Муки творчества

Всем большим писателям
современности посвящается


Ложь, быть может,
единственный для них способ
противостоять враждебному миру.
Роберт ХАЙНЛАЙН




«Знаете, что значит «Большой писатель»? Кто вообще этот человек? Нет? Так слушайте. Большой писатель это человек, который из маленького изящного рассказа, яркого как бенгальский огонь может сделать тяжеловесный (в прямом и переносном смысле) роман, который тлеет, словно трухлявый пень, долго и неинтересно...»
На счет пня, это, пожалуй, неплохо. Так, что еще...
«Рассчитывая заманить читателей в причудливый лабиринт событий, Большой писатель сам, зачастую, запутывается в сюжете и после мучительно пытается выбраться из нелогичных ситуаций, непоследовательных действий героев и прочих ляпсусов. Более того, это не просто его муки творчества, это еще и муки того несчастного, захваченного врасплох динамичным и интригующим началом повествования и, безусловно, достаточным количеством свободного времени на то, чтобы пройти с Большим писателем рука об руку по страницам его нетленного шедевра. Занятой человек просто отложит книжку в сторону, и вряд ли когда-нибудь вспомнит фамилию автора...»
Может нетленный шедевр заменить на что-то более мягкое? Ладно, потом.
«Теперь о сюжете. Именно о сюжете, а не о сюжетах. Должен заметить, что, как говорили древние, все уже было до нас. И Большой писатель всем своим творчеством еще раз доказывает данную сентенцию. Какого бы жанра мы не коснулись, везде одна и та же картина. Не торопитесь возражать, я приведу доводы. Итак, в успешном романе Большого писателя всегда имеются: герой, героиня и силы позитивные, и, естественно, герой, героиня и силы негативные. Это понятно. Следующий необходимый атрибут – интрига. Любовная, политическая, криминальная, мистическая, да какая угодно. Далее, безусловно, действие. Конечно лучше, если это Луна, хотя сойдет и Земля, или вообще другая галактика; еще лучше туда же приклеить путешествия во времени, так просто, как обыденную поездку в метро; затем катаклизм, желательно вселенского масштаба. Да, чуть не забыл, любовь, секс, кровь и побольше - обязательно. По желанию - детективная или фантастическая окраска, а лучше все вместе. Теперь финал. К тому моменту, когда читатель уже совершенно забыл с чего все началось, ему следует напомнить, что «та самая бабушка, которая еще при жизни Великого Кого-то была совсем молодой девушкой...» или, например, «до Страшных событий ...0987 года он не знал о своем уникальном даре и предначертаниях судьбы», ну и все такое прочее. После этого герой (героиня, позитивные силы) узнают нечто такое, что делает всю их деятельность на протяжении повествования либо бессмысленной, либо направленной не в том направлении. Не удивляйтесь. Это Большой писатель. Он уже сам давно забыл, что же все-таки он пишет. Перечитывать рукопись – долго. Еще и издатель торопит. Следовательно, нужно перечитать только первые главы, в общих чертах припомнить остальное содержание (особенно те фрагменты, которые создавались по ночам после очередной развеселой попойки с коллегами по литературному цеху), и быстро эффектно заканчивать. При этом достоинство финала тем сильнее, чем более он непонятен. И читателю, и, что, кстати, является вершиной его творчества, самому Большому писателю. Очень хороша фраза: но это уже совсем другая история. Еще сильнее незаконченное предложение. Ведь он уже Большой писатель, следовательно, издатель вообще не будет читать рукопись. Редактор молча выполнит свою работу, а читатель получит то, с чего мы начали – трухлявый пень в хорошем издании. И только объективный Критик, не убоявшийся быть растерзанным толпой почитателей Большого писателя осмелиться высказать несколько непредвзятых суждений, хотя вряд ли будет услышан»....
Вот это хорошо. Свой честный хлеб критика я уже отработал. А куда нести в «Свежий взгляд» или «Проблемы современной литературы»? В «Проблемах» платят побольше. Зато во «Взгляде» бесплатный буфет... Ладно, завтра разберусь.
Торопливо скопировав файл с набросками критической статьи, Большой писатель выключил компьютер и вышел из квартиры. Через час он вернулся с объемистым бумажным кульком. На столе возникли две бутылки вина, французская булочка, порционный сыр, три пачки сигарет и упаковка свечей. Он неторопливо принес подсвечники, бокал, хрустальную пепельницу. Затем проверил, заперта ли дверь, выключил телефон и взял с полки объемистую тетрадь.
К рассвету осталась только одна сигарета и немного вина.
Наконец Большой писатель удовлетворенно откинулся в своем дорогом кресле и любовно спрятал в ящик стола золотое перо. Он еще раз перечитывал последние строки эпилога:
«Уровень радиации постепенно снижался. А ведь всего пять минут назад они стартовали с планеты, которая на самом деле была просто огромной бомбой замедленного действия. Елен установила координаты своего астероида – единственного места, где они могли чувствовать себя в безопасности, и предоставила дальнейшее автопилоту. Отстегнув ремни, она потянулась. Комбинезон только лишний раз подчеркивал достоинства ее фигуры. Хотя сейчас это не смог бы оценить даже ее возлюбленный. После анестезирующего укола он спал и, наверное, видел мирные сны. Она, словно кошка, свернулась калачиком рядом, и тоже тихо заснула.
Компьютер прекрасно знал, куда направить челнок. Он знал, где дом. Знал, что там его наверняка отремонтируют, может не сразу, но все же.
Не знал он только одного. Координаты, которые ввела хозяйка, теперь соответствовали просто формальной точке в пустом безжизненном космосе...»
Большой писатель вытер тыльной стороной ладони непрошеные слезы, допил вино и, раскурив последнюю сигарету, подошел к окну.
Начиналось утро Критика.