Один и множество

Все относительно, учил старик Эйнштейн. Есть мгновение длинною вечность. Есть вечность длинной в мгновение. На постижение первой требуется секунда, на понимание второй – всю жизнь.
Есть стихи. Которые складываются в голове просто так  и ложатся на бумагу серыми шероховатостями. Есть те, которые пишутся в душе с самого рождения. А потом за пять минут выплескиваются крохотным цунами, и потом еще долго-долго оседает водяная пыль. А под ней – радуга.
Семь цветов. Семь чудес.
Портвейн «Три семерки».
Когда-то это была очень и очень приличная выпивка. Наше поколение это время не застало. Мы сидим на скамейке, троица молодых людей, уже вышедших из категории «молодежь». Но так и не перешедшие в категорию «мужчины». На базаре к нам обращаются то на «ты», то на «вы». В бане – только на «ты». В магазине – исключительно на «вы». Потому что галстуки и ботинки куплены не где-нибудь , а в крутом бутике. Но никакими шмотками и аксессуарами не заменишь той натуры, которая требует портвейна на лавочке.
Витек снял пиджак. Сейчас он ляжет на спину и положит дорогую шмотку себе под голову. Плевать, что завтра его выдерет за это шеф.
Мы все трое в депрессии. Такое бывает нечасто. Но вот поди ж ты – совпадение… Стихи ложатся на салфетку насекомыми-закорючками. Димка что-то быстро строчит. Говорят, свою бессмертную «Smoke on the water» Deep Purple тоже написали на салфетке в кафе.
Говорят, что троица, сидящая сейчас на скамейке в парке – богата и счастлива.
Внешне – да. Мы демонстрируем состоятельность и излучаем благодушие. Только потому, что не хотим дать другим повод позубоскалить. Если у нас есть проблемы, мы никогда не вынесем их на поверхность.
А они есть.
У каждого.
И мы вопреки нашему возрасту переживаем их остро.
Потому что жить надо – вкусно. Каждую боль и каждую мелочь переживая до конца. Так лучше. Но больнее.
Зато каждый из нас отличается от серости.
Особенно когда мы пьем «Три семерки», закусывая их плавленым сырком, положив под задницы дорогостоящие пиджаки.

октябрь 2003