Сантехники или похождения патапова и синицына

САНТЕХНИКИ или ПОХОЖДЕНИЯ ПАТАПОВА И СИНИЦЫНА
(проза)
ТЮМЕНЬ 2004


Обычный день. У нас так принято.
 
Проснувшись утром, Патапова пробило на посрать. Он ловко скатился с жены и побежал в уборную. В туалете он обнаружил Синицына (верного собутыльника и напарника по работе). Он пил воду из унитаза, т. к. не мог встать, потому что провел всю ночь в туалете, и у него затекло все тело. Потапов не стесняясь, залез на очко с ногами и стал срать. Он сиранул так сильно, что обрызгал Синицына. Ему это не понравилось, и он начал громко кричать матом
- Ты ***в урод. В жопу тебя ****ь, ебаны врот. Что срать даже культурно не научился?!
Патапав покраснел, стал оправдываться и ссылаться на плохой кишечник, в результате чего происходят такие не произвольные выбросы дерьма.
Вдруг они услышали, что жена Патапова зовет жрать.
Патапов дал Синицыну 100 грамм свежей водки, чтобы тот вышел из позы лотоса в которой просидел всю ночь, и хоть как-то смягчить свой некрасивый поступок.
Жена превзошла сама себя, суп получился отменный. Кожура от картошки придавала вкус первоклассного картофеля, а свареная крыса (которую Патапов поймал давеча в подвале собирая там бутылки и использованные презервативы), придавала привкус свинины Петровских времен (почему-то казалось так всем).
Наевшись, Патапов пожелал удачи сыну в школе, налив ему 200 грамм и напомнив, что учеба не главное, главное находиться на учебе. А сам с Синицыным подняв отяжелевший зад от стула направился на работу, а именно в НГЧ-5.
Встретив по дороге дворника Федора, они поговорили о насущных проблемах (волновавших их каждый день, особенно когда в дверь стучалась горячка), «о женах, о детях, о горячих точках в стране и за рубежом и о маленькой зарплате, которую уже не видели 10 лет. Выпив за анархию в стране и мире 300 грамм горькой (Федор пил одеколон «Надежда» с малиновым вкусом), они отправились дальше. Через 10 минут блеванул, и выругался, что зря перевел продукт за зря.
Зашли на стройку, там встретили крановщицу (по совместительству ****ью, ездившею не давно во Францию повышать квалификацию) Анну. У нее болела голова с похмелья от выпитой водки и высосанной спермы. Синицын и Патапов предложили ей горькой за 10 минут любви. Анна согласившись выпила чекушку и сразу подобрела, захмелела, и расставив жирные ляжки удовлетворила обоих по полной программе. Когда они уходили, она им дола 10 м провода, который она отрезала ночью. Предложила им сдать его местному ростовщику хотя бы за пару бутылок водки. И обязательно звала их к себе вечером на огонек, и не только.
Но они пошли по старой привычки в «Цветметалсиббыт». Продав провод за энную сумму. Но в этот момент они встретили местного ублюдка и участкового, Взяткина. Они были должны ему деньги, за то что пропили его пистолет, но т. к. не помнили этого не за что не хотели возвращать их, да и нечем было. Но недавно Взяткину выдали новое табельное оружие, и наставив его на друзей, им пришлось со слезами, матами и проклятьями в его адрес все таки отдать деньги.
Сильно расстроясь, у Синицына сразу напомнил о себе геморрой и простатит, у Патапова заявила о себе язва 12 перстной кишки и заныла грязная душонка.
Они находились долгое время в шоке. Пока Патапов не заметил  одноклассника своего сына, Петьку, идущего в магазин. Патапов предложил Синицыну ограбить мальчишку, т. к. он его не знает, а после этого купить пойла и заглушить боль обиды, где-нибудь в подвале.
Петя был глупым и доверчивым мальчиком. Синицын не долго думая заманил мальчика в узкий переулок с помощью слощавого голоса и сладких обещаний. Только мальчик зашел в переулок Синицын стал душить его кишкой (справка: кишка – это длинный металлический шнур, с помощью которого сантехники чистят унитазы). Когда Патапов увидел, что делает Синицын, то проругался на него. Он вытащил из сумки вантуз и оглушил мальчика.
Забрав деньги и купив в гастрономе дешевой водки, нажрались ее и потом еще долго ходили по дворам и орали песни и сыпали проклятия на участкового и его семью. Дома они выпили все, что было. И автоматически, простая попойка, превратилась в запой. Пили много, и все подряд, порой не разбирая, что это. Так было выпито несколько флаконов болгарского крапивного шампуня, чистящее средство для унитазов и любимую гуашь сына. Когда все кончилось, и пить было не чего, а душа еще ныла, они начали готовить суррогат. Перед тем как пить, они решили проверить его свойства и благородные качества, на местной дворняге. Лакнула два раза приготовленного вещества, она померла в дикой агонии.
- Ёб твою мать. Что это с ней? – спросил Патапов, задыхаясь от алкоголической жажды.
- Померла наверно. Мир ей пухом, а нам адских страданий чувствую достанется охуеть как много если мы не изготовим новый суррогат через пол часа – все это произнес Синицын на одном воспаленном дыхании.
Но зайдя в душную, вонючую квартиру Патапова их обоих раскумарило и они повалились на пол как подкошенные молодые деревья.
Жена потащила Патапова в пастель. Он не членораздельно матерился, и пару раз заехал ей сапогом в живом (на утро у нею случился выкидыш, про который она ни кому не сказала). Сын вытащил Синицына на лестничную площадку, где он проспал до утра, обморозив себе ухо.
Новый день, новая жизнь и зарплата.
Утром, Патапова разбудил громкий стук, в тощею входную дверь. Он заорал:
- ****ы в рот. Что дверь не кому открыть? Что за мудила там долбится?
Он слез с дивана, натянул разорванные грязные трусы, которые не выполняли своей функции, т. е. не прикрывали его половые органы, одел их так по старой привычке.
Посмотрев в глазок, он увидел посиневшею физиономию Синицына, корчившегося как змий от холода. Синицын собрался на последний штурм двери. Он разбежался и понесся на дверь, как *** на ****у. В это самое время Патапов решил открыть бедолаге дверь. Синицын влетел в квартиру, цепляясь за ведра и медные тазы, что скопились у Патапова за долгие годы службы в НГЧ-5.
Синицын лежал с ведром на голове без движения. Лишь нога подрагивалась, и с сапога стекало а пол, желтое собачее дерьмо.
Патапов пнул по ведру ногой, и сказал:
- Хватит мозг ****ь синица, долбоеб ебаный. Пошли жрать.
Жена приготовила сухой паек из трех консерв. На столе расположились фрикадельки с томатом «Вкусные», банка детского питания «Слоненок» и две консервы с персиками (все консервы были просрочены). Так же рядышком стояло по 200 грамм утренней дозы. Сама жена сидела на подоконнике и засунув себе руку по локоть в ****у, массировала отбитую матку.
Патапов не возмущался такому не нормальному поведению жены, т. к. осознавал свою не состоятельность удовлетворить ее как мужчина, и разрешал ей даже иногда приводить мужиков, когда он работал или пил в ночную смену, «не на улице же ей ****ься», рассуждал он.
Позавтракав, они быстро стали собираться, т. к. жена напомнола, что в тресте сегодня выдают зарплату. И умоляла его , чтобы он донес до дома пару рублей. На что он ответил:
- А вот это уж, как бог пошлет.
Схватив со стола плавленый сырок и хихикнув как последний долбоеб, выбежал с Синицыным из квартиры, но на площадке поскользнулся на куче гавна, что высрал Синицын, покатился кубарем вниз. 
На улице было прекрасно, не понятно правда лето или зима, но румянец у мужиков появился как у молодых пидаров.
Они бежали в трест как угорелые, боясь, что разберут все без них.
По дороге их задержала одна история.
Двое мальчишек, забрали у Федора метлу и не отдавали ему, перекидывая ее друг другу. Он со слезами на глазах молил о пощаде, т. к. это была его любимая метла, заменявшая ему ребенка, которого у него никогда не было.
Увидев эту сцену, мужики разозлились такому бесчинству и бесстыдству.
Патапов кишкой как кнутом разорвал воздух, нанося одному из мальчишек травму средней тяжести (он ему рассек кишкой голову). Второй, бросив метлу побежал со всех ног. Синицын подобрал кирпич и стал целиться. Он раньше занимал первые места в соц. Соревнованиях по стрельбе, и на этот раз не промахнулся, показах себя в лучших традициях старых времен.
Мужики подошли к Федору, который уже истерил по дикому, не контролируя себя. Они стали его успокаивать, как могли. Патапов достал из сапога одеколон «Зоя Крсмединьянская», и дал хлебнуть Федору. Немного отлегло. Они сказали, что идут в трест за зарплатой и обязательно завалятся к нему на всю ночь кутить, так что сказали ему, чтобы привел пару дворовых шлюх.
Простились. Расцеловали Федора, оставив ему на шее пару багровых засосов. Патапов подошел к мальчику с рассеченной головой. Он смотрел на его ботиночки и думал «ему они больше не понадобятся, а моему сынишки в самый раз», сняв их, засунул за пазуху.
И снова в путь.
- ****ь! Как всегда! – заорал Патапов. У него разорвалось дно у сумки, и все инструменты вывалились – В ****у! Побежали дальше – сказал он Синицыну.
- Ох еб твою мать, вроде успели – сказал Синицын, кое-как переводя хриплое дыхание и затягиваясь беломором по черному.
Трест был забит битком. На улице тоже стоял народ, громко что-то говоря и почти что кидаясь друг на друга с кулаками.
Патапов достал из кармана пальто портативный самопал (заряженный гвоздями) и разрядил его в толпу. Толпа значительно поредела. Он быстро перезарядил орудие насилия, и спросил:
- Кто еще хочет?
Никто ему конечно не ответил. Оставшаяся толпа расступилась, потупив взгляд и опустив головы.
В нутрии был ад. Бабки поломойщицы и вахтерши, оккупировали трест дня 3 назад, и уже успели обосрать все углы, т. к. в туалет их не пускали. Большая часть их не могла ходить т. к. ворикоз на их ногах разбух до невозможности, из-за того что они добрались до треста своим ****ым ходом.
Тут бабка Клава, считавшаяся самой главной сукой и стервой, завопила:
- Вот они ироды идут! Куда прешь сволочь?! -  и она преградила проход своим жирным обвисшим телом.
Патапов достал из-за пояса газовый ключ и ударил бабку в висок.
- Осадись старая. Бог с тобой – сказал Патапов красивым баритоном.
Бабка Клава, упала на колени, и повалилась на пол визжа как свинья. Бабки голосившие до этого момента без остановки, заткнули свои беззубые глотки и теперь в тресте была тишина. Только было слышно, как старухи сдерживая себя все же пускали предательские шипуны.
Ровно в 3 часа окошко, с надпись. Касса, со скрипом отварилось. У одной бабки не выдержали нервы, и она рванулась к кассе. Синицын с разбегу пнул ей сапогом под жопу, что аж у той пошла кровь из ушей. Убрав препятствие с дороги, они прошли к кассе.
- Чем сегодня будете давать Лида – спросил льстивым голосом Патапов.
- Выбор за тобой. Есть одеколон двух марок «Виктория» и «Ласковый закат», краска голубого цвета «Зайка», сигареты «Коммунист» и «Анархист» и валики из крысиных шкурок.
- Сколько на мою зарплату можно взять одеколона?
- 20 флаконов.
Он посоветовался с Синицыным, и они решили взять одеколон, сигарет и банку краски занюхивать, а когда нажремся и съесть можно.
Набрав товара, они ускоренным шагом пошли в конуру Федора, выходя из треста крича:
- А ну с дороги, суки старые!!!
Дойдя до Федора, они начали долбиться в железную дверь. Федор кое-как отворил, долго ебя мозг с щеколдой. Он был бледный и уставший. По нему было видно, что события случившиеся утром глубоко засели в его душе. Почитав его мысли Синицын сказал:
- Ну ниче Федя. Щас пройдет – и вывалил на стол свое добро.
У Федора сразу загорелись глаза. Он постучал по трубе.
- Это еще за чем? – спросил Патапов.
- Сам шлюх просил – ответил Федор.
И через пару минут в конуру завалились две мерзкие шлюхи если не сказать еще хуже. Они накинулись на Федора , увидев на столе одеколон, и начали перед ним стелиться, пологая что товар его.
Федор встал и произнес:
- Милые дамы и верные друзья. Давайте выпьем за любовь и дружбу на земле – сказав это, он выпил 100 грамм одеколона и заревел.
Федор не успокаивался. И мужики решили оставить его наедине со своими мыслями и переживаниями, оставив ему половину своего добра.
Они шли домой задумчиво и молча, каждый что-то пытался понять. Дома они были тише воды ниже травы. Закрылись на кухне и о чем-то говорили всю ночь. Лишь иногда было слышно, как они чокались стаканами. Часа в 3 ночи, когда сын Патапова пошел в туалет, он отчетливо слышал, как они целовались.
«С каждым бывает»
Утром они в первую очередь решили заскочить к Федору, проверить бедолагу. У дверей сидели две вчерашние шлюхи и ревели. Мы зашли  внутрь. Там было пару жителей дома и участковый Взяткин. На трубе висел мертвый Федор.
Взяткин увидев нас, стал задавать ****утые вопросы, строя из себя Колумбо. Но потом сам собой затих.
Трест выделил деньги на гроб и на венки. Гроб сделали короткий, и Федор лежал в нем согнув ноги в коленях. Не успели его похоронить, уже все напились. И кинули бы его в гробу до следующей недели, но стерва глав. бух., прегразила жирным пальцем.
Пока несли гроб до автобуса, несколько раз его уронили и Федор выкатывался, пачкался в грязи, так что его фрак, превратился в рабочею одежду, а лицо было заляпано грязью.
На кладбище не стали спускать гроб в могилу, а просто сбросили его и все тут. Ударившись о дно могилы, гроб развалился на щепки и было видно грязное лицо Федора.
- С каждым бывает – кто-то сказал пьяным голосом в толпе.
Бросив могилу не закопанной, все разъехались гулять дальше, в своих норах и коллекторах.
На следующее утро все забыли что умер Федор, все вспоминали что они так бурно праздновали вчера, но никто не мог вспомнить.
Только любимая Федора метла, грустила и тосковала по его ласкам.