компанию. Несколько офицеров капитан, какие то ещё военные чины. Переводчик тоже японец, неплохо разговаривая на русском, перевёл мне, что японское командование выражает восхищение стойкости и мужеству русских моряков и уважает как сильного противника. Так же он перевёл, что из всего офицерского состава остался только я. Уцелевшие девять матросов будут отправлены  в Японию.
Чуть позже мне было предложено служить на кораблях японского императорского величества в звании мичмана и консультанта по русским судам. Всё это означало продаться японцам и предать родину.
Я очень устал и был подавлен сражение гибель крейсера плен и вот…
- В противном случае вы будете расстреляны, такой противник страшен и опасен живой –
Сердце моё разрывалось, кровь стучала в висках. Готовый к смерти с самого начала похода, чудом выживший. Так захотелось жить умирать нет, не могу. Хотелось жить. Всё поменялось в секунду, пропала решимость и готовность к смерти. Я хотел, каждая моя клеточка хотела жить.
- Я хочу подумать –
- Хорошо у вас один час –


Я стал предателем. Моя любовь к морю и крейсерам пересилила все остальные чувства. За этот час я понял, что самое важное для меня море и крейсер. Так я стал человеком без родины.
 



Эпилог
 


Выписка из бортового журнала японского броненосного крейсера «Якумо».
Такого то числа сего года. Находясь в составе группы крейсеров Камимуры, нами был обнаружен русский крейсер «Россия». Капитан отдал приказ об открытии огня. Бывший русский военнопленный мичман, но перешедший на сторону Японии и принявший присягу Алексей Малышев завладел оружием второго помощника капитана. Открыл стрельбу и убил всех находившихся в рубке. Капитана, двоих помощников, рулевого, графа (имя не уточняется) приближённую особу к императору, а также сигнальщика и двух ординарцев. Затем попытался пробраться в крюйт-камеру и взорвать боезапас, но был ранен, схвачен и посажен под арест.
На следующее утро Алексей Малышев был расстрелян, как предатель тело его сброшено в японское море (число такое то).


Предав две страны но, не предав море и крейсера.