Моя первая любовь

Первое, что спросила меня Анат, это какого он роста. Неужели всё начинается с роста, с физических данных? Наверное, когда тебе только восемнадцать, то так оно и есть, а тогда мы только окончили школу  и неудивительно, что рост мужчины нам казался, чуть ли не самым важным показателем.

Я очень рано переросла своих сверстников и почувствовала, что перестала их понимать. Родителей я всегда любила и уважала, но довериться им и сказать, что дружить мне хочется с взрослым мужчиной – этого я не могла. Понимала меня и полностью разделяла мою склонность к дружбе со старшими только моя близкая подруга Анат. О своём первом и сильном чувстве к мужчине (парню было двадцать и звали его Ян) она поведала мне в шестнадцать лет. Тогда я не столько завидовала ей, сколько досадовала, что случилось это не со мной. Я даже расценила это как предательство со стороны Анат, но ей об этом не сказала, так как понимала, что неправа.

Иногда я оставалась у неё, иногда она могла остаться на ночь у меня. Может потому, что у нас не было ни сестёр, ни братьев, мы очень сблизились и у нас не находилось места для тайны.

Была середина апреля, воздух за день успел прогреться, и мы лежали, даже не закрыв окно. Анат рассказала мне, как ей удалось обработать Яна и тот овладел ею будучи совершенно уверенным, что инициатива исходила от него. Само таинство действия, её не волновало. Ей было важно, что она это сделала. Почему после своей первой женщины мальчик становится мужчиной и вдруг совсем по-другому начинает смотреть на своих сверстников? Почему девушка должна хранить своё целомудрие? Почему она не может наравне с парнями отмечать свои победы? Теоретически мы уже давно подготовили себя к расставанию с девственностью, но практически Анат оказалась первой.

Так какого же он был роста? Скажем, что всё относительно и то, что Гиль был на двадцать сантиметров выше – меня вполне устраивало. В эти двадцать сантиметров вписывались каблуки практически любой высоты, также я могла напридумывать, что угодно с причёской и мне всё равно не пришлось бы сутулиться, чтобы не казаться выше своего парня. Он был накаченный и смотрелся рядом со мной как телохранитель. Был нарочно груб, чтобы лишний раз подчеркнуть свою силу. У него был по моде выбрит затылок, что по жизни создавало ему лёгкий ореол тупости.

- Мужчина отупевает сразу после того как выбривает затылок или он его выбривает после того как окончательно отупел?- спросила меня Анат, задумчиво прищурив глаза.

Поскольку этот вопрос касался моего парня, то я не знала, стоит ли мне обидеться. Я даже захотела рассердиться, но, взглянув на освещённый Луной профиль лежащей рядом подруги, поняла, что не смогу этого сделать.

- Он хочет, чтобы в конце недели я поехала с ним в их загородный дом,- призналась я. – Так что ещё несколько дней и вопрос с моей девственностью будет окончательно решён.

Мне хотелось звучать беспечно. Я вовсе не желала, чтобы в моём голосе послышались нотки сомнения. Теоретически я была подготовлена, я можно сказать, уже была настоящей женщиной. Женщиной, которой не хватало лишь физического сближения с мужчиной. Мне казалось, что я сумела освободиться от всех предрассудков, убедив себя, что блюсти непорочность – занятие, в наше время, лишнее и неблагодарное. С этим вопросом мне было всё ясно и понятно, но требовалось одобрение со стороны, извне. Не желая того, я как бы выпрашивала это одобрение у своей подруги.

Анат повернула голову в мою сторону, но глаз её я не увидела – она была в контражуре и кроме Луны другого освещения не было. Её взгляд на себе я почувствовала кожей. В нём было внимание, участие, забота.
- Ты не обязана это делать,- почти прошептала она.
- Нет?!- вырвалось у меня и с этим «нет» я почувствовала облегчение.

Но может здесь не столько участия, сколько нежелания потерять некое превосходство надо мной? Или она заподозрила меня в неискренности чувств к Гилю и мне стоило отреагировать на её замечание по поводу выбритых затылков, показав тем самым, что меня это обидело? Но ведь это не так! Для обиды места не нашлось, и я лишь усмехнулась в ответ. Она права – чувств не было.

А как же тогда её Ян?! Он, конечно, парень заметный, но я видела, что Анат не любит его. Она воспользовалась им точно так же, как и я хочу воспользоваться Гилем. Ну, а что, если потом, после этого пользования была только пустота. Пустота вместо ожидаемого чувства победы? И может отсюда её нежелание поддержать меня в моём решении сблизиться с нелюбимым мне человеком?

Такое с нами случалось часто: одна из нас делала короткое замечание другой и мы обе замолкали, продолжая спорить, не раскрывая ртов, догадываясь об ответах и вопросах друг друга. Вот и сейчас я готова была с ней поругаться, отстаивая своё право на решение этого судьбоносного вопроса, но я почти слышала её аргументы и не могла с ними не согласиться, не могла их не принять.

Я лишь вздохнула и придвинулась чуть ближе положив голову ей на плечо. Мы лежали почти раздетые под одной простынью. Я слышала, как бьётся её сердце, как она ровно дышит. От её тела исходил едва уловимый приятный, знакомый запах. Я вдруг поняла, что у меня нет никакого желания оказаться сейчас в постели с высоким, пусть даже очень красивым и очень накаченным парнем. И совсем неважно будет ли он выше меня ростом и насколько коротко выстрижен у него затылок, потому что в эту минуту рядом со мной была она - очень близкий мне человек, который мог сочувствовать и сопереживать, который понимал меня с полуслова, с полувздоха. Я закрыла глаза и почувствовала, что мне нестерпимо хочется её обнять. Это желание я почти проговорила вслух, пытаясь убедить себя, что она непременно ответит на мои ласки. От всех этих переживаний у меня как будто мурашки пробежали по телу, и я поняла, что не должна и не могу более прижиматься к ней. Я крепко закрыла глаза и отвернувшись от Анат попыталась заснуть.

Утром я стыдилась поднять на неё глаза, мне казалось, что Анат каким-то образом прознала о моих тайных фантазиях. Но, встретившись с ней взглядом, я увидела лишь улыбку, в которой не было и намёка на жалость. Быть может, мне стоило тут же признаться ей в том чувстве, о котором я сама ещё вчера не догадывалась? Конечно, я не должна была пугаться быть отвергнутой. Вчера при свете Луны, когда мы были так близко друг к другу, мне следовало не подавлять в себе вдруг нахлынувшее на меня чувство, а лишь признаться в нём. И пусть признанием было бы только слово, чуть заметное движение или еле слышный вздох, но она бы всё поняла. Я так и не воспользовалась этой возможностью, а найти в себе силы сказать правду - не всегда просто. Практика показывает, что врать намного легче. Даже если другие и замечают, что ты врёшь, то не всегда тебя в этом упрекнут, потому что ложь чаще отвечает нормам морали, чем голая и беззащитная правда. Окружающие незадумываясь воспримут мою любовь к высокому, с выбритыми висками молодому человеку и в штыки встретят моё искреннее чувство к ней, обвинив меня во всех смертных грехах. Уроды! Но я должна считаться с ними, так как я одна из них.

В то утро, так и не проронив ни слова, мы допили чай.

Я никогда не была фрейдистской, но задумываясь над тем, можно ли дружить с человеком не испытывая при этом полового влечения, ругала себя, что читала труды немецкого психолога. Мне может, и вправду следовало обратиться за помощью к специалисту, потому что неудержимое влечение к моей подруге я осуждала, но избавиться от него была не в силах.  Ничего не помогало: ни самоанализ, ни упрёки, ни бессонные ночи, ни мокрая от слёз подушка.

Между нами не было тайн. Она знала, что я люблю её, но не знала как сильно.

Мы продолжали делиться всем, и я по-прежнему молчала о главном.

Я до сих пор не понимаю, почему после той ночи мы больше не оставались спать друг у друга – как если бы мы вместе пришли к этому решению, как если бы она боялась этого не меньше меня самой. А может я всё это просто напридумывала?

Потом был её день рождения – двадцать три года. Праздновали в ресторане гостиницы, находившейся в ста метрах от моря. Я допускаю, что на меня подействовал шум прибоя, к которому примешался запах весны, но в груди своей я почувствовала томление и неожиданно для себя приняла решение открыться перед своей подругой, рассказать ей о своих чувствах и вместе решить, как нам с этим быть и как мне с этим жить. От вдруг принятого решения мне стало легко и настроение заметно улучшилось.

В ресторан я пришла с Гаем – моим новым парнем. Я была на высоких каблуках, спину держала ровно, свободно расправив плечи и не потому, что Гай был высоким, просто я поняла, что мне совершенно всё равно как я с ним выгляжу, я уже представляла себя рядом с Анат.

После первого же бокала шампанского я почувствовала ещё большую свободу и вседозволенность. Было много гостей, и я всякий раз откладывала разговор, ожидая подходящей минуты. Казалось, всем было весело. Мы танцевали быстрый танец. Она схватила меня за руку и тут я сказала ей: «Я люблю тебя». Музыка играла громко и она, казалось, не расслышала меня и я повторила. Только я не кричала, пытаясь быть услышанной, я почти прошептала. Анат внимательно смотрела на мои губы и я знала – она сумела прочесть сказанное мной. Она ещё крепче сжала мне руку, но, улыбнувшись, показала, что из-за шума ничего не слышит. Потом появился её отец и пригласил её на медленный танец.

Я не сомневалась, что стоявший шум был лишь отговоркой. Анат знала что я хотела сказать, ей просто не хотелось меня обижать. Ей было трудно произнести, что она не такая, что это мой недуг и что совсем необязательно и ей от него страдать.

Я знала, что ей понравился мой Гай. Или может, ей не понравилось, что он был моим? И вероятно, поэтому она решила его у меня отбить? А мне хотелось доказать ей, что для меня существует только она и я совершенно спокойно распрощалась с Гаем.

Потом была их свадьба, и я была свидетельницей. Она выходит замуж, чтобы справиться со своим противоестественным чувством ко мне, убеждала я себя и тут же ругала, что пытаюсь выдать желаемое за действительное.

Когда она клялась в верности своему будущему супругу, наши глаза встретились, и мне показалась, что ещё немного, и она утонет в слезах. Но она не расплакалась... Я готова была поклясться, что чётко слышу, как она взывает ко мне, умоляя забрать с церемонии бракосочетания, увезти неважно куда, не думая о последствиях. Но я лишь улыбаюсь в ответ, демонстрируя свою силу воли, довольная, что не поддалась минутной слабости и не стала всеобщим посмешищем.

Я так и не знаю кто предложил уехать из нашего города Гай или Анат, но они уехали. Уехали, забрав с собой мою тайну, мои страхи, надежды, переживания.

Наверное, так лучше для всех.

А в моей жизни появился он. С ним я и стала женщиной. Он выше меня, он занимается спортом. Он очень внимательный и нежный. Он мне напоминает её. Когда мы целуемся, я представляю, что рядом со мной она и от этого поцелуй получается страстным, долгим и сладким. Ему это нравится. Ведь он не знает, что я закрываю глаза, чтобы лучше видеть её и что когда пальцы мои на его коротко подстриженном затылке, то кажется мне, что я глажу её длинные и густые волосы. И совсем как тогда – нам нет нужды говорить, чтобы понять друг друга.
И совсем как тогда - мы снова вместе.