В четырех шагах левее старой цистерны...

Когда мой дед, царствие ему небесное, был еще крепок умом, он часто, вечерами, собрав вокруг себя многочисленных внуков и внучек, к числу коих принадлежит и ваш покорный слуга, любил рассказывать сказки. Сказки были необычные, все очень интересные, только уж больно запутанные и не очень понятные босоногому электорату, самому старшему представителю которого едва исполнилось десять. Но мы слушали. И не просто слушали, а даже задавали вопросы, на которые у дедули всегда был один и тот же ответ: подрастешь – узнаешь.
Прошло время, дед совсем одряхлел, а мы выросли. Все реже собиралась бывшая малолетняя шпана, в забытом Богом селе.
Когда я уже учился на первом курсе, домой пришла телеграмма от дедовой соседки, что мол, совсем плох, если можете, приезжайте. Мои родители тогда были в длительной заграничной командировке. Строили какую-то плотину где-то в Африке. Двоюродные братья и сестры тоже как-то не откликнулись, дядьки, тетки... Словом, приехал я один.
Пригородный автобус исправно сообщал каждому пассажиру все неровности дороги. В салоне пахло чесноком и перегаром.
Приехав на место, мне пришлось пройти еще с километр до дедовой хаты. По дороге меня узнавали, здоровались и... прятали глаза.
И вот, наконец, я оказался там, где прошли веселые времена безоблачных летних каникул, когда наши папы и мамы пляжились в Крыму или на Кавказе, а дед отпаивал бледнолицых детей города козьим молоком, кормил молодой картошкой и почти горячими, безумно вкусными помидорами прямо с грядки. А перед сном он рассказывал нам свои странные сказки...
- Ой, добре синку, що ти приiхав, - Закудахтала тетка Анна, которую я помнил еще девицей на выданье, единственная из наших, кто осталась в селе, - зовсiм погано дiду, вже думали що нiкого не буде з цього вашого мiста. Ми вже по сусiдах трошечки позбирали, бо дiло таке, синку, погане дiло, але ж Боже...
- Тетя Аня, вы скажите, что... совсем?
- Ой, краще не питай. Пiшли до хати, сам побачиш...
И около хаты и в хате все было так, как обычно: чисто и ухожено, в приоткрытую дверь сарая виднелась свеженаколотая поленница дров – дед готовился к зиме. Только перед верандой на ветру полоскались несколько плохо отстиранных простыней в желтоватых разводах. В хате пахло старой соломой, новыми лекарствами и смертью. Тогда я впервые учуял этот запах, и теперь всегда улавливаю его безошибочно, за что страдал неоднократно, когда перед,.. не об этом сейчас речь. Я подошел к кровати. На подушке расположилось ссохшееся лицо совершенно незнакомого человека. На дне глубоких морщин лежала пыль, губы напоминали вулканическую лаву, а волосы, волосы... Такие, знаете, в смысле шерсть, бывают у кота, которого только что переехал трамвай, а остыть он еще не успел. Если видели – поймете. Вот это  был мой дед.
Но самое страшное было в том, что я совершенно не знал как себя вести и что говорить в таких случаях. Денег с книжки я снял достаточно – сто пятьдесят рублей, собственно все, что там у меня было, хотя по тем временам сумма немаленькая. Но вот что я должен был делать? Вокруг суетились какие-то люди, умело направляемые тетей Аней, потом появился поп с синим носом, потом село солнце, потом тетя Аня принесла мне холодный борщ и нарезанное сало, разлила по чаркам четвертушку, мы выпили и я заснул. На утро все повторилось. Дед еще жил. И так до конца недели. Господи! Грешно так говорить, но как мы все устали. В ночь с субботы на воскресение, я проснулся оттого, что дед звал меня. Звал по имени. Честно говоря, я уже забыл, как звучит его голос, но быстро встал со своей раскладушки, включил свет и подошел к кровати.
- Внучек, спасибо... Ты не продавай дедову хату, я ее тебе оставил... всем внукам денежек поровну, а тебе хату... как знал, что увижу еще... Ты не продавай, слышишь?  Там, в четырех шагах левее старой цистерны... Там есть..., знаешь, где липа,.. а воду я не менял с весны, это для полива, не забудь... в четырех шагах левее старой цистерны, под липой...
С тем мой дед и помер. Я сразу даже не понял этого, и еще переспросил, что же там под липой у старой цистерны. Но, как сами понимаете, мне никто не ответил.
На следующий день, как на заказ, собралась вся родня. Похорон я не помню. Помню только, что мертвецки напился.
Мне не дали закончить первый курс и забрали в армию. Через год меня привезли домой инвалидом. Я доучился и решил осесть в дедовой хате. Тем более что афганцам полагались солидные льготы, а уж при жизни на селе...
Все вокруг старой цистерны я излазил, изнюхал, а потом перекопал. И запил. В минуты просветления я хватал лопату и принимался снова и снова обкапывать и без того уже пострадавшую липу.
В беспробудном пьянстве и деградации минул год. Цистерна завалилась на бок. В яме, которую я выкопал, теперь можно было устроить небольшой прудик с лебедями. Липа давно сгорела в печке, хотя липовые дрова... Липа – она и есть...
Однажды во сне я понял, что имел ввиду дед, когда говорил о старой цистерне. Проснувшись, решил проверить.
И вы знаете – получилось!
Нужно только научиться понимать.
Теперь у меня жена, двое ребятишек. Работаю в школе учителем физики. Почти не хромаю. Заказал себе импортный протез, позволяющий даже на велосипеде ездить. Дом новый построил.
И все деду спасибо.
Прав был он, сто раз прав!
Но главное, я теперь точно знаю, что было там, в четырех шагах левее старой цистерны.
А вам - не скажу.